Счастливые и загоревшие от мягких пяточек до макушек отдохнувших голов, поздно вечером сентябрьской субботы мы добрались до своих домов и крепко обнимали веселых деток, соскучившихся по нашим наставлениям и нравоучениям, по нашим «строительствам» и укоризненным словам за плохие отметки. Ощущение полноценности жизни в заботах о них, растущих и тянущихся к своим родителям, сразу наполнило нас с Мариной, как только мы переступили порог бабушкиного дома. Словно нас не было несколько лет, словно дети не ведали ласки годами, искренние и ласковые, домашние и нежные, они повисли на наших плечах. Ни один из них не напомнил о подарках, обещанных нами перед отъездом, они просто были счастливы, что родители приехали и сейчас все вместе мы отправимся в нашу квартиру, на свои кроватки и диваны, к своему компьютеру и телевизору, музыкальному центру и игрушкам, в свое уютное теплое и обжитое жилище.
- Ладно, идите все домой, - спокойно проговорила бабушка Наташа, увидев, как дети по нас соскучились, хотя, суббота именно тот день, когда они с удовольствием на одну ночь оставались у нее.
И мы все вместе, собрав их школьные принадлежности и форму, пошли домой в кромешной тьме поселка, где ни один мало-мальски горящий, тускло-тусклый фонарик не освещал дорожки между домов и усадеб. У двух младших деток не закрывались рты от новых впечатлений первых школьных дней.
- Мам, а мам, а у нас новый мальчик в классе и две новых девочки, - громко тараторила Людмилка и скакала около меня, держась в темноте за руку, - знаешь, какой мальчик красивый.
- А у нас новый классный руководитель, - слегка насупившись, бормотнул Никитенок держа одной рукой за руку меня, а другой маму.
- А что так грустно? - поинтересовался я. – Что-то уже не так?
- А она орет постоянно, ругается, - ответил так же грустно он, не особо отличающийся хорошими знаниями.
- А кто это? – спросила Марина, работавшая в их школе главным бухгалтером.
- Мария Ивановна К… - ответил за него Илья, до этого шедший за нами спокойно и освещавший фонариком телефона дорогу между огородами и палисадниками, многоэтажками и частными домами.
- Ну да, эта может, - только и ответила спокойно мама, поняв, о ком идет речь, - жаль, тебе опять с классным руководителем не повезло, - и погладила Никиту по голове.
Их взаимная Нелюбовь, длившаяся несколько лет после прихода Марины и Люды в наш дом, со временем переросла в искреннюю Любовь маленького мужичонки в свою новую маму. Марина отвечала ему взаимностью и иногда ее упрекали, что она больше Любит младшего сына, чем свою родную дочь. Она и сейчас, по прошествии многих лет, относится к нему так, как-будто сама выносила и выстрадала это наше чудо-чадо, золотую середину семейного счастья. Хотя, думаю, Людмилке вполне хватало моей большой Любви, потому, что именно в ней я нашел то, что не могла дать мне первая супруга, родив двух сыновей, а так хотелось маленькую дочку…
А через пару дней из легкой ностальгической эйфории от морского воздуха и плеска волн мы в одночасье выпали в глубокий осадок транса, когда «на ровном месте» Марининого папу неожиданно парализовало и он угодил в реанимацию. Вся семья, от мала до велика, переживали за «еще совсем не старого дедушку», когда на протяжении пяти суток он не выходил из состояния между жизнью и смертью. Прямо с работы мы ехали в больницу и пытались хоть как-то подействовать на врачей и персонал. Мы пытались подключить всех знакомых медиков из областного центра, а это, я вам скажу, большие и умные люди, но здесь, как было Богу угодно, либо выкарабкается и вернется к нормальной жизни, либо… О втором либо никто и думать не хотел, гнал эту мысль подальше и всеми имеющимися в специальном русском лексиконе погаными словами, фразами и междометиями…
На шестые сутки сознание к тестю начало медленно возвращаться, даже, зашевелились руки и ноги, открылись глаза и частично стала появляться нормальная человеческая речь.
- Кризис миновал, дальше легче будет, - впуская в палату жену и дочь вернувшегося, можно сказать, с того света человека, – дальше будет легче, организм сильный, справился. Забота и покой, покой и забота, сейчас это самое главное для него.
И прямо в реанимационном отделении, как только к нему вернулся нормальный дар речи, тесть членораздельно изрек, пытаясь на руках встать с койки:
- Хорош лежать, домой пора, я здоров.
Марина с тещей чуть в обморок не упали, как это быстро и неожиданно произошло и стали с силой укладывать его обратно. Да не тут-то было, сил у тестя достаточно и им пришлось звать на помощь персонал, что бы уложить больного обратно и, даже, привязать на время к койке, пока прокапает капельница с витаминами.
- Пап, ты что, только из комы вышел, какой дом? Дней десять лежать придется, сам виноват. Лежи и не дергайся, - строго приказала Марина.
Вот только слов дочери он и слушался, да и сейчас слушает только свою Любимую дочь, только ее трезвому рассудку подчиняется, никого вокруг не признавая. Только ей он давал тогда делать себе все процедуры, только она могла кормить его с ложечки, когда у него повторно временно отказали руки и он лежал все на той же больничной койке…
Да, после отдыха на лазурном берегу Черного моря Марина угодила в реанимационную палату сиделкой и проводила с ним почти все время, прекрасно понимая, что он ее Любимый папа, а она его единственная дочь. Дочь, когда-то трудно доставшаяся им с женой, болевшая все детство и прокатавшаяся по санаториям и больницам все школьные годы…
Сильный организм совсем даже еще не пенсионного возраста человека брал свое и болезнь медленно отступила, уйдя на некоторое время из его тела в тень, уйдя, что бы затаиться там, неподалеку, и ждать очередного промаха этого человека, ее папы…
- Ну и напугал ты нас, пап, - тихо проговорила Марина, склонив голову на его плечо, сидя в автобусе, когда они ехали из больницы домой, - мы думали, что ты не выкарабкаешься.
- Перестань, все будет нормально, у меня ничего не болит, я здоров, - так же тихо ответил он, украдкой утирая дрожащей ладонью слезу, катившуюся по морщинистой загоревшей щеке…
Он еще не знал, что то был первый звоночек уставшего сопротивляться организма, надломленного и надорванного окончательно частым применением к нему излишних допингов вредных привычек и утаиванию ото всех регулярных неприятных коликов сердца и желудка из-за волочащейся больной ноги…
Он еще не знал, что Любимая дочь и жена плакали по ночам, каждая в своей постели, думая, что «это все», когда он под белой простынкой лежал недвижимостью в реанимационной палате, а затем утром, с заплаканными лицами шли на работу, потому, что идти на нее надо…
Он еще не знал, как внутри себя переживали внуки и внучка, боясь, что их добрый и ласковый дедушка больше не встанет поиграть с ними в шашечного «чапая», не купит им мороженое и «Сникерс», идя мимо магазина с работы…
Ничего этого, к сожалению, он еще не знал и вряд ли узнает, ведь, об этом ему просто никто никогда не скажет, разве, что в сердцах, после очередного…