Любовь и ненависть - продолжение 35, гл. IV

Дастин Зевинд
Для девушки, потрепавшую мои невосполнимые нервы два с половиной года и вдруг изменившую вектор своей предвзятости, Алик оказался настоящим кумиром и тайной мечтой. Она писала ему объемистые послания, иногда забывая или, вполне вероятно, специально оставляя их на обозрение в разных аудиториях факультета. Многие из наших не совсем воспитанных коллег зачитывались ими до одури и однажды, зная о моих с ней натянутых отношениях, решили меня подставить. Невеста Виталия П., погибшего впоследствии однокашника, заимев эти интимные страницы, попыталась мне их всучить, для детального ознакомления и передачи моей бывшей ненавистнице. Они, коварные наблюдатели наших дрязг, думали купить стрелянного воробья на мякине и тем самым еще раз столкнуть нас лбами, ко всеобщей или чьей-то радости. Просчитались. Нас, братьёв, с детства приучили родители, затем песни Владимира Высоцкого закрепили эту привычку, никогда, ни к кому не лезть в душу и писем чужих не читать. Невзирая на это, провокации продолжались.

В какой-то промежуток моей витиеватой студенческой жизни, между мной и неожиданной «заступницей» наступило кратковременное перемирие, перешедшее в некое подобие дружбы на расстоянии вытянутой руки. Вот из-за этих наших баловливых рук мы с ее Аликом чуть не подрались. Кто-то шепнул ему, что я погладил пылкую грудь его обожательницы! Была бы она на месте, почему бы и нет, - погладил бы с большим удовольствием, но ее все время забывали дома... Вечером он вызвал меня в умывальную комнату, для исповедального разговора. Не впервый и не в последний раз, пошли!.. Ни до чего мы не договорились. Боец он бравый, да в тёрках слабоват! Доводов у него было - кот наплакал, а моя отвертка в кармане так и просилась выправить ему воспаленное самомнение. Хорошо, что он это вовремя понял. Поэтому и не знаю, кем нам приходился Александр П. Этот инцидент не изменил наших с ним личных отношений, ввиду того, что их фактически никогда и не было. Мы любительски или мене професионально исполняли свои роли в ансамбле: он сочинял неплохую музыку, я придумывал для этой музыки стихи и прописывал ребятам гитарные партии. Вот и все. Мудями меряться шутам не по чину… Подалее, поразмыслив о вечном, от своей «грудастой» благодетельницы стал держаться на приличной дистанции, абы не влипнуть с ней в какую нибудь новую хренотень. Одначе…

Харизматичный Алик мечтал стать богатым и знаменитым, и при очередном наборе чукотской труппы лицедеев для московкой драмшколы имени… то ли Прищепкина, то ли Прищюкина, лег костьми на амбразуру веденевской невезухи и улетел из нашего скоморошьего ВИА прямиком в лоно театрального бомонда советской столицы. Скумекав, что ей уже не дождаться от “всесоюзного артиста” предложения руки и сердца, “девушка не стерва” переключила свое внимание на оставшиеся эротические резервы истфаковского любовного фронта. Одним из следующих объектов ее чувственного интереса стал наш женатый коллега, Валерий С., заядлый горе-ухажер, трусоватый забияка и отличник учебы русского потока. Этот вечный гембель этического геморроя, обрусевший румын, родом из под Черновцов северной Буковины Украинской ССР, успел бракосочетаться и настрогать ребенка с одногрупницей моей супруги. На первых порах у нас с ними сложилось нечто экстатичное, с элементами гуцульского гопака, румынской хоры и цыганской дипломатии, переросшее поэтапно в неприязнь, затем - в откровенную, вполне мотивированную вражду. Как и почему поясню:

Валерий выделялся главным, не понравившимся мне, а с течением времени и его немногочисленным друзьям, качеством Иудушки Головлёва: двурушничеством. Как и салтыков-щедринский персонаж, имел пронзительно-аспидный взор - «Взглянет - ну словно петлю накидывает», умея скрывать свое отношение к окружающим в несходящей с его лица маске-улыбке, но это присказка, а сказ о том, что с ним невозможно было иметь ни дружбы, ни общих дел, ни принципиальных жизненных позиций, - в угоду заполучения высоких отметок Валера был готов идти на любую подлость. В ходе первой пионерской практики он  изругался со всеми, в том числе и с нами, из-за своей непомерной корысти, мании величия и моральной нечистоплотности. А когда его ближайший друг, Петр Т., жестко поставил на место, обозвав «свиньей», ринулся подавать на оскорбителя в суд. Ходили слухи даже, что регулярно фискалил в ректорат. Уверять не стану, не уличал, но в связях с одиозными личностями той «богадельни» он сам не раз признавался. Паче того: задирал нос перед не служившими в армии коллегами и заискивал пред лекторами и администрацией факультета, а также брал на свои чахлые плечики самозваные полномочия и сомнительные общественные престарии, типа непримиримого старосты этажа, устраивая шмоны в общежитии и качая дешевый авторитет в глазах напуганных младшекурсников.


http://www.proza.ru/2017/04/01/1418