Лица, входящие в состав вооружённых сил
стороны, находящейся в конфликте являются
комбатантами, то есть они имеют право
принимать непосредственное участие в
военных действиях.
(из Женевской конвенции)
Любимыми игрушками в моём детстве далёком были солдатики. Их насчитывалось множество великое, самых различных воинских профессий - снайперы, автоматчики, пулемётчики, гранатомётчики, радисты… Ночью все они помещались в большую картонную коробку и мирно спали. А днём они воевали. Под моим руководством, конечно. Это были храбрые солдаты. Они беспрeкословно выполняли мои приказы. Я посылал их на смерть и решал, кто из них выживет, а кто умрёт. А после «войны» я «воскрешал» своих бойцов и они снова вставали в строй. Для меня не было мертвых игрушек, все они были живы. Я являлся для моих воинов командиром и Богом в одном лице и поэтому они не знали страха, а я не испытывал угрызений совести.
Как изящно написано в Женевской конвенции: «…имеют право принимать непосредственное участие в военных действиях». И название какое элегантное - комбатант, красиво звучит на французском. Не знал бы перевод - «сражающийся», подумал бы что это музыкальные инструменты какие-либо, вроде кастаньет. Если же без юридических, обтекаемых формулировок, то комбатанты это люди имеющие право убивать, обязанные выполнять убийственные приказы и наделённые полномочиями посылать на смерть. Это «солдатики» для игры в настоящую войну. Только у них, в отличие от игрушечных, есть существенный недостаток - они не хотят умирать. Командиру трудно посылать их на смерть, потому что командир не Бог, он никого воскресить не может.
Говорят, когда человек умирает, душа его, побыв некоторое время на земле, улетает в небеса, туда, где ей предназначено быть. Душа возвращается к своему началу. Не знаю, может быть это и так, свидетельствовать об этом я не могу.
Когда солярка выливается из подорванного танкового мотора, она свободно и непринужденно заполняет все земные углубления, как будто там и была. Основа соляры - нефть, она изначально была рождена в недрах земли, а уже потом заполнила систему машины. Поэтому для танкового топлива земная твердь знакома, как дом родной, и оно старается быстрее впитаться, вернуться к своим истокам, снова стать нефтью.
Кровь из пробитого пулей тела человеческого, вырвавшись наружу и попав на землю, первые несколько секунд как будто недоумевает, как будто решает, что ей делать: то ли смешиваться с почвой, то ли возвращаться обратно. Некоторое время человеческое топливо пенится и пузырится в возмущении, как кислота, а потом, всё же, подчинившись силе тяготения, начинает медленно и нехотя свой недолгий путь по изгибам земли, смешиваясь с глиной и превращаясь в обыкновенную земную грязь, которую можно без труда смыть с ребристых подошв солдатских ботинок. Происходит это потому, что родина крови тело человеческое, а не земля. Не место крови на земле, неправильно это, вопреки природе.
А когда эти два топлива - человеческое и машинное, смешиваются, то кажется, что это единый раствор. Но так только кажется. На самом деле у «крови» машины и крови человека разные группы. Между кровью и соляркой образуется особый, очень тонкий слой. Этот нейтральный слой не даёт им смешиваться. Так и сочатся они отдельно в одном потоке. Это я засвидетельствовать могу.
Однажды я лежал за махиной подбитого танка и перевязывал механика-водителя. Кровь его сочилась и вот-вот должна была смешаться с ручейком солярки. А танкист всё это время был в сознании и, вцепившись рукой за отвороты моей одежды, смотрел на меня так, как будто я сам Господь, повторял, указывая взглядом на ручейки своей крови и солярки: «Смотри! Кровь и соляра! Не давай им смешиваться! Иначе мне конец. Я загадал - если они смешаются, я умру!». Богом я не был, и исцелить мгновенно не мог. И воскресить тоже не мог. Единственное что я мог для него сделать - разделить эти два потока ладонью своей руки. Раненному вкололи медицинский наркотик, отправили в госпиталь. А я, потом, долго рассматривал свою руку, на которой были уже начинавшие подсыхать бурые пятна крови и маслянистые остатки горючего. Они не смешались. «Это хороший знак – подумал тогда я – парнишка выживет». Так и не знаю, что с ним. Для меня он остался «неизвестным» солдатом.
