предыдущее - http://www.proza.ru/2017/03/25/1136
- А ты что такая грустная? – поспешил я съехать с опасной темы домашних заготовок на более перспективную тему настроений.
- Жалею, что разъехались, - вздохнула мать. - Ты там один. Здесь Веруська скучает. Заболела вон… как переехали, так и заболела.
- Носилась, небось, на улицу из двери в дверь. Думала, можно, как летом… Правильно?
Я приобнял сестрёнку, и та немедленно помигала мне в ответ, в том смысле, что да, именно всё так и было – бегала она туда-сюда из двери в дверь по холоду.
- В общем, жалею. Ты сидишь голодный…
- Ма, успокойся, тётя Маша меня кормит на убой.
- А дома? У тебя хоть какая еда есть?
- Полно, - сказал я, - осетрина, буженина, рябчики в клюквенном соусе, ананасы в шампанском, - я подмигнул сестрёнке, которая немедленно включила свои ямочки. - Мать, ну я что, сготовить не могу? Ты вспомни, какой я борщ варю… почти как твой. Сама же говорила: если мужик умеет варить борщ, он в жизни не пропадёт.
- А вдруг ключи потеряешь от квартиры… Помнишь, как тогда потерял? В седьмом классе?
- Ма, ну, ты ещё детский сад вспомни, как я сам потерялся в парке и как ты меня потом сама потеряла в магазине...
- Я хочу, чтобы ты тут жил! – спасла меня Веруська, просовывая голову мне под руку. – Мне тут скучно одной.
- Зато у тебя своя комната теперь есть, - сказал я, обрадованно переключаясь. – Места много. Чем ты там занимаешься в своей комнате, расскажи?
- Я дом делаю для принцессы. Я нарисовала принцессу и нарисовала ей дом. Всё вырезала. Я дом клеила, а он не приклеился… пойдём, покажу…
- Сейчас всё приклеим, не плачь…
- Дай ты ему поесть! - незамедлительно вступила мать. - Ступай к себе, собирай своих принцесс. Он к тебе придёт сейчас.
Веруську к моему неудовольствию выпроводили, и я опять очутился на переднем крае коварных расспросов.
- Всё нормально там у тебя? Ничего не случилось? У меня прямо душа не на месте.
- А что у меня может случиться? Вот что у меня может случиться? Ограбили? Зарезали?
В моей голове вихрем пронеслась кинолента последних дней: падающий с балкона торшер, искры, летящие по ветру, пьяная плачущая Ирка, Сарман в трусах, вываливающийся с ножом в руках из квартиры, обомлевшие пенсионеры на лестнице... затемнение. И после затемнения: Нора в шубке, перешагивающая через шеренги бутылок, Нора в шубке, сидящая на моей постели… Просто шубка, валяющаяся на полу моей спальни… Чёрт, бутылки надо срочно все сдать...
- Нормально всё, - сказал я максимально убедительно. - Слушай, мать, я хотел у тебя спросить… как сказать девушке, что ты её не любишь?
Мама задумалась, и я немедленно сделал полезный вывод, что любую женщину можно гарантированно отвлечь, если поднять любовные темы. Я мысленно поздравил себя. Можно было спокойно доесть борщ.
Мама подпёрла голову рукой, подняла свои тёмно-голубые глаза куда-то вверх в угол потолка. Похоже, это я от неё унаследовал привычку шарить по верхам глазами, привычку, которую так не любят девушки…
- Нельзя говорить, что не любишь, - сказала она, наконец.
- Да-а? Дай горчички… Почему?
- Потому что когда любишь – дышишь этим человеком, надеешься. И вдруг слышишь: не люблю – сразу тебе дыхание перекроют. Жизнь кончается. Словно выстрел в сердце.
- Что же делать?
Мать помолчала, посмотрела на меня.
- Таня, - сказала она проницательно.
- Почему обязательно Таня, - сердито спросил я, намазывая хлеб горчицей. - Слушай, как вот жить? Не успел что-то сказать – за тебя сразу выводы делают. При чём здесь Таня?
- А кто ещё?
- Маня, Фаня, Паня… неважно… Важен принцип. Как сказать? Ты же женщина. Ты должна знать.
Мать вздохнула.
- Как женщина, я бы предпочла это вообще не слышать, - сказала она.
- Ну и как же быть?
- Никак. Сама разберётся. Сама поймёт.
- А если не поймёт? Если она с тебя глаз не сводит, по пятам ходит.
- Я же говорю – Таня, - сказала мать.
Я закатил глаза.
- Ну, какая разница – Таня или нет. Что делать-то? Не жениться же на всех?
- А почему бы и нет? - Мать посмотрела на меня. - Пока ты неженат, так и будет кто-то вздыхать. Женишься – сразу всё всем ясно. А пока мужчина не женат, всегда надежда теплится…
- Ну, отлично у вас устроено, - сказал я сердито. – То есть, свободным быть никак уже нельзя... Давай я тогда на Таньке сразу и женюсь? Всё, женюсь!
- Мам! Чеслав женится! – Веруська немедленно вкатилась в дверь с альбомами в обнимку. – Чеслав женится, да? У меня братик будет?
- У тебя уже есть братик, - сказал я и постучал себя по груди. – Хватит с тебя пока. Ну, пошли принцессу смотреть? Ма, спасибо, очень вкусно.
- А чай? Я печенья пекла…
- Мам, Чеслав женится? Да?
- Я тебе что сказала! Не зови его так!
- Всем можно, а мне нельзя!
- Потому что ты маленькая ещё!
- Ты говорила, что я большая! Я мороженое сама покупала!
- Мороженое покупать – это не значит быть большой.
- А что значит быть большой? Целоваться с мужчинами?
Мать посмотрела на меня, коротко вздохнула.
- Деньги зарабатывать, - сказал я, внушительно поднимая палец. – Если человек зарабатывает деньги, значит, он большой. Если не зарабатывает – значит, маленький. Всё. Вопрос исчерпан. Мне принцессу покажут или нет?
- А в кино девочки целовались, а они ещё в школе учились и не работали! – объявила Веруська недовольно.
Мать посмотрела на меня вторично, уже с иронией.
- Это плохо, - быстренько нашёлся я. – Эти девочки совершили ошибку. Это кино про то, как девочки совершили ошибку, а потом раскаялись. Поняла?
- Поняла. А девочки в кино…
- Мама Наташа, - я воззрился на мать. – Что у вас творится? Что за детские фильмы?
- А ты почему телевизор без разрешения включала? Кто тебе позволил? – немедленно напустилась мать.
- А я не включала! Он уже был включен! Оксана включила и смотрела! Она сказала, что про школу можно.
- Соседка приглядывала, пока меня не было, - объяснила мне мать, вздыхая.
- Мам! Если Чеслав женится, я с ним буду жить!
- Вот ты нужна-то ему!
- Слушайте… - я потёр ладонями лицо. Четырёхкилометровая пробежка по свежему воздуху давала о себе знать. От сытного борща меня разморило, как от пива. – Слушайте, я вообще не женюсь. Вас тут всего две, а у меня уже от вас голова трещит...
продолжение - http://www.proza.ru/2017/03/26/2496