Предыдущее: http://proza.ru/2017/03/27/217
В Пулково встречал нас свёкор на машине мужа. Моя всевидящая дочка сразу прошипела мне в ухо:
- Что-то папа с дедушкой подозрительно перешёптываются. Что-то случится.
Приехали мы домой, а там – праздничный стол, за столом - все 4 бабушки с мужьями! Обе одесские бабушки Мэри оказались тут! Я, конечно, очень хорошо знала маму папиного друга. Она была ближайшей подругой мамы моего мужа, и конечно, очень дружила с другой бабушкой Мэри - мамой С. Сразу после приветствий – скайп в Америку. Там – 7:30 утра, но уже все ждут связи. Шум, гам, поздравления, подшучивания, Мэри зачитывает стихотворение Диме на английском языке, американская сторона хохочет и рукоплещет, наша – развесила уши и ничего не понимает, вмешивается её папа и, заставляя дочку повторять каждую строчку, коряво переводит на русский язык, его мама ругает его за то, что он такой осёл и не мог заранее перевести, выясняется, что стихотворение не совсем её (ни её папа, ни она сама не знали перевод нескольких американских идиом, пришлось ей признаться в переписывании) – всеобщий хохот – приветы нашей дочке, восхищения ею, наилучшие пожелания молодым и пожелания нам поскорее перебраться в Америку.
Моя мама, как всегда, вмешивается не в попад, нарушая общую атмосферу веселья:
- Ну, Димочка, может быть и ты что-то скажешь нам о своей избраннице?
У меня защемило сердце – я чувствовала, что мой сыночек не способен сейчас ни на одно вразумительное слово. Она, как будто нарочно, хочет его опозорить - как часто я страдала от неё!
А мой Димуля откашлялся, собрался и начал:
- Дорогие вы все мои. Я поражён и счастлив, что вас так трогает наше с Мэри соединение. Она предупредила меня, что вы нас встретите здесь, а я ей не поверил. Её американские организаторские способности не дали и здесь осечки. Ты, мама, даже не подозреваешь, что это она подстроила нашу поездку в Америку – договорилась с первой бабушкой – папиной мамой, когда её папа должен звонить к ней домой на мобильник моего папы. Попросила её подтолкнуть моего папу на полёт туда. Обе бабушки в Одессе были предупреждены ею, что вы согласились приехать. Она поставила их в известность, что собирается объявить о нашей помолвке, и заручилась их одобрительными звонками своим детям, т.е. её родителям. Я не удивлюсь, что скоро она найдёт страну, где разрешается регистрировать браки иностранцев с 16 лет. И тогда мы уже все не удивимся, что этим летом ещё раз встретимся в Сан-Франциско. А не позже чем 10 лет все международные отношения будут ею решаться в Сан-Франциско, и Организацию Объединённых Наций она тоже переведёт туда – если мне не удастся её остановить.
Всеобщее "Ура" включает во мне страшное подозрение:
«Ага, - подумала я, - пой, ласточка, пой. Меня уже не обдуришь, кто здесь всё так выкрутил. Хорошо узнаю подпольные организаторские способности нашего сыночка, «заслуженного пакостника республики», на которых он за все годы ни разу не попался, о которых когда-то, захлебываясь от восторга, поведала Люся (та ещё повеса) в период нашего ею увлечения. Вот как узнать, не был ли сам М в этом замешан? Ведь Мэри – дочь его ближайшего друга. (Напомню – когда М вынужден был пропустить учебный год из-за болезни его мамы, его друг – такой же отличник, остался на второй год, чтобы им быть вместе, и в университет вместе поступали, и мой М был первой любовью С – ставшей потом женой этого друга и становящейся теперь моей сватьей). И Мэри что-то больно умно победила меня при первой нашей "женской" беседе. Не ты ли её готовил тогда? Очень подозрительной мне теперь кажется её сорвавшаяся фраза, что ты умнее её. И мнение её мамы о ней, как о сумасбродке, не очень вяжется с ролью режиссёра. И не наводишь ли ты и сейчас тень на плетень? Чёрт знает что творится в Мадридском Дворе. И это в 16 лет! Интересно, что вытворял мой М в 16 лет?»
И вдруг всплыло в памяти впечатление от сына, как от большого цыплёнка, когда они впервые пригласили нас в ресторан. Это впечатление стало размываться и заменяться другим – впечатлением о режиссёре, внимательно наблюдающим за хорошо исполняемым спектаклем, им поставленным, и довольным результатом, не требующим его участия. И уже не казались мне жалкими его еле заметные бездумные улыбки в разных ситуациях и всегдашние поддакивания в ответ на её «а хочешь?», и «пылкая любовь мальчика», когда он легко согласился на предложение папы посмотреть на мотоциклы в специализированном магазине, чтобы я могла уединиться с Мери, меня уже не смешит, и ОСОБЕННО ответ «не беспокойся» его хитрющего папочки на моё «с ним надо поговорить».
