Переговоры о сепаратном мире с Германией 1915-1916 годы.
(Продолжение. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2017/03/16/815)
Перед тем, как перейти к изложению материала, надо бы сделать небольшое отступление от темы. Дело в том, что 100-летие Февральской революции вызвало активизацию различных современных псевдомонархистов и, что и вовсе удивительно, современных поклонников Г.Е. Распутина.
Один из них, некий Кукоба, прислал мне на предыдущую главу такой вот комментарий: «вы забыли рассмотреть Главную версию о "разврате" Старца: у него был двойник, который отплясывал по кабакам и т.д. Зачем вы повторяете 100 летние сплетни о "подкаблучнике" Царе и пр.. Русская армия побеждала. Николай 2 был на фронте со своим народом. Кроме записок француза Палеолога ознакомьтесь с выводами комиссии при Временном пра-ве. Ряд историков считают убийство Царского Друга ритуальным. А преступление у Юсупова ( наличие колотых ран)-постановкой. Спасибо». (Орфография и содержание Кукобы сохранены).
Попытка вести с ним дискуссию закончилась откровенным хамством с его стороны и мне пришлось ее удалить.
Но, поскольку подобная «аргументация», в том или ином виде, сейчас стала все чаще появляться, надо бы сказать несколько слов по этим вопросам.
Просто удивительно, как современные взрослые люди могут верить в такую ерунду, как существование «двойника» Распутина, который-де пьянствовал и «драл» благородных барышень в банях, в то время как смиренный «старец» постоянно истязал свою бренную плоть постом и молитвами?!
Почему же полиция, которой руководил большой поклонник Распутина Протопопов, не арестовала этого злодея-двойника и не посадила его в узилище, чтобы он не омрачал светлого облика Григория Ефимыча?! (Благо ВСЕ места его «гульбаний» (как в ресторанах, так и в банях) полиция прекрасно знала).
Видимо, эта несложная мысль «монархисту» Кукобе в голову не приходит...
Из донесений полицейской охранки о наблюдении за Распутиным за 14 декабря 1915 г.: «Около двух часов ночи Распутин вышел из дома № 11 по Фурштадской улице от Свечиной, вместе с Ясинской, и на моторе отправился в ресторан “Вилла Родэ”, куда за поздним временем их не пустили. Тогда Распутин стал бить в двери и рвать звонки, а стоящему на посту городовому дал пять рублей, чтобы не мешал ему буянить. Отсюда Распутин вместе со своей спутницей поехали в цыганский хор Массальского, где пробыли до 10 часов утра, а потом сильно подвыпившие поехали на квартиру к Ясинской, где Распутин пробыл до 12 часов ночи, и отсюда вернулся домой. На ночь ездил в Царское Село».
Видимо, по мнению Кукобы, это «двойник» Распутина вышел из его квартиры, а потом вернулся в нее же, а сам «истинный» Григорий Ефимыч этого даже не заметил, так ведь?!
Теперь о «столетних сплетнях» про подкаблучника царя.
Беда в том, что их распускали те люди, кто ОЧЕНЬ хорошо знали Николая Второго и постоянно с ним общались.
Вот, к примеру, какое впечатление произвел Николай Второй в декабре 1916 года на своего двоюродного брата и воспитанника в.к. Дмитрия Павловича. Вспоминает Ф. Юсупов:
«Мы долго с ним сидели и разговаривали в этот вечер. Он рассказывал мне о своем последнем пребывании в Ставке. Государь произвел на него удручающее впечатление. По словам великого князя, Государь осунулся, постарел, впал в состояние апатии и совершенно инертно относится ко всем событиям».
1 декабря 1916 года жена председателя Думы Родзянко пишет письмо матери князя Юсупова, в котором имеется такая фраза:
“…Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры – все в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова”.
А вот, что рассказал сам Распутин князю Ф. Юсупову (младшему):
«– Григорий Ефимович, неужели вы на самом деле можете Думу распустить, и каким образом?
– Эх, милый, дело-то простое… Вот будешь со мной дружить, помогать мне, тогда все и узнаешь, а покамест вот я тебе что скажу: царица уж больно мудрая правительница… Я с ней все могу делать, до всего дойду, а он – Божий человек. Ну, какой же он Государь? Ему бы только с детьми играть, да с цветочками, да огородом заниматься, а не царством править… Трудновато ему, вот и помогаем с Божьим благословением».
Но м.б. клевещет тут Феликс Юсупов?!
Давайте посмотрим на воспоминания княгини О.В. Палей (морганатической супруги великого князя Павла Александровича, дяди Николая Второго):
«Семейный совет состоялся у великого князя Андрея Владимировича во дворце на Английской набережной. Всем собранием постановили, что великий князь Павел, как старший в семье и самый любимый Государев родич, примет огонь на себя. Поговорит с Государем от имени всех. Но я видела, как Павлу не по себе. Он прекрасно понимал, что дело это тяжкое и неблагодарное, а надежды убедить Государя – ни малейшей. И все-таки 3 декабря 1916 года, как только Царская семья вернулась из Могилева, он попросил аудиенции и был принят в тот же день, за чаем…
Во дворце, сразу после чая, Павел стал описывать венценосному племяннику и его супруге-императрице весь ужас нынешней ситуации. Рассказал он о немецкой пропаганде: немцы наглеют день ото дня, их стараниями наша армия разлагается, и в войсках, что ни день, выявляют саботажников и бунтовщиков, порой из офицеров. Описал брожение умов в Петрограде и Москве: крики все громче и ругань все злей. Упомянул о неудовольствие народа: уже многие месяцы за хлебом очереди, цены на него выросли втрое…
Собравшись с духом, великий князь объяснял, что ненавистны всем эти деятели еще и как распутинские протеже. И тут же сказал, что, по общему мнению, все зло – от старца. Государь молча курил, не отвечая.
