Посвящается
моему начальнику,
который не уволил меня
за написание этой книги
в рабочее время.
1
Тонк не сразу сообразил, что произошло. Сначала он просто увидел, как подносчики замерли с раскрытыми от удивления ртами. Потом он услышал монотонный скрип и понял, что циркулярка, которую он выключил, продолжает почему-то вращаться. И только после этого его взгляд наткнулся на отрезанную по локоть руку, которая всего несколько мгновений назад была частью его собственного тела.
- Как же это так? - то ли вслух, то ли про себя произнёс он.
Указательным пальцем неповреждённой левой руки он повторно ткнул красную кнопку, и циркулярка, взвизгнув напоследок, замолчала. Да, так было и в первый раз — ему не показалось. Однако факт оставался непреложным: каким-то волшебным образом она умудрилась запуститься снова сама, а он, будучи уверенным, что убирает готовую доску с безопасной станины, так нелепо подставился. Новая рука, конечно, отрастёт, но не в этом дело, а в том, что теперь его отстранят от работы на время болезни, и придётся ему сидеть дома в своём дупле или слоняться бесцельно по Гусиной Роще. В Книге Законов так прямо и написано: «а если кто лишится какой-нибудь части тела, то да не будет он допущен к труду, пока она не восстановится в полную силу».
Наверное, о том же самом размышлял и Мастер Го. Он откровенно почёсывал в затылке и растерянно хлопал ресницами.
- Вот ведь как оно, - изрёк он, наконец, почмокав по привычке губами. - Ты иди переоденься. Я сам тут приберу.
Он тут же принялся выполнять своё намерение, не дожидаясь, пока Главный Циркулярщик соберётся с мыслями.
Подносчики обступили, было, Тонка со всех сторон и загалдели, рассматривая диковинное поврежденье, но Мастер Го строго прикрикнул на них, и они послушно вернулись к своим прерванным заботам — подтаскиванию ошкуренных брёвен поближе к рабочему месту.
В бытовке Тонк сразу же ощутил неудобства, связанные с его новым положением калеки, когда с трудом одной рукой стянул с себя размякшие пробковые боты. Поставив их на нижнюю полку шкафчика, он снял влажный фартук с налипшим на него слоем свежих опилок, встряхнул, как мог, и повесил на крючок над сушилкой, после чего позволил себе, наконец-то, осмотреть рану.
То, что он увидел, было вполне ожидаемо: ровный срез тёмно-бурого цвета, уже охваченный по всей площади густым прозрачным гелем, что являлось свидетельством начала процесса регенерации. Вспомнились многочисленные истории, пересказываемые друг другу лесными жителями. О том, как отец отца Дроба потерял ногу, когда ураганом поломало дерево, как ему натёрли культяшку брусникой, а через два дня он уже снова валил липы. Или тот знаменитый случай исцеления Вуга с помощью пиявок из Ослиного Болота. Ходили также слухи и о целебных свойствах желудёвого масла... Да мало ли что ещё! И без всех этих волшебных средств заживёт — так оно устроено Природой.
У пилорамы уже снова кипела работа. Пу занял место Тонка согласно инструкции, и по его чётким действиям никто бы даже не догадался, что он выполняет столь сложные обязанности впервые. Тонк невольно залюбовался им, и гордость по собственному адресу пробежала по дну его сознания — ведь именно его неусыпными стараниями все эти важные навыки, требуемые для работы Главного Циркулярщика, были переданы Первому Помощнику.
Мастер Го, похоже, был того же мнения. Стоя по обыкновению чуть в стороне, он благосклонно покачивал головой, глядя на то, как Пу отдаёт команды подносчикам, подгоняет шкурильщиков и выпытывает у бригадира валильщиков, скоро ли из Леса доставят свежую партию ровных лиственничных стволов.
Задерживаться здесь далее не имело для Тонка ровно никакого смысла.
- Да будет всегда просторно в твоей голове! - произнёс Тонк на прощание, и Мастер Го кивнул в ответ, принимая пожелание.
***
Солнце, стоявшее в зените, пекло нещадно. Тонк не мог припомнить, когда он в последний раз выходил в Лес при дневном свете. Наверное, когда ещё работал сборщиком желудей. Ох, и давно же это было! Сорок урожаев назад? Пятьдесят? Ну, да ничего. Солнечные ванны, говорят, полезны. И у него будет предостаточно времени ими насладиться.
А сейчас ему положено перво-наперво разыскать весовщика. Он осмотрит повреждение и даст Тонку засохший дубовый лист — знак временной нетрудоспособности. Так что если его увидят шатающимся без дела, ни у кого не возникнет вопроса, почему это Главный Циркулярщик прохлаждается в разгар рабочего дня.
Дарн оказался на месте. Да и где же ему быть, как не на складе? Он по обыкновению своему занимался подготовкой пустых бочонков под урожай, который принесут ему вечером сборщики. Внимательно осматривал тару, откладывая в сторону те экземпляры, в которых находил трещину либо дыру. Позже он займётся их починкой или же изымет из оборота, если это невозможно.
- Доброго дыхания! - приветствовал его Тонк.
Дарн поднял на вошедшего предсказуемо удивлённый взгляд.
- Я пришел истребовать отпущение, - пояснил Тонк, и только тут Дарн заметил свежий обрубок вместо руки.
- Понятно, - скупо пробормотал он, тут же теряя искру любопытства в глазах, как будто ему каждый день приходилось иметь дело с чем-то подобным. - Обожди немного, пока я закончу с этим десятком.
Тонк молча кивнул, потому что нарушать десятичную гармонию в Лесу считалось плохой приметой. Он отыскал глазами охапку свежей травы в углу и осторожно опустился на неё, помогая себе здоровой левой рукой.
Пока Дарн ловко управлялся со своими обязанностями, он вдоволь налюбовался на убранство склада — раньше бывать ему здесь приходилось всего пару раз, да и то мимоходом. Развешанные по стенам диковинные предметы, о предназначении которых приходилось лишь догадываться, внушали уважение к тем глубоким знаниям, что носил в себе весовщик. И порядок здесь царил совершеннейший.
Дверь в святая святых — хранилище — была слегка приоткрыта, и Тонк заметил там ряды бочонков, готовых к отправке в Город, а также стеклянные бутыли с «земляничной». Он машинально сглотнул при виде напитка, но тут же мысленно одёрнул себя, так как до вечера прилежному жителю Леса не следовало думать о развлечениях.
- Ну, - сказал, наконец, Дарн. - Показывай.
Тонк, не вставая, вытянул обрубок вперёд, и Дарн принялся его изучать.
- Так. След чистый, свежий. Слегка влажный. Сколько времени прошло?
- Да вот, сразу же, как случилось, к тебе и отправился. Два шага тени, максимум.
- Молодец. А из-за чего вышла неприятность? Поломка или как?
Тонк задумался. Действительно, из-за чего? Путаясь, он изложил свою версию события, по ходу проясняя и для самого себя кое-какие моменты: что он не услышал повторного запуска циркулярки, уйдя мыслями в Вечное. Это вполне допускалось; жители Леса не могут постоянно находиться лишь в настоящем моменте. Или что никто его не одёрнул, не предупредил, видя, как он снимает доску.
- Хорошо, - произнёс Дарн, занося в Летопись полученные сведения. - Кто присутствовал при инциденте?
- Да почти все подносчики. Первый Помощник Пу. И Мастер Го.
- Правда? Тогда, я думаю, мы опустим некоторые формальности. Специально навещу его завтра, чтобы он подтвердил.
- Кланяюсь тебе за твою добрую назойливость.
- Не стоит.
Дарн мазнул обрубок зеленоватой жидкостью и прижал его к листку, где делал пометки — получился отпечаток, на котором ясно отобразились неровности повреждения.
- Что ж, держи, - в завершение процедуры молвил весовщик, и Тонк принял из его рук то, за чем приходил сюда. - Храни его при себе на всё время болезни.
Это он так, для проформы. Каждый житель Леса знал правила не хуже досточтимого Дарна.
2
Обстановка в «Весёлой Лагуне» стояла привычной: гудели голоса посетителей, сновали взмыленные официанты. Тонк поискал глазами Вуга и, без труда разглядев его за одним из столиков, двинулся навстречу приятелю.
- Привет укротителю железного круга! - шутливо отсалютовал Вуг, судя по всему, уже слегка расплывчатый.
- И тебе привет, повелитель болот! - огрызнулся Тонк и против обыкновения заказал себе сразу две порции «земляничной».
- Случилось что? - удивился Вуг, и по его искреннему лицу Тонк понял, что тот действительно ничего не знает.
Наверное, уже весь Лес об этом говорит, а Вуг, как всегда, пребывает в неведении. Тонк молча показал остаток правой руки, и Вуг сочувственно покачал головой:
- На работе?
- А где же ещё?
Вуг тут же переключился на свою любимую тему.
- Говорил я тебе, брось ты эту Лесопилку. Там столько этого дрянного железа, что удивляюсь, как ты до сих пор ещё ходишь самостоятельно.
- И куда? Жёлуди собирать? Нет уж, спасибо.
Дальнейшие аргументы Вуга, впрочем, как и свои собственные, он знал в подробностях, и поэтому не собирался начинать бессмысленный, набивший оскомину спор. Благо, тут принесли заказ, и они пригубили напиток, тепло глядя друг другу в глаза, как того требовал обычай.
- Что будешь делать? - спросил Вуг.
- А что, - ответил Тонк. - Устрою себе маленький раскоряк, раз уж так вышло. Постараюсь извлечь пользу из неприятностей, как учил Великий Ло. Пользе всё равно, из чего быть сотворённой.
- Верно, брат.
Вскоре к ним присоединился верзила Дроб, поначалу, как всегда, усталый и злой. Затем подоспел болтливый Шивун, приведя с собой двух симпатичных незнакомцев, своих подопечных. И даже недотёпа Гарх решил на этот раз не пропускать мероприятия. Так что к восходу Луны компания за столиком собралась внушительная.
Шивун рассказал свежий анекдот про горожан, от которого все так и покатились со смеху. Откуда он их берёт? Придумывает, что ли? Больше других хохотал Дроб, хлопая себя огромными ладонями по коленям и вытирая слёзы — это у него фирменное: долго соображает, зато потом не остановить.
- Это же надо! - не переставал смаковать он понравившуюся фразу. - «Со впалыми щеками!»
Гарх пожаловался по своему обыкновению на судьбу-злодейку, которая содрала ему кожу на коленях, но на этот раз сочувствия он не дождался, поскольку разговор сразу же переключился на Тонка с его более серьёзной бедой. Пришлось вежливо выслушать сотню бесполезных советов, дождавшись, пока друзья выдохнутся, и тема переметнётся в другую сторону.
- А вот сегодня ягодники рассказывали, - сообщил Дроб. - Будто Черный Истукан снова шагнул на север.
- Не ври!
- Точно тебе говорю.
- Да уж, - покачал головой Шивун. - Если так будет продолжаться и дальше, то придётся ему ставить забор. А то уйдёт.
- Думаешь, забор его остановит? - усомнился Тонк.
- Не знаю. А какой ты предлагаешь выход?
Гарх, заикаясь, промямлил:
- В прошлом урожае... он... шагал на юг. Помните? А десять... урожаев назад чуть в... болото не свалился. И в этот... раз одумается.
- Оптимист ты, - усмехнулся Вуг, которого уж точно этим словом величать было нельзя. - Всё когда-нибудь случается впервые. Даже листья падают с деревьев вверх.
- Ага. Лучше перестраховаться, - поддержал его Дроб. - Я как представлю, что мне не у кого будет спросить погоду на завтра, так мурашки по коже.
- Верно! - раздались крики.
Собравшиеся дружно пригубили «земляничной», и увлекательнейший дружеский разговор продолжился.
- А вот я слышал, - заявил Шивун. - Будто обоз нынче в Город пойдёт с двумя дополнительными повозками.
- Да где ж ты такое мог слышать? - не поверил Дроб.
- Места знать надо, - огрызнулся Шивун. - Информация точная. Урожай-то, сами видите, какой. Дарн жалуется, что складывать некуда.
- Так-то оно так, - рассудил Вуг. - Только зачем горожанам больше обычного?
- А вот я знаю! - запальчиво крикнул Гарх. - Они умеют... управлять... числами.
- Как это?
- А вот так. Скажем, сегодня... их... двое, а завтра — трое. А послезавтра — четверо. Сколько... захотят, столько... и будет.
- Иди ты!
- Сущая правда!
- Разве такое возможно? Разве уже кто-то отменил Закон Постоянства Живых Чисел?
- М-м, м-м, - замычал Гарх от волнения.
Вруна дружески заколотили по спине:
- Ну, ты сочинил!
- До такого даже отец твоего отца не додумался бы!
- Надо будет на следующем Совете избрать тебя Первым Сказочником!
Гарх демонстративно отвернулся, изображая из себя обиженного, хотя на самом деле он так же дурачился, как и все остальные. Слухов про горожан ходит много, и все они — один нелепее другого. Чего уж тут обижаться?
- А я вот считаю, - вставил слово Тонк. - Что любая идея может оказаться истинной. Даже самая абсурдная с первого взгляда. Лучше ошибиться и быть обсмеянным, чем пройти мимо чуда, не заметив его.
- Ух, ты!
- Смелое заявление!
- Философ!
- А то! - вторил настроению товарищей Тонк. - Кем бы мы были сегодня, если бы Великий Ло согласился со своими оппонентами насчёт того, что за пределами Леса ничего нет?
Мысль многим понравилась своей абстрактностью, и они стали её развивать.
- Дарн бы остался без работы!
- В дуплах жили бы белки!
- А мы бы пили воду из ручья вместо «земляничной», - пошутил кто-то.
- Фу! Как тебе такие гадости на ум приходят?
- А что? - снова оживился Гарх. - Горожане... «грибную» пьют.
- Ну, пошло-поехало!
- Зачем-то же... они... покупают у нас... грибы.
- Ты ещё скажи: едят!
- А-ха-ха!
- И глаза у них похожи на белые стеклянные шары. - Это уже Шивун отличился, рискуя тем, что сарказм его уловить смогут не все.
И точно.
- Да как же это? - купился Дроб. - Как такими глазами можно что-то видеть?
Ох, видать, расплющило его! Тонк, спасая друга от неизбежных насмешек, вскочил на ноги и закричал:
- Ойё!!!
Многочисленные посетители «Веселой Лагуны» последовали его примеру, и вскоре весь зал наполнился гулом, от которого закладывало уши.
- Ойё!!!
Они покачивались в такт мелодии, задирая вверх берестяные стаканчики с «земляничной». Пение всегда являлось кульминацией вечера, но ни в коем случае не его завершением. Оно могло длиться и шаг тени, и другой, однако на этот раз его пришлось прекратить почти сразу — в таверну вошли погонщики.
***
Словно по команде, смолкшая толпа застыла и повернула головы в сторону отряда. Официанты поспешили расчистить для них путь, орудуя мётлами, а на стойке моментально организовалась батарея высоких красивых бокалов из настоящего стекла, наполненных до краёв — знак благодарности жителей Леса за нелёгкий и опасный труд. Бесплатно и в любом количестве.
Погонщики не спеша прошли к приготовленному угощению, сделали по глотку и только лишь после этого позволили себе немного расслабиться и снять тяжёлые шляпы, сплетённые из дубовых ветвей. Защитные фартуки остались на них, что свидетельствовало о намерениях гостей не засиживаться сегодня долго.
- За погонщиков! - догадался кто-то.
- За мужество! - поддержали его.
- За отвагу!
- За честь!
Вожатый погонщиков Тилли в ответ поднял свой ополовиненный бокал.
- Вместе! Всегда! - произнёс он хрипловатым басом.
- Виват! Виват! Виват!
Не могло быть и речи, чтобы в присутствии погонщиков галдеть и скоморошничать в прежнем ключе. Посетители приглушили голоса и сменили темы своих разговоров на более прозаические, стараясь без надобности не глазеть в сторону стойки и не мешать отдыху отряда.
Официанты суетились с повышенным усердием, кувшины с «земляничной» мелькали в воздухе всё чаще…
Тилли вдруг прищурился, широко улыбнулся, отставил бокал и, соскочив с высокого табурета, сделал несколько шагов по направлению к столику, где сидели Тонк и компания. Все прекрасно знали, к кому он сейчас обратится.
- Рад видеть тебя, Вуг. Как дела?
- Нормально, Тилли.
Они обменялись взглядами, значение и смысл которых понятны были только им двоим.
- Толстый передавал тебе низкий поклон.
- Спасибо. Он всё там же?
- Ага. Стал такой важный. Двух помощников себе взял.
- Что так? Не справляется?
- Так ведь и работы прибавилось.
- Да?
Вуг вспомнил слова Шивуна о дополнительных повозках, но уточнять детали не счёл целесообразным. Примета плохая — обсуждать до похода подробности с посторонними. Да, именно с посторонними...
- Ну, ты тоже от меня ему пару ласковых передай.
- Обязательно.
Они оба замолчали на короткое время.
- Если что нужно, - начал, было, погонщик, но Вуг не дал ему договорить.
- Всё в порядке, - сказал он. - Не переживай.
Тот понимающе кивнул и отошёл обратно к стойке.
Погонщики пробыли в «Лагуне» ещё на пару тостов, а потом удалились, оставив после себя лишь пустую посуду и причудливые запахи неведомого мира, в котором проводили большую часть своей особенной, наполненной подвигами жизни.
Зал встрепенулся. Все принялись обсуждать случившееся, перебивая друг друга и жестикулируя, и только Вуг продолжал сидеть неподвижно, отрешённо глядя перед собой. Затем он резко схватил свой стакан и, не останавливаясь, осушил до самого дна. Тонк с болью в сердце наблюдал за другом, ничем не в силах ему помочь.
***
Вечер близился к концу. Официанты принялись вытирать лопухами столики, давая понять, что время уже позднее, и рабочему люду пора бы озаботиться мыслью о неизбежном завтрашнем пробуждении. Посетители расходились, оставляя на столах в качестве платы аккуратные кружочки осиновой коры. Завтра они снова пополнят их запасы, обменяв у Дарна кошёлки с грибами и ягодами на благородное дерево. «Пока искра к труду теплится в душе, не будет недостатка ни в чем» — Закон и в этом прав.
Попрощавшись с друзьями, Тонк и Вуг углубились в чащу. Обнявшись и слегка пошатываясь, они останавливались изредка только для того, чтобы издать шутливый боевой клич. Из темноты им отвечал рычанием какой-то зверь, и это их забавляло.
- Давай поймаем его! - предложил Тонк.
- Ты что, летать научился?
- Почему обязательно летать? Может, он ползает.
- Нет. Этот не ползает, - уверенно возразил Вуг. - Этот летает. И зубы у него острее твоей циркулярки.
- А что он нам сделает? Мы же не горожане.
Но Вуг только покачал головой.
- Один раз в столетие и о траву можно порезаться.
- Эх! Грустный ты какой-то.
Вуг не возражал по сути сказанного, но имел своему настроению смягчающее обстоятельство.
- Я своё отвеселился.
- А раньше?
- Ясное дело, куролесил. Не меньше тебя.
- Как?
Вуг хмыкнул.
- Как-то раз мы с Полианом на дерево залезли и оттуда грязью бросались в прохожих.
- Не может быть!
- Что не может?
- Что бы Полиан, да грязью...
- А-а... Ну, так в жизни всякие метаморфозы случаются.
- Повторим забаву?
Вуг удивленно посмотрел на друга.
- Дождь прошёл, грязи много, - пояснил Тонк. - Вот дерево подходящее.
- А ты сможешь? - Вуг кивнул на рану друга.
- Я их одной левой, - пошутил разбушевавшийся Главный Циркулярщик.
- А, была ни была! - решился Вуг и помог Тонку забраться на самую нижнюю ветку — выше было ему не по силам.
Шедший по домам из «Веселой лагуны» люд сначала не понимал, откуда на них обрушиваются залпы, но потом, разглядев меж ветвей хулиганов, тоже принимался лепить шарики из глины и метать их в ответ.
Так они развлекались, пока оживлённая тропа в конце концов не опустела, и не настала пора гасить глаза.
- До следующего солнца, дружище! - сказал Тонк, когда они добрались до развилки у старого треснувшего дуба.
- Доброго дыхания! - ответил Вуг.
Темнота обволокла их удаляющиеся силуэты, и только совы-сторожа способны были видеть, как они благополучно укрылись в своих дуплах.
Лес благоухал. Лёгкий пар поднимался от земли, чтобы к утру выпасть осклизлым вязким туманом. Ночные мотыльки, чувствуя приближение губительной прохлады, высовывали из нор свои нетерпеливые морды, хищно поводя ноздрями, а из Гусиной Рощи раздавался отрывистый лай и раскатистое уханье — Лес готовился к короткому сну, предупреждая о своих намерениях всех, имеющих уши.
