- Что-то неладное стало с Толиком, - судачили соседи, - Не тот он стал.
И действительно, дядя Толя – а его так звали и молодежь и ровесники – изменился. Раньше был активным, жизнерадостным человеком. Мастер на все руки, весельчак и балагур, душа компании. Ни одна свадьба во дворе, ни одна пьянка в гаражах, ни одна драка на празднике без него не обходились. Только его голос и слышен да смех неудержимый. Выпивать он, конечно, выпивал, как и все мужики, но никогда не злоупотреблял. Здоровья был отменного, не курил. А тут стал пить запоями, закурил. Жена смотрела-смотрела, да и собрала вещи и уехала к матери. Он и сам-то в квартире не жил, все пропадал в гараже, но жена не смирилась с такой атмосферой в семье и уехала. Люди стали говорить, что есть у него баба, Ленка. Видеть её никто не видел, но от него же и слышали. Напьется, обопрется о косяк ворот в гараже, схватит себя крепкой пятерней за грудь, плачет и приговаривает: «Ленка… Ленка, с-сука…». Что это была за Ленка и почему «сука», он никому не рассказывал.
Присев однажды с ним за рюмкой, спросил его:
- Дядя Толя, ты чего пить-то так стал?
- Эх-х! – махнул он рукой, - И не спрашивай, Мишк. Моё это, – и опрокинул стопку.
Молча глядя в пол, он лениво пережевывал закуску. Его поза – ссутулившееся тело, поникшая голова, отсутствующий взгляд – напоминала побитого бездомного пса, который пройдя все невзгоды и утратив свой естественный цвет, превратился в жалкое серое существо, влачащееся от помойки к помойке, с полным безразличием к своей судьбе.
Тяжело вздохнув, двинул стопку:
- Наливай.
Выпили. Затем еще. И еще… Дядя Толя перестал закусывать. С цигаркой в зубах он сидел на табурете и, вяло выпуская дым, утирал катившие слезы.
- Эх-х… - выдохнул он. – Не понять тебе, Мишак…
- Чего не понять-то, дядь Толь?
- Ленка… - выпустил он струю дыма, - С-сука…
- Баба что ль?
Он вновь затянулся, проглотил дым, посмотрел поверх соседнего гаража.
- Конечно баба…
- Любовь?
- Ленка, говорю.
- Любовь – я не про имя.
- Да какая любовь! Вот тут она, понимаешь? – схватил он себя ручищей за грудь. – Внутри всё горит, не дает покоя ни днем, ни ночью. Не могу я ни работать, ни лежать. И сидеть вот тут с тобой не могу. Ушел бы я куда-нибудь, на край света… Да разве от себя уйдешь…
- Ну, это и есть любовь.
- Да какая любовь! – опять не согласился он со мной, - Что я пацан? Или я артист какой, любовью страдать? Мне вон за станком стоять, - кивнул он на стоявший в углу токарный станок, - Болты резать, да гайки крутить. Я рабочий человек. А не могу…
- А «сука» почему?
- Не знаю. Само как-то приклеилось.
Помолчав, добавил:
- Она не сука, она хорошая...
- А в чем проблема? Не хочет она, что ль, тебя?
- Не хочет.
- Да и хрен с ней. Чего ж убиваться-то? Мало тебе баб?
- Красивая она. Хорошая.
- Дядь Толь, да это ж все равно, что в Софию Ротару влюбиться – красивая баба, еще и песни поет. Но не влюбляешься ж! Чего тебе эта-то далась?
- Неее. Я ж говорю, не понимаешь ты, Мишак. То просто красивые. Их полно. А эта – моя! Единственная. Жить без неё нельзя. Вот бывает же так - посмотришь, она может и некрасивая, а для тебя она лучше всех! Вот она такая, Ленка. Я как первый раз её увидал и сразу мне вот сюда, - стукнул он себя кулаком в грудь, - Эта – моя!
Я не знал, что ему сказать. Действительно, есть какие-то нити. Чувствуешь, что с этим человеком тебе будет комфортно по жизни, а с этим нет, хотя и не знакомы даже. А уж любовь – сколько философов о неё копья сломали! Но до сих пор она неизведанна и не известно, как от неё уберечься, как спастись.
- Так раньше-то всё хорошо было. Два года я с ней как один день! Душа в душу! И не было лучше счастья! Радовался я ей и всё у меня «горело»! И на работе, и дома – везде. Я как подумаю о ней – прям горы хотелось сворачивать! И ни с того, ни с сего – раз – и всё! Ничего не говорит, ничего не объясняет. И всё! И нет у меня ни сил ни на что, ни желания.
- Может муж у неё? Одумалась?
- Муж, конечно… Но от него ж она и замутила со мной... Муж… - задумчиво повторил он и глубоко затянулся вновь.
- Ну-у, дело случая. По случаю замутила, по другому опомнилась. Дело житейское.
- А мне-то как жить!? Я ведь... Того... Руки на себя наложить хотел... Не смог. Видно другое мне уготовано...
После этого случая мне пришлось уехать на месяц. Возвратившись, увидел по дороге от дома растоптанные гвоздики.
- Кто умер? – спрашиваю у соседки.
- Толика похоронили.
- Как это случилось? Наверно по пьянке?
- Ды неет, - задумчиво протянула она, - Последнюю неделю совсем не пил. Что-то работал в гараже. Оказалось, гроб себе делал. А потом что-то приключилось с ним непонятное. Горел весь. Скорая приезжала, сделали жаропонижающее, но ему не помогло. Так и пролежал три дня в жару весь, метался, бредил.
- И чем же он бредил? – мелькнула у меня догадка.
- Да тем и бредил, - махнула она рукой, - «Ленка, сука».
Март 2017 г.