Река была широка и глубока – и ни единого моста. Но другой берег я видел хорошо и каждый вечер приходил, садился возле узкой полоски песка и наблюдал за тем, как ветер шевелит сочную зеленую траву, как играет кроной векового дуба, как ныряют чайки, и как люди – по одному, а чаще целыми семьями, приходят и садятся у кромки воды. Дети купаются, взрослые загорают… Им можно, над их головами всегда светит солнце.
Я посмотрел в небо. Дождливый сумрак грозил разродиться очередной порцией ледяной воды, молний и грома. Вдалеке каркали вороны, мои давние соседи. Кажется, они тоже с какой-то завистью смотрели вдаль, хотя им-то грех жаловаться – каждый день находят, чем поживиться. И хорошо, если это лошадь или корова, умершая от болезни или сломавшая ногу. Все чаще их добычей становились люди, тела которых просто не успевали вовремя найти – они часами лежали под проливным дождем, глядя пустыми глазами в мрачные небеса. Каждый день с востока на запад протягивалась траурная процессия, люди в черных мантиях и лошади, тянущие гробы. Иногда какая-нибудь лошадь запиналась, попадала ногой в яму – на такой случай кто-нибудь обязательно нес собой ружье. Вылечить больную скотину еще ни разу не удавалось – она умирала медленно и мучительно.
Не мор косил всех нас, не война и не голод. В самом воздухе витало что-то невообразимо печальное, пахнущее мокрыми углями, гниющими фруктами и свежей могилой. На другом берегу царил покой, радость и свет – но то был другой мир, другие люди, другая жизнь. Река, проклятая река, что кормит нас мелкой рыбешкой и крупными бедами во времена половодья, протянулась на много миль, ее нельзя обойти, нельзя переплыть. Но я пытался.
В первый раз я чуть не утонул, во второй - проплыл примерно треть пути. Усталый, трясущийся и больной, я вернулся на свой берег ни с чем.
В том, другом мире было тепло и красиво. Я пытался построить лодку, но не нашел поблизости хорошего дерева – их все давно вырубили, на гробы. Единственная осина, в которую позапрошлой весной ударил гром, годилась разве что для растопки печи. Я хотел сделать плот из развалин заброшенного дома, да доски прогнили настолько, что буквально рассыпались в руках.
В одну темную и дождливую ночь молния ударила в дом кузнеца. Я долго ходил по пепелищу, стараясь держаться подальше от обугленных человеческих костей – бедняга не смог вовремя выбраться, упавший шкаф преградил ему путь. Запах дыма и сгоревшей плоти бил в ноздри, вызывая рвоту. Рядом безутешно рыдала женщина, кто-то молился и крестился. Я не слушал все это, лишь молча выбирал из развалин доски, что могли еще хоть на что-то сгодиться. Никто не спрашивал, что я делаю, а я не объяснял. Ту древесину, что казалась достаточно легкой и прочной, я оттащил к своей избе.
На то, чтобы отмерить куски равной длины, ушел примерно день. Затем я отобрал несколько досок для носовой части и отпилил лишнее. Пила была тупая, многие зубцы согнулись, ручка грозила отвалиться. Я быстро натер мозоли – перчаток у меня не было. Почти упиваясь болью, я продолжал работу. Я чувствовал: все это – не зря.
На то, чтобы построить задний борт, ушло еще два дня, столько же – на создание распорок и сидений. Спина моя уже с трудом разгибалась, руки почти онемели и покрылись царапинами.
Дольше всего я промучался с дном лодки. Когда же все было кончено, я чувствовал себя так, словно построил не лодку, а как минимум фрегат. Творение вышло неказистым, но на воде держалось уверенно. Изготовив весла, я отправился к реке.
«Я вывезу вас всех.- думал я, глядя на дома, прижавшиеся друг к другу, словно искавшие защиту от холода. –Я вернусь с целой флотилией и мы навсегда покинем эту проклятую землю. Клянусь вам».