Старый день умер, чтобы дать жизнь новому, и Большой Бобёр протяжно протрубил об этом.
3
Встречать рассвет дома — это так непривычно и странно. Тонк выбрался из дупла наружу, когда розовый пожар на горизонте уже начал угасать, растекаясь равномерно по небу. Воздух быстро наливался теплом.
Несколько потрёпанных птах разместились на ветке молодого дубка, откуда наблюдали за Тонком, кося удивлёнными глазами.
- Чего уставились? - сказал он и демонстративно прикрепил к рукаву лист, полученный вчера от Дарна. - Живого тунеядца не видели?
Да, целую неделю придётся разговаривать с птицами, чтобы не помереть от тоски. А то и с собаками. Разве что в Деревне окажется ещё один больной, упаси его Природа от такой участи. Тогда можно будет вместе посчитать что-нибудь. Или просто побеседовать, в конце концов, о Вечном. Но это всё, конечно, его пустые фантазии, потому что крайне маловероятно.
Мысли Тонка мелькали, плыли, прыгали, теснились, мешая друг другу, но от этого сумбура он не испытывал дискомфорта. Это даже хорошо, что он сейчас не способен сосредоточиться на чём-то конкретном — иначе его неизбежно вынесет в разрушительную меланхолию. Но его опасения оказались напрасными: неожиданно, среди всего этого хаоса, засветилось нечто вразумительное, и он моментально понял, что сегодня сделает! Он пройдёт по Сфере Леса! От начала и до конца!
Ещё не успев, как следует, разобраться в источнике своего гениального решения, Тонк почувствовал, как его наполнило радостью и мальчишеским восторгом от предстоящей дороги. Короткие, как вспышки молнии, картинки пронеслись перед ним — это визуализировалось его предвкушение, указывая тем самым, что и материализация его не за горами, и дело это в общем-то пустяковое.
Как известно, Мир представляет собой плоский прямоугольник. В центре его находится Деревня, ограниченная с юга Гусиной Рощей, а на севере — Ослиным Болотом и Жёлтой Поляной. К западу простираются грибными плантации, перегораживающие путь к Земле Смерти, а на востоке расположился можжевеловый лес. Там — стойбище погонщиков и, намного дальше, где-то почти на краю Земли стоит Город. Если попытаться выйти за пределы прямоугольника, то ты непременно вернёшься в ту же точку, откуда начал свой путь. Этот феномен называется Притяжением Леса, а пройденный вследствие его маршрут — Сферой Леса. Лишь очень немногие могут вырваться из цепких объятий Притяжения, становясь погонщиками, но, к счастью или к печали, Тонк не принадлежал к их числу.
Он уверенно зашагал к можжевельнику, вознамерившись начать путешествие именно оттуда — не спрашивайте, почему. Знакомая тропинка вывела его прямо к нужному месту. Ещё издали почуяв аромат хвои, он полной грудью вдохнул порцию воздуха и улыбнулся. Не кому-то конкретно, а просто так, вообще. Остаток дня у него заберёт путешествие, а там, глядишь, подоспеет вечер, «Веселая Лагуна», друзья и стаканчик «земляничной».
Итак, хватит рассуждений! В путь!
Ноги несли сами, и недавнее происшествие на Лесопилке более не казалось столь трагичным, достойным того непомерного внимания, которое ему было уделено и самим Тонком, и другими обитателями Леса. Мы очень часто и совершенно зря расстраиваемся по мелочам, тогда как жизнь полна позитива. Даже в самых, казалось бы, безрадостных ситуациях.
Вскоре хвойные запахи остались позади, а по правую руку зачернели опасные вязкие топи. Кочки, самых причудливых форм и разнообразных размеров, пылали брусникой, ожидая к полудню наплыва специально обученных ягодников. Попадались одиноко стоящие осины со снятой корой, кусты багульника и ореха. Мошкара едва заметными тучками поднималась с поверхности болота, но тут же садилась обратно, признав в одиноком путнике своего и, значит, несъедобного.
Затем пейзаж сменился: стали преобладать ярко-жёлтые цвета, камыш поредел и высох от недостатка влаги. Его теснил ковыль, плавно и гордо качавшийся на ветру, но красота его была обманчива и коварна. Она скрывала то, что находилось дальше, шагах в двадцати от края поля — губительный Мох, терпеливо дожидающийся очередной своей доверчивой жертвы.
Тонк брезгливо передёрнул плечами и ускорил ход. Прочь отсюда! Нечего кормить Мох обрывками своих мыслей, пусть даже и праведных, и, тем более, страхами.
Вскоре попавшиеся навстречу грибники приветствовали его, что-то крича и размахивая руками, но ему не хотелось останавливаться и отвечать на неизбежные и неизбежно неудобные вопросы.
- Хорошего вам сбора! - отделался он дежурной фразой, чтобы бы не выглядеть в их глазах совсем уж невоспитанным или надутым.
- Доброй дороги! - ответили они, легко догадавшись о том, куда он держит курс.
Печальные берёзы сменились огромными лопухами папоротника, а затем — изящными пальмами. Сосны беззаботно соседствовали с кактусами, которые были и выше, и мясистее их самих. Кедры по-деловому разбросали свои лапы над тропинкой, наводя тень и одновременно кусаясь.
Лес не любил однообразия. Он хотел нравиться и вызывать чувства, подбирая мелодии к настроению самых привередливых и изысканных во вкусах прохожих. И это у него всегда получалось.
***
Тонку оставалось что-то около одной четверти до завершения своего дерзкого замысла, когда небо вдруг потемнело, полыхнуло коротким огнём и обрушилось на него потоками холодной воды. Если бы знать, что дождь скоро кончится, то можно было бы и не обращать на него внимания. Но кто предугадает наверняка? Ступни ног — самое уязвимое место лесного жителя — могут распухнуть, напитавшись излишней влагой, и тогда ко всем его бедам прибавиться ещё одна.
Он свернул с тропы, и сразу же увидел её — Мокрую Берлогу. Правда, мокрым в ней было разве что название, да цветущая на рыхлых стенах плесень говорила о том, что когда-то в яме действительно стояла вода. Воистину, если это маленькое везение и не начало белой полосы в жизни Тонка, то уж штучное проявление благосклонности к нему Природы — совершенно однозначно.
Тонк подбежал к входу в берлогу и за неимением желания осторожно спускаться, держась за свисавшие ветви, плюхнулся на седалище и съехал по гладкой траве внутрь.
- Ты поосторожней, - раздалось из сумрака.
Тонк напрягся, стараясь определить, кому принадлежал этот в высшей степени знакомый голос, и понял, что судьба опять улыбнулась ему — прислонившись спиной к стене, там сидел досточтимый Бабан собственной персоной. Как здорово! Теперь остаток дня пролетит и вовсе незаметно — подшучивая над стариком и выслушивая его глуповатые, часто не в тему, реплики, можно будет повеселить голову всласть. Недаром же все кому ни лень угощали его «земляничной» — оно того стоило.
- Привет Бабан! - отсалютовал Тонк. - Как поживает твоя тощая задница?
- Гораздо лучше некоторых упитанных. - Бабан, похоже, и сам обрадовался случайному визитёру.
- Вижу, ты дождика испугался, - для затравки придумал Тонк.
- Так ведь и не я один.
- Что верно, то верно. - Тонк присел рядом с собеседником и устроился поудобнее. - Расскажи, как ты упал в Тёплый Овраг.
- Значит, дело было так, - с готовностью подхватил Бабан, будто только и ждал этой просьбы. - Вышел я как-то из «Веселой Лагуны». На дворе, сам понимаешь, ночь. Хоть глаз выколи. Думаю, дай схожу, поклонюсь Чёрному Истукану. Ну, и пошёл себе к большому холму...
- Постой, - прервал его Тонк. - Истукан же совсем в другой стороне.
- Так я ж и говорю: темно было.
- А ты, значит, в темноте уже и не ориентируешься?
- Где мне? В молодости я, может, ещё чего и соображал, а теперь... Как солнце заходит, так хоть караул кричи. - Бабан перевёл дух и продолжил. - И вот иду я, смотрю: что-то места какие-то незнакомые вокруг. И вроде как тени какие-то по сторонам.
- Тени? Ночью?
- Ну да! От Луны. Я разве не сказал, что Луна в полнеба светила? Аж слепила меня, окаянная. Так вот. Показалось мне, что кто-то за мной крадётся. Недоброе что-то замышляет. Я ему кричу: выходи, мерзавец! Но оно только смеётся. И стало мне так страшно, что побежал я со всех ног, будто твой заяц.
- Ого! С каких это пор зайцы бегают?
- А что? Не бегают разве?
- Те, которых я знаю, нет.
- Так вот я и говорю: побежал, не-заяц этот твой. И вдруг чую, земля из под ног моих уходит. Потом глядь — звёзды прямо передо мной. И понял я, что лежу на спине и на небо пялюсь, как Старшина на Алтарь перед Советом. Ну, а на утро меня вытащили добрые братья. Одного только репейника мешок, наверное, с меня собрали. Жаль, он горожанам без надобности, а то бы я какую-никакую пользу обществу принёс.
Тонк от души посмеялся над байкой, хоть и слышал её не впервые. Чудной он, Бабан этот. Единственный во всём Лесу, кто никогда не перерождался. То, что было вчера, вспомнить без подсказки не может. Волосы у него белые, всегда разлохмаченные. И кожа, какой ни у кого больше нет: дряблая и морщинистая, почти непрозрачная. Но его в лесу любят и уважают, хотя и подтрунивают над ним постоянно. Иногда кажется, что именно это и нравится ему самому больше всего на свете. Своего рода развлечение это для него, значит.
Работать ему не положено. Это единственное в Лесу исключение из правил труда, дарованное ему лично самим Великим Ло. И живет он где попало. Только не так, конечно, как изгои, на болотах. То у входа в дупло чьё-нибудь пристроится в Деревне, то на дереве примостится. Или вот в Мокрой Берлоге. Весь Лес — его дом родной.
- А Истукан-то тебе зачем нужен был? Тем более, ночью?
- Ясное дело, какая-то цель у меня на него имелась. Но теперь и не вспомню. - Бабан вздохнул. - А ты, что же, не циркулярщик больше, говорят?
Сказал он это таким обыденным тоном, что Тонк сначала подумал: ослышался. Но фраза застряла в голове, чёткая и недвусмысленная.
- Ты что имеешь в виду, Бабан?
- Так ведь рука твоя... того, - растерялся собеседник.
- Ну, и что? Мало ли что там оторвалось. Через неделю будет, как новая. Ты сам-то никогда что ли ничего не отрывал?
- Это верно, всякое бывало. И мешок терял, и глаз. Но тут-то случай особый.
- Да какой там случай? - Тонк почувствовал, что по-настоящему начинает сердиться на беспечного болтуна. - Даже локтя не задело. Надеюсь, ты не смеёшься надо мной?
- Да как бы я посмел? - окончательно сконфузился Бабан, но упрямо продолжал гнуть своё. - В меня что вошло, то из меня и вышло. Я думал, ты сам знаешь.
- Да что знаю-то?!
- Что не отрастёт.
Тонку расхотелось продолжать этот разговор. Тьфу! Всё настроение испортил, дуралей старый. Одно дело слушать безобидные сказки про похождения всем известного недотёпы и совсем другое — гадости про тебя самого.
- Прощай! - отрывисто сказал Тонк и стал выбираться из берлоги.
- Ты не сердись на меня, Главный Циркулярщик! Не со зла я! Как лучше хотел...
Прочь отсюда! Прочь! Ни шага тени больше нельзя здесь находиться.
- Черный Истукан знает! Спроси его!
В конце концов, голос Бабана затих, но Тонк ещё некоторое время машинально перебирал в быстром темпе ногами, мысленно ругая себя за то, что ввязался в этот ненужный спор. Он даже не заметил, как миновал Гусиную Рощу, выйдя на последнюю тропинку, ведущую к точке возврата.
4
Хорошо, что есть ночь и то, что она несёт очищение. Всё самое плохое стирается и становится смутным, всё самое лучшее кристаллизуется. Именно ночью эффективней всего затягиваются душевные и прочие раны, возвращается ясность мысли, в движениях восстанавливается свежесть.
Тонк проснулся в бодром расположении духа и, ни минуты не мешкая, взялся наводить в своём дупле порядок. Он перестелил на полу листья, набрал немного коры для утепления, поскрёб стены, освобождая их от плесени. Даже вокруг жилища прошёлся метлой — пусть соседи видят, что он не умеет бездельничать в любом положении.
Работа развлекла его ненадолго, но затем снова встал неизбежный вопрос: что делать дальше? Совершить второй круг по Сфере? Полюбоваться на Алтарь? Наколотить сосновых шишек для ожерелья?
Бабан рассказывал, что раньше, в древние времена, ещё до встречи с горожанами, лесные жители умели обходиться без полезных планов на день. Как такое возможно, не понятно. Бабан утверждает, что вместо труда они занимались... нет, не размышлениями, а, по его словам, общением с Природой. Будто бы они могли задавать Ей вопросы и слышать на них ответы. Что-то вроде того, как сейчас они делают у Черного Истукана. Трудно сказать, сочиняет он, или же есть в его словах хоть какая-то крупица правды, имеющей отношение к реальности.
Тонк вернулся в дупло, сел, прислонившись к стене, и неожиданно для себя самого уснул. Да так крепко, что успел поймать Видение — это и ночью-то случалось раза два за урожай, а тут — ни с того, ни с сего — и на тебе! Картинка была цветная, движущаяся. Узоры практически не повторялись, и объёмность их была потрясающая! Сначала просто разного размера кубики валились в бесформенную кучу друг на друга, потом появился какой-то осмысленный рисунок в их взаимном расположении, а затем Тонку показалось, что он видит буквы. Незнакомые, правда, кособокие, дрожащие, но то, что это буквы, сомневаться не приходилось — он уже видел раньше писанину горожан и понимал поэтому, что, кроме лесной письменности, бывают на свете и другие. Но чьи же это буквы, если на городские они не похожи? Вот загадка!
Тонк с удовольствием досмотрел Видение до конца, зажег глаза и выглянул наружу — убедиться, что до посещения «Весёлой Лагуны» оставалось не дольше двух шагов тени. Чудеса! Может, это сама Природа посылает ему интересные картинки, чтобы помочь скоротать время? Кто знает? Во всяком случае, эту теорию стоит обсудить сегодня вечером с друзьями.
Он так и поступил, обогатившись множеством разнузданных теорий на этот счёт, но следующий день не принёс ему ничего нового. Время будто остановилось, превратилось в вязкую болотную жижу, которая затягивала его, пленила, но не дарила никаких свежих ощущений. Оставалось только послушно подставлять голову Судьбе и считать в уме, как долго ещё продолжится эта невыносимая пытка.
Тоска настолько овладела его существом, что он ни разу за все эти долгие дни не посмотрел на свою руку. Лишь когда приблизился конец первой недели, он спохватился и произвёл беглый осмотр раны.
То, что он увидел, повергло его в неосознанный, неконтролируемый страх.
Никаких намёков на созревание бутона! Ни даже ростков! Место повреждения затянулось отвратительным рубцом и почернело. Он осторожно ощупал его, тревожась всё больше и всё меньше понимая, как такое вообще возможно.
Тонк погасил глаза и сосредоточился на дыхании.
«Не паникуй, парень, - приказал он себе. - Ты не один на белом свете и поэтому, скорее всего, не уникален. Нужно пойти к тем, кто что-то может знать и помнить».
В своей собственной памяти ответов он не находил, но к его услугам были и другие, поэтому план действий потихоньку начал вырисовываться до тех пор, пока не превратился в четкие и ясные инструкции.
- К Дарну! - громко сказал он и, более не думая, пустился бегом по тропинке, идущей между двух лиственниц.
***
- Чем ещё ты сможешь нас удивить, о, мать, Природа! - пожалуй, чересчур напыщенно произнёс весовщик, изучая руку. - Каждый раз мы, грешные, полагаем, что познали тебя, а потом жестоко раскаиваемся перед лицом новых загадок, посылаемых тобой.
Тонк слушал его речь, затаив дыхание, но ничего утешительного для себя извлечь из неё не мог. По всему следовало, что и весовщик находится в затруднении. Забалтывает себя и тянет время.
- Соблюдал ли ты покой?
- Да. Я не прикоснулся к труду, за который полагается вознаграждение.
- Всегда ли носил с собой дубовый лист?
- Всегда.
- Не кусал ли тебя кто-нибудь из диких животных?
- Такого не было в моей жизни никогда.
- Может, ты оставался в «Весёлой Лагуне» после закрытия?
- Нет. Ни разу.
Дарн на этом исчерпал свои предположения и уставился на Тонка, будто в ожидании его собственных идей.
- Осмелюсь спросить, - не разочаровал его Тонк. - Не хочешь ли ты, досточтимый Дарн, поискать похожий случай в Летописи?
- Хм. Идея хорошая, но Летопись я выучил наизусть. Если бы в ней содержалось нечто подобное, я бы обязательно вспомнил.
- А не позволительно ли будет мне опросить других жителей Леса? Ведь в их памяти может оказаться то, чего в Летописи нет?
- Попробуй, однако я сомневаюсь, что эти усилия принесут плоды.
- Почему?
- Все заняты делами и, боюсь, не смогут уделить тебе должного внимания.
- Но есть есть же «Весёлая Лагуна»!
- Да, но сколько у тебя осталось липовых кружков?
Тонк замер на полуслове. Дарн прав! Когда ты каждый день после смены получаешь горсть заветных кружочков, то не придаёшь этому особого значения. Но теперь, когда их поток прекратился...
- Дарн! У меня есть ещё одна хорошая, как мне кажется, идея.
- Говори.
Тонк просиял. Действительно, как это раньше не приходило ему в голову? Вот ведь простое и элегантное решение, лежащее на самой поверхности.
- Я готов приступить к работе, не дожидаясь полного исцеления. Мастер Го даже шутил иногда, что со своими обязанностями я мог бы справиться и с одной рукой. Такое своеобразное пророчество.
Дарн нахмурился.
- Но ты ведь прекрасно помнишь, что написано в Книге Законов: «пока не восстановится в полную силу».
- Великий Ло не мог предвидеть всех возможных ситуаций.
- И это говоришь ты, Главный Циркулярщик? Лицо, больше многих прочих приближённое к пониманию Истины.
- Именно поэтому мне кажется, что в моих словах может содержаться и здравое зерно.
Сомнения Дарна не улетучились после этой страстной отповеди Тонка, но он погрузился в глубокие размышления. О том, какие он находил для самого себя доводы, оставалось только гадать.
- Вот что я полагаю, - наконец, решил он. - Ты должен обратиться с этим вопросом к Старшине.
Тонк на мгновенье погасил глаза. Какой же он идиот! Он с самого начала должен был рассматривать эту возможность, как единственно доступную и единственно верную. Старшины! Ну, конечно! Нужно добиться аудиенции с одним из них!
Спокойно. Что для этого необходимо?
Тонк напряг в себе память своего отца и моментально нашёл то, что искал. Как всё просто и логично!
- Благодарю тебя, Дарн!
- Не трать слова, брат мой. Помогать друг другу — великая радость.
Ругая себя последними словами, Тонк выскочил со склада наружу и помчался к Зелёной Опушке.
***
Горелый Пень стоял именно там, куда указала память. Наверное, когда-то, давным-давно, он был стройной лиственницей или податливой осиной, но потом пал жертвой доблестных валильщиков и с тех пор только гнил и сох, пока в него не ударили молния. Обуглившись и почернев, он закаменел, и стал тем, кем он является теперь — условным местом, где назначаются свидания со Старшинами. Возможно, Тонк проходил мимо него и раньше, но не догадывался о его назначении. И не интересовался, зачем он здесь. Пень да пень. Стоит себе и стоит. В стороне от тропинки. Никому не мешает. Поэтому и не запомнился.
Теперь же, когда он убедился, что Пень не был плодом его фантазии, Тонк бегом помчался в Гусиную Рощу и собрал там десяток дубовых листьев. Форма и размеры должны быть примерно одинаковы — таково первое условие. Затем он связал их в плотный пучок. С одной работоспособной рукой он провозился над этой простенькой задачей изрядно, но радоваться стоило уже хотя бы тому, что он циркулярщик, а не подносчик или грибник — тогда бы пришлось все два десятка листьев вязать. Да ещё бубенчики к ним прицеплять из желудей.
Затем он сбегал к Ослиному Болоту и обмакнул листья в липкую чёрную жижу. Когда они хорошенько подсохли, он положил правильно оформленное прошение на пень. Всё. Теперь — только ждать.
На удивление, ответ вернулся быстро — уже на следующее утро. На пне лежали девять недозрелых желудей с дырочками — по две в каждом. Значит, ему идти к Девятому Старшине — Полиану. Жёлуди лежали точнёхонько на южной стороне пня, обозначая время — ровно в полдень.