Ответила императрица. Говорила она с волнением и то и дело хваталась за сердце как сердечница. Распутина, сказала она, оболгали. Распутину завидуют. Кое-кто очень хочет быть на его месте. А старец – наш лучший друг и молится за нас и детей. А Протопоповым и Штюрмером мы довольны. И жертвовать ими в угоду двум-трем недовольным даже и не подумаем.
В общем, великий князь был разбит на всех фронтах. На все, о чем просил, получил отказ». (Палей О. Воспоминания о России. М., 2005. С. 12–14)
Как видим, в остром разговоре по принципиальнейшим вопросам стратегии управления страной, «царь – молчал и курил», а говорила за него (и принимала решения) его жена.
Подчеркнем, что в.к. Павел Александрович очень доходчиво описал царю и царице, как на самом деле в это время «русская армия побеждала»: «наша армия разлагается, и в войсках, что ни день, выявляют саботажников и бунтовщиков, порой из офицеров», - и это не вызвало у них возражений и протеста (в отличие от его оценки Г. Е. Распутина, с которой царица категорически не согласилась).
Важно отметить, что всю эту печальную ситуацию в русской армии, втолковывал царю человек, который имел реальный опыт командования гвардейским корпусом (во время нескольких попыток безуспешного наступления на Ковель летом-осенью 1916 года), знавший ее, что называется, «изнутри», а не по бравурным официальным реляциям в Ставку.
В этом же ряду «аргументов» находится и популярное ныне утверждение о том, что: «на весну 1917года был назначен переход русской армии в наступление». (Видимо, подразумевается, что после этого самого «перехода в наступление» германские войска должны были в испуге бросить свои окопы и драпать аж до самого Берлина).
Что тут скажешь…
Дело в том, что точно такие же переходы в наступление на германском фронте царская армия НЕОДНОКРАТНО готовила и пыталась осуществить: в 1914 году – наступления в Восточной Пруссии (трижды) и знаменитый «удар в сердце Германии», весной 1915 года - было начато наступление ЮЗФ, с попыткой прорваться на Венгерскую равнину.
ВСЕ эти наступления, которые готовили и пытались осуществить еще кадровые русские войска, закончились тяжелейшими поражениями, потерей всех западных русских крепостей и огромных территорий и, увы, массовой сдачей в плен (летом 1915 года в плен сдавалось – по 200 тысяч человек, ежемесячно, по оценке генерала М.В. Алексеева).
Немногим лучше обстояли дела и в 1916 году.
Наступление в марте на германском участке фронта у озера Нарочь, предпринятое под давлением Франции, провалилось.
В течение десяти дней, русские армии Северного и Западного фронтов безуспешно пытались штурмовать германские позиции. Потери армий Западного фронта составили до девяноста тысяч человек; армий Северного фронта – около шестидесяти тысяч. Эти сто пятьдесят тысяч убитых и раненых – жертва русских для облегчения положения своих союзников под Верденом.
Немцы в ходе Нарочской операции, потеряли всего около 3 тысяч человек, но зато приостановили свой натиск на Верден на целых две недели, что позволило французам передохнуть и подтянуть свои резервы и технику.
Начальник генерального штаба германской армии генерал Э. фон Фалькенгайн подчеркивал: «Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под давлением их западных союзников и для их поддержки.
Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные войска вести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы…»
Начавшееся успешно, в мае 1916 года, наступление Брусилова на АВСТРИЙСКОМ участке ЮЗФ, очень быстро выродилось в многомесячные и безуспешные попытки царских полководцев взять штурмом Ковель, в ходе которых русская гвардия (последняя опора трона) понесла тяжелейшие и невосполнимые потери в своем кадровом и офицерском составе.
А несколько попыток массированных наступлений на Ковель силами Западного, ЮЗФ и Особой Гвардейской армии, утонули в крови.
За зиму 1916-17 г.г. германские и австрийские войска ОЧЕНЬ основательно укрепили свои позиции в инженерном отношении и попытки их штурма ослабленными, укомплектованными плохообученными мобилизованными «бородачами» войсками, которые по уровню дисциплины и боеспособности не шли ни в какое сравнение с кадровой армией, загубленной в 1914-15 годах, были обречены на новые тяжелейшие потери и провал.
На основании чего нынешние горе-стратеги предполагают успех готовившегося весеннего наступления - понять невозможно.
В феврале 1917 года в Петрограде проходила конференция союзников по Антанте, которая была разделена на три комиссии: политическую, военную и техническую. Участников конференции принял Николай Второй и дал в их честь торжественный обед в Царскосельском дворце.
Вот что вспоминал английский посол Дж. Бьюккенен о выступлении главы русской военной делегации, и.о. начальника Штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерала В.И. Гурко:
«В своей речи на открытии конференции генерал Гурко сообщил, что Россия мобилизовала четырнадцать миллионов человек; потеряла два миллиона убитыми и ранеными и столько же пленными; в настоящий момент имеет семь с половиной миллионов под ружьем и два с половиной – в резерве.
Он не выразил никакой надежды на то, что русская армия сможет предпринять крупномасштабное наступление до тех пор, пока не завершится готовящееся формирование новых подразделений и пока они не будут обучены и снабжены необходимым оружием и боеприпасами. А до тех пор все, что она может сделать, – это сдерживать врага с помощью операций второстепенного значения». («Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата». Джордж Бьюккенен).
Эта конференция закрылась 21 февраля 1917 года, аккурат перед началом Февральской революции в Петрограде.
