Весёлая командировка.
В очередную командировку мне дали незнакомого водителя грузовика. Он демобилизовался из вооружённых сил, где проходил срочную службу. Всего неделю он у нас работал. Познакомились мы с ним во время оформления в командировку. Максим оказался низеньким, щупленьким пареньком.
Выехали как всегда в ночь, чтобы к утру прибыть в назначенное место. Отъехав километров двадцать от города, Максим спросил:
- Ты знаешь, как в Москву-то ехать?
- Так ты первый раз едешь?
- Да. Я никогда в Москву не ездил.
- Хорошо, скоро доедем до Гороховца, выйдем на Московскую трассу и там по прямой, никуда не денешься.
Проехав Владимир, я стал кимарить. Ночь за окном. Максим сидел за рулём как влитой.
- Максим, ты спать хочешь? – спросил я для большей уверенности, хотя и видел, что он бодр.
- Нет. Совсем не хочу.
- Если я засну, то разбуди меня после Балашихи. Там выезд на МКАД и я буду тебе дорогу показывать.
Заснул я крепко и надолго, что в дороге со мной редко случалось. Проснувшись увидел, грузовик наш мчится по пустынной широкой улице, слева и справа высотные дома.
- Максим, мы где? Что-то я места не узнаю.
- Не знаю.
- Мы Балашиху проезжали?
- Не видал.
- Да ты спишь что ли?
- Нет, не сплю, но никакой Балашихи не видал.
Тут я пригляделся к городу за окном и понял, что мы давно в Москву въехали и порядочно в неё углубились.
- Максим, мы в Москве! Разворачивайся, поехали на МКАД.
Развернулись на грузовике, пересекая две сплошные линии. Не было ещё в начале нынешнего века камер видеонаблюдения.
Выехали на МКАД. Начался дождь со снегом. Почему-то, как выезжаю на МКАД, всегда погода меняется. Фары грузовика с трудом прорезают ночную темь. Слышен лишь ровный рокот двигателя, шум воды под колёсами и шуршание дворников, едва справлявшихся с очисткой ветрового стекла.
Меня опять в сон потянуло. Максиму я сказал, чтобы внимательно смотрел на указатели, чтобы не пропустить поворот на Ярославское шоссе. Сам тоже смотрел, но глаза слипались. Задремал.
Вдруг почувствовал, что грузовик наш съехал на обочину. Первая мысль: Максим заснул. Сон мой мгновенно улетучился.
- Ты заснул, - крикнул я Максиму, чтобы он очнулся от громкого голоса.
- Нет, - спокойно ответил он, - мне показали, что сзади у машины что-то случилось. Надо пойти посмотреть.
- Кто показал? – тревожно спросил я.
- Легковая машина обгоняла, и из неё показали рукой, что…
Я не дал Максиму договорить и категорически приказал:
- Не останавливаться! Это бандиты.
- Какие бандиты, - усмехнулся он.
- Не останавливайся! Продолжай движение! Я тебе приказываю не останавливаться!
- Да я только посмотрю. Вдруг там фонарь отвалился.
Грузовик наш к концу этого диалога совсем остановился. Максим выскочил из кабины. Я остался в тревожном ожидании. Долго Максим не возвращался. Несколько минут в таком ожидании кажутся вечностью.
Я решил посмотреть в зеркала заднего вида, для чего наполовину переместился на место водителя. Увиденное в зеркалах отражение подтвердило самые тревожные мои ожидания. В свете фар подъехавшего сзади другого легкового автомобиля, я увидел четверых крепких парней, идущих вдоль грузовика по двое с каждой стороны и направляющихся к кабине. Я отпрянул на своё место и машинально нажал на рычажок запирание двери, хотя это было совершенно бесполезно.