Сегодня в полдень он встретится с Полианом!
От жгучих, рвущихся на волю, мыслей распирало нутро. Доводы свои он давно обдумал, но, возможно, в данной ситуации голых аргументов окажется недостаточно. Хорошо бы ещё облечь их в орнамент достойных слов, уложить в стройные стилистические ряды предложений. На этом уровне общения не бывает мелочей и несущественных деталей.
Полиан — один из самых уважаемых жителей Леса, и к его мнению прислушаются. Дело за малым — убедить его самого в своей правоте. Каким бы сложным ни казалось это предприятие со стороны, Тонк не сомневался в его успехе. Сердце прыгало в груди, предвкушая скорое разрешение его вопроса, и чутьё подсказывало: оно принесёт ему то, что он искал.
5
В Посёлке Старшин стояла абсолютная тишина. Даже беспардонные в это время года тетерева не оглашали своими звуками окрестностей — то ли от уважения, то ли от страха. Могучие сосны укрывали улицу от палящего солнца, спасая от зноя, а ветви кряжистых дубов служили надёжной преградой на пути ветра.
Все десять домов, срубленных из лиственницы, были стандартно одинаковы и стояли ровным рядом вдоль дороги — чётный напротив нечётного.
«Нет старшего среди нас», - любили говаривать старшины и подтверждали свои слова на деле.
Тонк отсчитал девятый дом, приблизился к нему и постучал в массивную дубовую дверь.
- Входи! - гулко раздалось где-то внутри.
Он осторожно толкнул дверь внутрь и очутился в полутёмной и прохладной комнате. Никогда раньше ему не приходилось бывать в доме Старшины и он чувствовал поэтому некоторую робость в коленях.
Внутренняя обстановка жилища не имела ничего общего с дуплом: дощатый пол вместо слоя листьев, струганные стены, на которых висели украшения и поделки из различных растений, деревянная диковинная мебель и самое главное — Тонк увидел двери, ведущие в другие комнаты. Он слышал раньше сплетни об этом, но не особенно верил им. А вот, подишь ты, оказалось правдой. Зачем старшинам несколько помещений, когда тело всего одно — не деревенского ума дело. Возможно, они хранят там важные реликвии, секретные документы или ещё что-нибудь в томе же роде.
Полиан восседал в кресле, похожем на раскидистый пень. А может, это и был пень, искусно замаскированный под кресло. В руке он держал берестяной стаканчик, наполненный «земляничной» — старшинам разрешалась эта маленькая вольность в любое время и в любом месте в виду их особого положения. Напиток им доставляли на дом сами официанты.
- Не желаешь глоток? - спросил он Тонка, но тот отрицательно помотал головой, несмотря на то, что хотелось неимоверно.
Не за этим добивался он встречи и не спал всю прошлую ночь, дотошно подбирая единственно правильные слова.
- Тогда садись, будь добр.
Тонк послушно опустился на непривычно чистый и гладкий пол.
- Рассказывай, что привело тебя ко мне, - попросил Полиан.
Скорее всего, он и сам знал о причинах визита, и мог безболезненно пропустить это кажущееся ненужным вступление, но соблюдение древних традиций ведения высокой беседы — превыше сиюминутного удобства.
- Хочу просить у тебя совета, - дипломатично начал Тонк. - Не далее как неделю назад лишился я левой руки. - В подтверждение своих слов он поднял культю вверх. - Но происходит что-то странное: новая не растёт.
- Занятно, - молвил Полиан. - Расскажи, подробно, как всё произошло.
Тонк с готовностью выполнил и эту просьбу. Тем более, что прорепетировать пришлось достаточно в кругу друзей. Он учёл и те вопросы, которые ему задавали раньше для уточнения, так что рассказ получился исчерпывающий и связный.
Полиан задумчиво слушал, и парочку раз Тонку показалось, что в его мудром взгляде промелькнуло какое-то решение.
«Он знает, что делать!» - возрадовалось его сердце.
Закончив повествование, он с надеждой посмотрел Старшине в глаза.
- Случай уникальный, - важно промолвил Полиан. - Такого не припомнит даже отец моего отца. А в чём именно заключается твоя просьба?
- Допусти меня к труду, пока идёт процесс заживления. Я уверен, что это всего лишь задержка, и рука обязательно отрастёт. Я справлюсь. Мастер Го может поручиться за меня.
Полиан выдержал изнуряющую паузу, которая далась Тонку тяжелее, чем даже вся прошлая неделя.
- Мне необходимо посоветоваться с другими Старшинами, - резюмировал он. - Ведь речь идёт не о пустяке, а о том, чтобы обойти одно из основных положений Закона. Так?
- Всего лишь дополнить его крохотной оговоркой, которая не была учтена. Не могла быть учтена. Дарн подтвердил, что мой случай — первый в своём роде.
- Всем нам свойственно желать быть уникальными существами, - понимающе вздохнул Старшина. - Это очень серьёзное дело, брат, и мне не хотелось бы отнестись к нему легкомысленно.
Снова повисло молчание, в течение которого Полиан напряжённо размышлял.
- У тебя есть ещё одна законная неделя, - наконец, вымолвил он. - За минусом одного дня. Так?
- Так.
- Этот двухнедельный срок, отведённый на исцеление, вряд ли назван в Книге случайно. Давай же не будем торопить события и подождём.
- А если...
Тонк не решился произнести вслух это «если», со стыдом ловя себя на суеверии.
- Тогда мы созовём Совет, - ответил Полиан. - Впрочем, что я говорю? Плановый Совет назначен как раз через девять дней. Я предложу вынести твой вопрос отдельным пунктом обсуждения. Но, повторяю, возможно мы всего лишь торопим события. Держи меня в курсе прогресса твоего выздоровления и докладывай о себе каждый день Дарну.
- Мне кажется, твоими устами говорит сама Природа.
- Хвала Ей! - немедленно откликнулся Полиан. - Уповаем на Её милость.
***
Выйдя от Старшины, Тонк направился побродить по Лесу. Беспокойство не покинуло его, но появилась хоть какая-то перспектива в решении проблемы. Всего лишь девять дней, и он встретится с Судьбой лицом к лицу. Какой бы она ни была.
Наедине с этими мыслями, Тонк пустился по Тропе Воспоминаний. Нет, не в далёкое прошлое окунулся его разум, но вернулся к тому месту, откуда начались его недавние злоключения. В сотый уже раз он попытался восстановить картину происшествия, но ничего нового в ней не обнаружил. Однако было что-то, что ускользнуло от него, оставив лишь полупрозрачный росчерк в глубинах памяти. А когда он, наконец, вспомнил, то страх охватил его до самых кончиков когтей.
Бабан. Дождь. Мокрая Берлога. Он сказал: рука не заживёт. И ещё:
- Чёрный Истукан знает! Спроси у него!
Убегая от неприятных слов старика и затыкая уши, он всё-таки услышал это, и теперь оно достучалось до сознания адресата:
- Чёрный Истукан знает! Спроси у него!
Чёрный Истукан. Это недалеко. Совсем недалеко. Точнёхонько на севере. Там, где сходятся Ослиное Болото и Желтая Поляна. Вернее, в той единой для них точке пересечения, где перестает существовать и то, и другое.
Чёрный ствол волшебного дерева уже начинал блестеть в лучах заходящего солнца. Значит, времени у него совсем немного — максимум полшага тени. Но и этого вполне достаточно.
Тонк приложил руку к гладкой тёплой поверхности и погасил глаза.
В голове его тут же появилось несколько чужих мыслей. Ничего необычного — именно так дерево проявляло свои чудесные свойства. Теперь нужно только сосредоточиться и отсеять не имеющие отношения к делу. Вот прогноз погоды на завтра. Вот обозначено место, где стоит нетронутым куст голубики, усыпанный спелыми ягодами. Вот Мастер Го, разговаривающий о чём-то с Пу. И это всё. А почему, собственно, он ожидал другого результата? Да, Истукан показывает прошлое, настоящее и будущее, но делает это по своей собственной прихоти.
«Приду в другой раз, - решил Тонк. - А пока снова встречусь с Бабаном и спрошу у него, что он всё-таки имел в виду».
Он собрался в обратный путь, но какая-то подозрительная тень вдруг мелькнула за его спиной.
- Здравия желаем! - тут же раздалось над самым ухом, освобождая его от необходимости гадать по поводу тени дальше.
Тонк поднял лицо и увидел стоящего перед ним изгоя. Он, кажется, даже знал его имя: Вивил. Да, точно. Вивил.
- Привет, Вивил! - сказал вежливо он, хотя на изгоя можно было и не обращать внимания.
- Погодка сегодня недурённая! - продолжил тот. - В такую пору, говорят, родился Великий Ло и Его Гениальные Идеи.
Эк загнул! Откуда ему-то знать, какая там погода стояла? Изгои, они ведь дальше своего отца не помнят. Не иначе, кругляшков сейчас клянчить начнет. Хотя, зачем они ему? Их брата всё равно в «Весёлую Лагуну» не пускают.
- Трудно нынче скитальцам и отринутым, - будто подхватил его мысли Вивил. - Одною лишь утренней росою омывается чрево моё. Не смилостивится ли благородный господин и не поднесёт ли каких-нибудь воздаяний душе заблудшей и страждущей?
В другое время за такое надругательство над великим и могучим лесным языком Тонк бы просто развернулся и ушёл, но сейчас он ощутил, что череда слов в речи изгоя и отсутствие изящества в них почему-то не имеют для него никакого значения.
- Ничем не могу помочь, - серьёзно сказал он. - Сам остался без работы.
Вивил как-то по-особенному скосил глаза и, якобы, только сейчас рассмотрел причину.
- Значит, не судьба, - вздохнул он, но как-то не слишком горько. - Давно тебя?
- На прошлой неделе.
- Однако! А где же цветок?
Подумалось, не много ли он чести уделяет изгою, разговаривая с ним на равных. А в глубине сознания шевелилась совсем другая мыслишка: сам-то он теперь кто?
- Долго рассказывать. Ещё неделю на болотах проторчу — это точно.
- Или дольше.
Вивил криво ухмыльнулся, но Тонк не поддался на провокацию, пропустив последнее едкое замечание мимо ушей.
- Молодёжь нынче пошла! - продолжил изгой. - Такой пустяк вроде, а не заживает. Вот в наше время...
- Не говори ерунды! - Всё-таки эта фривольность Вивила начинала Тонку надоедать. - Лучше молчи, если сказать особенно нечего.
- И то правда, - легко согласился изгой. - Что это мы чепуху мелем, когда есть дела поважнее?
Он криво улыбнулся и произнёс, намеренно утрируя и изображая заговорщицкий шёпот:
- Не хочешь, брат, в Мох прогуляться?
Тонк оторопел. Но лишь на мгновенье. Здоровые инстинкты почти сразу же вернули его к душевному равновесию.
- А ты не боишься, изгой, что о нашем разговоре станет известно в Посёлке?
- Нет, циркулярщик. Изгои — существа вольные, в отличие от деревенских. Их нельзя запугать, можно только купить.
Да, далеко зашла их «светская» беседа. Он ведь даже не пытается шутить, нагловатый изгой этот. Не зря существуют негласные рекомендации Старшин о том, чтобы ни в какие разговоры с этой неоднозначной публикой не ввязываться.
- Прощай, изгой! И в следующий раз советую тебе гасить глаза при встрече со мной.
Тонк быстро зашагал прочь, не давая возможности Вивилу продолжить болтовню, но тот картинно сложил ладони рупором и прокричал ему вслед:
- Как невмоготу станет, приходи! Мох всё вылечит!
И беспристрастное эхо повторило его слова, казалось, целую сотню раз:
- Вылечит! Вылечит! Вылечит!..
6
На Солнечной Поляне не было ни единой души, если не считать самого Полиана, пришедшего загодя. Он всегда приходил первым. Не потому, что это входило в его обязанности, нет, просто он чувствовал, что так правильно. Для него правильно. Он давно уже осознал: то, чем он занимается, является делом его души.
Совет — событие необычайной важности, и подходить к его подготовке следует с величайшей тщательностью.
Он расчистил от нападавших листьев Алтарь и аккуратно положил на него пухлый том Книги Законов. Затем, всё так же осторожно, прислонил к Алтарю Посох Великого Ло. Отойдя на два шага назад, он полюбовался получившейся картиной и нашёл её удовлетворительной. Теперь осталось побродить по траве, обильно устелившей опушку, чтобы освободить её от случайных сучков, могущих стать причиной чьих-либо неудобств. Или если обнаружится муравейник, то вежливо попросить их подыскать себе другое место для строительства.
Да, Старшинам приходилось делать и такое. Стороннему наблюдателю может показаться, что их жизнь спокойна и устроена лучше, чем у других. На самом же деле хлопот хватает, и не все они такие уж приятные: следить за пополнением запасов «земляничной», вести переговоры с горожанами через погонщиков, выторговывая наилучшие условия, рассматривать кадровые вопросы, составлять перспективные планы сбора лесного урожая — вот далеко не полный перечень обязанностей Старшин. А ещё приплюсуйте сюда подготовку Советов и связанных с ними отчетов — и получится круг забот, едва ли сопоставимый с тем, который накладывался на обычного лесного жителя.
Полиан взглянул на солнце, чтобы определить, долго ли до начала, и понял, что у него в запасе оставалось примерно два шага тени. Как раз, чтобы отдышаться и последний раз прокрутить в голове сочинённые накануне тезисы.
Он присел на траву рядом с Алтарем и блаженно зажмурился.
Да, сегодня придётся поработать. Имеется в виду, конечно же, не отчет, который без труда прочитает по тетрадке Вех. А то, что произойдёт потом. Это вам не пустяк — добиться отставки Главного Циркулярщика. Повреждённой руки не достаточно: у парня имеется авторитет, да и Книга Законов не даёт четких толкований, как поступать в подобных случаях. Поэтому надлежит действовать нестандартными комбинациями, полагаясь на опыт и знание Природы.
План у него, конечно, был. И не плохой, надо заметить. Но не всегда и не всё идет по составленному заранее сценарию. А проигрывать ой как не хочется. И не потому, что он дал обещание Пу — грош цена подобным обещаниям. А потому, что у Пу есть превосходная коллекция двойных желудей, которые, в случае успеха, перекочуют на его комод. От одной лишь мысли, как здорово они будут смотреться рядом с пробковыми амулетами, у него захватывало дух.
А вообще-то стоит обратить внимание на этого сопляка Пу. Сколько ему? Семьдесят? А он уже заменяет Главного Циркулящика. Говорят, справляется. Карьерист в нём заметен невооруженным глазом. Была б его воля, он и весу б себе нарочно прибавил. Кстати, не имеет ли он непосредственного отношения к проблемам нашего Тонка? Уж очень как-то одно к одному аккуратно прикладывается. Когда он пришёл со своим наглым предложением? На следующий день после травмы Тонка?
Полиан на секунду задумался.
Технически сложно, но нельзя сказать, чтобы уж совсем фантастично. На то мы, лесные жители, и обладаем непревзойдёнными способностями к размышлениям. А ведь с такими замашками он, пожалуй, и в Совете под себя инициативу подомнёт. Нет, рановато ему ещё в Старшины. Будет с него и Лесопилки.
***
Вех грузно встал у Алтаря, откашлялся, и все замерли в ожидании того, что произнесёт самый старший из Старшин.
- Лесные братья! - начал Вех.
В ответ он услышал одобрительные приветственные возгласы и посему продолжил.
- Слава Природе, прошлый месяц выдался удачным.
- Слава Природе! - поддержала его аудитория.
- Мы собрали сто двадцать три бочонка грибов, двадцать пять бочонков малины, десяток бочонков черники, не считая пятнадцати бочонков всяких прочих ягод. Это выразилось, в конечном итоге, в семидесяти пяти бочонках «земляничной» и усовершенствованном оборудовании для Лесопилки. Кроме того, доблестными подчинёнными многоуважаемого Мастера Го было изготовлено шестьдесят четыре доски — это больше, чем в прошлом отчётном периоде ровно на четыре. Совет хочет особо подчеркнуть...
Вех на этом месте сделал паузу, чтобы перевернуть листок, но неожиданно Бабан поднялся со своего места и произнёс:
- А по какой цене нынче принимали грибы?
Вех удивлённо посмотрел на него, соображая, не послышалось ли ему.
- Как всегда: два к одному, - ответил, наконец, он.
- Это что же получается? - воскликнул Бабан, судя по всему, готовый и к ответу, и к своей следующей реплике. - Мы им две бочки, а они нам одну?
Народ восторженно замер в предвкушении склоки.
- Экий ты глупый, Бабан! - вмешался весовщик Дарн. - Отдавали-то грибы, а получали, небось, «земляничную».
- Так и что? - не унимался скандальный старик. - Мы эту бочку выпьем за вечер, а за грибами поползать дня три придётся.
- Ну, ты, положим, не слишком-то и ползаешь, - огрызнулся Дарн, чем увёл разговор в совершенно другое русло.
Бабан картинно подбоченился, набрал в лёгкие побольше воздуха и закричал:
- А теперь ещё и куском попрекать старика будете!
Полиан, прозевавший начало склоки, поспешил замять деликатную тему.
- Никто никого не попрекает. Успокойся. А тебя, - он строго посмотрел Дарну в глаза. - Я попрошу выбирать мысли и выражения!
Но Бабана было уже не остановить. Он уже превратился в падающую сосну, по меткому выражению кого-то из лесных жителей, которую обратно не приклеишь к корню.
- Да я после таких намёков и за тысячу десятков шагов к «Лагуне» не подойду! На старости лет и такое! Хорошо, что Великий Ло не дожил до этого дня! Позор! Позор моим сединам!
Его стали успокаивать всем лесным коллективом, чего, надо полагать, он собственно и добивался. Ведь если честно разобраться, ну какая ему в действительности разница, сколько там бочонков ушло в город, а сколько вернулось? Он и «земляничную-то» не пьёт, а лишь делает вид, чтобы никого не обижать. Но тс-с-с! Ни слова больше! Это его маленький секрет.
- Ну, сболтнул весовщик лишнего, - продолжали увещевать Бабана. - С кем не бывает?
- Ты и сам вон в прошлом году назвал Гарха мешком с желудями.
- Я?!
- И поляну с черникой истоптал!
Скандал кое-как замяли, но тема получила неожиданное развитие: Бабан, раздухарившись, предложил сократить количество Старшин с десяти до восьми.
- Что же это ты такое говоришь? - воскликнул Вех. - В Книге написано — десять.
- Может, и написано. Я не грамотный.
- По-твоему выходит, я сам это придумал?
Бабан капризно замолчал, оттопырив губу, всем своим видом демонстрируя обиду. Но на этот раз его штучки не прошли — бузотёр явно перегнул палку, замахнувшись на десятичную гармонию, и поддержки поэтому в народе не сыскал. Настало время прихлопнуть его одним точным ударом, но Полиан, тонко чувствуя настроение собрания и памятуя о том, что оно ему очень скоро пригодится, решил обратить всё только что произошедшее в шутку.
- Ты так говоришь, Бабан, как будто вчера весь день во Мху валялся.
Концовка фразы утонула в грохоте смеха, а, отсмеявшись, собрание вернулось в прежнюю деловую колею — вот оно, искусство ведения Совета в действии. Смена ритма и темпа благотворно сказывается на процессе коллективной коммуникации.
Доклад Веха дослушали, одобрили. Старшинам поручили изучить вопрос повышения цен на лесную продукцию.
- А то, может, и действительно, - выразил общее мнение великан Дроб, хотя и в свойственной ему сумбурной манере. - Пластаемся сутками, а потом раз — и вот тебе.
Бабану какой-то доброволец вызвался смастерить ожерелье из желудей в качестве «морального ущерба за вынужденную неспособность к труду».
Тонк старался вместе с товарищами честно вникать в происходящее, но, откровенно говоря, у него это слабо получалось. Он не сказал ни единого слова, и мысли его настойчиво возвращались к самой важной теме, которая прозвучит потом. Она волновала его больше других, как бы ни печально это звучало. Стыд и горечь испытывал он за столь очевидное проявление эгоизма, но ничего с собой поделать не мог.
- И, наконец, последний вопрос на сегодня, - объявил Полиан. - Тонк, будь добр, выйди к Алтарю.
Расшумевшееся собрание моментально притихло. Был слышен не только каждый шаг Тонка, шлёпающего босыми ступнями по проходу, но и сопутствующие звуки: хруст сучка под любопытным сверчком, жужжание зозулей, шелест приминаемой ветерком травы.
- Покажи всем свою руку.
Тонк поднял обрубок вверх.
- Книга Законов однозначно учит нас…
Полиан зачитал длинную цитату, сопровождаемую одобрительными возгласами с мест.