Как видим, глава русской военной делегации «не выразил НИКАКОЙ надежды на то, что русская армия сможет предпринять крупномасштабное наступление» в обозримом будущем. Причем это заявление было им сделано на закрытом военном заседании конференции и отражало официальную позицию руководства царской армии.
Остается только удивляться, откуда у нынешних «диванных стратегов» взялась уверенность в том, что царская армия могла весной 1917 года перейти в наступление и тут же сокрушить супостата?!
После этого отступления, перейдем к рассмотрению тематики данной главы.
Сначала о том, когда познакомились Распутин и царская семья.
Государь Николай II записал в своем дневнике 1 ноября 1905 года:
«В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божьим – Григорием из Тобольской губ.» (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 287).
Чтобы было понятно: упомянутые в дневнике царя Милица и Стана – это знаменитые «сестры-черногорки», жены в.к. Николая Николаевича (младшего, «Николаши» в семейном кругу) и его брата в.к. Петра («Петюни»).
Надо сказать, что Григорий Ефимович вовсе не был неграмотным полудурком, как его порой изображали. Он неплохо знал Священное Писание, запросто цитировал его (к месту и не к месту), и даже баловался сочинительством (или ему помогали это делать какие-то, безвестные ныне, «литературные негры»).
Во всяком случае, еще при жизни Григория Распутина были опубликованы его брошюры и статьи: «Житие опытного странника» (1907), «Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам» (1911 и 1915), «Великие торжества в Киеве! Посещение Высочайшей семьи! Ангельский привет!» (1911), «Детство и грех» (в журнале «Дым Отечества», 1913, № 20), «По Божьему пути» (1914) и другие.
Он регулярно встречался с царской семьей.
В дневнике Николая II имеется запись от 4 июня 1911 г.: «После обеда имели радость видеть Григория (Распутина) по возвращении из Иерусалима и Афона» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 257).
(Далеко не о каждом своем родственнике Николай Второй мог записать, что они «Имели радость» его видеть!!!, А вот Григорий Ефимыч – удостоился).
Арон Симанович, являвшийся многолетним секретарем Григория Распутина (и немногий из сохранивших ему верность, после убийства), писал в своих воспоминаниях:
«Каким представляют себе Распутина современники? Как пьяного, грязного мужика, который проник в Царскую семью, назначал и увольнял министров, епископов и генералов и целое десятилетие был героем петербургской скандальной хроники?
К тому же еще дикие оргии в “Вилла Родэ”, похотливые танцы среди аристократических поклонниц, высокопоставленных приспешников и пьяных цыган, а одновременно непонятная власть над царем и его семьей, гипнотическая сила и вера в свое особое назначение. Это все было.
Только немногим было суждено познакомиться с другим Распутиным и увидеть за всем известной маской всесильного мужика и чудотворца его более глубокие душевные качества. За грубой маской мужика скрывался сильный дух, напряженно задумывающийся над государственными проблемами». (Симанович А. Воспоминания. Рига, 1924)
Говоря об отношении Распутина к войне, надо подчеркнуть, что он своим мужицким нутром чувствовал неисчислимый вред, который она принесет России и русскому народу, и был категорическим противником войн вообще, и войны с Германией – в особенности.
Мало кто сейчас знает, что во время Балканских войн славянских государств (сначала против Турции, а затем и между собой) в 1912-13 годах, действия России едва не спровоцировала войну с Австрией и Германией уже в то время.
В воспоминаниях видного думского деятеля, лидера партии кадетов П.Н. Милюкова, имевшего, кстати, огромную популярность на Балканах, и считавшегося в России экспертом в славянских делах, говорится:
«Я вернулся из поездки к открытию Думы 18 ноября 1912 г., — как раз в разгар борьбы мирных и воинственных настроений в Петербурге...
9 ноября Сухомлинов решил воспользоваться упомянутой мною выше carte blanche (Полномочие) и произвести мобилизацию.
Напомню, что, по смыслу этой carte blanche, мобилизация равнялась объявлению войны Россией Австрии и Германии.
Все было готово и телеграммы посланы, когда Николай II усомнился в самой возможности принимать такую ответственную меру, не уведомляя даже правительства.
И он назначил на 10 ноября экстренное заседание под своим председательством.
Сухомлинов должен был предупредить участников заседания, но этого не сделал, и его затея, уже пущенная в ход, обнаружилась только на самом заседании.
Естественно, председатель Совета министров Коковцов, постоянный противник Сухомлинова, забил тревогу.
Николай принялся было его успокаивать. «Дело идет не о войне, а о простой мере предосторожности, о пополнении рядов нашей слабой армии на (австрийской) границе... Я и не думаю мобилизовать наши части против Германии, с которой мы поддерживаем самые доброжелательные отношения, и они не вызывают в нас никакой тревоги, тогда как Австрия настроена определенно враждебно».
Коковцов стал доказывать, что сепаратный шаг России разрушает военную конвенцию с Францией и освобождает ее от обязательств, тогда как в войне, которая будет результатом русской мобилизации, Германия, конечно, поддержит Австрию в силу своего союзного договора.
Он предложил, как исход, задержать на полгода солдат последнего срока службы, не отменяя очередного набора — и тем увеличить состав армии, не объявляя мобилизации.
Обнаружилось при этом, что Сухомлинов собирался, объявив ее, уехать в отпуск заграницу к больной жене, а военные заказы были сданы заводам в пределах той же Австрии.
Такая степень легкомыслия повергла в ужас Сазонова, и после заседания он обратился к Сухомлинову с горькими упреками.
Но Сухомлинов не смутился. Своим «ребяческим лепетом» и с обычным «безразличием в тоне» он ответил, что в мобилизации «не было бы никакой беды», так как «все равно, войны нам не миновать, и нам выгоднее начать ее раньше... Это ваше (Сазонова) и председателя Совета (Коковцова) убеждение в нашей неготовности, а государь и я — мы верим в армию и знаем, что из войны произойдет только одно хорошее для нас».
