По Шолом Алейхему - это значит, счастье привалило.
А привалило оно ко мне, тогда новому репатрианту, в виде двойной почасовой оплаты.
То есть за работу мне платили в два раза больше минимальной в то время зарплаты.
Не буду утомлять читателей пересчётом шекелей в доллары и обратно, скажу только, что на минимальную почасовую оплату тогда можно было купить пачку самых дорогих сигарет вроде Мальборо или Камала, как их здесь величают на афганский манер. Или газету местных интеллектуалов Хаарец.
Бутылочка колы стоила немного дешевле.
Столько же, сколько дорогие сигареты и газета для интеллектуалов, стоил и проезд от места моей работы до Тель-Авива.
Работа была почти как у каторжников из "Профессионала с Бильмондо в главной роли.
На работу нас отвозили, потому что рано начинали, а обратно возвращаться надо было самим.
Колу я тогда не покупал, газет ещё не читал, но вот на общественный транспорт тратиться приходилось, поскольку своего автотранспорта не было, а расстояния были совсем не такие, как на карте мира.
По сравнению с пост-советскими зарплатами, наши деньги казались целым состоянием, но...
Съёмная квартира, счета, да и жить на что-то надо было.
Тут я впервые заметил стеклянный потолок. В том смысле, что сколько не работай, ты не становишься ни богаче, ни счастливей.
Но никто не роптал, потому что в ресторане за мытьё посуды платили меньше минимума, иногда даже намного, если "по-черному".
Да и вообще с работой было сложно.
Тратить не лишние деньги на общественный транспорт не хотелось.
К тому же, я был молод и вынослив, как верблюд. Поэтому путь из Герцлии Питуах до Тель-Авива проделывал пешком.
Во всяком случае, в начале недели, когда сил было ещё много.
И всё бы ничего, но время было неспокойное - Первая Интифада была в разгаре.
Кто не знает, что такое Первая Интифада, поясню - это когда можно было запросто нарваться на камни или ножи местных арабов.
Мы оказались как раз посередине между работодателями-израильскими евреями и арабами с Западного Берега и из Газы, которые работали на стройках, на уборке, на заводах,в пекарнях и где только нет.
Арабы приезжали на работу в Израиль утром, а уезжали вечером.
Вернее, не на работу, а в поисках работы - мы их стремительно вытесняли отовсюду.
Но они всё равно платили немалые деньги за дорогу до Тель-Авива и там ждали на дорожных развязках удачи в виде работы.
К развязкам подъезжали на своих машинах израильские подрядчики и к ним тут же бросалась толпа арабов в надежде заработать.
Счастливчики уезжали на работу, а бедолаги, которым не повезло, просидев весь день на дорожной развязке, ни с чем возвращались домой.
Счастливчиков тоже хватало и под вечер они собирались вдоль дорог, откуда автобусы с Западного Берега и из Газы везли их домой.
Вот по этим дорогам я и возвращался.
Рабочий день у нас заканчивался примерно в одно время, так что проходить приличное расстояние приходилось мимо таких же счастливчиков, как и я. Только они были арабами.
На всякий случай я путешествовал со своим рабочим инструментом, то есть, с лопатой и был похож, наверное, на тибетского монаха. Только вместо шеста у меня был мой рабочий инструмент.
Но на самом деле, лопата гораздо лучше шеста, для тех, кто в этом понимает.
Даже лучше штык-ножа.
Но, странное дело - лопата в дороге мне так и не понадобилась.Я много слышал и до Израиля, и в Израиле о кровожадных арабах, которые только для того и живут, чтобы евреев убивать.
В основном эти арабы были мужиками за сорок, которым нужно было семьи кормить.
Но, всякое бывало.
Удивительно было другое - они все как-то странно смотрели на меня. Нет, не с ненавистью, а как на идиота.
И я долго не мог понять причин их удивления и злорадства.
Но поскольку работал я тоже с арабами, разгадка пришла довольно скоро.
Мои коллеги-арабы тоже смотрели на меня не только недоброжелательно, но и с любопытством.
-Садись с нами, -позвали меня арабы во время перерыва. Они каждый раз приглашали меня разделить с ними трапезу, а я каждый раз отказывался.
Мы находились рядом, работали вместе, но между нами как-будто пролегал непреодолимый ров.
Они недобро смотрели на меня и, наконец, один из них не выдержал и спосил:
-Зачем ты приехал?
-Что, значит, "зачем?!"- возмутился я. - Есть закон о возвращении, вот по этому закону я здесь.
Спрашивавший помолчал - мой ответ его явно не удовлетворил.
-Тебе было так плохо в России?