- Однако наш брат обращается с просьбой подойти к его проблеме исключительно и позволить ему вернуться к труду, не дожидаясь выздоровления. У него, необходимо заметить, имеются очень веские основания. Мастер Го, у тебя есть что заявить по данному вопросу?
Смотритель лесопилки с готовностью поднялся на ноги.
- Уважаемое собрание! - громко и внятно сказал он. - Я знаю Тонка не один десяток урожаев и должен во всеуслышание донести до аудитории: это лучший Главный Циркулярщик, за которым мне когда-либо приходилось смотреть. Аккуратность исполнения заданий, быстрота, неукоснительное соблюдение регламента — вот как можно охарактеризовать его работу. Он...
- Что же тогда произошло с его рукой при такой скрупулёзности? - раздался чей-то голос в задних рядах.
Мастера Го эта реплика нисколько не смутила..
- Возможно, имела место техническая неисправность, - доложил он.
- Какая именно?
- Двигатель, приводящий в движение циркулярку, запустился самопроизвольно.
- А такое возможно?
Мастеру Го потребовалась пара минут, чтобы растолковать народу: когда имеешь дело с городской техникой, всякое бывает. Объяснением его удовлетворились.
Затем выступил Вуг. Он описал Тонка, как хорошего товарища, который всегда готов прийти на помощь, весёлого и умного.
- Нельзя, чтобы буква закона застилала собой его дух, - заключил он.
Многим понравилась его простая, без излишеств логики, речь. Нашёлся, правда, кто-то, кто возразил в том смысле, что, мол, приятный собутыльник — это ещё не профессия. Однако в общем и целом собрание было настроено благодушно. Пока не взял слово бригадир сборщиков желудей Чон.
- Я тоже из тех, кто знает Тонка только с лучшей стороны, - начал он под одобрительный шум. - Но давайте посмотрим на проблему с несколько другого ракурса. Ведь по сути нам предлагается что? Сделать исключение из Закона, по которому давно и успешно жили отцы наших отцов. Так ли уж слеп этот Закон? И не навредим ли мы обществу, легкомысленно положившись на здравый смысл? Какую дверь приоткрываем мы, вмешиваясь в естественный ход событий?
- Верно говорит!
- Доступно!
- И потом, - продолжил Чон. - Сделаем исключение для одного, тут же изо всех щелей полезут и другие. С выколотыми глазами, с насморком, с трудностями психологического свойства. И скажут: вот же Тонку разрешили, а нам почему нельзя? И превратится наш Великий Закон в сборник сплошных исключений. Я, как честный гражданин Леса, не могу на это согласиться.
Что тут началось!
- Кощунство!
- Не для того отцы наших отцов перерождались, чтобы мы пали жертвой собственных заблуждений!
- Ты на ногу мне наступил! Сойди!
Выкрики слышались со всех сторон, хотя массовость их нельзя было признать по-настоящему подавляющей. Многие, знавшие Тонка лично, недоумевали, из-за чего весь этот сыр-бор. Начались локальные перепалки и обмен взаимоисключающими мнениями.
- Прошу соблюдать порядок! - Полиан замахнулся на собрание Посохом, прекращая торжество хаоса. - Думаю, у нас уже достаточно информации, чтобы принять взвешенное и грамотное решение. Итак перед нами выбор: допустить больного Главного Циркулярщика к работе, допустив исключение, или выбрать нового, как того велит Закон.
Собрание вновь притихло, смакуя мысленно предложенный варианты, пока кто-то не догадался спросить:
- Что же станет с Тонком, если мы примем второе?
Полиан самым непринужденным и естественным способом посмотрел в сторону говорившего.
- Тут, как раз, всё предельно ясно, и всякие разночтения отпадают. Книга Законов однозначно учит нас, - Девятый Старшина взял потрёпанный томик священной рукописи, мастерски открыв его на нужной странице. - «Ежели кто из лесных жителей не будет притрагиваться к труду в течение двух недель, то такого следует признать незамедлительно изгоем».
Собрание загудело, но шум продолжался не долго.
- Как вы можете легко заметить, - продолжил Полиан. - Книга не содержит никаких оговорок насчет причины отказа от труда. Никаких!
- Он не отказывался! - раздался одинокий слабый голос. - Это досадная случайность!
- Нам ли делать такие, далеко идущие умозаключения? Перед нами — факт. Только его мы и можем учитывать при принятии решения, а позволять себе интерпретировать факты может позволить себе одна лишь Природа в лице нашего коллективного непредвзятого разума. Итак, я ставлю вопрос на голосование. Многоуважаемый Дарн, выкатывай бочки!
Весовщик уже стоял наготове с двумя пустыми бочками.
- Кто за то, чтобы сделать для Тонка исключение, кладите ваши желуди в бочку справа от Дарна. Кто за то, чтобы исключений не делать — в левую от него бочку.
Собравшиеся стали вставать со своих мест, подходя к Алтарю и бросая желуди в выбранную бочку. Дарн и его помощники внимательно следили за тем, чтобы каждым голосовавшим был использован только один желудь. Согласно Закона, в процедуре не принимали участия Старшины, весовщик и сам виновник голосования. После того, как поток голосующих иссяк, Полиан громко осведомился, все ли успели высказать своё отношение к стоящему на повестке дня вопросу, получил в ответ полную тишину, и помощники Дарна водрузили бочки на разные чаши весов. Народ ахнул, увидев, как они медленно стали качаться, не в силах преодолеть одна другую, но всё же, через какое-то мгновение, левая бочка опустилась вниз и прочно там утвердилась.
- Должно быть, перевес в один жёлудь, не больше, - произнёс удивлённый не менее других Дарн.
Полиан же, в отличии от него, не склонен был вдаваться в такие нюансы. Ситуацию следовало незамедлительно зафиксировать, пока она ещё находилась в размытом состоянии.
- Решение принято! - огласил он. - Теперь собрание должно утвердить нового Главного Циркулярщика! Да будет исполнен Закон!
Тем самым хитрый Старшина переключал внимание собравшихся на новый предмет обсуждения и совершал тривиальный магический акт — превращал живое настоящее в омертвелое прошлое.
Тонк, до которого никак не доходил смысл только что произошедшего события, продолжал оставаться на своём месте возле Алтаря ещё некоторое время, пока обсуждалась кандидатура Пу, и высказывались мнения о нем лесных жителей. Потом, когда утверждение нового Главного Циркулярщика неизбежно состоялось, он догадался подняться и, не глядя по сторонам, побрёл прочь. Он ощущал на себе множество сочувственных взглядов, но не хотел никому смотреть в глаза и показывать свои собственные, полные слёз.
7
Перед самым восходом Луны Тонк спрятался в дупле, чтобы не смущать любимое светило лесных жителей безрадостными эмоциями, захлестнувшими его. Горечь от осознания своего теперешнего положения соперничала со злостью на себя самого за неспособность противостоять негативным мыслям, за слабость, проявленную при встрече с неизбежным, за жалостные всхлипывания. А тут ещё предательское воображение рисовало картинки из жизни «Веселой Лагуны», в которой чуть позднее вечером, впервые за многие урожаи, соберутся его друзья... его бывшие друзья. И станут вздыхать о горькой участи несчастного... бывшего циркулярщика. Они поднимут за него берестяные стаканчики «земляничной» и потом вернутся к обсуждению горожан, к пересказу страшных лесных историй, к перетиранию сплетен и слухов. Впрочем, он, пожалуй, льстит себе, полагая, что есть необходимость (и право) у законопослушных граждан тратить своё драгоценное время на воспоминания о никчемном изгое. Да-да! Это его новый статус и положение в лесном обществе, и чем скорее он признается себе в необратимости свершившегося, тем лучше. Тем больше он скопит сил, чтобы дождаться перерождения, чтобы молить Природу о Её скорейшем вмешательстве.
Воспоминания нахлынули на него неконтролируемым потоком. Вот он, ещё совсем зелёный сборщик желудей, впервые обнаружил собственную кочку с брусникой, за что был переведён в ягодный отряд, и даже получил звонкое прозвище — «счастливчик». Вот ему каким-то чудом удалось собрать на четыре ягоды больше нормы, вызвав восторг Старшин и новое назначение — бригадиром отряда. Вот его рекомендовал на Лесопилку сам Мастер Го, внимательно ознакомившись с послужным списком и отчётом о выполнении сборов. Вот он уже руководит группой шкурильщиков и учится циркулярному мастерству...
Есть какая-то ирония в том, что и в своём позорном освобождении от высокой должности, он опять выступил в роли первооткрывателя. Никто до него не терял её по болезни, никто не становился изгоем против своего желания. Ну, что сказать, «счастливчик» он счатсливчик и есть.
Тонк не заметил, как за его размышлениями Луна забралась на самую высокую точку неба. Снаружи доносились разудалые голоса лесных жителей, возвращавшихся из таверны. Он инстинктивно сглотнул слюну. Затем всё очень быстро стихло, и он решил попробовать уснуть, несмотря ни на какие душевные муки, но тут возле входа в дупло послышался какой-то новый звук — будто кто-то стоял там, тяжело дыша и не решаясь войти.
- Кто здесь? - едва слышно спросил Тонк.
- Я.
В проёме показался Вуг, и Тонк невольно улыбнулся старому товарищу, не успев даже поразмыслить о том, что привело его сюда.
- Присаживайся. Вон у той стены. Я постелил к ней вчера свежие листья.
Какие глупости! Ну, какое это может иметь теперь значение? Вуг, протяжно вздохнув, отрицательно покачал головой:
- Я ненадолго.
С этими словами он, наклонившись, что-то поставил на пол перед Тонком.
- Что это?
- «Земляничная», - свистящим шёпотом пояснил Вуг.
Вот оно что! Если кто-нибудь узнает об этом поступке Вуга, у него могут быть большие неприятности. Бывший погонщик, словно угадывая его мысли, всё так же тихо, почти неслышно, сказал:
- Мне некуда дальше падать, а тебе сейчас необходим глоток-другой.
- Что это изменит в моей жизни?
- По большому счёту, ничего. Ты прав. Но это притормозит слишком уж резво поскакавшую твою судьбу. Поверь мне. Я знаю.
Тонк отчётливо вспомнил, как Тилли и двое его помощников положили совершенно непрозрачное тело Вуга на траву возле Алтаря. Как он не мог произнести ни слова, и глаза его пылали безумным огнём. Как сам Сторох не отходил от больного целых три дня и три ночи, получив на это особое разрешение Старшин. И всё же...
- Нет, спасибо, дружище, - вымолвил Тонк. - Я не могу принять от тебя этот подарок. Забери.
- Но почему?
- Потому что я точно знаю, что причиню тебе и себе ещё большие страдания. Потому что ничего изменить нельзя, а потакать своим пустым иллюзиями я не хочу. Да и как-то неправильно это. Вот ты, напримёр, возьмешь стаканчик из рук погонщика?
Он поразился каким-то новым интонациям в своём окрепшем голосе и мысленно поблагодарил Вуга за своевременное напоминание о том, с чем ему в дальнейшем придётся иметь дело — уж лучше сразу обрезать все болтающиеся без проку нити. Как диском циркулярки.
Вуг, видимо, тоже уловил это Новое в своём товарище и снова наклонился. На этот раз с противоположной целью — поднять стаканчик «земляничной», поставленный им на глиняный пол. Ему не жалко было напитка. К тому же, его всё равно придется вылить где-нибудь в Лесу — выносить «земляничную» из «Лагуны» не разрешалось. Он просто уловил в этом своём действии некий символизм, призванный лишь оформить и так уже сложившуюся правду.
- Ты можешь всегда на меня рассчитывать, - сказал он на пороге, выходя из дупла. - Что бы ни случилось дальше, знай: мы помним о тебе и понимаем, что тебя не в чем упрекнуть.
«Мы?» — взметнулась мысль, и Вуг в очередной раз продемонстрировал проницательность: прочел её, будто раскрытую книгу.
- Да. Гарх, Дроб, Шивун. Ты же помнишь, как неуверенно качались бочки при подсчёте голосов. Создавалось даже такое ощущение, что будь ветер чуть посильнее...
Запоздалое осознание того, что он что-то упустил, накатилось на Тонка, но он запретил себе думать дальше на эту неполезную тему.
- Прощай! Доброго тебе дыхания!
- Прощай! И тебе того же!
***
Едва Тонку удалось угомонить в себе последнюю досадную мысль, полную жалости к своей печальной доле, и он уже готов был провалиться в крепкий сон, как вдруг через вход в дупло упали на стены всполохи отдалённого пламени. Через несколько мгновений отряд во главе с весовщиком Дарном вошёл к нему в дупло. Без полагавшегося по Закону предупредительного стука по дереву.
Двое из вошедших держали в руках фонарики, набитые дикими светлячками, от которых и происходил этот мерцающий свет, показавшийся Тонку огнём. Двое других были вооружены увесистыми берёзовыми дубинами. Сам Дарн имел при себе лишь Книгу Летописи и остро наточенное чернильное перо.
- Бывший Главный Циркулярщик Тонк? - торжественно спросил Дарн, но в вопросе его не содержалось намерения получить ответ.
Или, вернее сказать, что любой ответ его бы устроил.
- Да.
- Именем Закона ты должен освободить занимаемое помещение. Мы здесь для того, что убедиться в исполнении всех необходимых формальностей.
Тонк в последний раз поднялся со своей обжитой постели, служившей ему верой и правдой много десятков урожаев.
- Разве формальности не могли подождать до утра?
- Срок истекает сегодня. Как тебе должно быть известно, новый день начинается в полночь.
- Знаю, знаю. Закон...
Дарн сокрушённо хмыкнул.
- Быстро же ты, однако, стал испытывать к нему неприязнь. Вот и получается, что лесные жители приняли правильное решение. Природа, которая говорила в нас, никогда не ошибается.
- Ошибаемся иногда только мы, - кивнул якобы в знак согласия Тонк. - Принимая свои собственные мысли и слова за те, которые приходят свыше.
- Мы не будем придавать значения дерзости, которая бурлит в тебе, - продолжил как ни в чем ни бывало Дарн. - Что ты хотел бы забрать с собою?
Тонк машинально посмотрел вокруг себя: парочка желудей смешной формы, напоминающих фигурки собак; огромный засушенный лист лопуха, испещрённый кровеносными сосудами, будто морщинами; сосновая шишка. Зачем он будет таскать с собой эти вещи, напрасно обременяя себя? Память о них никуда не денется и даже останется сыну его сына. Она не сгорит и не сгниёт.
- Нет, спасибо, - сказал он вслух. - Мне ничего не нужно.
- Тогда выходи!
Пахнуло ночной свежестью и запахом болота — должно быть ветерок подул именно оттуда.
- Изгой Тонк!
Вот оно. С этого шага он официально вступает в свой новый статус.
- Отныне ты не имеешь права появляться в Деревне. Ни днём, ни тем более ночью. Ты не имеешь права начинать разговор с кем-либо из лесных жителей по собственной инициативе, если они находятся в это время в процессе труда, а также в любое другое время, если тебе прямо и недвусмысленно отказывают в разговоре. Ты не имеешь права покупать «земляничную», обменивать на неё какие-либо предметы Леса или каким-нибудь другим способом завладевать ею и употреблять её. Ты не имеешь права участвовать в Совете или находиться на Солнечной Поляне, даже тогда, когда там никого нет. Ты не имеешь права разрушать норы диких зверей или ломать живые ветви каких-либо деревьев. Ты не имеешь права собирать ягоды, грибы или жёлуди, а также помогать сборщикам в этом деле любым способом, буде то совет или действие руками. И, наконец, ты не имеешь права находить или занимать дупла под своё жилище даже за пределами Деревни.
Прочтя этот длинный список, Дарн, казалось, несколько выдохся.
- Поставь Печать Согласия.
Он протянул Летопись Тонку.
- Палец левой руки тебя устроит? - осведомился новоиспеченный изгой.
Говоря это, он точно знал, какую реакцию вызовут его слова — ведь Печать Согласия ставится только правой рукой. И оказался совершенно прав: Дарна буквально парализовало понимание того, что его миссия в том виде, в каком она описана в Книге, невыполнима. Он не являлся полным знатоком Закона, как Старшины, и поэтому беспорядочно рылся в своей памяти, пытаясь понять, что же ему предпринять в создавшейся ситуации.
- Как бы не пришлось тебе, весовщик, собирать экстренный Совет для решения этого вопроса, - позволил себе усмехнуться Тонк. - Я, со своей стороны, готов пойти на уступки, и отказаться от печати вообще.
- Ты злорадствуешь?
- Нет, просто я даю тебе возможность быть точным и последовательным абсолютно во всём и до конца.
Наступила тишина, прерываемая лишь стрёкотом муравьёв. Сколько она длилась, трудно сказать, но, в конце концов, Дарну удалось нащупать в памяти нечто, подходящее невиданному случаю.
- Изгой Тонк! - сказал он. - В виду того, что нет возможности по объективным причинам исполнить Закон надлежащим образом, тебе разрешается оставаться в твоём бывшем дупле до утра. Утром же, с первыми же лучами солнца, как ты правильно заметил, будет собран экстренный Совет Старшин, который и решит твой вопрос окончательно.
Дарн облегчённо улыбался найденному компромиссу, но Тонк уже знал, что сейчас скажет весовщику:
- Нет необходимости тянуть за этот хвост, который по праву принадлежит вчерашнему дню. Я ухожу добровольно, а когда вы решите, что делать с Печатью, я приду к вам, чтобы исполнить свой последний долг.
- Обещаешь? - обрадовался такому повороту событий Дарн.
- Обещаю.
***
Мысль о том, чтобы идти на поклон к изгоям, Тонк отмел с порога — не важно, что там Старшины напишут в Летописи, он себя изгоем не считает, и слабовольно бросаться в омут их беспутного образа жизни не намерен. Возможно именно так ему удастся доказать (себе, конечно, прежде всего), что с ним произошла чудовищная несправедливость. Исправить её всё равно вряд ли получится (он прекрасно понимал это), но остаются ещё такие понятия, как совесть и порядочность, переступить через которые для себя он считал невозможным.
Он не боялся остаться в ночном Лесу один, хотя и провёл всю свою жизнь с момента перерождения в дупле. Перед глазами были удачные, если можно так выразиться, примеры: во-первых, конечно, те же изгои и, во-вторых, Бабан. Они жили под открытым небом и, судя по всему, не испытывали с этим никаких неудобств. Проблема была лишь в том, что он не знал, что же ему делать чисто с практической точки зрения.
Прислушиваясь к инстинктам и внутреннему чутью, он поставил себе задачей найти место максимально сухое, что представлялось трудновыполнимым в такое время суток. Во всяком случае, стоило попытаться отыскать даже самый невысокий холмик — на нём если и будет влажно, то, по крайней мере, он не проснётся в луже воды. А то и целиком под водой!
Он стал всматриваться в темноту тем, присущим лесным жителям взглядом, перед которым тьма становится бессильной, и проступают контуры мира, невидимые обычным зрением. Деревья начинают проявляться зеленоватым тусклым свечением, серебрится трава, кустарники наливаются пурпурным мерцанием. Многочисленные же лесные обитатели — насекомые и животные — превращаются в некое подобие звёзд. С той лишь разницей, что сияние их пульсирует в такт биения сердца.
Тонк неспешно обошёл несколько полян, сканируя взглядом местность, но ничего подходящего его критериям поиска не увидел, и тогда он решил, что на сегодня, пожалуй, ему необходимо ограничиться тем, что есть. А завтра, при солнечном свете, он в спокойной обстановке, не требующей немедленных действий, поищет что-нибудь более достойное.
Едва эта мысль укрепилась в нём, он остановил свой выбор на небольшом пятачке земли, расположенном возле молоденькой осины с ещё целой, не содранной для нужд Деревни корой. Принятое решение отозвалось в нём легкой вибрацией всего тела, требующей от него выполнения задуманного. Он сделал шаг по направлению к своему импровизированному ложу и от неожиданности замер...
Что-то происходило там. Какое-то движение. Не опасное, но, скорее, деловое. Понимание этого приходило к нему в виде ощущений, никак не связанных с разумными объяснениями и логикой. Он ясно увидел, как предполагаемое место ночлега обрело некие очертания в виде фосфоресцирующий рваной линии. Затем оно начало медленно подниматься, будто кто-то невидимый накладывал туда валежник, слой за слоем, пока не достигло той высоты, которую он изначально наметил для себя как приемлемую для первого ночлега.
Затем картина поменялась: на получившееся в результате действий неведомой силы лежбище устремились сотни и тысячи гусениц, каждая из которых несла на себе или листок, или соломинку, или кусочек хвои. С помощью этого строительного материала они в считанные мгновенья застелили ложе.