Как видим, царский военный министр Сухомлинов был человеком поистине «необыкновенных способностей и редкого ума».
Царь, зачем-то, предоставил ему полномочия ЛИЧНО объявлять мобилизацию (даже не оповестив членов правительства России), что он, по простоте душевной, и собирался сделать, укатив после этого в отпуск!!!
Похоже, что они, на пару, просто «не понимали, что творили».
В то время их намерение объявить мобилизацию (что автоматически означало начало европейской войны), к счастью, не было реализовано.
Интересно, что упоминание об этом эпизоде имеется в воспоминанияхАнны Вырубовой о Г.Е. Распутине, которые она написала в эмиграции:
«Вспоминаю только один случай, когда действительно Григорий Ефимович оказал влияние на внешнюю политику. Это было в 1912 году, когда Николай Николаевич и его супруга старались склонить Государя принять участие в Балканской войне. Распутин чуть ли не на коленях перед Государем умолял его этого не делать, говоря, что враги России только и ждут того, чтобы Россия ввязалась в эту войну и что Россию постигнет неминуемое несчастье». (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., «Орбита», 1993. С. 282)
Теперь о войне с Германией.
То, что Россия к ней длительно время готовилась – общеизвестно, а Николай Второй, по простоте душевной, отчего-то считал, что русская армия намного сильнее германской и непременно «накладёт» немцам, после того, как отмобилизуется.
К слову сказать, точно такие же иллюзии испытывали правители Франции и Великобритании, где разговоры о «русском паровом катке», который-де попросту «закатает» 8-ю армию немецкого рейхсвера, (остальные 7 армий которого тогда были на Западном фронте), были излюбленной темой статей и карикатур начального периода Первой мировой войны.
А вот многие здравомыслящие политики Российской империи понимали всю опасность втягивания своей страны в мировую войну и всячески старались предотвратить это несчастие. (Вспомним, хотя бы знаменитую записку Дурново Николаю Второму на сей счет).
Интересное свидетельство о мнении графа Витте по этому вопросу, в своем военном дневнике приводит великий князь Андрей Владимирович:
«17 сентября. 1915 года
На днях я разговаривал с Алекс. Викт. Осмоловским, который, страдая сердечным пороком, проводил каждый год сезон в Nauheim’e и часто встречался там с покойным С.Ю. Витте. Последний сезон 1914 г. застал его, Осмоловского, как и графа С.Ю. Витте, в Nauheim’e во время начала политических осложнений.
По этому поводу граф Витте говорил Осмоловскому, что есть один лишь человек, который мог бы помочь в данное время и распутать сложную политическую обстановку.
На естественный вопрос Осмоловского, да кто же этот человек, граф Витте назвал, к его большому удивлению, Гр. Е. Р-а. Осмоловский на это возразил, как может Распутин быть опытным дипломатом, он, человек совершенно неграмотный, ничего не читавший, как может он знать сложную политику и интересы России, и взаимоотношения всех стран между собой.
На это граф Витте ответил: «Вы не знаете, какого большого ума этот замечательный человек. Он лучше, нежели кто, знает Россию, ее дух, настроение и исторические стремления. Он знает все каким-то чутьем, но, к сожалению, он теперь удален».
Это мнение графа С.Ю. Витте о Р-е меня прямо поразило. Я всегда считал и до сих пор считаю С.Ю. за из ряда вон выдающегося человека, какого в России давно не было.
Думаю, что многие того же мнения. Но каким образом С.Ю. мог прийти к такому странному выводу в отношении Р-а, остается пока для меня загадкой.
Никогда и никто не говорил об его отношениях к Р-у.
Их имена даже заядлые сплетники не могли сопоставить. Знал ли С.Ю. Р-а, не знаю. Вряд ли. Может быть, в будущем эта загадка и разъяснится, пока же решительно ничего не понимаю.
Одно знаю, что С.Ю. словами не шутил. Что хотел он этим сказать?»
(Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 184)
(Упомянутый тут Алексей Викторович Осмоловский был чиновником особых поручений Министерства земледелия).
Как известно, незадолго до объявления Россией мобилизации и начала Первой мировой войны, на Г.Е. Распутина было совершено покушение со стороны Х.К. Гусевой.
Товарищ прокурора Тюменского участка так докладывал об этом происшествии прокурору Тобольского окружного суда:
«28 июня 1914 года около восьми часов вечера на пароходе “Соколовский” приехал из Петербурга домой в село Покровское крестьянин Григорий Ефимович Распутин-Новый. По дороге он заезжал в город Ялуторовск к нотариусу. 29 июня около трех часов пополудни разносчик телеграмм Михаил Распутин принес телеграмму Григорию Распутину и ушел. Григорий Распутин решил также послать телеграмму и, выйдя на улицу за ворота, позвал рассыльного Михаила Распутина. В это время стоявшая у ворот женщина, мещанка города Сызрани Симбирской губернии Хиония Кузьмина Гусева, подошла и поклонилась Григорию Распутину. Последний со словами “Не надо кланяться!” хотел было подать милостыню. Хиония Гусева, воспользовавшись этим моментом, выхватила из-под платка остро оточенный, обоюдоострый кинжал и ударила им Григория Распутина в живот.
Последний, вскрикнув: “Ох, тошно мне”, – побежал по улице от дома и пробежав 108 шагов. Хиония Гусева с кинжалом в руках все время гналась за ним.
Григорий Распутин на бегу схватил с земли палку и ударил Гусеву по голове. На помощь подбежал народ и задержал Хионию Гусеву.