-Какое тебе дело? - Его вопросы во время перерыва меня раздражали. Я не желал тратить своё время на ненужные распросы.
Тем более, меня с первого дня предупреждали: будь с ними всегда начеку.
Мы и сами часто задавали себе этот вопрос.
Особенно красноречиво он звучал в русско-ивритском фольклорном варианте: а нахну мы сюда приехали? (анахну - мы)
Но с арабами я этот вопрос обсуждать не намеревался. И так на душе тошно.
-Интересно, - не унимался араб, -Что ты здесь собирался найти? Тебе здесь лучше?
-А тебе?
-Я здесь живу,-гордо заявил араб
-Ну и я здесь живу.
Он усмехнулся.
Пожилой мужик, тоже из арабов, с усмешкой наблюдавший за нашей стычкой, не выдержал и спросил:
-Нет, ты скажи: тебе здесь лучше?
-Да, мне здесь лучше!-ответил я, желая прекратить разговор.
-Уж не знаю, что ты здесь хорошего нашёл,-презрительно бросил он, встал, и повернувшись ко мне спиной, пошёл прочь.
-Если вам здесь так плохо, то почему вы сюда приезжаете?
Моя семья из Яффо,- с достоинством сказал один из рабочих. -А у него, - он указал на своего товарища, - из Хайфы.
Я бы вернулся - было бы куда. Но им я этого не сказал.
-Нет, я всё понимаю, - не унимался настырный работяга, - привезли вас. Вы - евреи. А негров вы зачем привезли?
Я понял, о ком речь, но не собирался ни вступаться за эфиопов, ни отчитываться за израильское правительство. Они же все хорошие, а мы - плохие. Вот пусть сами со своими арабами и разбираются.
-Каких ещё негров?! Я никого не привозил.
Он усмехнулся.
Я не стал спрашивать их о том, чем им мешаю. Это был бы риторический вопрос.
Наш работодатель Шломо, наблюдавший за этой сценой, потом сказал мне: держи их на расстоянии.
Это я уже давно понял к тому времени и без него и держал на расстоянии всех, в том числе и таких, как Шломо.
Хитрый был тип и чутьё у него было зверское: стоило кому-то из рабочих сделать передышку и он тут же вырастал будто из под земли, как суслик.
После того разговора я уже не удивлялся реакции арабов, когда возвращался домой.
Так я путешествовал до самых дождей. Потом работа закончилась и пришлось искать другую, уже не на таких шикарных условиях.
Всё обошлось без эксцессов на дорогах. Удивительно, правда?
Потом мне говорили, что арабы посадили Шломо на нож якобы из-за того, что он им не заплатил.
Мне и в этом отношении повезло: Шломо ни разу не обсчитал меня ни на копейку, а точнее - ни на одну агору.
Со мной работал парнишка, тоже из "русских". Как-то он меня спросил: всю ли зарплату я получил?
-Всю,-удивлённо ответил я. - А ты?
-А у меня постоянно не хватает то ста шекелей, то ста пятидесяти.
А теперь-целых триста шекелей!
Целое состояние для нас в то время.
Да и сейчас это не так мало.
-Ну так в чём дело?- спросил я, - возьми лопату и пойди поговори с ним.
-Зачем лопату?-удивился он.
-Ну, мы же с тобой не состоим в профсоюзе.
Я шутил, но парнишка воспринял всё всерьёз и перепугался.
Шломо, не знавший русского, тоже воспринял всё слишком близко к сердцу.
Шломо, недоверчиво наблюдавший за нашей беседой, исчез.
Пока парнишка думал, как быть, к Шломо приехали друзья. Не знаю, то было совпадение или он почуял недоброе...
Они сидели в его домике и беседовали.
-Сейчас не ходи, -сказал я товарищу, - уже поздно. А завтра - обязательно спроси!
Не знаю, спросил он или нет.
С того дня Шломо стал злобно смотреть на меня и вскоре мы расстались.
Он считал себя благодетелем, человеком добрым, справедливым, который сделал себя сам.
Последним он очень гордился.
Было в нём много детского: амбиции, обидчивость и даже скаредность в мелочах, тоже была какой-то детской.
В принципе, он был неплохим человеком, только его капитализм испортил. А может, местный климат повлиял.
Он на всех тут влияет.
Я ведь ехал защищать страну, созданную на песке, от злобных арабов, которые только и ждут, чтобы разрушить созданный евреями оазис среди пустыни.
А теперь всё смешалось и непонятно, где я во всём этом. И там не свой, и здесь не чужой...
Хаос в мире, хаос в душе.
Но мысль работает и это - главное.
Дорогу осилит идущий. В дороге особенно хорошо думается...
Так рассуждал я возвращаясь с работы...