Явно Больной..

Владимир Щанов
1.
Плохо сегодня спал. Мои уехали к бабе Нюре в деревню. А я не остался в квартире, а решил переночевать в своей бывшей холостяцкой квартирке, которую мои сродники просили подарить одной нашей общей знакомой: ведь в нашей стране нет частной собственности. Но есть возможность сделать прописку любому человеку - тогда впоследствии он и будет хозяином вашего жилья. Словом, кажется, все позади; и уже через неделю новая хозяйка мать-одиночка одновременно заселится в эту квартирку: кухонка, она же и прихожая, и холодная зимами комната, в которой две большие кровати. Одна у тонкой стенки, отгораживающей общий коридор с другими соседями, и  другая - у печки...а, да еще шкаф с пальто и вещами...
впрочем, уже ни вещей, ни пальто...
В этой квартирке с удобствами на улице в общей сложности мы прожили с 1967 года...то есть лет 15...из них я холостяком - года три...
Здесь я начинал жизнь материкового человека и студента-заочника...молодого журналиста...
На плитке с огненной спиралью я разогрел чайник. Налил парящегося кипятку, подлил заварки...покраснела жидкость...я уселся за столом в кухонке. Прямо передо мной - Собор с крестами в меди...сколько ни смотрю, а налюбоваться не могу: как они сверкают...какие оттенки...и каждый раз - новые...и сила - какая сила! гляжу на них, и сердце в трепете радости несказанной...отчего, почему - не пойму...
Да, а что же мне приснилось?...ах да...отец...и первым делом спросонья выре-залось из памяти: он мне однажды рассказывал, как их, курсантов юридической школы, году в 46-ом возили в психбольницу. На практику. Им будущим следовате-лям НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) должны были показать людей, у которых имелись заболевания паранойи и шизофрении...так вот: приводят абсолютно нормального, по-научному: адекватного мужчину,- и говорит ему лечащий врач-психиатр...
Пора на работу, эх, опять опаздываю. Это я говорю себе, не психиатр...Ну, лад-но...пора на работу. От этого места под сенью крестов до моей редакции - пять минут...последний раз переночевал...теперь до работы останется ходить всю остав-шуюся жизнь 30 минут...и обратно от работы до нового жилья, семейного - 30 минут...
А пока побежал...

2.
В пластмассовом стаканчике стояли остро наточенные карандаши. Они просто - стояли. Рядом с ними, слева от меня - чистые листы бумаги. Справа от меня - печатная машинка. Ручек на столе мы не водим. Ручки -  дефицит, любой журналист-газетчик вам скажет...поэтому ручка у меня всегда в грудном кармане пиджака...Ах, вам надо что-то записать: вот листочек, а вот и карандашик,  на ваш вкус...
Вкуса к карандашам у меня лично не было, может, в глубоком детстве, когда я понял, карандашкины носочки легко ломают и, бывает, рвут бумагу...словом, в моих руках карандаш - проку нет...
Я хотел было вынуть из стола журнал регистрации писем. Но передумал. Сперва - перекур. Дело ведь одно сделал: 1) к работе приступил...
На лестничной площадке стоял наш редактор. Он приятно был удивлен, что я уже: 1) к работе приступил...
А он стоит на лестничной площадочке как капитан на мостике...и проверяет, кто опаздывает на работу...привычка у него такая от прежней партийной жизни. Он раньше в райкоме партии работал инструктором. А потом на повышение - в редакцию. Но! одним - повышение. А Егору Васильевичу - каторга...вся его натура жаждала за должностью инструктора звания заведующего отделом, например, агитации и пропаганды. А потом - третьим, вторым, а там - может! - и даже первым секретарем местного райкома!?! И - на...тебе! Сослали в газету...это - конец партийной карьере...смерть, хотя - еще дышишь, ходишь, ешь и справляешь нужду... А нужда у тебя появляется великая после подобных назначений...понятно, что партия знает! в том-то и дело, ЧТО знает...ошибись в слове - затюкают, замордуют, со света сживут, света милаго не взвидешь! жизнь окажется дрянной, никчемной...сотрут в порошок, и на проезжую дорогу скинут совочком...и другим дадут волю по тебе пошастать...