Водительская дверь распахнулась, в салоне вспыхнул потолочный фонарь, в свете которого я увидел лицо налётчика. Типичное лицо уголовника: абсолютно лысый череп, освещённый жёлтым светом фонаря на чёрном фоне ноябрьской непроглядной ночи, золотые зубы и холодные глаза, пронзающие насквозь до дрожи. Человек двести он, наверное, замочил в своей жизни!
«Ну вот, Лёха, - с грустью подумал я о себе, - кончилась твоя жизнь. И прожил ты тридцать три года. Это символично! Эх, родителей жалко».
Бандит сел на водительское место.
- Здорово, братан! – Весело сказал он. – Куда едешь?
- В Мытищи еду, - спокойно ответил я.
Странно, но я почему-то уже перестал чувствовать страх, или мне так казалось. Чего уж бояться, когда ничего нельзя изменить. В мою запертую дверь стучали сообщники бандита.
- Открывать дверь? – обречённо спросил я.
- Не надо. Пусть на улице погуляют.
Бандит смотрел на меня пристально, а я на него не смотрел. Я смотрел в тёмную даль, где в слабом свете габаритных огней нашего грузовика кружились хлопья мокрого снега. Да и почти не видно ничего за окном, поскольку в кабине горел свет. Я больше видел собственное отражение в ветровом стекле, чем то, что за ним происходило. Но в сторону уголовника – моего собеседника – голову повернуть не мог и не хотел. Я уже чувствовал проникающий между рёбер холод стального клинка.
- Братан, этот участок МКАДа мой. Тут все должны платить за проезд.
- Да, я понимаю. Согласен.
Ответ мой удивил бандита.
- Зачем в Мытищи едешь?
- За пластиком еду.
- Что такое пластик?
- Это такие большие листы отделочного материала, которыми можно стены в помещении обшивать, либо мебель кухонную оклеивать, либо панели салона автобуса изготавливать.
- Ты, что из него делаешь?
- Я доставляю его на автобусный завод в Павлово, где из него изготавливают панели отделки салона. Знаешь такие автобусы ПАЗ? Вот я на этом заводе работаю.
Я говорил и сам удивлялся своему спокойствию: будто разговаривал с давнишним приятелем за столом сидючи. А уголовник мой задумался над моим ответом. Может, вспоминал, что такое автобусы ПАЗ, может о чём-то другом думал, что вероятнее всего.
- Сколько стоит груз?
- Сколько бы он не стоил, денег у меня нет.
- Как нет? – уже резким голосом спросил бандит.
- Проплачено по безналичному расчёту.
- Что это значит?
- Это значит, что мой завод перечислил деньги производителю пластика через банковскую систему. Мы ведь не ездим с деньгами.
- Ты врешь!
- Зачем мне врать в такой ситуации?
- Я прикажу твою машину разобрать по винтику и если найду деньги, то заберу все. Лучше сразу отдай мне столько, сколько я скажу.
- У меня ничего нет.
- Разберём машину!
- Разбирайте.
Бандит, кажется, понял, что денег у меня нет. Он по-прежнему смотрел на меня и вплотную уже придвинулся ко мне. Я чувствовал его дыхание левым ухом и щекой. Но я и не думал смотреть на него. Откинулся на спинку кресла и ждал конца.
- Сколько у тебя денег с собой есть?
Я достал бумажник и, не поворачиваясь, протянул его бандиту, почти швырнул. Он раскрыл бумажник, достал из него жалкую суммочку бывших там командировочных денег и рассвирепел:
- Ты обманываешь меня! Где остальные деньги? – заорал он.
- Это командировочные. Других нет.
- Что значит «командировочные»?
- Это деньги, которые завод выделяет на поездку. На обед и прочее.
- Вот столько?!
- А ты думаешь, на заводе много платят?
Я говорил спокойно и даже немного с вызовом. Сам удивлялся своему состоянию. Может, потому так было, что ничего от бандита не скрывал и он, видимо, это почувствовал. Он продолжал крохи мои держать в руке на уровне своего лица и спросил:
- Сколько ты на заводе получаешь?