Степан Подчивалов толкнул Гусеву, и последняя упала, причем, падая, упала на кинжал и ранила себе левую руку ниже кисти. Хиония Гусева была арестована и отправлена в каталажную камеру Покровского волостного правления». (ТФГАТО. Ф. 164. Оп. 1. Д. 439. Л. 11–12)
В следственном деле о покушении Х.К. Гусевой на Г.Е. Распутина имеются ее признательные показания (ТФГАТО. Ф. 164. Оп. 1. Д. 436, 437)
Секретарь и близкий друг Распутина Арон Симанович в своих воспоминаниях так рассказывал об этом эпизоде:
«29 июня 1914 г. крестьянка монахиня Х.К. Гусева, которая была с ним в продолжение нескольких лет, но, в конце концов, променяла его на монаха Илиодора, нанесла ему удар ножом в живот.
Рана была настолько серьезной, что неделями он был между жизнью и смертью, и только благодаря его необыкновенно крепкому сложению поправился. Когда Гусева была привлечена к ответственности, она объявила, что Распутин ее соблазнил.
Ее отправили в дом умалишенных.
После Февральской революции ее выпустили на свободу, выдав охранный документ, что она покушалась на Распутина».
«Симанович А. Воспоминания. Рига, 1924 г.)
Достоверно известно, что Г.Е. Распутин с самого начала был против войны с Германией и из Сибири (из села Покровского), где он находился на лечении, после покушения на него Хионии Гусевой, писал в телеграмме императору Николаю II летом 1914 г., следующее:
«Милый друг! Еще раз скажу: грозна туча над Россией, беда, горя много, темно и просвету нету. Слез-то море и меры нет, а крови? Что скажу?
Слов нету, неописуемый ужас. Знаю, все от тебя войны хотят, и верные, не зная, что ради гибели. Тяжко Божье наказанье, когда уж отымет путь, – начало конца.
Ты царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победит, а Россия? Подумать, так все по-другому. Не было от веку горшей страдалицы, вся тонет в крови великой.
Погибель без конца, печаль. Григорий». (См.: Марков С.В. Покинутая Царская семья. М., 2002. С. 54)
Несмотря на туманный слог (вообще характерный для речей Распутина) видно, что он испытывал ужас перед этой войной и пытался отговорить от нее Николая Второго.
Феликс Юсупов в своих воспоминаниях также пишет, что Распутин говорил ему, что «если бы та стерва меня не пырнула, то никакой войны бы и не было!»
Думаю, однако, что тут Григорий Ефимович тут сильно преувеличивает свое влияние на Николая Второго, в то время.
Вот что, в своих воспоминаниях, писала об этом Анна Вырубова:
«В начале мировой войны с Германией Григорий Ефимович лежал, раненный Гусевой, в Покровском. Он тогда послал две телеграммы Его Величеству, умоляя “ не затевать войны”.
Он и ранее часто говорил Их Величествам, что с войной все будет кончено для России и для них.
Государь, уверенный в победоносном окончании войны, тогда разорвал телеграмму и с началом войны относился холоднее к Григорию Ефимовичу». (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., «Орбита», 1993. С. 282)
Постепенно эйфория, охватившая правящие слои русского общества с началом Первой мировой войны, под влиянием тяжелых поражений в Восточной Пруссии и, особенно, катастрофического Великого отступления царской армии весной-летом 1915 года, стала выветриваться.
Возникли извечные русские вопросы: «кто виноват?» и «что делать?»
Вот что вспоминал об этом дворцовый комендант Николая Второго генерал-майор В.Н. Воейков:
«Летом 1915 года стали выявляться симптомы массового гипноза, постепенно овладевшего людьми; из штабов фронта стали исходить пускавшиеся какими-то безответственными анонимными личностями слухи о том, что императрица служит главною причиною всех наших неурядиц, что ей, как урожденной немецкой принцессе, ближе интересы Германии, чем России, и что она искренне радуется всякому успеху германского оружия. Вырабатывалось даже несколько планов спасения Родины: одни видели исход в заточении Государыни в монастырь и аресте Распутина, якобы занимавшегося шпионажем в пользу Германии; другие считали необходимым выслать Государыню за границу.
Амбициозные политиканы искали для свершения переворота подходящих начальников отдельных частей; не обходилось дело и без титулованных приверженцев революции, имеющих непосредственные основания с замышлявшими дворцовый переворот.
Лично я подобных слухов не доводил до сведения Его Величества, не считая возможным их осуществление; но знаю, что эти разговоры стали известны и Государю, и Государыне». (Воейков В.Н. С царем и без царя. М., 1995. С. 116)
А вот что 14 июня 1915 года писала императрица Александра Федоровна своему супругу:
«Павел (великий князь Павел Александрович) пил со мной чай и просидел 1 1/4 часа…
Ну, во-первых, недавно у него обедал Палеолог и имел с ним долгую интимную беседу, во время которой он очень хитро старался выведать у Павла, не имеешь ли ты намерения заключить сепаратный мир с Германией, так как он слыхал об этом здесь и во Франции распространился об этом слух; они же будут сражаться до конца.
Павел отвечал, что он уверен, что это неправда, тем более что при начале войны мы решили с нашими союзниками, что мир может быть подписан только вместе, ни в каком случае сепаратного. Затем я сказала Павлу, что до тебя дошли такие же слухи насчет Франции. Он перекрестился, когда я сказала ему, что ты и не помышляешь о мире и знаешь, что это вызвало бы революцию у нас, – потому-то немцы и стараются раздувать эти слухи.
Он сказал, что слышал, будто немцы предложили нам условия перемирия. Я предупредила его, что в следующий раз он услышит, будто я желаю заключения мира». (Переписка Николая и Александры 1914–1917. М., 2013. С. 176)
Давайте рассмотрим РЕАЛЬНЫЕ попытки организации переговоров о заключении сепаратного мира между Германией и царской Россией, которые предпринимались в 1915 -1916 годах.