Пока всё это крутилось у меня в голове, Дима принимал поздравления, отшучиваясь напропалую, потом поздравления достали и нас. А каким сладким теплом обдало, когда сын подошёл ко мне, поцеловал и шепнул на ухо:
- Спасибо, ма!
И сразу же радостный вывод – «Я не его теряю, а её – приобретаю».
Заполночь, после того, как гости разошлись, я сразу же потребовала от моего М разъяснения своих подозрений. Оказалось, что инициатором действительно была Мэри, настаивавшая, чтобы Дима что-то придумал для приезда. Вплоть до звонка её папы всё придумал сын. Во время «серьёзного» разговора муж пытал его о чувствах к Мэри. Очень было похоже на помешательство – жесты, поиск несуществующих слов для выражения этих чувств, трепет от воспоминания о ней, даже восхищение её сначала стыдливостью, а потом страстностью, желание излить папе понимание, что за этим внешним есть нечто непередаваемое – внутренняя уверенность в будущем счастии с ней или несчастии без неё. После этого разговора муж позвонил своему другу и сказал, что хочет посоветоваться о целесообразности приезда сейчас - из-за такого явно экзальтированного состояния сына.
Рассказ с той стороны был куда более драматичен. Если у Димы перед этим была Люся, полностью подчинившая себя ему (см. 77-83), то там дело было страшнее. Перед первым прилётом сюда она влюбилась в одного подонка – американского хиппи, даже собралась уйти из дому к нему. Насмерть стала мама (С), скандалы не утихали, мама должна была оставить работу и «пасти» дочь, не допуская их встреч. Однажды пришлось применить силу к дочери, та позвонила в полицию – это грозило ужасными неприятностями. С позвонила мужу на работу, он моментально примчался домой, схватил дочку и с мамой отвёз в Лос Анжелес к друзьям.
Через месяц этот подонок попался на наркотиках, наступило прозрение и освобождение. Они вернулись домой. Как раз тогда мы приехали, а через пару месяцев его друг собрался сюда, чтобы обсудить патентные проблемы моего М, и заодно чуть не за шиворот выволок дочку в Россию – встряхнуть её. Она как-то сразу «запала» на Диму. Уже сразу после первого её прилёта сюда дома только и были разговоры о нём. Она упорно стала учить русский язык, который не хотела принимать раньше, хотя для этого дома говорили только по-русски. Её покорила разносторонняя грамотность и высокая культура Димы, казавшиеся ей потрясающими знания всемирной, в том числе еще неизвестной ей американской литературы, истории, особенно – науки и техники и даже политики, безупречное поведение, живость ума, весёлый характер, пение под гитару, огромное (по её понятиям) количество друзей, среди которых она не чувствовала себя чужой, будучи с ним. И всё это на фоне красот белых ночей, прогулок по каналам на катерах, невиданные ею красоты музеев, церквей, соборов, пригородов. Её поразило, что он при соответствующих случаях читает стихи. Пушкин, Есенин и другие – по памяти, ещё десятки – по сборникам. А она не могла вспомнить ни одного стихотворения на английском языке. Наша домашняя литературно-художественная библиотека, в которой сын был – как рыба в воде, её покорила, а музыкально-литературный капустник, который я устроила, как обычно, для моих учеников на окончание учебного года, её так потряс, что она даже расплакалась – «боже, как у вас хорошо».
По возвращении она выбросила всю модерновую, уродующую её одежду, стала посещать курсы русского языка в русском центре, записалась на разные просветительные курсы и начала читать литературу, в основном, переведённую русскую – под его руководством. Видно было, как ей тяжело всё это даётся, но она очень радовалась прогрессу.
Во время второго прилёта она была покорена зимней красотой в Питере и пригородах. Впервые увидела снег, стала на лыжи, поездила в настоящих санях над заливом под Зеленогорском, Петергофом – всё это рядом с Димой делало его тоже особенным.
В третий раз она уже плакала у него на плече при расставании. Перенести год расставания она уже не могла и задумала – или вытащить его туда или лететь снова сюда. Частые перепады настроения, нескрываемое восхищение Димой, его и их совместные портреты в её квартире, и, наконец, недавнее заявление, что она не мыслит жизни без него – подталкивало её отца на соответствующий разговор с моим М. Так что звонок моего М пришёлся очень кстати.
Выяснив ситуацию, они не захотели «взять грех на душу», не дав им возможности встретиться, практически примирившись с их возможным соединением. Тем более, что было неизвестно, как воспримет это Мэри. От неё можно было ожидать любую сумасбродную выходку. Они решили не ставить жён в известность об этом обсуждении, чтобы не привносить в эту встречу примеси «согласованного сводничества».
Даже после долгого размышления я не нашла, в чём его упрекнуть.
Продолжение: http://proza.ru/2017/05/12/767
(для чтения неосредственного продолжения пришлось "перепрыгнуть" через один пост).