Тонк, все ещё не веря в происходящее, подошёл к странному месту вплотную и провёл по его поверхности рукой — она была мягкой и тёплой. Не оставалось ничего другого, как лечь в приготовленную специально для него (в том не могло быть сомнений) постель.
В тот же момент он почувствовал едва заметные прикосновения, а потом и увидел армию паучков, плетущих ему настоящее одеяло.
- Спокойной ночи! - произнёс он вслух, и сознание тут же покинуло его.
8
Тонк не заметил, как очутился в ста шагах от Лесопилки, остановившись только тогда, когда шум, производимый валильщиками, отвлёк его от мыслей. Должно быть ноги сами принесли его сюда, повинуясь привычке, выработанной в течение многих урожаев. А мысли его витали далеко…
Первая ночь, проведённая им в Лесу, конечно же, не могла не вызвать в нем целую цепочку рассуждений. Помимо естественного удивления произошедшему, он думал также и о том странном факте, что никогда он не слышал от лесных жителей рассказов, хотя бы отдалённо напоминающих его опыт этой очаровательной ночи. И это при их-то болтливости! Из данного факта можно было сделать лишь один логический вывод: никто их них никогда не испытывал ничего подобного. По той простой причине, что обеспеченные каждый своим дуплом, его братья банально не имели надобности пользоваться услугами Леса после захода солнца. Разве что изгои могли быть обладателями этих знаний, но кто и когда интересовался в Деревне той жизнью, которая с их точки зрения считается недостойной?
Потом Тонк вспомнил, что Бабан неоднократно пытался что-то втолковать ему по поводу своих ночных приключений, но, опять же, кто в здравом уме будет обращать внимание на слова выжившего из ума чудака? Но так ли уж он безумен на самом деле, как думают в Деревне? А ведь он, кроме всего прочего, говорил и о том, что когда-то давным-давно лесные братья вообще не имели жилищ. И не было ни Лесопилки, ни Поселка Старшин, ни самой Деревни, ни даже перерождений. Получается, кое-что из его рассказов (если не всё) может оказаться правдой. Но тогда кто же такие они? Трезво мыслящие существа или просто глупцы, отрицающие очевидное? Не желающие ничего знать, кроме ежедневного изнуряющего труда и законного вечернего отдыха в «Веселой Лагуне»?
Идя сегодня утром по тропинке, Тонк встретился с бригадой грибников. Завидев его, они свернули с дороги и углубились в чашу, по всему, не имея намерений пересекаться с ним и разговаривать — так начинало действовать проклятие изгоя. Но горечь от ощущения себя чужим в обществе грибников теперь казалась ему не существенной по сравнению с тем, что он испытывал, наблюдая, как валильщики дружной толпой виснут на деревьях, раскачивая их и пригибая к земле. Всего лишь две недели назад они были его послушными исполнителями, а сейчас он вынужден прятаться за деревьями, чтобы не быть замеченным.
К слову сказать, предосторожности ему не помогли. Кто-то из валильщиков вдруг остановился и указал рукой в его сторону. Вслед за этим произошло то, что он не мог бы себе представить и в самом страшном кошмаре.
Поднялась паника. На крики из здания Лесопилки выбежали подносчики и шкурильщики во главе с новым Главным Циркулярщиком Пу. Отдав несколько коротких команд, которые Тонк не мог разобрать с того расстояния, на котором он находился от Лесопилки, Пу двинулся в сторону, где стоял непрошенный гость. За ним поплелись и остальные — надо полагать, весь персонал Лесопилки. Когда же они приблизились к нему на достаточно близкую дистанцию, Тонк понял, что они держат в руках заточенные деревянные колья, предназначенные для его, Тонка, устрашения.
Толпа остановилась буквально в десятке шагов от него.
- Что тебе нужно здесь, изгой? - спросил, тяжело дыша, Пу.
Глаза и уши отказывались верить увиденному и услышанному, но оно, увы, было.
- Разве я нарушаю Закон, находясь в этом месте? - спросил Тонк, стараясь придать своему голосу как можно больше покорного спокойствия.
Злобные взгляды братьев по его адресу красноречиво свидетельствовали о том, что его тактика не достигла цели.
- Убирайся отсюда! - крикнул Пу. - Мне нет дела до того, что ты там нарушаешь, но на вверенной мне территории тебя быть не должно!
- Чем я могу помешать?
- Уже только одним своим праздным видом ты смущаешь честных тружеников, растлевая их неокрепшие умы.
- Не знал, что ты способен на подобные пафосные речи, - искренне удивился Тонк.
Он прекрасно понимал, что дальнейшие препирательства бесполезны. И сохранить лицо ему не удастся ни при каком раскладе. Но что-то удерживало его здесь. Возможно, безрассудное упрямство. Или уязвлённое самолюбие. А может, и то, и другое вместе.
- Не тебе, изгой, судить о моих способностях.
Тонк вдруг понял, что среди них нет Мастера Го, и этот простой факт несказанно обрадовал его. Была, конечно, вероятность того, что тот счёл ниже своего достоинства ввязываться в склоку, но что-то не верилось в это. Не хотелось верить.
- Что ж, не буду смущать тебя, Главный Циркулярщик, - ещё спокойнее, чем прежде, вымолвил Тонк. - Прощай!
Он повернулся, чтобы уйти, и в самый последний момент произнёс:
- Прощайте все! Доброго вам дыхания!
Толпа не ответила ему взаимностью и не двинулась с места, провожая его злобными взглядами. Убеждаясь, что он выполнит то, что обещал, и уберётся восвояси.
***
Мастер Го наблюдал за всей этой неприглядной сценой, стоя в дверях Лесопилки. Слов он слышать не мог, но позы выяснявших отношения сторон говорили сами за себя. Он с облегчением вздохнул, когда увидел Тонка, понуро бредущего прочь.
Он не находил себе места с того самого постыдного момента, как на вчерашнем Совете, к изумлению, как ему показалось, не только его одного, Тонка прилюдно титуловали изгоем. Всё совершилось как-то уж очень скоропалительно — он даже не успел сообразить, что у него, как у Смотрителя Лесопилки, есть право заявить протест вынесенному решению и высказать своё особое мнение. Согласно Закона, это могло иметь и некоторые последствия: дополнительное расследование, отсрочку исполнения решения... Но Мастер Го просто растерялся, как ни прискорбно в этом признаться. И поэтому теперь, глядя на удаляющуюся фигуру Тонка, он остро чувствовал в сердце вину перед ним. Можно ли что-либо сделать в нынешней ситуации, что-то исправить в ней, он не знал.
С самого утра он пребывал в прескверном расположении духа. И, кстати, не только от осознания собственной ошибки, а ещё и потому, что очень ясно понял: ему до боли в боку не нравится то, как повёл себя новый Главный Циркулярщик. Нет, претензий к нему по поводу исполнения обязанностей не было и быть не могло. Справлялся он с делом виртуозно. Но вот с чем не мог Мастер Го смириться, так это с той брезгливой безжалостностью, с которой Пу принял судьбу несчастного Тонка. И чем больше он выказывал расторопности и рвения в порученном ему важном деле, тем больше он раздражал Смотрителя.
Мастер Го пытался гнать прочь эти безрадостные мысли, но они, даже будучи, на первый взгляд, послушными, лишь уходили в тень, не исчезая совсем. Периодически возвращались и с новой силой принимались терзать его душу.
Позорное изгнание Тонка излишне возбуждённым своей праведностью коллективом Лесопилки только усугубили его страдания.
«Нужно скорее вернуться к делам и не раскисать!» - приказал он себе и тут же принялся выполнять намеченное.
Он почистил ветошью инструмент, хотя в том и не было особой нужды. Подмёл в раздевалке. Пересчитал ещё раз количество сделанных сегодня досок, сверив с данными, уже занесёнными в журнал. И в тот самый момент, когда рутина начала потихоньку опутывать его, к нему подошёл Главный Циркулярщик, почтительно замерев в двух целомудренных шагах.
- Мастер Го, я могу с тобой поговорить? - произнёс он ровным, хорошо поставленным голосом.
- Говори.
Пу сделал головой поклон благодарности и доложил следующее:
- Боюсь, что нам придётся заменить диск на циркулярке.
Он предвидел удивлённую реакцию Смотрителя, поэтому с готовностью продолжил:
- Похоже, действительно имела место какая-то непонятная поломка, сыгравшая роковую роль в судьбе несчатного брата Тонка.
Произнося эти, казалось бы, сочувственные слова, он, тем не менее, был абсолютно холоден. Как будто речь шла всего лишь о том, что случайно содрали кору не с той осины
- Диск затупился. Им всё труднее производить качественные распилы. Я понимаю, что срок годности его ещё не истёк, но, может быть, нам следует составить акт преждевременного списания? В виду невозможности продолжать оперировать им. Не думаю, что досточтимый Дарн воспротивится, если ему предоставить достаточно убедительные аргументы.
- Какие же это будут аргументы?
- Во-первых, как я уже упомянул, качество распила. Горожане вполне могут предъявить претензии, и будут совершенно правы. Во-вторых, если честно, я не хочу подвергать свою способность к труду неоправданно высокому риску. В-третьих, по моим прикидкам, в самое ближайшее время — день-два — произойдёт резкое снижение выработки. У нас будут трудности с тем, чтобы объяснить братьям, почему мы должны снизить ежевечерние порции «земляничной».
Мастер Го смотрел на него, не моргая и не выражая эмоций. Вот как он всё складно разложил по полочкам и расписал, кому и что причитается. Казалось бы, радоваться нужно такому циркулярщику и быть на седьмом небе от счастья. Но почему его воротит от этой манеры Пу излагать всё так безупречно? Потому ли, что в ней не содержится и намёка на то, что может быть как-нибудь по-другому? Или потому, что слишком много в этих его речах позёрства и яканья? Он как бы сам себе уже дал награду за сказанное и сделанное, и сам уже её принял, и теперь ждёт одного — аплодисментов.
- Хорошо, - сказал Мастер Го. - Когда ты планируешь сделать перерыв?
- В любое удобное для тебя время.
- Тогда дай мне парочку шагов тени, чтобы подготовить необходимый инструмент. И очищай станину.
- Слушаю!
Пу вернулся к циркулярке с тем, чтобы отдать новые распоряжения подчинённым: закончить роспуск бревна, а затем отключить ток и аккуратно подмести блестящую стальную поверхность. Что и было незамедлительно исполнено в точности и аккуратности. Мастер Го приблизился к станине с ящиком инструментов в руках и передал его Главному Циркулярщику — это была его обязанность, сам же Смотритель должен был лишь наблюдать, и только в случае возникновения сложностей он мог прийти на помощь: подержать гаечный ключ или ударить по прикипевшему диску молотком.
Ничего такого на этот раз не произошло, и Мастер Го на протяжении всей процедуры оставался сторонним свидетелем того, как Пу ловко управляется со сложным механизмом.
Вот старый диск был, наконец, извлечён и отправлен в специальный бак для отработанных деталей, а на его место поставлен новенький: блестящий и пахнущий городским маслом. После этого, со всеми предосторожностями, был произведён пробный запуск циркулярки — всё выглядело технически безукоризненным, и Мастер Го дал устное разрешение на продолжение работы.
Подносчики радостно вернулись к вынужденно прерванному занятию, а Мастер Го достал журнал, чтобы занести в него сведения о произведённом ремонте. Вечером он покажет его Дарну, и тот утвердит решение печатью. Поворчит, конечно, для приличия. Посетует на то, что железо так недолговечно. Не нам, лесным жителям, чета! Проверять ничего он не будет: во-первых, не его это дело, а, во-вторых, в технических тонкостях он всё равно ничего не смыслит...
«А я?» - спросил вдруг у себя самого Мастер Го и удивился тому, откуда у него возник этот странный вопрос.
Когда же солнце стало неумолимо клониться к горизонту, и он отдал команду заканчивать смену, то вопрос этот превратился в некое подобие задачи: тщательно осмотреть выброшенный диск, хотя он не до конца понимал, на что будет обращать пристальное внимание при осмотре.
Оставшись совершенно один, он достал диск из бака и положил перед собой на стол. Осторожно потрогав пальцами зубцы, он не нашёл в них ничего, говорящего о том, что срок его службы однозначно вышел. Или что он чрезмерно затупился. Но было там нечто другое, с описанием чего Мастер Го затруднился. А именно: чёрные кляксы какой-то присохшей к диску дряни.
9
Книга Законов начинается так:
«Сие писание есть Закон Леса. Да будет исполнен он!»
Великий Ло, перед тем, как уйти в Землю Смерти, трудился над текстом целую ночь.
- Я оставляю вам моё завещание, - сказал он. - Следуйте Закону, и беды обойдут ваш дом стороной.
Так оно и получилось. С началом Нового Времени в Лес пришли достаток и процветание. Урожаи грибов и ягод были стабильно высокими. Горожане исправно выполняли Договор, и мастерство погонщиков росло с каждым годом.
«Все жители леса — братья. Никто не имеет права замышлять недоброе против ближнего своего».
В этих словах — смысл существования лесного народа. Живи для других, и они будут жить для тебя. Как кратко и мудро! Как доходчиво!
Полиан бережно перелистнул страницу, слегка схваченную тлением и затёртую.
Или вот:
«Каждый имеет право на личный вес».
Эти слова принадлежат гению, и нужно ли быть самому семи пядей во лбу, чтобы понять это?
«Никто не может без согласия хозяина войти в чужое дупло».
Это святое. У нас нет секретов друг от друга, но твой дом — это не Солнечная Поляна, где ты находишься под пристальным взглядом сотен глаз. Очень правильная и нужная статья.
«Кто не работает, тот не пьет земляничную».
Ну, здесь и обсуждать нечего. Бездельники живут на болотах, а праведники — пользуются всеми благами цивилизации. Причём, обе эти категории существ — по своему собственному желанию, в соответствии со своим собственным выбором. Справедливость — вот что такое эта статья. В предельно концентрированной форме.
«Нет большего счастья, чем знания. Нет большего блага, чем их распространение».
Истинно! Эпоха неучей и шарлатанов безвозвратно канула в лету. Сегодня самый последний сборщик желудей владеет Десятичной Гармонией. Мы активно пользуемся дарами Леса, а не просто созерцаем их, как наши предки. Мы нашли применение неприменимому, постигли непостижимое. Дух захватывает от того, что нас ждёт в будущем, если мы не свернём с намеченного пути и обогатим его новыми исследованиями.
«От веса не зависят ни мера благодарности, ни степень снисхождения».
А вот здесь немного непонятно. Вес — очень важный показатель. Он даёт преимущество и налагает дополнительную ответственность. Почему же тогда мера одна? И почему только снисхождение? Разве за ошибки не бывает наказаний? Хорошо бы как-нибудь обсудить эту тему с братьями, развить её теоретически. Молодёжь подключить, и особенно сборщиков — не всё же им ползать по кочкам, нужно и готовить себя к зрелой жизни.
«Желания ведут нас вперёд, но только до тех пор, пока не становятся на нашем пути».
Вот ещё одна головоломка. Самый настоящий парадокс. Можно, конечно, порассуждать на эту тему своими силами, но как бы всё-таки хотелось послушать интерпретации самого Ло на этот счёт! А то ведь своим скудным умишком лесной житель и до ереси добраться может. Пустые мечтания, впрочем. Великий Ло навсегда покинул нас.
«Люби Природу в любых её проявлениях: в дни затмений и зноя, в ветреную пору и холод, в дни, когда идут дожди. Не требуй от Неё быть похожей на тебя, но будь сам, везде и во всём, подобен Ей».
Гений! Где бы мы сейчас были, если бы не его толстая задница?
Полиан отложил Книгу и переключился на дела более приземлённые и прозаические: полюбовался в очередной раз на коллекцию двойных желудей, полноправным владельцем которой он стал теперь; перечитал протокол утреннего экстренного заседания Старшин, посвящённый Печати Согласия, которую не удалось вручить изгою Тонку — ничего особенно интересного, логично постановили использовать его левую руку. Завтра же помощники Дарна отправятся выполнять это решение. Найдут его, если, конечно, он не на Жёлтой Поляне прохлаждается.
Раздался осторожный стук в дверь, но Полиан сначала подумал, что ему померещилось. Стук, однако, повторился. Кто бы это мог быть? Все лесные жители сейчас убивают время в «Веселой Лагуне». И потом: никому аудиенции не назначено, а без неё — дорога в Посёлок Старшин закрыта. Другой Старшина имеет право входить к нему и без стука, и не было ещё в его жизни такого, чтобы кто-то из них этим правом пренебрёг.
- Кто там? - громко спросил изнывающий от догадок Полиан.
- Это я, Мастер Го, - отозвались из-за двери.
Ах, да! Какой же он растяпа!
- Входи!
***
Жители Леса уважают и восхищаются не только тем, что творит Природа, но и теми, кто волею судьбы поставлен над ними. Смотритель Лесопилки является третьим лицом в обществе, после Старшин и весовщика Дарна, и потому имеет право на аудиенцию у любого на свой выбор Старшины и в любое время. Из материалов, производимых Лесопилкой, сооружен Алтарь, построены дома Старшинам, сделаны бочонки для Дарна и столики в «Весёлой Лагуне», ну, и не забывайте про доски, которые обмениваются у горожан на «земляничную».
Что же привело тебя к Девятому Старшине в столь поздний час?
Вслух же Полиан произнёс стандартные приветствия и предложил высокому гостю кресло, такое же, как и его собственное.
- Стаканчик «земляничной»?
- Не откажусь.
Полиан изнывал от любопытства, но ход беседы не торопил, намеренно отдавая Мастеру Го инициативу. Любопытство — не порок, если о нём никто не догадывается.
Смотритель выглядел не то уставшим, не то озабоченным. Он долго не мог начать разговора, подыскивая слова и мямля. Когда же, наконец, он собрался с духом, Полиан мысленно поблагодарил Провидение, которое подсказало гостю прийти именно к нему, а не к какому-нибудь другому Старшине.
Мастер Го подробно доложил о своём страшном открытии: и о том, как он попытался отковырять ольховой щепкой прилипшую к диску смолу, и о том, как щепка после соприкосновения с неведомым веществом почернела, будто обуглилась от огня, и о своих выводах относительно того, что именно эти свойства «смолы» оказали влияние на процесс регенерации руки Тонка.
- И ты думаешь, - произнес Полиан, медленно выговаривая слова. - Что смола оказалась на диске не случайно, но по чьему-то злому умыслу? Правильно я понял?
- Ты правильно меня понял.
- И у тебя есть основания подозревать кого-нибудь?
- Да, я полагаю, что это сделал бывший Первый Помощник Главного Циркулярщика, а ныне сам Главный Циркулярщик — досточтимый Пу.
Полиан словно проглотил своё дыхание на некоторое время.
- Кому, кроме меня, ты успел рассказать свою историю?
- Никому.
- Это хорошо, - выдохнул Полиан. - «Лучше сто десятков раз простить виноватого, чем один раз наказать невиновного». Помнишь, откуда это?
- Помню. Поэтому я и пришёл к тебе, как с самому мудрому из Старшин.
В другой ситуации бедного Мастера Го следовало бы пожалеть за его излишнюю искренность и наивность, но в условиях, когда тебе самому угрожает опасность разоблачения, Полиан решил не церемониться.
- Что ж, ты поступил правильно. И вот что я тебе доложу: всё гораздо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд, - начал издалека он. - Скажи, бывало ли с тобой когда-нибудь такое: вот ты прогуливаешься по Лесу и вдруг встречаешь ужасное чудище, с корявыми длинными лапами, со страшной разинутой пастью, полной острых зубов? А потом подходишь поближе и понимаешь, что это всего лишь старый трухлявый пень. Бывало?
Сомнение отразилось на лице Мастера Го.
- А такое: ты освобождаешь из паутины запутавшуюся в ней бабочку, а она жалит тебя в палец? И потом три дня ты не покидаешь постели, мучимый жаром.
Мастер Го молчал.
- Я только хочу подчеркнуть: не всегда можно доверять собственным глазам и, тем более, абсолютной непогрешимости собственных суждений. - Полиан сделал многозначительную паузу. - Но есть и ещё один нюанс. Ты умен и умудрён опытом, но опыт твой не простирается дальше железок, с которыми тебе приходится иметь дело, а в том, что касается отношений между лесными жителями, ты полный профан. Извини за резкость.
Слова, намеренно жестокие, медленно, но верно пробивали толщу сопротивления — теперь важно не дать собеседнику опомниться.
- Ты исходишь из заведомо ошибочного предположения, что правда (если, конечно, допустить хоть на мгновение, что это действительно правда), поданная в её непричёсанном, так сказать, виде, уже сама по себе способна произвести именно тот эффект, на который ты и рассчитываешь. Ты меряешь всё своим собственным мерилом.
- Какую же ещё реакцию братьев мы можем ожидать, сообщив им об истинных причинах трагедии? Я теряюсь в догадках, брат.