Наиболее важными из них были: поездки в Берлин князя В.Д. Думбадзе, миссия фрейлины Марии Васильчиковой, (1915 год), а также переговоры Протопопова в Стокгольме, контакты Манусевича – Мануйлова с германскими представителями, письмо графу Фредериксу от его давнего друга и министра двора германского кайзера Вильгельма II графа Ф. Эйленбурга и распутинские заявления о необходимости заключения сепаратного мира в 1916 году.
Попробуем рассмотреть, что на сегодняшний день об этом известно.
Самой первой существенной попыткой установить контакты с высокопоставленными германскими представителями была миссия князя В.Д. Думбадзе и князя Г.В. Мачабели в 1915 году. (Отметим, что эта попытка производилась по одобрению в придворных сферах Царского Села).
Почему-то отечественная историография очень редко вспоминает о ней, а история-то была довольно занимательная.
Племянник ялтинского градоначальника князь В.Д. Думбадзе получил высшее образование в Германии, где познакомился со своим земляком — князем Г.В. Мачабели. Оба - Думбадзе и Мачабели - прекрасно владели немецким языком и имели в Германии обширные связи.
(Его дядюшка, генерал-майор Свиты Иван Антонович Думбадзе был одним из влиятельнейших людей империи, ярым монархистом и входил в число противников ввязывания России в Первую мировую войну.
Сменивший его, в 1916 году, в должности ялтинского градоначальника, жандармский генерал А.И. Спиридович в своих воспоминаниях писал, что когда он первый раз, в новой должности, пришел в градоначальство, все посетители буквально повалились перед ним ниц.(!!!)
На вопрос Спиридовича о причинах столь диковинного средневекового обычая, служители ялтинского градоначальства ответили ему, что так было заведено при предыдущем главе (т.е. князе И.А.Думбадзе)).
Так вот, племянник ялтинского градоначальника, В.Д. Думбадзе был близок к семье министра императорского двора и уделов (в 1881-1896 гг.) графа И.И. Воронцова-Дашкова (дружил с его старшим сыном), известного своей близостью к императору Александру III.
Еще одним близким знакомым В.Д. Думбадзе и фактически его деловым партнером был начальник канцелярии министерства императорского двора и уделов, генерал А.А. Мосолов, входивший в ближайшее окружение Николая II.
Еще в 1908 году Думбадзе знакомится с австро-венгерским подданным М.О. Альтшиллером и киевским адвокатом Н.В. Гошкевичем.
Альтшиллер и Гошкевич были близки к киевскому генерал-губернатору и будущему главе военного министерства генералу В.А. Сухомлинову: Альтшиллер дружил с Сухомилиновым, а Гошкевич был двоюродным братом третьей жены Сухомлинова — Е.В. Бутович-Сухомлиновой.
Гошкевич и Альтшиллер помогли Думбадзе сблизится с Сухомлиновым и его семьей. Надо сказать, что царский военный министр Сухомлинов был тщеславным человеком, очень любившим деньги, внешние атрибуты власти и драгоценности и женщин.
В августе 1914 года (сразу после начала мировой войны) Думбадзе сообщил Гошкевичу, что он намерен выпустить серию книг «Библиотека военных деятелей», первой из которых должна была быть биография действующего военного министра. Тогда Гошкевич обратился к Сухомлинову (своему свояку) с просьбой предоставить соответствующие материалы для написания книги.
Сухомлинов, который, видимо уже был в предвкушении скорой победы над «тевтонами» и спешил увековечить свой вклад в эту викторию, для потомков, передал Гошкевичу пачку фотографий, газетных вырезок и некий «перечень мероприятий по военному ведомству». Об этом перечне Сухомлинов сказал, что «печатать этого нельзя, можно воспользоваться этим только для характеристики и оценки деятельности».
После этого В.Д. Думбадзе написал и издал апологетическую биографию военного министра России В.А. Сухомлинова. (К слову сказать, история с этой биографической книжкой Думбадзе, немного погодя, стала одним из «козырей» следствия, обвинявшего Сухомлинова в государственной измене. Действительно, вопиющая халатность этого царского министра, в военное время передающего посторонним людям служебные документы, просто поражает).
Вернемся к друзьям В.Д. Думбадзе.
Как уже говорилось, М.О. Альтшиллер был гражданином Австро-Венгрии и, якобы, «занимался предпринимательством» в Киеве и ряде западных губерний Российской империи. Одновременно он открыто сотрудничал консульством Австро-Венгрии в Киеве и, незадолго до Первой мировой войны, даже был удостоен ордена Франца-Иосифа(!).
При этом М.О. Альтшиллер был дружен с самим В.А. Сухомлиновым, его женой Е.В. Бутович-Сухомлиновой и ее родственником Н.В. Гошкевичем, выполнял деликатные поручения Сухомлинова, в частности, помогал ему и его будущей жене Е.В. Бутович во время их скандального бракоразводного процесса.
Впоследствии было установлено, что контора Альтшиллера в Киеве не вела никакой предпринимательской деятельности, однако регулярно получала многочисленные денежные переводы, происхождение которых неизвестно. А незадолго до начала военных действий между Россией и Австро-Венгрией в 1914 году Альтшиллер исчез из России.
Русская контрразведка, не без оснований, подозревала его в том, что он в России занимался шпионажем.
Князь В.Д. Думбадзе тоже выполнял «деликатные поручения» Сухомлинова. В частности, он через представителя банкирского дома Морганов А.Н. Бурже, организовал заказ на поставку крупной партии автомобилей для нужд российского военного ведомства. При этом Думбадзе обеспечил себе и Бурже хорошие комиссионные (популярное ныне слово «откаты» тогда еще не было изобретено).