Я ответил. Над ответом моим бандит опять крепко задумался и после паузы неуверенно спросил:
- В неделю?
- Нет. В месяц.
- Посмотри на меня.
Я повернул к нему голову. Наши глаза встретились. В них я прочёл: «Как же ты живёшь, братан, на такую зарплату?» Бандит мой как-то весь обмяк, сделался дружелюбнее. Он перебирал в руках мои жалкие купюрки, не зная, как ими распорядится.
- Да-а, - протяжно выдохнул он, - выходит, что я тебе должен помогать!
Я чуть заметно улыбнулся в ответ, но ничего не сказал. Бандит положил денежки мои в бумажник и передал его мне.
- Как тебя зовут, братан?
- Алексеем.
- Лёха, зачем же ты на заводе работаешь?
- Жить как-то надо.
- Разве на эти деньги можно жить? – С горечью в голосе спросил мой собеседник. – Я бы не стал работать за такие деньги!
- Мы с тобой разные люди.
Повисла пауза. Бандит рассматривал меня. Потом глубже уселся на водительском кресле, положил руки на руль и сказал:
- С грузом во сколько назад поедешь?
- Примерно часа в четыре, - соврал я, рассчитывая, как обычно, ухать в полдень, либо не позднее половины первого часа.
- Я тебя буду ждать. Пластик как упакован?
- В пачках.
- Сколько пачек берёшь?
- Три.
- Одну пачку отдашь мне.
- Хорошо.
- Слушай, а почему ты со всем соглашаешься?
- Разве у меня есть выбор?
- Да, выбора у тебя нет, - самодовольно заключил бандит. – Тут у меня недалеко база есть, там и разгрузим.
- А погрузчик у тебя там есть?
- Что это такое?
- Трактор такой с двумя рогами, который пачку с пластиком с машины будет снимать.
- Мои пацаны снимут.
- Она две тонны весит.
- Ты, Лёха, не волнуйся! Мы всё сделаем. – И он даже по плечу меня дружески похлопал.
На том мы и расстались с не прошеным гостем. На смену ему в кабину юркнул трясущийся Максим. Он долго не мог попасть ключом в замок зажигания. Я наблюдал за ним с улыбкой, понимая, что опасность пока миновала.
- Максим, может, постоим немного? Успокойся.
- Нет, поехали, - стуча зубами, ответил он.
- Ну, будешь теперь меня слушаться?!
- Да.
- Вот, Максим, старших надо слушаться!
Максим гнал грузовик, припечатав педальку акселератора к полу.
- Максим, расслабься немного, не гони. Скоро поворот будет на Ярославское шоссе. Пролетим поворот, а развернуться тут негде, придётся далеко ехать.
- Я уж лучше побыстрее поеду.
- Вот ты опять не слушаешься, - добродушно, даже как-то по-отцовски, сказал я Максиму.
Максим постепенно успокаивался, а у меня начинался мандраж после пережитого. Мелкая дрожь колотила меня. Я не мог разговаривать. Пальцем показывал Максиму дорогу, чтобы не выдать своего состояния.
К вечеру мы благополучно вернулись на свой завод. Тут надо пояснить немного, что к тому времени я работал не в самом заводе, а у частного предпринимателя, поставлявшего на завод панели отделки салона и доски пола. Эта уточняющая оговорка нам потребуется далее.
На следующий день меня ждал большой сюрприз. Начальник вызвал меня и приказал срочно ехать за пластиком, ибо завод получил крупный заказ. Я рассчитывал, что привезённого на месяц хватит.
- Но мы не успеем провести оплату в Мытищи, - сказал я начальнику.
- Возьмёшь наличные и там в кассу заплатишь.
- Я с наличными не поеду.
На недоумённый вопрос начальника, пришлось рассказать ему о пережитом налёте. Тот подумал и сказал:
- Всё равно надо ехать.