3.
Что ни говорите, а редактор был хмур. Очень недоволен. Очень переживал. Он докурил молча. Погасил окурок в жестяной банке. Повернулся к своей двери и сказал:
- Ты зайди, как покуришь...разговор есть... - и он так всегда поводит указательным пальцем, словно подчеркивая: ничего хорошего не будет...при этом хмурит густые брови, и его смуглое лицо покрывается тенью скорби...
Я вздыхаю. Я знаю, о чем будет беседа... я к этому был готов тогда, когда писал ту самую заметку в областную молодежку...
Я вошел в дверь корректорской, за которой была следующая дверь, ведущая к нашему редактору. Корректорская, впрочем, она же и приемная...
-Ну, ты пошел?
Это - Настя - веселушка, выполняющая работу и секретаря редактора и корректора. Общительная, заботливая. Она появилась в редакции, и, кажется, прибавила жизнерадостного смеха и  даже света...от нее атмосфера наэлектролизовыва-лась, заряжая благодушием...
Она меня перекрестила в спину. Это я смог увидеть в отражении стеклянного шкафа, забитого подшивками нашей газеты за разные годы.
- Разрешите?
- Заходи...садись.
Я сел на один из стульев, прислоненных к стене... Кабинет редактора большой, просторный, целых три окна! Хотя и вид не очень: почти одни крыши таких же двухэтажных домов, как нашей редакции и типографии. А в остальных кабинетах редакции только по одному окну... На рабочем столе блокнот, тонкая стопка бумаги, раскрытая подшивка наших газет, кажется, за этот год...ну и номер областной молодежной газеты...
Нет, мне вовсе было не страшно:1) не в первый раз; 2) Егора Васильевича жалко; 3) мы с ним - офицеры Военно-Морского Флота, в запасе оба; 4) он тайно любит мою тещу (но в редакцию я попал еще холостым)...
Он смотрит в закрытую дверь, сделанную из опилок и о чем-то думает. Он всегда подбирает слова, не спеша; и так же не спешно говорит...а может, сейчас и думает: что ж это за дверь из прессованных опилок? дай ей посильней рукой и отвориться не успеет, как вышибешь ее...ни от чего не ограждает...а Дверь!...вот ведь, комики...
- Я тебя всегда прошу: не связывайся ты с этими комсомольцами...взрослеть надо! У них всё щенячий задор, а ты себе жизнь калечишь...
- Я же в совхозе был не один. Там помимо представителей райкома комсомола еще и Народный контроль был... Я просто написал то, что было явно, что решили отразить в прессе... Вы что думаете, они без ведома обкома партии в нашем совхозе появились?
- Я что, совсем глупый? - Егор Васильевич точно обиделся. - Будто я в партии не работал?! Не об этом говорю! Кому нужны твои писульки?! Себе имя зарабатываешь? Дешевое у тебя будет имя...себе врагов вокруг наживешь, все будут ненавидеть...а случись что: съедят с потрохами... Удивляюсь тебе: ты бы при твоем уме давно уже в областном комитете комсомола работал! Дело бы делал настоящее! А тут...не радуйся, что в 27 лет стал заведующим отделом писем. Наша газета - не вровень с областной. Но туда тебе дорога закрыта...
- Егор Васильевич, вы же знаете: я журналист, хочу стать писателем. Поэтому пишу о том, что мне интересно и что полезно людям...
- Всё это -слова...а жизнь - штука серьезная, жестокая...прибаутку придумали: жизнь - штука тяжелая - от нее умирают... Ладно, иди...старайся избегать всех своих сатирических тоже виршей...они нужны только серому обывателю...
Я подходил к двери из опилок...
- Ладно...дома-то как?
- Да слава Богу!
- Вот ты! что за человек!? Бога нет! говори: хорошо! А то со своим теперь еще и краеведением, по старым пыльным церквушкам лазишь... Дома бы лучше сидел!
Я вышел за дверь...
- Ну, пронесло? - это Настя, улыбается, значит всё слышала. Опилками не прикроешься!