(Вот такие «друзья» были у военного министра Российской империи накануне мировой войны…)
В марте 1915 года В.Д. Думбадзе, вместе со своим знакомым князем Г.B. Мачабели выехали в Стокгольм для переговоров с представителями американских финансовых кругов. Г.В. Мачабели, еще до войны, имел «связи» в Берлине и был хорошо знаком с представителем русского императора при свите кайзера Вильгельма Второго, генерал-майором свиты Его Величества графом И.Л. Татищевым.
В Стокгольме Думбадзе и Мачабели, якобы случайно, знакомятся с германским посланником в Швеции фон Люциусом и секретарем германского посольства фон Фрейсом.
При знакомстве Мачабели и Думбадзе заявляли, что они — грузинские националисты, недовольные политикой самодержавия в отношении их родины, и симпатизируют Германии.
При этом Мачабели сразу же после встречи с фон Люциусом отправился в Берлин, где договорился о предоставлении ему и Думбадзе паспорта на право въезда в Германию через территорию нейтральных стран.
После возвращения в Петроград В.Д. Думбадзе явился к военному министру В.А. Сухомлинову и заявил, что может отправиться в Берлин «с разведывательно-посреднической миссией». В конце апреля 1915 года Сухомлинов доложил о возможности посылки Думбадзе в Берлин Николаю II. Император эти планы одобрил.
Вот такая «картина маслом»: высокопоставленные русские представители в разгар мировой войны спокойно встречаются с германскими дипломатами и получают паспорта для въезда во враждебную России страну, для ведения загадочной «разведывательно-посреднической миссии».
Сами посудите, ну о какой «разведывательной» деятельности могла идти речь в ходе этих, официально одобренных немецким МИДом, поездках грузинских князей в Германию?! Увидеть они могли ровно то, что бы им захотели показать представители германских спецслужб, да и все встречи, разумеется, происходили под их контролем.
А вот то, что В.Д. Думбадзе и Г.B. Мачабели в Германии будут открыты для компрометации и вербовки – совершенно очевидно.
В монографии кандидата исторических наук И.И. Новикова «Борьба группировок в придворном окружении Николая II», подробно описаны дальнейшие события:
«Между двумя заграничными вояжами Думбадзе в марте и мае 1915 года его в Петрограде посещал сын кавказского наместника и бывшего министра двора граф И.И. Воронцов-Дашков-младший. Кроме того, Думбадзе регулярно получал запечатанные конверты из Царского Села, отправителем которых был начальник канцелярии министерства императорского двора и уделов, генерал А.А. Мосолов.
С 24 мая по 11 июня 1915 г. Думбадзе и Мачабели находились в Берлине.
Там они провели серию встреч в МИДе и Генеральном штабе. В числе их собеседников были бывший посол Германии в России Ф. Пурталес и зам главы германского МИД О. Циммерман. В ходе проведенных встреч именно немецкая сторона выступила с инициативой проведения переговоров о сепаратном мире.
В ответ на это предложение Думбадзе сразу же предложил себя в качестве посредника, через которого должны осуществляться тайные контакты российского и германского руководства».
Как видим, в начале лета в Берлине проходили тайные переговоры официальных представителей России и Германии о сепаратном мире. Содержание этих переговоров неизвестно, но тот факт, что с немецкой стороны в них участвовали очень высокопоставленные сановники говорить о многом
Было бы, конечно, узнать, ЧТО именно находилось в запечатанных конвертах, которые князья Думбадзе и Мачабели получали в Царском Селе от А.А. Мосолова, но скорее всего это так и останется неизвестным.
Дело в том, что весной 1915 года Верховный главнокомандующий царской армией в.к. Николай Николаевич (Младший) «закрутил» грандиозную интригу по отстранению от должности военного министра Российской империи, генерала В.А. Сухомлинова, которого Верховный уже давно «ненавидел всеми фибрами души».
Что называется, «под раздачу», заодно с военным министром, попали и его протеже – грузинские князья Думбадзе и Мачабели.
Надо сказать, что военный министр В.А. Сухомлинов тоже не слишком-то уважал многочисленную компанию великих князей семейства Романовых, сидевших на руководящих должностях в царской армии.
Он весьма невысоко оценивал умственные способности этих великих князей, постоянно вмешивающихся в армейские вопросы, но не несших никакой ответственности за результаты своего руководства.
В.А. Сухомлинов писал, что «почти ни один из них (великих князей) не был подготовлен и воспитан для какой-либо серьезной обязанности. Общее образование большинства из них, несмотря на хорошее знание иностранных языков, находилось ниже уровня средней школы.
В характере большинства из них были признаки дегенерации, у многих умственные способности были настолько ограничены, что если бы им пришлось вести борьбу за существование как простым смертным, то они бы ее не выдержали».
Удобный случай для дискредитации Сухомлинова в.к. Николаю Николаевичу представился в начале 1915 г, когда военной контрразведкой было инспирировано так называемое «дело» бывшего жандармского полковника С.Н. Мясоедова.
(Это был еще один, еще довоенный, «коммерческий партнер» Сухомлинова, с которым он, впрочем, вдребезги разругался еще в 1912 году).
Для этого были использованы показания поручика 23-го Низовского полка Якова Павловича Колаковского, который попал в плен еще в августе 1914 года, под Сольдау (В. Пруссия).
В плену Колаковский согласился стать немецким агентом и объявил себя украинцем, (а их немцы особо выделяли среди других пленных в расчете на использование в сепаратистских целях). Вербовка состоялась, и с поддельным паспортом он направился на родину через Копенгаген. Там он явился к российскому военному представителю с повинной.