- Давайте на день задержим эту поездку. Деньги придут в Мытищи, и я спокойно съезжу. Не успеем же мы за день переработать шесть тонн пластика.
- Надо ехать сегодня, - настаивал начальник.
С этими словами он достал из сейфа плотно упакованный кирпич денег и протянул его мне.
- Я лучше уволюсь, но с такими деньгами не поеду. Если их отберут, я до пенсии не рассчитаюсь.
- Я с тебя никакой расписки не требую.
- А если отберут, вы меня в рабство отдадите. Я знаю, как это делается.
- Не бойся. Ничего тебе не будет.
- Если потребуют, я их отдам.
- Ладно. Езжай.
Поздним вечером Максим подъехал на грузовике к моему дому. Я сел в кабину, показал ему пакет с деньгами. У него чуть глаза не выпрыгнули!
- Куда спрячем, Максим?
- Нечего их прятать, всё равно найдут. Брось вон за сидение.
С тем и отправились в путь. Зимой переправа через Оку паромная. Последний паром отчаливает в десять часов вечера. На нём мы благополучно переправились.
Отъехав метров триста от парома, наш грузовик, фыркнул, дёрнулся, чихнул и заглох. В воцарившейся тишине был слышен шумок винтов уходящего парома. На противоположной стороне чёрной реки сиял тёплыми огнями родной город Павлово.
Максим пытался завести грузовик, но даже стартер не запускался. А мороз усиливался. Если днём была оттепель, то к вечеру подморозило до десяти градусов. В ночь все пятнадцать будут. Усиливался и ветер, что намного хуже мороза. Порывы ветра раскачивали наш грузовик. Окна в кабине начали замерзать.
- Что делать будем? – спросил Максим.
- Звони своему механику, пусть думает, как нас отсюда вытащить.
Хорошо то, что начиналась эра мобильных телефонов. Они здорово жизнь облегчают. Тяжко бы нам пришлось без мобильников.
- Он спит, наверное? – нерешительно сказал Максим.
- Ну, тогда мы тут до утра околеем.
Максим звонил своему механику. Тот говорил ему возможные неисправности и пути их устранения. Мы следовали рекомендациям механика, но ничего не помогало. Система зажигания никак не реагировала на наши действия. Руки окоченели от копания в моторе, потом начали сами замерзать. Пробовали бегать, прыгать и ходить вокруг грузовика, но жестокий ветер выдувал из нас последнее тепло. Лучше в кабине сидеть. Я впервые ощутил, что значит замерзать. Это, когда рук и ног уже не чувствуешь, когда холодеет туловище и хочется спать.
Была мысль костёр развести из ивовых прутьев, но при таком ветре костёр разжечь на голом берегу невозможно. Чай в термосе давно кончился. Хотели уж деньги жечь, чтобы в кабине хоть чуть теплее стало!
По телефону мы потребовали, чтобы за нами хоть какую-нибудь помощь прислали, хоть катер спасательный. Механик пытался организовать наше спасение, но время шло, а помощь не приходила.
- Вот, Максим, денег у нас с тобой целый вагон, а толка никакого, - едва шевелящимся языком сказал я.
Максим лишь кивнул в ответ.
Сквозь шум ветра и полудрёму, мы не слышали, как на том берегу завёлся паром. Расслышали рокот его машины только тогда, когда он причаливал к нашему берегу. Одно это придало нам сил. Вскоре на УАЗе подъехал механик с помощниками. Мы с Максимом с трудом выбрались из грузовика, суставы рук и ног застыли, и забрались в жарко натопленный салон УАЗа. Грузовик наш отбуксировали на паром. По возвращении на базу, нас отпаивали чаем с водкой. Термометр показывал минус двадцать пять градусов!
Утром Максим пришёл на работу ремонтировать свой грузовик. А ремонт и не потребовался. Грузовик сразу завёлся, будто ничего и не было. К вечеру того же дня мы вновь поехали в командировку, но уже налегке, то есть, без денег.
19.03.2017.