4.
Вышел на лестничную площадку. Неровная кладка стен был побелена сверху, а снизу - окрашена в синий цвет. Лампочка горела не ярко. Бетонные ступеньки были отполированы нашей обувью...закурил. Хотя давал себе слово: что три сигареты в день! Одна - с утра. Потом в обед. И после ужина... Вот, уже перебор...
Внешне я был спокоен, улыбался; вот типографские девчонки-комсомолки пробежали, поздоровались. Тяжелая у них работа: из свинца льют буквы и слова, а потом печатают всю нашу газету. А те самые слова писал и я....и за каждое слово придется дать ответ. Вот: сегодня уже начал давать...
Зашел в свой кабинет. Татьяны не было. Таня - корреспондент промышлен-ного отдела. Вчера еще предупредила, что пойдет на электрозавод. Принесет новостей, напишет статью. Так что: полномера сделает. А чтобы сделать газету нужны строчки. По их количеству судят о твоем вкладе в дело строительства развитого социализма. И чем они бравурнее в отношении партии и правительства, тем ценнее работник, то бишь - журналист!
Девиз: даешь строчку! давно у нас перерос в недвусмысленный и пошловатый иной лозунг... Все эти покликушки хороши, может, в детсадике, но для взрослых людей - не серьезны...
На краю моего стола лежала пачка писем. Я вынул журнал регистрации и начал аккуратно записывать всю исходную информацию корреспонденций. Записал. Журнал убрал. И стал доставать исписанные листики из конвертов. Потому что конверты может вскрывать только редактор. Он это и делает. А уж потом Настя приносит их мне...
Было всего несколько писем...маловато. Хотя наш городок небольшой, но в газету пишут редко. Кто-то не хочет связываться с тем, с кем получился конфликт. Кто-то просто боится сказать свое слово. Но ведь письмо в редакцию - это не обязательная его публикация. Работа с письмами - это как раз моя работа. И работа эта просто называется работой с письмами. На самом деле это - работа с людьми. Люди пишут, а я встречаюсь с этими людьми, обсуждаем их проблемы, пытаемся найти решение тех или иных трудностей. Словом, я наконец-то на своем месте! а до этого я был пять лет корреспондентом отдела сельского хозяйства. К сожалению, там больше сводок о кормах, надоях, гектарах... Потому что пока доберешься до дальних сел и деревень, колхозов и отделений совхозов - как уж пора возвращаться в город. И переговорить-то с людьми по душам удавалось немного... То ли дело: отдел писем. Еду по конкретному письму. Ради встречи с человеком. А уж попутно, может, и прихвачу какую информацию для газеты в жанре тех же новостей по любой тематике...
Да, писем немного. А редактор наседает: надо, чтобы нам писали больше! От тебя лично это зависит. А на редактора наседают в райкоме партии. В отделе, к примеру, агитации и пропаганды заведующий говорит нашему редактору, чтобы письма были в газете! нужен голос народа слышать! А сам первый секретарь райкома недоуменно переспрашивает нашего же редактора: что это у вас как много писем поступает в редакцию?! они что, советской властью недовольны?! Идите, попробуйте и угодить и поработать...
А письма сегодня почти повторные. В одном письме автор (причем анонимный) пишет: обращаюсь к вам второй раз: по-прежнему не работает колонка на нашей улице! Видел я эту колонку, вода не будет через нее поступать: разморозилась зимой еще. Был я и у коммунальщиков: у них нет запчастей... Круговорот воды в городской природе таким образом не соблюден... И что я могу ответить и тем и другим людям? Ждите. крепитесь? - и как итог. - Всего вам хорошего.... Потому что я точно знаю колонке не работать на этом участке еще с годик. Колонку включили в очередь на ремонтные работы осенью, а сами запчасти придут к следующей весне... Но об этом писать мне нельзя...мне запрещено: люди могут неправильно осознать позицию партийной печати. И что мне ответить людям? Ответь просто: с анонимами не работает коммунистическая журналистика!
Следующее письмо было о том, что никак не устроят пляж. Пляжа нет в городе. Проблема большая. Народ ездит купаться сам по себе на Волгу, на заливные луга. А пляжей от города нет... Насколько помню: эту тему наша газета регулярно поднимает...мой предшественник в свое время разругался с кем только мог... А ничего не поменялось...
Последнее письмецо было со словами благодарности. Благодарили, что ремонтники залатали крышу у жильцов двухэтажного дома. С одной стороны: приятно, что именно наша газета поспособствовала, а с другой - чего тянули с ремонтом? это же была прямая обязанность ремонтников...
Первые два письма я положил в нижний ящик своего стола -в  архив. А в верхний - последнее письмо - для публикации, в печать...но решать окончательно будет судьбу его  наш редактор...

