Солнце с высоты своего полуденного положения нещадно палило все вокруг. Ветер не желал помогать живым существам пережить этот знойный день. Пыль, поднимаемая колёсами снующих по проезжей части машин, повисала в воздухе.
Брагин уже был близок к прохладе своего дома, когда заметил нескольких собак, расположившихся в тени продуктового ларька. Одна из них была явно сукой и явно кормящей. Серая с проблесками желтизны, какая бывает на старых вещах, шерсть и отвисшие соски цвета испода солдатских мундиров эпохи рококо делали суку весьма фактурной. Для полноты образа ей не хватало маленьких Ромула и Рема. Ларёк не обладал древней статностью, он походил на корчившийся в муках прямоугольник. По-видимому, именно несуразность привлекала к нему расклейщиков объявлений, желавших облагородить его разноцветными бумажками с призывами «продам», «куплю», «сниму».
Воздух струился как в пустыне. Собаки от жажды показывали прохожим языки, а с ларька в изнеможении свисали лоскуты кожи-объявлений. Брагин осторожно смахнул с лица проступившие капли пота. Ему хотелось скорее миновать суку и её несостоявшуюся свиту. «Я не в силах помочь. Не моя вина», – повторял про себя он.
Поравнявшись с ларьком, он заметил, что щенят не было. Сука спокойно смотрела сквозь него и, вероятно, от этой лютой жары ничего не замечала. Брагину казалось, что он взорвётся. Его одновременно раздирали несколько стремлений: хотелось облагодетельствовать собак и в тоже время усыпить их, чтобы не плодились, не мучились ни летом, ни зимой, которая очень стабильна и приходит каждый год.
«Всем не поможешь», – подумал Брагин, по-деловому отвернулся и скрылся в глубине квартала. Сука спокойно зевнула.