Человек не может как Бог - бесконечно любить. Человек не может как Дьявол - бесконечно ненавидеть. В человеке страшная смесь из любви и ненависти. Но это только кажется,что они смешаны. Между любовью и ненавистью есть нейтральный слой, который не даёт им соединиться. И нам только кажется, что мы погрязли во зле или купаемся в добре. Мы находимся в нейтральном слое, а вокруг огромное море зла и безбрежный океан добра. Слой этот очень тонкий – шаг в сторону и ты уже по горло во зле. Но и до добра недалеко, оно рядом. Дьявол потому стал таким, что в нём смешалось добро и зло, смешалось так, что уже не разделить их.
Внутри человека - Армагеддон. Внутрь тела через защитный слой ежесекундно стремятся прорваться миллионы бактерий и вирусов. Они хотят смешаться с нашей телесной сущностью, стать нами и уничтожить нас. Наше тело постоянно ведёт трудный бой. Внутри нашей души между злом и добром тоже пограничный слой. Зло тоже стремится прорваться через этот слой и слиться с добром, завладеть нашими мыслями, поступками, делами и, в конечном счёте, уничтожить нас же. Многие, наверное, задавали себе вопрос, откуда такое количество авторов? Только на «Прозе.ру» их тысячи. Пишущие люди это только верхушка айсберга. Огромное количество писателей вовсе не означает, что внутри других людей – не писателей, читателей, ничего не происходит. Происходит. Только выразить они это не могут. Дело в том, что началось колоссальное брожение умов и душ. Посмотрите, что творится в мире литературы, искусства, образования. Уже и не поймёшь где благодушие, а где ярость, где литература, а где пошлость, где искусство, а где его суррогат, где образование, а где невежество, где религия, а где мракобесие, где Христос, а где Сатана. Исчезают границы. Начался процесс смешивания добра и зла.
Когда печатаю или пишу, смотрю на свои руки. Говорят, что в творчестве задействована душа и разум. А руки? Наши пальцы и ладони, они тоже принимают в этом непосредственное участие. В своём творчестве мы тоже должны разделить две субстанции. Мы должны не смешать, а разделить своей душой и разумом, а затем своими руками свет и тьму и пустить эти два потока на наши страницы таким образом, чтобы читателю было понятно - где добро, а где зло. Многие пишущие задают себе вопрос: «Зачем пишу?» И сами же на него отвечают: «Потому что не могу не писать». Вот и я такой же. Только нужно помнить, что пока мы пишем «в стол», «для себя», «до лучших времён» мы не можем ни на кого влиять, мы - не комбатанты. Как только наши произведения становятся общедоступными, мы уже можем воздействовать. С этого момента все мы – «комбатанты» и я желаю каждому победить в этой войне по разделению порока и добродетели, не замарав свои руки, своё сердце и свой разум в неразделимой смеси добра и зла.
Довольно часто список прочтений страницы автора похож на неразрешимое математическое уравнение. Практически одни «неизвестные». Писатель не знает большинство тех, кто читает его книги и никогда, наверное, не узнает. Но за каждым таким читателем скрыта душа, которая тоже ведёт трудный поиск ответов на извечные вопросы, блуждает в потёмках «света» земных знаний, выходит на освещённые участки непроходимого лабиринта религиозных догматов, попадает в коварные ловушки «простодушных» политиков, выпутывается из них, чтобы попасть туда снова, снова разочароваться… и снова поверить, радуется находкам и страдает от потерь. Парадокс литературной деятельности - именно неизвестные читатели, а не рейтинги делают писателя по-настоящему известным. Главное то, чтобы перед тем, как прикоснуться к клавишам, думать не о цифрах гонораров, не о славе и известности, а о тех самых «неизвестных».
И тогда у нас всё получится.
Я загадал.