5.
- Разрешите?
- Да, пожалуйста! - ответил я мужчине в годах зрелости. Лицо бесцветное, незапоминающееся. Взгляд глаз не ухватить. Глаза скрывает, не смотрит прямо в тебя...Я где-то уже встречал его, но никак не мог вспомнить. - Присаживайтесь. Добрый день! - я потряс его руку. - У вас письмо?
- Нет, у меня просьба. А вы его ведь как письмо сделаете?
- Да. Можно и так... Итак?
Он назвал себя. Но я не вспомнил, кто он. Проблема была в благоустройстве улицы, на которой он живет и на которой он член уличного комитета. Он предлагал посадить те или иные кустарники у одних домов, а молодые деревца - у других.
Я заправил в печатную машинку лист бумаги, мы начали с ним писать заметку. Ему хотелось именно, чтобы я при нем печатал заметочку. Когда она была отпечатана, он с удовлетворением подержал листок со свежим текстом, подписался и передал мне. Он был на грани счастья.
- Я не хочу, чтобы мы жили в грязи. Хочется чистоты, порядка, чтобы все было красиво. Как в Германии!
- А почему именно в Германии? - удивился я, а сам вспомнил Италию, с которой был связан в юности...
- Как же, вы разве обо мне ничего не знаете?
В сердце у меня ёкнуло: вот так нежданно-негаданно встречаешь удивительных людей, о которых потом можно написать не то что статью, но целую книгу!
- Честно. говоря, я еще молодой завотделомписем... Город мало знаю, я в сельзохотделе корреспондентом работал...
- Зато я вас знаю! я всегда читаю ваши материалы. Но мне больше всего нравятся ваши краеведческие изыскания!
- Спасибо...так...
- Да, это долгая и тяжкая история... Я воевал. С самого первого дня войны пошел в военкомат. Попал на фронт почти сразу. Без осуждения, но воевали мы в начале - отвратительно. Людьми бросались как грязью...не ценили человека! зато шкуру с бойца норовил содрать каждый кому ни лень! одного путного офицера встретил, умного и боевого...большинство - только за свою шкуру и должность дрожали перед вышестоящими начальниками... Нас бросили... сперва под танки...а потом вообще: бросили на произвол судьбы! а потом же и обвинили, что мы в плен попали...
- В плен попали?
- Да... оглянулись, а к нам отовсюду фрицы идут...а мои десять патрон из винтовки были уже расстреляны...Так мы свои голые руки и подняли...
Он тяжело вздохнул, опустил голову. Седые волосы были цвета пепла...
- Своим, оказались, не нужны...
- Такие обстоятельства были...
- Обстоятельства? - словно проснувшись от дремы, удивился он. - Нам внушали, что мы самые сильные, непобедимые!  Мы - гордость нашего народа...военные-то!...а тут?! Вы помните сколько времени шла Первая Мировая война?
- Я?! началась в 14-ом - это точно, мой дед воевал, а вот закончилась...в 18-ом?
- При царе, Николкой его кровавым величают, супостатом! наши войска практически оставались на той же линии фронта, что и в начале боевых действий...до отречения царя от престола - почти 2.5 года! Вот тебе и ни шагу назад по-настоящему! а что было с 41 по 43, молодой человек?!
- Ну, дали наши маху... - попытался я оправдаться....
- Маху?! это предательство! вот они - настоящие враги народа! Кто позволил бросить свой народ?! за неполных три года фашистская Германия была на берегах Волги, на Кавказе, под ними был еще Крым, в блокаде Ленинград!...перепахали всю русскую землю...и вы говорите?!...
Повисла тяжелая тишина. Он переводил дух. А я пытался выбраться из этой кучи информации. Это, может, вам сегодняшним все легко и понятно, а мне понятно сразу не было... 1) о Первой мировой я не знал почти ничего (нас учили, что царь был непутевый, воевать не мог, всю войну профукал)...и тут мне такие сравнения с Великой Отечественной... 2) наша страна не была готова к вторжению фашистов, любой учебник истории СССР возьмите...врасплох были взяты...совсем ничего не знали о намерениях гитлеровцев...а оказывается, знали и некоторые считают, что сам Сталин хотел начать боевые действия в начале июля того же 41-го...3) путаница сплошная..ничего не соображаю...
- Тяжело было в плену-то? - попытался я перевести тему на более чувственную сторону, на страдальческую судьбу своего собеседника.
- Да что вы?! по сю пору вспоминаю с великой любовью, благодарностью!
- В смысле?
- Попали мы в лагерь. Тут - да! - непросто пришлось... Нас отправили прямо в Германию. Общие работы, неплохой харч, но на фронте бывало и хуже... И вот както начальник лагеря меня вызывает и говорит: Иван, я видел как ты отлично трудишься; умеешь печки мастерить, столярничать и плотничать! Я вообще-то не Иван, но ответствую: я воль, гер начальник, очень рад! А он отвечает на это: моему дяде нужен отличный труженик и надежный человек. Пойдешь к нему в работники? Получишь пайку, сало, шнапс, комнату! Я тут комедию ломать не стал - согласился, словом. И что вы думаете? Меня забрали, привезли на автомобиле в имение, скромное с одной стороны, но с большими угодьями, много скотины, лошади. Гуси, утки... Я отмылся. Накормили, дали шнапсу. Комнату чистенькую, уютненькую выделили. Живи - не хочу! Но я не скрою: хотел и захотел еще больше! Стал трудиться не за страх, а за совесть... мне потом гер дядя говорит: вот тебе маленький домик, давай думай о женитьбе, надо семьей обзаводиться...я бы с одной стороны - и не прочь...но Красная Армия наседает с востока, а я уж жду американцев - с запада...Отвечаю геру дяде: переждать малёха надо, вот придут американцы - посмотрим, как с ними будем налаживать житье-бытье...Согласился он на это. Но домик дал. Тут уж я зажил по-барски... Американцы пришли. Узнали, что я из СССР...сам, дурак, сказал, не послушался гера дядю ( а он настаивал: Иван, мы скажем, что ты наш дальний родственник, не выдавай себя!). Не Иван я...но сознался, по родине соскучился...думаю: съезжу, а там, может, и вернусь... С поезда меня ссадили, посадили на другой. Мы узнали, что мои - предатели, нас выгрузили, как скот на Севере...Вы не удивляетесь, что я вам все это рассказываю?
Я растерялся от прямого вопроса и от его прямого взгляда...застал меня врасплох.
- То-то и оно...а у меня совесть чистая - если я чем-то и насолил кому-то - то я сполна всё возвернул. Больше 10 лет лагерей. Никому ничего не должен. Говорю правду. И не хочу жить в грязи и на помойке! Ну, всего вам доброго!
Он также легко встал и вышел через дверь...только я и успел сказать:
- До свидания!...
В кабинете было тихо. В окно виднелась серая стена соседского дома...из приоткрытой двери, из кабинета заместителя редактора (мой кабинет был проходным) высунулась большая встрепанная голова Амбидулина.
- Что он вам тут буровил?
- А кто это?
- Известная личность и достопримечательность нашего города...он это всем рассказывает...у него, видимо, справка есть из лечебницы...явно больной, что такие вещи говорит...вы особо его не слушайте...
Голова исчезла. Дверь замредактор прикрыл.
Ну что это за дверь!? из опилок...


