Лёха

Александр Малашевский
   
   Рассказы из цикла "Позвоночник" составляют стержень моей души, или скорее позвоночник, если представить, что наша душа имеет антропоподобный вид.

                Лёха

   Шурику вспомнилось, как он в 19 лет попал на военный пересыльной пункт. Его с товарищем, Лёхой, везли на Северный флот, после того, как выперли из высшего военного училища, где они оба успели проучиться два года. В первый же день местные деды обшмонали их вещи: украли всё, что представляло хоть какую-то ценность. Лёха пошёл требовать вернуть всё назад, но, конечно, ничего не добился. А тем же вечером их вдвоем подловили в туалете.
   Лёху затащили в кабинку и стали избивать, а Шурика зажали в углу. Где он и простоял, одеревенев от страха, до самого конца экзекуции. Никто из нападавших не сказал ни слова. Однако, им доходчиво объяснили нехитрое местное правило: знай своё место, сиди - не высовывайся, и будешь жить. И они с Лёхой тоже не сказали друг другу не слова по поводу этого происшествия. Однако, Шурик и без слов знал, что предал товарища.
   И если бы Лёха был так себе товарищ, ради которого не стоило рисковать жизнью! Нет. Он был настоящий мужик, не то что Шурик. Он вспомнил случай из их училищной жизни. Они тогда были всем курсом в летнем лагере и в тот день их взвод дежурил на камбузе. Им с Лёхой досталось дежурство в посудомойке. Несколько часов они мыли тарелки после обеда, и наконец вышли на свежий воздух покурить, слегка обалдевшие от жары и усталости.
   Сразу за столовой территория военного лагеря заканчивалась, и начинался какой-то детский санаторий. Они пролезли сквозь дырку в заборе, и сели на берегу полноводного ручья, который отделял их от гражданской жизни. На другом берегу играли подростки, которые, судя по всему, тоже покинули свою территорию без спроса. Они прыгали по берегу над большой ямой, которую вымыл ручей в легкой почве. Было интересно смотреть, как кружатся, а потом исчезают под водой, разные палочки и щепки, затянутые водоворотом.
   Вдруг один из подростков поскользнулся на сыром берегу, и полетел в воду. Шурик с удивлением отметил, что глубина в этой яме была приличная: мальчик скрылся с головой и его не было видно. «Наверно, сейчас выплывет! - подумал он. В самом деле, не мог же этот дурачок вот так взять и утонуть в каком-то паршивом ручье?»
   От размышлений его отвлёк Лёха, который немедленно вскочил, и как был, в одежде, прыгнул в яму. В действительности, оказалось не так уж глубоко, Лёхе по горло.
   Он вытащил пацана из воды и подсадил его на берег, где его приняли обалдевшие товарищи. Мальчик даже не успел наглотаться воды, только сильно испугался. Не сказав даже спасибо, ребята со всех ног припустили на свою территорию. А они с Лёхой пошли в роту, переодеться в сухое. Его героического друга изрядно трясло, вода в ручье оказалась ледяная, родниковая. Шурик всю дорогу думал о том, почему у него даже мысли не возникло прыгнуть за мальчиком в яму? И почему у Лёхи даже мысли не возникло остаться на берегу. Так быстро он поспешил на помощь, наверно, практически автоматически... Вот такого человека предал Шурик!
   Через неделю Лёха неожиданно получил военный билет на руки и уехал домой. У него нашлись влиятельные родственники. Он даже не зашел попрощаться. А Шурика поволокла дальше «по этапу» тупая и бездушная сила военной машины. Теперь рядом не было товарища, а знакомиться было не с кем. Рядом были только какие-то человеческие останки: дезертиры и уголовники.
   Самое страшное, во всём этом была какая-то естественность, и даже непринужденность. Так легко и просто ежедневно  людей растаптывали и превращали в тупой скот.
   Казалось, если не будет унижений, злобы и страха, то эта страшная машина забуксует и остановится. Только чёрная и зловонная жижа отрицательных эмоций могла служить смазкой для этого механизма. Именно поэтому позволялась, и даже поощрялась дедовщина. Поэтому одежда военнослужащих должна была быть уродливой, да ещё желательно не по размеру. Казалось, какое-то мерзкое инфернальное существо следило, что бы каждый день пища была похожа на помои.
   Шурик выдержал всё это, и не спятил только потому, что знал: рано или поздно всё это кончится. И понял, человек может выдержать что угодно, лишь бы оставалась надежда на спасение. А вот безысходность ломает людей сразу, и самое страшное, что может произойти с человеком, это потерять надежду.