Мир на том берегу был другим, я смотрел на него часами, днями, видел его в снах и грезил им наяву – теперь мне предстояло шагнуть на его землю. Оттолкнувшись от берега и царапнув дном острые камни, я отправился в путь.
Я старался не оглядываться, я смотрел лишь вперед. В первое время казалось, что тот берег с каждым мгновением лишь отдаляется, становясь меньше, уже, темнее. Вскоре наваждение прошло и я увидел солнце – яснее, чем когда либо прежде, затем моему взору открылись пушистые облака и зеленые луга, где неспешно бродили какие-то звери – кто именно, я пока не мог разглядеть. Еще через несколько минут я приметил первые дома – с треугольными крышами и флюгерами, едва колыхающимися на ветру. Ставни были распахнуты – я представил, как солнечный свет заливает их комнаты и меня пробила приятная дрожь.
Руки уставали – с каждым метром грести становилось все тяжелее. Мышцы сводило судорогой, натруженные пальцы не гнулись. Стиснув зубы, я наваливался на весла с новой силой.
Откуда ни возьмись, налетел ветер. Рябь пробежала по серебристой воде, появились волны, от которых мое легкое суденышко задрожало. Его стало разворачивать, сама река хотела вернуть меня назад, в мир тоски и мрака. Меня это злило и я боролся все отчаяннее.
Ветер становился все сильнее, волны налетали одна за другой, с яростью разбиваясь о борта моей лодки. В какой-то момент я с ужасом осознал, что мое крохотное судно накренилось, и крен этот увеличивается с каждым мгновением.
Я сам не понял, как оказался в воде – меня словно что-то вытолкнуло. Река наполнила мою грудь льдом и песком, я сделал рывок – вверх, к свету, к жизни. Моя лодка перевернулась и теперь напоминала большую черепаху. Толку от нее больше не было – я поплыл к берегу.
Воздуха не хватало, боль сжимала тело холодным обручем. Одежда, враз отяжелев, тянула меня ко дну. В какой-то миг в моей одурманенной болью и страхом голове мелькнула отчаянная и жуткая мысль – прекратить борьбу, расслабиться, позволить реке забрать меня, утащить на глубину. Несколько секунд – но какими они были долгими! – эта идея казалась мне притягательной, прекрасной, единственно правильной. Но потом я сделал новый вдох, легкие обожгло огнем, а в глаза ударил солнечный свет…
Я коснулся руками влажного песка, потом – белого, сухого и сыпучего. Преодолев пару метров на четвереньках, я растянулся, глядя в небо, где белое облако потихоньку закрывало солнце.
Опять налетел ветер – все тот же, злой и жестокий. От его порывов тонкая береза склонилась почти до земли. Я кое-как поднялся на ноги.
Зеленая трава вдруг показалась мне желтоватой, возделанное поле – ненужным и запущенным. Коровы, что щипали здесь траву, хромали и качались. Одна их них лежала возле куста ежевики, где не было ни единой ягодки, и издыхала. Другая тщетно пыталась отогнать мух, что роем кружились вокруг ее гниющего слепого глаза, и протяжно, горестно мычала.
Я увидел мужчину в серой рваной рубахе – мрачно посмотрев куда-то сквозь меня, он с ружьем в руках подошел к умирающей корове. От звука выстрела мое сердце замерло.
«Меня обманули».- вдруг понял я и эта мысль почему-то не принесла ни боли, ни злости.
Я обернулся – посмотрел на реку, на тот берег, откуда я так мечтал уйти. Облака там понемногу расходились, лучи солнца залили луга своим жидким золотом.
Человек с ружьем вновь посмотрел в мою сторону – словно призрака увидел… но ничего не сказал.
С прежней печалью на сердце я двинулся дальше, мимо домов, скособоченных, с разбитыми окнами. Спутником моим была лишь черная тень, что ложилась на песчаную дорогу причудливым узором… при хорошем воображении эта тень могла бы напомнить фигуру в капюшоне и длинном балахоне, а над головой ее как будто бы грозно подрагивало острое лезвие косы.