- Именно поэтому я здесь, с тобой, чтобы помочь.
Разум Мастера Го был полностью подготовлен к сенсации, и Полиан нанёс последний удар.
- А что если они обвинят тебя в том, что ты сам всё подстроил, чтобы избавиться от неугодного Главного Циркулярщика, а теперь заметаешь следы, пытаясь свалить вину на другого? Кто может подтвердить твою версию? Кто видел Пу, совершающим это страшное преступление? Насколько я понял, даже ты не имел такой возможности, и строишь лишь гипотезы. Почему в течение двух недель ни ты, ни он не заметили этой проклятой смолы, наконец? Не являетесь ли вы оба поэтому злоумышленниками и подельниками?
- Но какой мне, мне от этого толк?!
- Взятка, - просто сказал Полиан и обречённо покачал головой.
Нет ничего более естественного, чем подавать ложь, в основании которой лежит правда. Нужно лишь чуть-чуть исказить её.
Бедный Мастер Го! Что творилось в этот момент с его лицом!
Разум Полиана шептал: «Достаточно!» А губы продолжали вещать:
- А такой вариант ты не рассматривал: что Тонк сам всё это затеял? С той целью, чтобы, пользуясь своей репутацией, заставить нас отказаться от священного правила, закреплённого в Книге Законов, взывая к милосердию. Внести в Закон исключение ради него. Помнишь, как он добивался этого на Совете? И посеять тем самым хаос в Лесу. Первый же кирпич, вырванный из здания гармонии, принесёт ему непоправимые беды!
- Что мне делать? - сдался Мастер Го.
- Доверься мне, - тут же ответил готовый к такому вопросу Старшина. - Иди к себе и никому не рассказывай о нашем свидании. И да пребудет с тобой Природа!
***
Некоторое время после ухода Смотрителя Полиан позволил себе насладиться маленькой победой над глупым соперником. Он легко вызвал в памяти свежие ещё картинки: как Мастер Го благодарно гладил его руку, не в силах оторваться от неё. Он не выглядел больше расстроенным и подавленным, как в начале разговора, и даже наоборот — приободрился, словно впереди у него зажглась путеводная звезда.
- Спасибо тебе, Полиан! - восторженно произнёс он. - Ты освободил мою голову от мусора.
Что ж, ему удалось (на время, он это хорошо понимал) обезвредить главного противника, но вся борьба ожидала его впереди. Он не сможет до бесконечности оттягивать расследование и замалчивать врученную ему информацию. С другой стороны, приведение в движение маховика правосудия не сулит ему ничего приятного: Пу пойдёт на дно, лишь прихватив с собой своего главного сообщника — Девятого Старшину. Поэтому нужно действовать хитрее и тоньше.
Во-первых, вне всяких сомнений, ему следует избавиться от основной улики — двойных желудей. Шаг в высшей степени нежеланный, но необходимый. Во-вторых, нужно как можно скорее решить, как нейтрализовать, а ещё лучше — уничтожить этого гаденыша Пу. Знай он с самого начала об истинных планах этого мерзкого карьериста, он бы ни за что не пошёл с ним на сделку. В-третьих, неплохо бы подстраховаться на тот случай, если оправданный в глазах общества Тонк (могло и такое произойти) решит качать права и требовать компенсации. Нормальный такой упреждающий ход с его стороны.
Ладно. В общих чертах план ясен. Стратегически, так сказать. И, по крайней мере, он знает, с чего начать.
***
Вивил ждал в условленном месте, спрятавшись от посторонних глаз в густых зарослях малины. Ни к чему знать лесным жителям о его встречах со Старшиной. Да и своим, изгоям, эта информация только навредит — не их ума дело участвовать в интригах сильных мира сего.
Он откликнулся на условный свист и сел, прислонившись спиной к дубу. С другой стороны могучего древнего дерева, так же прислонившись к нему спиной, сел Полиан.
- Ты знаешь нового Главного Циркулярщика? - послышалось через малое время обоюдного молчания — предисловия им были ни к чему.
Как не знать? На таких должностях незаметных персон не бывает. Но вслух Вивил сказал совсем другое:
- Вижу его иногда у Гусиной Рощи. Мечтательный парнишка, однако.
- Да, фантазёр, каких мало. Правда, устремления его далеки от Вечного. В курсе его неожиданного карьерного взлета?
Вивил поразмыслил, стоит ли получить удовольствие, выслушав известную на весь Лес историю от самого Старшины, но решил на этот раз обойтись простым поддакиванием.
- Никто не может понять, как у него это получилось, - многозначительно прибавил Полиан. - Но что ещё интересней: никому и в голову не взбредёт удивляться, если с ним тоже что-нибудь случится.
«Ишь, куда клонит, - подумал Вивил. - Да как витиевато говорит. Нет уж, пусть он прибережёт эти словесные штучки для своих друзей, а мне нужны точные инструкции».
Он высказал своё полное непонимание поставленной задачи и, даже не видя лица собеседника, почувствовал, как оно поморщилось от досады и необходимости доводить до сведения исполнителя свои мысли прямым и грубым для слуха текстом.
- Я хочу, чтобы он полежал во Мху.
Вот это да! Такого он не ожидал даже от этого старого интригана!
- Ты хочешь, чтобы он стал изгоем? - почти искренне удивился Вивил.
- Да.
- Через день после того, как ты бился за него на Совете, подобно раненой росомахе?
Полиан пропустил это едкое замечание мимо ушей.
- А что по этому поводу написано в Книге?
Но и с этим доводом Девятый Старшина справился резво — не так просто было застать его врасплох.
- Книга молчит на сей счёт, - сказал он. - И потом, с каких пор закоренелого грешника стала заботить лесная нравственность?
Верно говорит. Ему-то какое дело?
- Какие же аргументы должны найтись у грязного изгоя, чтобы затащить свежеиспеченного Главного Циркулярщика, пребывающего на пике эйфории, в омут несмываемого позора?
- Твои методы меня не интересуют.
Силён Старшина в полемике. Ничего не скажешь.
- Во что оценишь мой скромный труд? - Вивил решил, что самое время перевести разговор в практическую плоскость.
- Два кувшина «земляничной».
Ах, ты старый сквалыга!
- Не могу поверить своим ушам! - воскликнул Вивил. - Принести щепотку соли с Ослиного Болота стоит дороже!
- Пять, - не моргнув глазом, повысил ставку Старшина.
Но Вивил уже всё правильно понял. Полиан, хоть и опытный пройдоха, но торгаш из него никудышный.
- Половина бочонка, - просипел Вивил, удивляясь собственной наглости.
Что-то вздрогнуло в знак протеста в глубине старшинской души, но его плотно сжатые губы произнесли:
- Договорились.
10
Едва войдя в рощу, Сторох увидел, что Нини несётся к нему навстречу со всех ног, радостно виляя хвостом и поскуливая. От переполнявших его чувств бестолковый зверёк наверняка забыл, что за спиной его сложены крылья, а используя их, можно добраться до любимого хозяина гораздо быстрее.
Достигнув, наконец, заветной цели, он уткнулся мокрым носом в ладони Стороха, и тот потрепал его ласково по спине.
- Хороший мальчик! Где гулял, бездельник? Что делал?
Псу нравился его голос, и он фыркал от удовольствия, провоцируя Стороха на новые комплименты — этакие простые собачьи радости.
- Ну, ладно, - сказал Сторох. - Будет нам дурака валять. Как ты считаешь?
Нини отчаянно пытался показать, что всё отлично понимает и согласен на участие в любых проектах.
Они прошли в глубину рощи, и Сторох, засунув два пальца в рот, издал пронзительный свист. Услышав знакомую команду, полосатые крысы гуськом тронулись по тропинке, неся жёлуди, наколотые на колючки спины. Нини встречал их и лапой сбрасывал принесённое в лукошко. За считанные минуты оно наполнилось доверху, и поток крыс прекратился.
- Поклон вам от меня, друзья! - громко крикнул Сторох и действительно низко поклонился.
Теперь он свободен до самого вечера, когда придётся возвратиться в Деревню, чтобы сдать дневную норму весовщику Дарну.
Свои маленькие хитрости по сбору урожая Сторох держал при себе, но не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Он сделал свой выбор много урожаев назад, и если бы ему представился ещё один шанс, то он, не задумываясь, поступил бы точно так же. Однако спроси его совета кто-то другой, он не пожелал бы ему своей участи.
Разоблачивший Ложь встаёт на путь Истины, но познавший Истину становится её пленником.
Сначала он, как и все они, лез из кожи вон, чтобы поскорее занять достойное место в обществе. Но глаза его от Природы были открыты шире, и смотрели на мир острее. Они замечали то, мимо чего другие проходили стороной. В том заключался его талант, и одновременно — проклятье.
Он научился задавать себе вопросы, ответы на которые были известны всем, и находил, что самые очевидные из них — как минимум, неоднозначны, а самые туманные — тривиальны. Вода в ручье вдруг превращалась в твердь, пройдя через его смелые эксперименты, и пожелтевшие листья возвращали себе утраченный зелёный оттенок. «Земляничная», оставленная на солнце, за два дня набирала такое количество новых свойств, что изучить их не хватило бы и целой жизни.
Не все его открытия были безобидными. Иногда получались смеси, способные причинить телу боль и даже поранить. Кроме того, он не ограничивал себя исследованием одной лишь Природы, и, как ни странно, именно здесь его ожидали самые поразительные откровения.
Он узнал, что Старшины без зазрения совести воруют «земляничную», используя её как для злоупотребления собственным увеселением в дневные часы, так и для всяких тёмных делишек, не имеющих никакого отношения к тем целям, о которых они убежденно вещают на Советах. Узнал, что само слово Природа используется «отцами лесных жителей», как красивый ярлык, за которым не стоит ровным счётом ничего, и он является для них лишь способом держать в узде лесное бесхитростное общество.
Перед ним лежало три дороги: первая — уйти, как это сделал Великий Ло; вторая — присоединиться к изгоям; третья — вступить в открытую неравную борьбу со Злом с заранее известным исходом. Сторох же выбрал четвёртую, о существовании который до момента выбора даже и не подозревал — он спрятался в самом себе, добровольно и пожизненно приняв самую низшую должность — сборщика желудей, чтобы максимально оградить себя от посторонних глаз и иметь свободное время.
Глубокие и всесторонние знания позволяли ему не заботиться о том, чтобы выполнить норму — многочисленные лесные звери, прирученные и обученные им, справлялись с этой задачей быстрее и охотней. Ему удалось убедить Старшин, что работать он должен один, пользуясь своей репутацией колдуна и знахаря, давно заслуженной им. Лесные жители, как правило, ничем не болели и травмы с ними случались крайне редко. Да и те, что случались, не требовали вмешательства, но неистребимая тяга живых существ к чуду, даже там, где в нём нет никакой необходимости, сыграла решающую роль. К нему шли за советом, и с мелкими болячками, но самое главное — кто-то из Старшин вбил себе в голову, будто ему, Стороху, удастся в один прекрасный день разгадать рецепт «земляничной», и тогда они избавятся от необходимости ходить на поклон к ненавистным горожанам за этим сладким зельем.
Сторох не разочаровывал их, но сам был уверен: ему никогда не постичь городской технологии - слишком разные жизненные основы были у лесных жителей и горожан. Это всё равно как солнце заставить светить на небе одновременно с Луной. Как ручей научить течь в гору. Но даже если бы ему это и удалось, то он десять раз бы подумал о том, стоит ли делиться успехом подобного открытия с братьями. «Земляничная» в бесконтрольном количестве вряд ли, с его точки зрения, принесла бы им ожидаемое ими счастье.
И в этой мутной истории с циркулярщиком Тонком он занял привычную для себя позицию — выжидательную.
Увидев рубец, он сразу сообразил, что дела Тонка плохи. Он знал, чем была смазана его рана — той самой черной жидкостью с болот, которую он называл для себя «Мазь Смерти». Однажды он, экспериментируя, обжегся ей, и рана его не заросла. Потом он обмазал ей старый дуб, и дуб увял, почернел. Он понял, что имеет дело с оружием. Со способом, которым потенциально возможно осуществить неосуществимое — прекратить течение жизни лесного брата.
Он испугался, но его успокаивала мысль о том, что, кроме него, вряд ли кто додумается до подобных экспериментов. Получается, он ошибся. Как долго теперь он сможет равнодушно наблюдать за происходящим, не вмешиваясь? Было ясно одно: кем бы ни был тот злоумышленник, он рано или поздно объявится, и Стороху придётся что-то с этим делать. И он решился на шаг, свойственный любому учёному: не бороться со злом, персонифицированном в ком-то из лесных жителей, на поле боя в поединке, но отыскать противоядие.
И путь этот принёс мгновенные плоды — ему сразу же удалось получить несколько обнадёживающих результатов исследований: сок голубой травы, собранной на тех же болотах, давал заживляющий эффект. Он опробовал экстракт на разных кустарниках, на убитом когда-то дубе и, наконец, на собственной ране. Кустарники и дуб вернулись к жизни, а рана исчезла без всякого следа, как при обычном процессе регенерации.
Именно поэтому сегодня он пораньше, с помощью полосатых крыс, завершил сбор урожая и отправился на поиски бывшего Главного Циркулярщика.
План был до безумия прост: вылечить парня, который был просто ему симпатичен. Простоватый, но искренний парнишка не заслужил быть калекой всю свою жизнь. Что же касается возмездия его врагам — пусть сам бывший циркулярщик решит, что ему делать.
- Ну, что, маленький озорник, ты готов прогуляться?
Нини встал на задние лапы и радостно закружил по поляне, помахивая крыльями. И тогда Сторох сел на него верхом.
***
Поляна опустела, и на неё на четвереньках выбрался бригадир сборщиков ягод Шивун.
- Дьявол! - воскликнул он. - Сущий дьявол!
Он поднялся и подобрал обронённое от страха лукошко.
«Хорошо, что никто из моих ребят не видел этого, - подумалось ему. - Зрелище не для слабодонных. И моя святая обязанность — уберечь их это этого и в дальнейшем».
Чудеса закончились. Оставаться больше здесь не имело смысла, и он побрёл в том направлении, где два шага тени тому назад оставил свою бригаду, по ходу беззлобно завидуя старому колдуну, умеющему летать. Хоть даже и не самому, а на собаках.
11
Нельзя сказать наверняка, откуда пошла эта традиция — собираться у кромки Ослиного Болота после восхода Луны и жечь костёр. В то время, как все добропорядочные жители Леса покидали «Веселую Лагуну» и расходились по домам, у изгоев «день» только начинался. Сухие ветки, служившие топливом, валялись повсюду в изобилии, и каждый вновь прибывавший прихватывал с собой огромную охапку, чтобы никуда уже никому не бегать до самого утра, а сидеть просто так, лениво щурится на пламя, жадно поглощающее ночной холод, и вдыхать густой дым.
Чудаки они, эти лесные братья, спящие в дуплах — даже этого удовольствия лишили себя, не говоря уже обо всём остальном. И Мох для них — погибель, и Веселящая Осока — святотатство. Если разобраться, из радостей жизни у них — одна «земляничная», да и та — в строго регламентированном количестве.
Вивил втиснулся между двумя сидящими на поваленном бревне товарищами и, садясь, провозгласил:
- Пусть эта ночь длится вечно!
- Пусть! - отовсюду послышалось в ответ.
Ему тут же кто-то протянул пиалу с тлеющим в ней угольком — тоже традиция, уходящая корнями в глубину времён. Вивил склонился над пиалой и шумно задышал, стараясь не обжечься. По телу растеклась сладкая истома, и в голове установилась звенящая тишина.
- Как поживает твоя досточтимая задница? - послышалось откуда-то из темноты напротив.
- Сильно сомневаюсь, - осклабился Вивил. - Что эта, безусловно важная, часть моего тела тебя так уж интересует, Його. Ты ведь хотел спросить, не принёс ли я чего-нибудь выпить.
- Разве от тебя что-нибудь может укрыться, проницательный брат?
- И комплименты ты говорить совершенно не умеешь.
- Где уж нам!
- Однако в тебе есть масса других достоинств, буду откровенен. И одно из них — это звериное чутьё.
Изгои оживленно переглянулись.
- Опа! - Вивил, как фокусник, извлёк из-за пазухи берестяной сосуд.
- Ну, ты посмотри на него! - не унимался Його. - Умеет парень жить!
- Не каркай! Лучше посуду давай.
Два раза с этой просьбой к народу обращаться не пришлось. Бутыль опустела в момент, но своё волшебное действие «земляничная» оказать успела — за то она и пользуется таким большим авторитетом у лесного населения.
- Эх, хороша зараза! Хоть опять иди грибы собирать! - в сердцах не сдержался кто-то
- Так зачем же дело стало? Попросись обратно. Тебя возьмут.
- Ага. Погонщиком.
Изгои заржали в полный голос, как ездовые страусы.
- Чего уж мелочиться? - продолжил беспроигрышно весёлую тему Вивил. - Меть в Старшины. Верняк. - Его лицо вдруг озарилось идеей. - А что, братья, давайте тоже изберём себе Старшин?
- Годная мысль. Только где мы наберём столько толстяков?
- А зачем толстяков? Мы можем всё с точностью наоборот устроить.
- Да, и назвать их не Старшинами, а Младшинами!
- Тогда меня! - закричал кто-то. - Вчера меня чуть ветром не сдуло. Спасло, что за корягу зацепился.
- А ветер-то откуда? Вчера, вроде, не было.
- А это Бишер ему в затылок дышал, когда они из Мха выходили!
Новый приступ смеха не прекращался целую вечность, а то и две. Потом, конечно, улеглось — запасы эмоций, они ведь тоже не безграничны. И тогда разговор потёк совсем по другому руслу.
- Я вот что, братья, хочу предложить, - понизил голос Вивил. - Не пора ли нам самим наладить контакты с горожанами?
- Как это?
- Буквально. Или ты считаешь, что одни имеют на это большее право, чем другие? В конце концов, это никем не доказано, а то, что так сложилось исторически, меня волнует меньше всего. Надеюсь, что и вас тоже. Ну и, тем более, горожан.
- И что ты им предложишь? Горсть желудей?
- Вот это уже речь по существу, - не смутился от критики своего плана Вивил. - Предлагаю, не откладывая в долгий ящик и не сходя с этого самого места, устроить мозговой штурм.
- Хитёр ты, брат, - беззлобно погрозил ему пальцем Элем. - Небось, уже сам что-то придумал. Кабы мы идеями тут плевались, то горожане сами бы к нам на карачках приползли.
- Это фраза вечера! Всем срочно под стол!
Вивил спокойно дождался того момента, когда новый шквал гоготанья и остроумных реплик сошёл на нет, а потом просто сказал:
- Мох.
- Мох?!!
- Да, Мох. Предложим им Мох.
- Как же они до него доберутся? Им же нельзя сюда.
- Не они сюда, дурень! А Мох к ним. Понимаешь?
- Ну, и зачем он горожанам? Щели в их дуплах законопачивать?
- Не скажи. Горожане — существа продвинутые и ушлые. Они найдут ему применение. Они, говорят, болезням редким подвержены, а Мох, сами знаете... Да и потом, техника у них — нашей не чета.
Изгои взволнованно стали обсуждать интересный проект. Вивил не перебивал говорящих, только слегка подправлял ход коммуникации, чтобы она по обыкновению не расползалась на все четыре стороны света.
- А кто его будет собирать?
- А тара?
- А повозки?
- А погонщики?
Наступила пауза. Все вдруг отчетливо увидели в идее Вивила главный изъян.
- Что скажешь, брат?
- А то и скажу: раз нам известны все части, из которых состоит целое, то задача наша сводится лишь к сборке целого из этих частей. Даже изобретать ничего не надо.
- Как у тебя всё просто! - возразил Дунан. - Где мы найдём, например, погонщиков?
Вивил обвёл притихшее собрание многозначительным взглядом.
- Элементарно, - сказал он. - Задействуем тех, что есть. - И, предвидя, что сейчас хлынет поток недоверчивых насмешек, тут же добавил: - Но они даже знать об этом не будут.
Изгои, конечно, всё равно пытались усомневать сказанное, но он не дал им собраться с мыслями, а вкратце пересказал содержание своей беседы с Полианом, не упоминая, впрочем, конкретного имени.
- Старшина думает, что держит меня на крючке. Не буду его разубеждать — пусть заблуждается и дальше. Пока. Подготовим первую партию Мха — вот тогда и поставим его перед фактом: либо выделяешь нам тайно отдельную повозку, либо все твои проделки станут известны в Лесу самому последнему сверчку!
- Ух ты!
Вопросы продолжили сыпаться, но уже только деловые. Никто больше не критиковал саму идею. Когда же больше сомнений не осталось, Вивил насмешливо оглядел компанию и шутливо рявкнул:
- Ну, что пригорюнились, лодыри? Работой запахло?