6.

Сегодня я явно устал. В голове носились какие-то мысли, обрывки фраз...и я не знал как их остановить. Хотелось успокоиться. Но я не знал как или чем...
Все разошлись. Пришла уборщица баба Катя. А я сидел, дописывал статью, что начал на днях. Ее завтра сдавать...хочу или не хочу! но не столько из-за того, что строчки нужны, а столько, что некоторым людям она очень важна...
Перечитал письмо сегодняшнего посетителя. 1) публиковать? 2) не публико-вать? 3) порвать? бросив в корзинку... 4) он прав? 5) он неправ!? 6) как быть мне, кто он для меня?
Я пошел до дому пешком. Я поднялся в гору. Вышел на широкую улицу, которую правильно называть бульваром. Дошел до поворота, обернулся: красиво горели медью кресты на соборе...прощай, мое прошлое! здравствуй, настоящее и будущее!

7.
Я почти дошел до дому. В квартире еще не было света. Стало быть, мои ре-шили остаться до утра у бабы Нюры...спешить тогда точно некуда... такое одиночество в тягость...
Я поставил чайник на газовую плиту. Решил опять закурить не вовремя... И тут-то я вспомнил об утреннем воспоминании моего отца.
Их, курсантов юридической школы, привезли в психиатрическую больницу. Привели пациента, и врач спрашивает его: ну что, Ваня, как вы относитесь к своей родине? Иван (а может, его звали и по-другому) начал говорить, что нехорошо мы живем, стали хуже жить, чем при царе. На это ему врач говорит, что только война закончилась с фашизмом, разруха. А он ему отвечает: а кто же в этом виноват?! разве не ленинский и сталинский курс?! Мой отец слушал это в великой тревоге и скорби...
Врач новь спрашивает: Ваня, а вы что, разве хотите жить за границей? Па-циент отвечает без тени смущения, убедительно, с надеждой: Да, не хочу жить при коммунистах, хочу жить в свободной стране Запада.
Врач говорит конвоирам: уведите больного... - дождался, когда выведут пациента, который пытался еще что-то сказать, но дюжие товарищи в белых халатах не дали ему этого сделать. Дождавшись, врач обратился к публике и ровным голосом констатировал: Вот видите, товарищи, сами. Человек не хочет жить в СССР. Он явно больной...
За моей спиной что-то зашипело...чайник убежал...вода выплескивалась на плиту, загасая голубое пламя...

Лысково-Макарьево,
18-20 марта 2017.