У Борьки – золотисто-рыжий чуб и нос, густо заляпанный такими же золотыми веснушками. Руки у него большие, темные от прочно въевшейся в ладони земли. Такие руки могут выполнить любую домашнюю работу. Борькины светлые с хитринкой глаза смотрят на мир весело, с любопытством. В мире есть немало вещей, привлекающих мальчишечью душу: фотография, радио, гимнастика, волейбол.
Есть, наверное, у этой души и другие, менее красивые увлечения, такие, за которые, может быть, требовался бы хороший подзатыльник крепкой отцовской руки. Но отца нет, умер. Оставил матери четверых.
Но в общем, дожив до восьмого класса, был Борис в школе на хорошем счету и по учебе, и по общественной работе.
Жил мальчишка, увлеченный своими делами, а в саду у дома учительницы Зинаиды Владимировны Мамуриной росли молодые яблоньки. И однажды темной июльской ночью случилась беда. Кто-то безжалостно оборвал еще зеленые яблоки. Вор ушел, рук и ног, как говорится, не оставил, и только чуть заметный след слегка выделялся на сизой от утренней росы траве. След шел в тот конец поселка, где стоял дом семьи Бориса.
У огорченных владельцев сада – совещание.
- Борис с приятелями… Больше некому.
И полетела в районное отделение милиции жалоба. А вскоре и самого «преступника» вызвали в город. Вернулся он домой через день, осунувшийся, бледный, но радостный – доказал, поверили, что не виноват.
Начальнику отделения доказал, а в поселке…
Мы сидим с Зинаидой Владимировной в кабинете директора Чебаковской школы. За дверями, как прибой, шумит, живет школа. Где-то там и Борис, только что ушедший отсюда.
- Да, называет всякими словами: «вор», «Мишка Квакин», «Отрепьев», «плодожор», - только что невесело рассказывал он. А я разве могу что-нибудь ей сказать, ведь она – учительница.
Три года назад Зинаида Владимировна работала в классе, где учился тогда Борис, учила ребят быть вежливыми, чуткими друг к другу, честными. А теперь?
- «Вор», «Мишка Квакин»,- так я его называю и всегда могу сказать в глаза, и семья у них такая же. Вот недавно встретилась я со старшим братом Бориса, Геннадием. Он что-то замялся, а потом поздоровался. А я ему и говорю: «И смотреть на тебя не хочу, и говорить с тобой не буду». Так он мне после этого таких слов наговорил…
Почему Зинаида Владимировна решила, что именно Борис виноват в пропаже? Ну это же так просто. Многие говорят, что это обязательно он. Вот и Ольга Александровна, и Надежда Алексеевна, и Вера Ивановна говорят, что лазает в чужие сады Борис. Поймали с поличным? Нет, нет, только предполагают, что он.
Но Зинаида Владимировна пошла дальше. Пообещала, что в начале учебного года всем в школе станет известно, что Борис – вор. Неудивительно, что после этого мальчика с трудом уговорили прийти на первый урок.
Полушутя-полусерьезно замахнулась Зинаида Владимировна на Бориса ведром, а по поселку уже стали говорить – ударила. С легкой руки учительницы коротенькое словечко «вор» нет-нет да и свяжет кто-нибудь с именем Бориса. А малограмотным старушкам и пожилым женщинам, не читавшим «Тимура и его команду», обиднее всего показалась почему-то кличка «Мишка Квакин». Да и так ли уж виновата она, оправдывается учительница, ведь жалобу писали они вместе с мужем. Неприятности надоели. Их и раньше у Мамуриных было много из-за соседей.
Оказывается, и на педагогических советах не раз указывали молодой учительнице на то, что она как-то очень-очень болезненно воспринимает замечания более опытных товарищей.
Мы просим уточнить, сколько же яблок похищено из сада.
- Сорок килограммов. Но несколько раньше Зинаида Владимировна называла меньшую цифру.
Учительницу удивляет наше недоумение: ведь со дня похищения маленькие яблоки могли бы подрасти, стало бы как раз килограммов сорок. Только на одном крайнем дереве было пятьдесят восемь яблок, нет, пятьдесят семь яблок. Пятьдесят восьмое сами съели… Пятьдесят восьмое яблоко…
…Мне невольно вспомнилась суровая осень военного 1942 года. На маленькую станцию, где была наша школа, внезапно налетели фашистские самолеты. У нас шел урок, когда в полутора-двух километрах на железнодорожных путях начали рваться бомбы. Мы, малыши, плачущие, дрожащие от страха, сгрудились вокруг нашей учительницы. Она, строгая и бледная, стояла в дверях класса, удерживая нас.
А там, ближе к взрывам, дома у нее оставалась маленькая дочка…
Юность, 13 сентября 1958 г.