Все расслабленно засмеялись, и только Його, как всегда, отметился оригинальностью.
- Может, и правда, ну его к лешему! - сказал он. - Мне до сих пор эти жёлуди снятся.
Но его реплике не позволили перерасти в нытьё.
***
Попробовав хотя бы один раз в жизни пойти против ветра, уже нельзя вести с судьбой разговоров в ином ключе. Азарт боя с неизвестным — напиток для сильных. Вивил вспомнил, как в тот день, когда он высыпал из лукошка на землю жёлуди, для него перестали существовать сомнения.
- Где твой сбор? - спросил бригадир в конце смены.
- Ничего не нашёл, - ответил Вивил, честно глядя собеседнику в глаза.
- Как такое возможно?
- Я заблудился, - продолжил врать Вивил, и бригадир с лёгкостью проглотил его ложь.
- Разве память отца твоего отца не подсказала тебе дорогу?
- Она молчала. - Вивил развернулся и пошёл, оставив начальство в глубокой задумчивости.
На следующий день всё повторилось снова.
Потом был Совет, уговоры, увещевания, угрозы — всё тщетно. А потом он открыл для себя Мох, и даже двух оговоренных Законом недель безделья не понадобилось, чтобы вышвырнуть его из Деревни.
Он помнит лица бывших друзей, сначала изумлённые, отягощённые болью, а затем — неприступно каменные, смотрящие как бы сквозь него. Он их не винил — они такие же горемыки, как и все их братья, не знающие Истины и не стремящиеся к ней. Пусть они ходят своими дорогами, а у него будет своя. Ни единого мгновения с тех о сделанном выборе он не жалел.
Изгою не разрешается приходить в «Веселую Лагуну», изгой не может пить «земляничную», изгой не в праве... Дорогие мои! Знали бы вы, насколько это всё не имеет отношения к настоящей жизни! А ваша жизнь — за неё жалко отдать и проеденную червями кору дуба. Ваша работа, ваши развлечения, ваши чувства — разве они могут сравниться с тем, что испытывает изгой, когда только пожелает? Ваши порядки, ваши напыщенные и напыщенно пустые Старшины, ваша Книга, которой вы потрясаете в воздухе всякий раз, как собираетесь причинить кому-нибудь зло.
Углубляясь дальше в Жёлтую Поляну, Вивил ощутил знакомую лёгкость, возникшую сначала в ногах, а потом и во всём остальном теле. С каждым шагом Мох становился всё мягче и объёмнее, пока уже невозможно стало больше удерживаться от обволакивающего душу соблазна. И они упали в объятья друг друга.
Тонкими невидимыми струйками Мох заползает в сознание, покалывает иголочками, взрывается мириадами искр. Наступает момент, когда ты с ним сливаешься в единое целое. Твои руки становятся продолжением его спор и переплетений, твои ноги корнями впиваются в почву, ты теряешь связь с настоящим, ты забываешь о прошлом, а твоё будущее не имеет больше для тебя никакого значения.
Вивил лежал на спине, раскинув руки в стороны, глядя в бездонное небо, усеянное беспорядочными облаками. Большинство из них он уже давно знал в лицо, но попадались и незнакомцы. Вот, например, это, сверхновое, заклубилось лишь вчера. Нужно послать ему воздушный поцелуй.
- Привет, бродяга! Как у тебя дела?
Облако кокетливо подмигнуло ему неокрепшим ещё глазом. Они обязательно с ним подружатся.
Или вот это, всё в жёлтых пятнах. Карлик, но ничего, симпатичненькое. За ним ухлёстывает вон то, что слева, хотя само оно из красных гигантов. Не будем им мешать.
Кто ещё там сегодня? А, это ты, отец! Проходи, садись. Давно не виделись. Ты опять нарядился не по форме и изменил внешность. Впрочем, так тебе больше идёт. В прошлый раз было гораздо хуже. Но прикольней. Расскажи, что ты чувствовал, когда нас с тобой поменяли местами. Тебе самому хотелось этого или кто-то другой надоумил? Не жалеешь теперь? А то, что твой сын стал изгоем, это как-нибудь отражается на твоём теперешнем социальном статусе? У вас отцы за сыновей несут ответственность или как? Ты молчи, молчи. Я всё скажу за тебя сам. Уже уходишь? Ладно. Не скучай. Увидимся опять.
О, а ты, дорогой мой наставник, совсем сдал. Выглядишь неважно. Заботы, проблемы? Может, я чем помогу? Не надо? Ты гордый, но гордыня — это порок, а не доблесть к твоему сведению. Мои руки чисты, как утренняя роса, и не важно, что там тебе рассказывают про меня завистники. И ты торопишься? Ну, хорошо. Бывай здоров!
Ну, наконец-то! Я уж думал, что сегодня ты найдёшь себе какое-нибудь другое занятие, более интересное. Есть новости? Давай, выкладывай. Нет, это оставь себе. Это тоже. А вот здесь чуточку помедленнее. Ты уверен? Абсолютно? Что-то я даже расстроился, что это, оказывается, будет так легко. Нет-нет, все в порядке. Сложности мы создадим себе сами. В процессе осуществления замысла. Да какие там шутки! Ты видел мой контингент? Нет, не боюсь. До сих пор справлялся. Ты же знаешь. Подожди! Покажи ещё раз. Так. Теперь точно запомнил. Пока, дружище.
Что у нас на десерт?
Ба! Девятый Старшина!
- Эй, Полиан! Да не туда смотришь, дурень! Я здесь. Ну, что ты будешь с ним делать? Слеп, как осока на болоте. Какой только глупец эту должность к тебе прицепил? Она тебе явно жмёт.
Ну, всё. Пожалуй, хватит. Нужно возвращаться в тот ненавистный, хотя и реальны, мир. Пока нужно. И что-то делать. Но только с одной-единственной целью: чтобы однажды настал тот момент, когда больше не будет нужды совершать возвращение.
12
- Проверь-ка ещё раз упряжь, - сказал Вуг, и Тилли послушно отправился выполнять приказ.
Пока он методично ощупывал ремни на каждом из четырёх муланов, дёргал узлы и вставал ногами на струну всем своим весом, проверяя её на прочность, сам Вуг отправился вдоль обоза, чтобы осмотреть повозки. В стажёре он не сомневался: сделает всё, как надо. Да не такой уж он и стажёр в общем-то — третий десяток походов вместе.
Брезент лежал плотно. Верёвки, стягивающие его, нигде не болтались. Колёса не ходили ходуном, как Вуг ни пытался их расшевелить. Полный порядок!
Они выдвинулись примерно через два шага тени после этого: вожатый погонщиков, Вуг — впереди, ведущий под уздцы головного мулана; четверо погонщиков — по бокам обоза, по двое с каждой стороны; Тилли замыкал шествие.
Дорога в Город тянулась невыразимо монотонно. Ничего вокруг не происходило и не могло происходить — кому есть дело до обоза, везущего бочонки с черникой и доски, обёрнутые в мягкую стружку? Другое дело, когда они двинутся в обратный путь — Лес вспомнит о своих обязанностях защищаться от всего чужого и чуждого ему, и тогда держи ухо востро. Поэтому всякий раз, когда Вуг замечал стайку собак, мирно греющихся на солнышке, или долговязого суслика с подчёркнуто отсутствующим взглядом, он останавливался, доставал планшет и отмечал это место на карте.
Тилли с интересом следил за действиями шефа, и тот назидательно пояснял (не беда, что в десятый раз):
- Собаки теперь будут ждать нас тут.
- И мы пойдём другой дорогой? - догадывался смышленый Тилли.
- Верно.
- И суслик?
- И суслик тоже, - подтверждал Вуг. - Природа не дала лесным тварям разума, вот поэтому хозяева в Лесу — мы, а не они.
Тилли радостно кивал в ответ, но тут новый вопрос рождался у него на губах.
- Если это так просто, то зачем нам нужно таскать на себе это тяжёлое железо? - Он тряхнул латами и коснулся меча. - Мы каждый раз готовимся к чему-то непонятному, но ничего не случается.
Вуг становился чрезвычайно серьёзным и отвечал:
- Потому что ты ещё много не знаешь, малыш. По статистике двести походов обходятся без приключений, но следующий — всегда роковой.
- А сейчас какой? - полушутя спросил Тилли.
- Не важно. Погонщик к каждому походу должен относиться, как к двести первому.
- А что значит «роковой»?
- Этого предугадать нельзя. Повторов у Леса не бывает.
- Никогда?
- Никогда.
- А что происходит с погонщиками?
- Они становятся мудрее.
- И всё?
- Всё. А что тебе бы хотелось?
Они продолжали беседовать в подобном ключе и на первом привале, у реки, и во время переправы, и проходя мимо Алмазных Скал, и только когда Лес поредел и съёжился, а на горизонте образовалось зеленоватое сияние, Вуг приказал всем без исключения замолчать — временно, конечно, до выхода на Пластилиновую Опушку.
И с этой нелёгкой задачей справились погонщики.
- Стой! - приказал Вуг, и весь обоз замер буквально на полушаге.
Он ещё раз всмотрелся в глубину чащи. Нет, ошибки быть не могло — Лес вот-вот расступится окончательно, выпуская их из своих объятий, дружеских и одновременно пугающих.
Два силуэта на фоне сереющего вечернего неба, ждали их.
***
- Привет, Вуг! Как делишки?
- Твоими молитвами.
- Что-то настроение у тебя сегодня не солнечное.
По Лесу тебя послать прогуляться — посмотрим, какое будет настроение.
- Ты бы поменьше болтал, да пошустрее руками шевелил.
Но горожанина не смущала наполовину напускная суровость лесного гостя.
- Ох, уж это ваше нетерпение! И куда вы только торопитесь? Погостили бы у нас недельку.
Нет, про гости это он просто так говорил. У горожан так язык устроен, что не может без пустой болтовни. Дай ему волю — неделю не остановится.
- Нам в гостях засиживаться ни к чему.
- Ну, тогда выкладывай, с чем пришёл.
Вуг с готовностью обнажил одну из повозок, снял с него бочонок и открыл крышку.
- Ого! - притворно удивился горожанин. - Крупные. Как на подбор.
- Другого не держим.
Совместными усилиями они выгрузили товар на специально приготовленные платформы. Пересчитали. Потом состоялось главное событие — передача «земляничной».
Вуг кропотливо и придирчиво проверил содержимое каждого бочонка, чем вызвал очередные колкости горожан.
- На язык попробуй, а то вдруг окажется, что вода.
- И тогда он никуда не уйдёт. Останется у нас навсегда.
Но Вуг не обращал на внимания на их шуточки — собака, как известно, лает.
Когда все бочонки были надёжно закреплены в повозках, Вуг вернулся к горожанам.
- Старшины просили передать, что готовы увеличить цену за рецепт, - сказал он главному.
- Неужели? И сколько?
Вуг назвал цифру.
- С каждым разом всё интереснее, - усмехнулся тот крупный горожанин, которого про себя Вуг называл Толстым.
Хотя, по сравнению с жителем Леса, он, конечно, букашка.
- Каков будет ответ?
- А дипломата они, случайно, не могут прислать вместо погонщика?
- Дипломаты у нас в Деревне сидят. Можете к ним своих прислать, если что.
Это он им здорово врезал. Про меж глаз. Ещё ни один горожанин из Леса живым не выходил. Вон, они аж потемнели от злости. А возразить-то нечего.
- Ладно. Передай Старшинам, что подумаем над их предложением. - Это он тоже так, для красного словца.
Но когда Вуг развернулся, чтобы уйти, горожанин неожиданно спросил:
- А скажи, погонщик, ты и вправду думаешь, что вы знаете, как поступить с рецептом?
- Там разберутся.
- Ну да. Ты сам-то в это веришь?
- Это не моё дело. Моё дело — передать тебе предложение и получить ответ.
- Великий ваш этот был поумнее.
- Не тебе, нечестивый о нём рассуждать. И помнить ты его не можешь. Ты ведь больше шести десятков урожаев и не проживёшь. Верно?
Этот разговор длится у них, надо полагать, с момента самой первой встречи, и не будет ему конца. А другого не предвидится. Как когда-то выразился кто-то из них: слишком уж разная у них конфигурация. Словечко смешное, хотя и не до конца понятное. Но в Деревне прижилось. После «Веселой Лагуны», например, можно услышать в Лесу такое: «Я тебе конфигурацию-то твою сейчас покорёжу!» Или Полиан на Совете возьмёт да скажет, что, мол, «конфигурация высказанного предложения ему в общих чертах ясна». Модный неологизм и, по большому счёту, паразит.
- Ладно, бывайте. Нам до темноты нужно успеть к скалам вернуться.
- Прощайте! Когда снова ждать?
- Через две наших недели.
- Вот черт! Это, получается, через двадцать дней?
- Не через двадцать, а через два десятка.
- Да холера с ними, с десятками!
- Ты язык-то свой поганый попридержи. А то отвалится ненароком.
***
С этого всё начинается: каждого переродившегося пускают в первый путь по Сфере Леса. Если он возвращается в ту же точку, то становится сборщиком желудей. Если уходит бродить вглубь Леса — погонщиком.
Их уважали и боялись. Боготворили и сторонились. Берегли. В разные времена число их было разным, но никогда не меньше шести. Как сейчас. Никто не мог сказать, почему Природа так распорядилась, но Ей, конечно, виднее.
Никакие дикие звери для погонщиков не были опасны. И плётка им нужна была не для того, чтобы отбиваться от острозубых летающих собак, но чтобы отгонять многочисленных лесных тварей от обоза. И мечи — чтобы рубить особо резвые их головы. И латы — чтобы ломать кости прижатому к земле тигру.
Высланный вперёд отряд разведчиков подтвердил: всё чисто. Но не сделали они и пары шагов, как Вуг с ужасом осознал: лёгкого обратного пути не получится.
- Ноги! - сказал он.
- Что? - не понял Тилли.
- На ноги посмотри.
Тилли перевёл взгляд вниз, и его лицо побледнело. Ступни его почему-то стали красными, как брусника. Красные же следы тянулись по траве от самого ручья. Вуг вернулся и склонился над журчащей водой — она тоже была красного цвета.
Сам по себе этот феномен опасности не представлял, но он был предтечей. Сигналом к чему-то ещё. К чему? Вот чего знать им было не дано.
- Сворачиваем вправо!
Почему вправо? Погонщик не задает себе подобных вопросов. Он лишь слушает себя. Или что-то в себе. Если начать действовать, рассуждая, можно смело ставить крест на своём редком даре. Равно как и на всей карьере.
Обоз свернул в сторону, выполняя приказ. Муланы только недовольно засопели — им привычнее идти проторенной дорогой, и бурелома они не любят. Ну, да кто же их спрашивает. Теперь не спускать с них глаз и следить, чтобы ни одно животное не норовило нарушить общий строй, не пыталось отклониться, отбиться от остальных.
Обоз пошёл медленнее. Кроме всего прочего, ещё и потому, что Вуг теперь постоянно осматривался по сторонам и принюхивался. То же самое делали и остальные. Но как ни бдительно было их поведение, момент атаки они пропустили.
Да, у них была для этого уважительная причина: они высматривали в небе собак. Или ворон. Или, в худшем случае, соек. Но то, что обрушилось на них сверху, превзошло степень их готовности — туча красных жаб, каждая размером с крупного хорька, накрыла их.
Вот оно, объяснение странного цвета воды в ручье! Но что толку от этих объяснений!
Первая же попытка сразить жабу плёткой оказалась неудачной — хищная зверюга ухитрилась перехватить рукоять зубами и сломала её пополам. Тогда Вуг выхватил меч. Но и это не помогло. Твари были на редкость подвижными и ловкими. Меч впустую рассекал воздух, из раза в раз промахиваясь.
«Сеть бы сейчас!» - запоздало мелькнуло в голове Вуга, но сеть была запрятана на дне третьей повозки. Брали её с собой не для того, чтобы воевать, но для крепежа.
- Гоните повозки на холм! - закричал Вуг, видя, как одна из жаб вцепилась в бок второго мулана и стала рвать его плоть, разбрасывая куски мяса по сторонам.
Всё поправимо, только бы успеть выбраться на открытое место…
Раненый мулан упал на колени, и на него тут же набросилась целая стая.
- Не трогать его! Спасайте остальных!
Да, так будет верно. Пока жабы доедают жертву, нужно бежать, бежать, бежать... Не оглядываясь и не считая потерь. Вуг готов был сам впрячься вместе с первым муланом в обоз. Да практически он это и сделал. Те же усилия прилагали и его товарищи…
Они не заметили, как и когда всё улеглось. Они лишь поняли, что вокруг больше не вьются мерзкие красные твари, и снова привычно светит ласковое солнце.
Кроме второго мулана, они потеряли ещё и третьего. И значит, четыре десятка бочонков «земляничной». Сколько это получится, если пересчитать на дни тяжкого лесного труда, на сбитые колени, на стёртые ладони?
Где-то там, далеко внизу, на той роковой поляне, жабы праздновали победу — отвратительные чавкающие звуки их пиршества доносились до слуха погонщиков.
***
Вуг решил сделать привал на этом, спасшем их, холме. До темноты они всё равно успеют лишь проверить уцелевшие повозки. Да и перепуганным, выжившим в смертельной переделке, муланам нужен дополнительный отдых.
Они распрягли двух бедных животных, позволив им пастись, и сами легли на траву. Никто даже не заикнулся о том, чтобы откупорить бочку — все понимали, что, начиная с этого дня, вся лесная братва переходит в режим жесточайшей экономии. По их вине, между прочим. Сейчас разумнее сконцентрироваться на том, чтобы поскорее уснуть, хотя солнце ещё стояло на два шага от горизонта.
Здесь они в полной безопасности. Так ведь?
Первым почувствовал неладное Тилли. Он беспокойно завертел головой и повел носом, сказав вслух:
- Братья, у нас снова неприятности!
Погонщики вскочили на ноги, и быстрее всех Вуг.
- Что ты чувствуешь? - тревожно спросил он.
Это ему следовало отвечать на подобные вопросы, а не зелёному стажёру, но чутьё его было безжизненным, как пустой бочонок.
- Я слышу жужжание. Похоже на комариное. Но это не комары.
- А что?
- Не знаю.
Они постояли недолго, прислушиваясь.
- Ты не ошибся?
- Нет. Кто бы это ни был, они летят сюда, и будут здесь в любое мгновенье.
Едва он успел произнести эту фразу, как бесформенный рой чёрных насекомых упал на них с неба. Самое удивительное, если можно назвать удивлением охвативший погонщиков ужас, заключалось в том, что муланы насекомых совершенно не интересовали, а метились они именно в лесных существ, нанося им болезненные укусы.
Погонщики повалились на землю, закрывая лица руками, отмахивались, но и это помогало мало. Насекомые впивались им в спины, бока, проникая в щели между сегментами лат. Кто-то стал кататься по земле и стонать от боли.
Чем бы закончилось это нападение, не известно, но чудовищные насекомые исчезли так же неожиданно, как и появились. Однако говорить, что всё обошлось благополучно, было преждевременно. Не успев прийти в себя от шока, погонщики вдруг стали чесаться от укусов. Пришлось даже сбросить латы и осмотреть друг друга.
Тела всех без исключения лесных жителей были изъедены мелкими волдырями, которые лопались от прикосновения, выделяя зеленоватую жидкость. Во что в итоге выльются эти повреждения, приходилось лишь гадать. Впрочем, как и обо всём остальном. Единственное, что было понятно наверняка, так это то, что оставаться на холме дальше неразумно, коль скоро он не оказался недосягаемым. Кое-как снова запрягли едва ли отдохнувших муланов и тронулись в путь, помогая животным собственной мускульной силой.
Латы они вынуждены были бросить, и это являлось предметом дополнительных волнений и домыслов — не для того ли и был осуществлен недавний комариный налёт, чтобы раздеть их и превратить в абсолютно беспомощных перед лицом возможных следующих испытаний.
Они шли, не останавливаясь и валясь от усталости, почти всю ночь. Никто больше не совершал на них покушений — и за это спасибо Природе! И лишь на рассвете они позволили себе новый привал, рассчитывая, впрочем, долго не засиживаться.
Спали по очереди. Трое стояли в дозоре, и трое сидели по периметру импровизированного лагеря, наблюдая за малейшими изменениями в окружающей обстановке. Муланы паслись, не останавливаясь ни на мгновенье, будто понимали, что в следующий раз, возможно, им придётся насытиться не скоро.
Они уже собирались уходить с насиженного места, когда с неба посыпался густой белый мох.
