Она взбежала на крыльцо в своем стареньком ситцевом платье, до ужаса удивляло то, что мода идет, а это платье из нее не выходит, думаю, пройдет еще года два, может, три, и в таких будет ходить вся страна. Еще пара шагов. Хлопнула дверь. Мелкими шажочками, стуча каблучками, она вбежала на кухню, скинула свою огромную шляпу, ее желтые, как деревенская рожь, кудри были чуть ниже плеч, странно, при последней нашей встрече они еле-еле их доставали. Она бросила свою огромную сумку на пол и, открыв свои красные, как розы, губки, с визгом бросилась мне на шею.
- Ты все больше и больше похожа на Мэрилин Монро, - сказал я с улыбкой, и ей это, видимо, польстило, ибо на моей щеке остался жирный след от ее помады.
- А ты все больше и больше похож на нашего отца! – Она показала мне язык. – У вас даже рубашки похожи! Какой ужас!
Ловкими движениями пальцев она расстегнула мою любимую серую рубашку в сине-желтую полоску, нагло стащила ее и бросила на пол. Нет, то была неслыханная дерзость! Не успел я очухаться от моей утраты, как эта наглая особа решила потревожить мой старенький и всеми забытый, с ужасным слоем пыли патефончик, комната наполнилась джазом и запахом хорошего вина, так как моя сестрица добралась и до бара, но тут я даже и не возразил, собственно, как и во всех остальных случаях. Вот она уже сидит на обеденном столе, нога на ногу, красные губки коснулись стакана, но тут она будто бы вспомнила обо мне и о том, что она у меня, и решила все же еще немного поболтать со мной. Красные губки слегка приоткрылись, потом она хмынула, посмотрела на бокал вина, сделала небольшой глоток, и лишь после этого заговорила.
- Рич, я выхожу замуж!
Честно, я был в шоке. Ну куда ей замуж? Она еще совсем ребенок, глупый, наивный ребенок, непонимающий тягости супружеской жизни, да что она может вообще знать о жизни? Ей всего двадцать два, мне тридцать пять, а я еще не нашел ни своего человека, ни своего места в жизни, после всего, что я прошел за войну, мне даже жить не особо хочется: бои, кровь, ранения, смерти близких, постоянный страх, концлагеря, пытки, слезы, я убивал людей, я видел, как убивали, я стал жесток и молчалив. Я затыкаю мысли ужасными воспоминаниями и не знаю куда броситься: то ли в объятья любящего сердца Джейн, то ли с обрыва прямо в море. Да и вообще, прошло всего пять лет после войны, мы почти на пороге новой, какое «Я выхожу замуж» ?! Нет, сейчас не то время, когда надо выходить замуж, сейчас слишком все неустойчиво, глядишь, и мир разрушится, такой хрупкий, будто новорожденный ребенок, а ведь действительно, сейчас, после Второй мировой, мир рождался заново, он еще не окреп, он даже не встал на ноги, его, это бедное дитя, пока не оторвешь от груди матери, чьи роды длились столь долго, и были они мучительны.
День подходил к концу. Не столько важно, что я ей ответил, не столь важно, как мы провели эти часы, важнее то, как она смотрела на меня, желая услышать мое благословение. Дул легкий ветерок, солнце обдавало мое лицо последними лучами, мы лежали на пляже возле моего дома, Джейн задремала, я прилег рядом и не мог сдержать улыбки: она была ангельски красива. Ее белая прядь вылезла из наскоро сделанного пучка, я поправил ее, взял Джейн на руки, отнес домой и уложил в кровать, прямо как в детстве. Я присел рядом, прикрыл ее одеялом и все еще улыбался, как полной идиот. Я, взрослый мужчина, просто боялся отпустить своего ангела – последнего близкого мне человека, и нашел для этого хорошую отговорку – войну, действительно, так легко было свалить все на какую-то войну. «Не самое лучшее время» … Черт, да когда будет то самое «лучшее время» ?! Мир всегда будет пребывать в ожидании войны, мы, люди, не сможем жить в мире, должно быть, это уже вошло в привычку – ненавидеть соседа за то, что листья с его дерева падают на твой газон, ненавидеть жену, за то, что ужин запаздывает на пять минут, ребенка за учебу, разбитую вазу, или какую-нибудь там страну, за то, что она живет лучше. Лучше времени, чем сейчас, никогда не будет, кто знает, может завтра меня снова вызовут на фронт, хотя, мне плевать, если мой ангел будет счастлив, то я буду защищать ее счастье и благополучие до последнего вздоха. Она улыбалась и ворочалась во сне. Я подошел к светильнику, взглянул на нее и подумал: «Лучшего времени и быть не может, чем здесь и сейчас». Свет потух…