Колаковского в январе 1915 года переправили в Петроград и начали расследование его показаний.
Начальник Петроградского охранного отделения К. Н. Глобачев допросил его, но не поверил ни одному его слову. Более того, Департамент полиции организовал за ним негласное наблюдение, как за немецким шпионом.
А вот военные контрразведчики, наоборот, не только заинтересовались невероятными «показаниями» Колаковского, но и поверили ему.
(Для того чтобы была очевиднее степень «правдоподобности» его показаний, перечислим некоторые из них:
Сначала он заявил, что якобы, в германском Генеральном штабе ему поручили убедить коменданта крепости Новогеоргиевск сдать ее немецкой армии за один миллион рублей (!!!) Также он сообщал, что немцы приказали ему уничтожить мосты через Вислу около Варшавы и …организовать убийство великого князя Николая Николаевича).
«Поручик Колаковский, — вспоминал В.А. Сухомлинов, — впоследствии сознался, что о покушении на великого князя он сочинил, чтобы обратить на себя больше внимания. А откуда возник Мясоедов? Будучи в военном училище, он читал о дуэли Мясоедова с Гучковым».
Несмотря на совершенно фантастический характер подобных «заданий», контрразведчики продолжали «разработку» этого Колаковского, видимо, рассчитывая использовать его в своих целях.
24 декабря 1914 года Колаковский неожиданно заявляет, что его кураторы из германских разведывательных органов назвали ему имя полковника С.Н. Мясоедова, служащего в штабе X армии, с которым Колаковский должен установить контакт.
Через несколько месяцев, 15 февраля 1915 года, Колаковский (скорее всего, с «помощью» своих кураторов из военной контрразведки) дает развернутые показания против Мясоедова, полные противоречивых и явно фантастических сведений. В частности, якобы немцы, для чего-то, сообщили Колаковскому подробности сотрудничества Мясоедова со своей разведкой.
Интересно, что протоколы этого допроса Колаковского исчезли. Современные историки их в архивах не нашли. Зато сохранилась «Справка» по Мясоедову, где следователи, отчего-то безоговорочно поверившие Колаковскому, уже от себя приписали, будто немцы поручику советовали «поговорить» с Мясоедовым насчет убийства Верховного главнокомандующего…
Невозможно поверить, что германская разведка могла так просто сообщить, только что завербованному агенту, подробности шпионской деятельности Мясоедова, который был якобы завербован и много раз проверен в деле. Однако военная контрразведка уцепилась за показания Колаковского и начала уголовное преследование Мясоедова.
В феврале 1915 г. по инициативе генерал-квартирмейстера Северо-Западного фронта Бонч-Бруевича и начальника контрразведки штаба фронта Николая Батюшина Мясоедов был арестован и обвинен в шпионаже и мародерстве. Началось следствие.
Доказать факт шпионажа полковника не удалось. Удалось доказать лишь факт мародерства, что можно было бы инкриминировать многим участникам военных операций в Восточной Пруссии.
Главное же обвинение в адрес Мясоедова заключалось в том, что он сообщал немцам «посредством неустановленных лиц» (такова была официальная формулировка следствия!) какую-то «информацию» о русских войсках.
Несмотря на отсутствие доказательств этой шпионской деятельности Мясоедова, военный суд признал его виновным в совершении именного этого преступления (а не мародерства) и приговорил к смертной казни, при этом командующий фронтом не утвердил приговор, «ввиду разногласия судей».
Впоследствии, генерал Самойлов честным словом ручался, что видел резолюцию Верховного главнокомандующего Николая Николаевича: «Все равно повесить!» А генерал Рузский столь же убежденно говорил: именно из-за того, что подчиненный ему военно-полевой суд не вынес «правильного» приговора Мясоедову, Николай Николаевич его снял с должности командующею фронтом и заменил его генералом Алексеевым.
Мясоедов в камере разбил пенсне и осколком стекла вскрыл себе вены — для офицера смерть от петли считалась особо позорной. Его перевязали — и потащили на виселицу. Через два часа после вынесения приговора (утвержденного царем лишь несколько дней спустя), из-под ног истекающего кровью полковника палач вышиб скамью…
Совершенно очевидно, что дело Мясоедова было «шито белыми нитками». В нем нет ни единого реального факта передачи от него немцам каких бы то ни было сведений, нет ни единой улики — только фантастические «сказки» Колаковского.
Профессионалы российских спецслужб: и генерал Спиридович, и генерал Курлов, и директор Департамента полиции Васильев, называли «дело» Мясоедова «высосанным из пальца».
(А нам-то рассказывают, что при царе-батюшке у нас был поистине высокопрофессиональное следствие и настоящий, независимый суд!!!)
В благодарность за проведенное следствие по делу Мясоедова великий князь Николай Николаевич назначил генерала Бонч-Бруевича начальником штаба 6-й армии.
Таким образом, дело Мясоедова являлось частью борьбы великого князя Николая Николаевича и близкого к нему генералитета против военного министра В.А. Сухомлинова.
В конце июня 1915 года Сухомлинов был смещен со своего поста и заменен генералом А.А. Поливановым.
Сразу же после этого начались аресты в окружении Сухомлинова, жертвой которых стал и князь Думбадзе. Он был приговорен к смертной казни, которая была заменена 20 годами каторги.
История миссии князя Думбадзе доказывает, что переговоры о сепаратном мире в 1915 году между представителями русского самодержавия и германской монархии имели место. Подчеркнем, что инициатива переговоров исходила от германской стороны. И это была отнюдь не последняя инициатива германского руководства по заключению сепаратного мира с Российской империей.
В следующей главе подробно рассмотрим миссию фрейлины Марии Васильчиковой и другие аналогичные контакты 1916 года.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/04/03/1360