Вуг догадался накрыть брезентом их стойбище. Тем самым они, конечно, оголили обозы, но сейчас на первый план выступали совершенно другие приоритеты — спасти выживших муланов и, конечно, самих погонщиков, избранников капризной Природы. Хотелось верить, что эти невиданные атмосферные осадки не принесут им вреда — те белые хлопья, что всё-таки попали на кожу, бесследно растаяли, но рисковать они просто не имели права. От исхода их приключений зависела не только их собственная судьба, но и жизнь всего лесного братства.
Глядя на небо и гадая, сколько ещё ждать, Вуг прислушался к памяти своего отца, пытаясь найти в ней нечто похожее. Тщетно. Тем же самым, видимо, занимались и остальные погонщики. И с тем же самым результатом — никто не высказал предположений, не пролилась на них мудрость предков. И когда поток мха всё-таки иссяк, они ещё некоторое время стояли под брезентом, страхуя себя от всяких случайностей.
- Что же это за напасть такая! - в сердцах воскликнул Вуг, нарушая древнюю заповедь — не роптать на Природу ни при каких обстоятельствах.
Эту опрометчиво брошенную фразу он продолжает вспоминать до сих пор. Но тогда показалось, что она была вполне оправдана ситуацией, в которой они оказались.
- Вперёд! Живо! - приказал Вуг, прислушиваясь к себе и указывая рукой направление, которое оказалось ложным.
Он понял, что заблудился, лишь на следующий день, стоя на берегу неизвестной реки и гадая, что же предпринять дальше. Выходила такая неприятная вещь: он принял свой собственный голос за голос Природы в себе, до тех ещё ни разу его не обманувший. Единственное, что удерживало его от того, чтобы немедленно признаться братьям о сделанном неприятном отрытии, была боязнь поспешить с выводами, напугав тем самым и их тоже. Деморализовав и дезориентировав окончательно. И тогда произошло то, самое страшное, о чём потом долго судачили в Деревне.
Тилли выкатил от ужаса глаза и закричал, указывая пальцем в сторону Вуга:
- Он перестал быть прозрачным!
Вуг машинально скосил глаза к низу и увидел там лишь серую массу собственного тела. Исчезли трубопроводы, шланги, соединяющие клапаны, перегородки, шарниры. Скрылись под покровом морщинистой, отвратительной на вид кожи, как будто и не было их вовсе. И тогда Вуг неистово закричал, выплёскивая всё то, что накопилось в нём за эти последние напряженные дни.
Следующее, что он увидел перед глазами, было лицо склонившегося над ним Стороха:
- Ну, вот и ожил, бродяга! — сказал, тепло улыбаясь, знахарь и колдун. - Добро пожаловать домой!
13
Тонк стоял у края Жёлтой Поляны уже, казалось, целую вечность.
Чего я боюсь, думал он? Теперь-то, когда никто мне не указ, и все дороги назад отрезаны? Кроме того, в эти последние дни и, особенно, ночи он уже неоднократно имел возможность убедиться в том, что большинство деревенских сплетен не имеют под собой никаких оснований, а многочисленные страшилки предназначены лишь для того, чтобы сдерживать любопытство лесных жителей, налагая на их и без того зарегулированную жизнь новые ограничения. Что удерживает меня от последнего шага? Только необратимость шага, так ведь? Или что-то ещё?
Постель, застилаемая ему каждый вечер пауками и гусеницами, была лишь прелюдией к настоящим чудесам. Он вдруг научился, не понимая сам, как, смотреть внутрь деревьев. Разглядывать мелких жучков, ползающих по трещинам в коре. Любоваться соком, текущим по их венам. Он стал чувствовать, как подошвы его ног при каждом шаге не просто касаются земли, но вступают с ней в незримый эмоциональный контакт, оголяя для неё его душу. Он расслышал среди бесчисленных лесных звуков чей-то ласковый шёпот и, через некоторое время, даже стал понимать отдельные слова и фразы, обращённые ему.
В чём был секрет всех этих новых способностей? Все ли изгои, выброшенные в Лес обществом, получают их?
И опять-таки, он не спешил, не хотел спешить с тем, чтобы спросить об этом у самих изгоев. Ему казалось, что будь в том настоятельная жизненная необходимость, то он пойдёт и спросит. А пока он даже не соизволил посетить их вечерний костёр, хотя уже не глядел на них свысока, как прежде.
Сторох рассказал ему, что произошло с его рукой, и его рассказу можно было доверять. Как любили говорить в Деревне: «он общался с Природой на ее языке». Это он надоумил сборщиков ягод дожидаться полдня, чтобы увеличить урожай почти вдвое. По его чертежам сделаны повозки погонщиков, колёса которых не застревают в болоте. Именно он поднял на ноги Вуга после той печальной истории и вернул ему интерес к жизни. Но самое главное — Сторох умел объяснить необъяснимое, найти разгадку там, где у других лишь увеличивалось количество вопросов.
Тонк не удивился тому, что услышал. Его почему-то больше заинтересовала, так сказать, техническая сторона. Что за «чёрная смола»? Откуда? Но выслушал он Стороха внимательно и даже разрешил опробовать на нем «эликсир жизни» — название, которое он придумал тут же сам, вызвавшее смех невозмутимого обычно колдуна.
- Думаешь, теперь отрастёт, после твоих усилий?
- Не знаю, но хуже не будет, - ответствовал знахарь, с любопытством разглядывая изменившегося парня. - А тот факт, что смола сама не могла попасть на диск, тебя хоть как-то интересует?
- Не очень, - признался Тонк. - Смущает, в первую очередь, полезность этого знания для меня.
- Считаешь, что Лес заслужил то, что имеет?
- Не Лес, а только одна маленькая его часть.
- Ты уже и до этого додумался?
- Стараюсь. Но тут дело не во мне. Не совсем во мне.
- Понимаю. Про Притяжение думал?
Тонк смутился.
- Притяжение?
- Да. То, которое держит нас здесь, взаперти.
- Нет. Как-то не удосужился. А что с ним не так?
Сторох неожиданно и звонко рассмеялся.
- Ну, хоть в чём-то смогу быть тебе полезен. Его нет.
- Что значит нет?
- Просто нет, и всё.
- Постой! Но что же мы тогда...
Нет, как-то не получалось у него с ходу схватить ускользающую мысль.
- Сфера Леса — не явление Природы, а такие же слова, как и любое решение Совета. Она существует в наших головах. И только. Когда ты идёшь, ты всё время стараешься держаться на дороге прямо. И смотришь на солнце. Но солнце идет по кругу. За ним — ты. Я дам тебе маленький совет. Подсказку. Двигайся в сторону солнца, но когда пройдёшь сотню десятков шагов, поверни от него влево на один прыжок. Через другую сотню десятков шагов — ещё на прыжок... И не нужно ничего возражать сейчас.
Сторох, дурачась, замахал на собеседника руками. Это привело Нини, который подумал, что с ним играют, в полный восторг.
- Хороший пёс!
- Да. И отличный друг.
Они ещё немного поболтали о разных пустяках. И лишь расставаясь, Тонк позволил вернуться к прерванной теме:
- Куда же мне идти, если сработает твой трюк? В погонщики я, понятное дело, не гожусь.
- Кто из нас готов ко встрече с Судьбой? - ответил мудрый Сторох. - И кто знает, зачем вообще нужны эти дороги? А если не знаешь, куда идти, иди куда-нибудь. Сама дорога станет твоей целью.
***
Костёр изгоев был хорошо заметен издалека. Тонк много раз слышал о нём, но и только — самому лицезреть не приходилось. Тем более, вблизи. И вот теперь он был в двух шагах от того проклинаемого лесными братьями места, о чём ещё всего лишь неделю назад он бы побоялся даже помыслебродить.
Удивительно, но он чувствовал волнение от предстоящей встречи. Что он скажет им? И что скажут ему они? Может, у них тоже имеется своя Книга, начинающаяся словами: «Сие есть...» И там написано, что он должен торжественно припасть губами к горелой березовой головешке и поклясться в верности каким-нибудь идеалам. Он подчинится? И вообще, поставим вопрос шире: он для чего туда идёт? Потому что лесной житель — существо социальное? Или он замыслил выгоду лично для себя какую от этого сомнительного членства?
Они сидели кружком у огня. Кто на бревне, кто на чурке, а кто и просто на листьях, разложенных ворохом на земле. Некоторые лежали. По рукам ходила пиала с угольком внутри. Нельзя сказать, что на Тонка они не обратили внимания. Нет. Но процедура знакомства оказалась куда проще той, которую он себе нафантазировал.
Вивил кивнул ему приглашающе головой, и двое изгоев раздвинулись в стороны, освобождая для новичка место.
- Налейка-ка ему штрафную!
И главарь шайки протянул Тонку берестяной стаканчик.
14
Примерно в это же самое время, или чуть раньше, в «Весёлой Лагуне» состоялся такой разговор:
- Не нравится мне всё это, - исповедался друзьям грустный Вуг.
- И мне, - присоединился к нему Дроб.
- Мы поступили с ним не как братья.
Шивун приложил палец к губам и сделал круг глазами, намекая, что, мол, тут много посторонних ушей.
- Да что ты кривляешься? - нервно отреагировал на эти его пассы Вуг. - Я и на Совете следующем скажу то же самое.
- Что же именно... ты скажешь? - спросил Гарх.
- А то и скажу: произошла ужасная, несправедливая ошибка.
Шивун печально покачал головой.
- Решение было принято всеми лесными братьями. О какой ошибке ты говоришь?
- Нужно было дать высказаться всем, без исключения.
- И что бы это дало?
- Во-первых, дало бы время подумать и осмыслить, что же мы делаем. Ведь большинство даже сообразить не успели: раз-два — и уважаемый всеми брат стал изгоем.
- Полиан действовал в точности по Книге.
- Да знаю я!
Они сделали по глотку «земляничной».
- Нет, всё-таки я тебя не понимаю, - упорствовал Шивун. - Если бы Закон был нарушен, тогда другое дело, а то ведь даже ты признаёшь, что ничего такого не было. Значит, и ошибки не было. И говорить не о чем. И, тем более, на Совете.
- Но я же имею право высказать сомнения?
- Имеешь. Точно так же, как и я — свои возражения против твоих сомнений.
- Это верно! - удачно вставил Дроб, которому приходилось тяжелее всех в том, чтобы отслеживать нить разговора.
- А я слышал, - произнес Гарх. - Что Тонк... до сих пор... бродит по Лесу один, и к изгоям он... не пошёл.
- И что?
- Он... не такой, как… они.
- Ну да. А я не такой, как ты. А Дроб не такой, как Вуг. В чём твой аргумент?
Сбитый с толку Гарх только разинул рот. Умел Шивун спорить. Чувствовал себя в полемике, как старый опытный карась в ручье.
- Ладно, - сжалился над собеседниками он. - Давайте я вам лучше расскажу, что сегодня на поляне было.
- Что? - мгновенно отреагировали все трое.
- Бека бревном придавило. Прикиньте, ему почудилось, будто в яме брусника. Полез он в неё вместе с лукошком. Там, конечно, пусто. Листья какие-то да мусор. Он обратно, а бревно на него сверху-то и свалилось!
- Ну?
- Он давай орать. Звать на помощь. А мои ребята как раз поползли к кустам и ничего не слышали. Два шага тени там провалялся. Время драгоценное потерял. Да ещё то, что до этого насобирал, рассыпал. В результате норму не выполнил, поранил нижнее брюхо.
- А ты?
- Понятное дело, кружков ему сегодня не дал. Так что «Лагуну» он прогуливает.
Шивун с многозначительной улыбкой обвёл взглядом друзей.
- Не вижу здесь ничего смешного, - насупился Вуг.
- Так и я не смеюсь. Мне тоже от Дарна досталось, не сомневайтесь. С нас в первую очередь спрашивают. Не знали, что ли? Кстати, сегодня исполняется ровно три урожая, как меня перевели в бригадиры ягодников. Вы не находите, что это отличный повод поднять тост?
Потом разговор переметнулся на новые чудеса, происходящие с Чёрным Истуканом, и беседа мало-помалу приобрела нормальный ход. Да и «земляничная» делала своё дело, помогая братьям расслабиться и отвлечься от повседневных забот. Для того она, родимая, и нужна.
***
На обложке берестяной папки строгим аккуратным почерком было выведено: операция «Змеелов». И в левом верхнем углу: «совершенно секретно». Шивун отрыл первую страницу, взял в руки листок и ещё раз перечитал полученное сегодня письмо:
«Агенту «4*10». Довожу до вашего сведения, что обстоятельства вынуждают нас форсировать ранее намеченные планы. В связи с этим прошу представить ваши соображения не позднее завтрашнего утра».
«Представить соображения не позднее завтрашнего утра». Да, вот так легко, начальственным росчерком пера написать: «не позднее». И всё свершится, как по мановению волшебной палочки. А вы попробовали бы, господа хорошие, проползти на карачках ту дистанцию, которая отделяет идею от результата. Или хотя бы, если уж не можете оторвать свои жирные задницы от кресел, пошевелили б мозгами — до завтрашнего утра, между прочим, остаётся лишь сегодняшняя ночь! И чем питается ваша уверенность, что дело, которое расследуется уже добрых два урожая, теперь каким-то чудесным образом разрешится в оставшееся лунное время?
Ну, ладно. Это все эмоции. А что у нас по делу?
Особь Тонк. Возраст — 237 урожаев. Средней упитанности. Бывший Главный Циркулярщик Лесопилки. В должности пробыл с 14-ой недели Года Большого Сбора Брусники. До этого проработал подносчиком 118 урожаев. В быту и на работе считается уравновешенным. Имеет две Похвалы Великого Ло 1-ой степени. Отстранён от должности и изгнан в результате травмы правой руки. В последнее время замечен в районе Жёлтой Поляны, но в контакт с Мхом не вступал. Изгоев сторонится.
Дальше.
Особь Вуг. 335 урожаев. Средней упитанности. Сборщик желудей в течение последних 12-ти урожаев. Особым решением Совета обладает правом на укороченный рабочий день. Бывший погонщик, Вожатый обоза. В результате обстоятельств чрезвычайной флюктуативности потерял способность выходить из Сферы Леса. Предельно замкнут. Имеет претензии к Совету и жизни в Лесу вообще, о чём неоднократно высказывался в моменты дружеских бесед в «Веселой Лагуне».
Далее.
Вивил. Изгой. Главарь их банды. Возраст неизвестен. Жесток и прямолинеен. В прошлом имеет некоторые заслуги перед Деревней, аннулированные позднее единогласным решением Совета. Поддерживает нелегальные отноношения с некоторыми лесными жителями, а именно: Сторохом, Керном, Вагом. С одобрения Совета и по причинам жизненной важности, имеет контакты с одним из Старшин. С кем именно, держится в строгом секрете. Есть неподтверждённые сведения о имеющихся планах объекта наладить прямые контакты с горожанами. Данная информация представляется утопичной по причине физиологической невозможности выхода изгоев из Леса.
А теперь — к главному персонажу. Основному Объекту Наблюдения — ООН.
Особь Сторох. 436 урожаев. Средней упитанности. Сборщик желудей на протяжении последних 398-ми урожаев. Переведён туда с должности официанта. Основание: личная просьба. Удовлетворена Советом при значительном перевесе голосов.
Триста девяносто восемь урожаев — сборщик желудей! Только один этот факт может повергнуть в размышление кого угодно. Самая низкооплачиваемая, нудная и тяжёлая работа. Эту лямку полагается тянуть вновь перерождённым, пока более высокое место в иерархии профессий не освободится. А Сторох... Личная просьба о переводе. Вы только вдумайтесь! Карьера его не интересует, зарплата не интересует...
Нет, голубчик мой, уже тогда, триста девяносто восемь лет назад, ты задумал что-то и это что-то заставляет теперь не спать по ночам Старшину Полиана, и рыскать в поисках улик по всему лесу агента «4*10». О тебе ходят самые противоречивые слухи: будто ты знахарь, волшебник и вообще чёрт знает что такое. Но на то они и слухи, чтобы не соответствовать действительности. Ты же сам их, наверное, и распускаешь. Верно?
Доподлинно известно, что Чёрный Истукан появился в Лесу именно в ту ночь, когда Стороха не было дома. Честные граждане спят по ночам, а не шляются по Лесу, кишащему мотыльками. Известно также, что на следующий день он опоздал на работу, и производительность его, мягко говоря, оставила желать лучшего. Вечером он не пришёл в «Веселую Лагуну». Свидетель Г. клянётся, что застал Стороха у ручья, моющего руки, чем сильно его испугал.
Я ничего не упускаю?
Ах, да! Во время тайного обыска, произведённого в доме Стороха в его отсутствие, обнаружены несколько предметов неизвестного назначения. Рисунки прилагаются.
Столько материала, а ответов как не было, так и нет. Что он задумал? Зачем ему нужны эти несчастные: бывший циркулярщик и бывший погонщик? Для чего он к ним клеится? Знают ли они что-нибудь, или он использует их втёмную?
И что-то давненько ты, брат, не перерождался: 436 урожаев — это не мелочь.
«Представить соображения не позднее завтрашнего утра».
Ну, ладно. Вы сами напросились. Представляю.
В связи с невозможностью достоверного установления мотивов поведения ООН, а также опасности неизмеримой степени, считаю необходимым произвести его принудительное погружение в Ослиное Болото с последующим приданием официального статуса пропавшего без вести. В Летопись внести поправку согласно Закона Постоянства Живых Чисел.
15
Когда в Лесу рождается новая жизнь, никто не празднует и не приветствует её. Когда жизнь затухает, никто не скорбит. Да это и не смерть, в общем-то. Перерождение разве похоже на смерть? Да, глаза закрываются, и сердце останавливается в груди, но лишь на минуту-другую. Потом оно вновь начинает колотиться, и приходящий в себя говорит:
- Здравствуйте! Меня зовут Сангред.
- Привет, Сангред! - отвечает ему кто-нибудь из присутствующих. - Добро пожаловать в мир!
Сангред поднимается, и ему помогают в этом заботливые руки его новых друзей. Он не задаёт вопросов и не спрашивает имён, потому что все ответы и имена уже есть в памяти его отца, который только что ушёл к своим отцам.
Те же участливые руки приводят его к новому дуплу, где он проведёт свою первую ночь, и которое, возможно, теперь станет его жилищем. Пол в нём уже застелен дубовыми листьями, и на стенах висят кусочки коры — на первое время. А потом новый житель Леса сам поймёт, что ему нужно. Старое же его дупло, если оно у него было, подлежит консервации на десять десятков урожаев.
Утром его отведут к Гусиной Роще и там скажут примерно следующее:
- Иди, брат! Не оглядывайся и ни о чём не думай.
Двое братьев отправятся за ним вслед, лелея надежду на то, что он сможет отклониться от пути, начертанного Сферой. Если произойдёт эта великая радость, они передадут его в руки Вожатого погонщиков для обучения, и дупло останется пустым. Если нет, он вернётся опять в дупло, а на следующий день он предстанет перед бригадиром сборщиков желудей для получения первого задания.
Так начнётся его трудовой путь, который может вынести его на самую вершину лесной иерархии или... Или оставить навсегда в том же месте карьерной лестницы, с которой всё и началось.
***
Весть о перерождении Веха, самого старшего из Старшин, разнеслась по Лесу мгновенно.
Полиан, зайдя утром к товарищу в гости, чтобы обсудить насущные дела, увидел его лежащим в своей постели, значительно омолодившегося и похудевшего.
- Здравствуйте, - сказал новичок. - Меня зовут Коб.
Перерождение Старшины — событие редкое, наполненное таинством, щедро сдобренное интригой. С обычным жителем нет никаких хлопот, а вот со Старшиной — сколько угодно. Главным образом потому, что необходимо, не теряя времени, выбрать нового.
На Солнечную Поляну, бросив где попало лукошки, потянулся взволнованный народ. Многие вольности позволяются им в этот день, и в конце его всех ожидает дармовая выпивка и праздничные увеселения чуть ли не до полночи: качание на ветвях, прыжки с деревьев, гонки по мокрой траве.
Для весовщика Дарна всё было с точностью до наоборот — на него ложилась основная нагрузка по подготовке важнейшего мероприятия.
Он достал заветные бочонки, смахнул с них пыль и ласково напутствовал их:
- Сослужите мне ещё одну службу. А я уж вас отполирую после, как полагается.
Он был весовщиком. И его отец был весовщиком. И отец его отца был весовщиком. Потому что так написано в Книге Законов: «никто не может стать весовщиком после перерождения весовщика, кроме сына весовщика». И поэтому нет в мире такой власти, которая могла бы противостоять весовщику. Так, по замыслу Великого Ло, должно было соблюдаться равновесие, и царить гармония.
Все, кто возвращался с урожаем из леса, приходили в весовую. На одну сторону весов ставился бочонок с мерными желудями, на другую — выработка. Взамен работник получал от Дарна деревянные кружочки с целью последующего обмена на «земляничную». Потом он паковал собранный урожай в ящики и бочонки для отправки в Город. К нему же погонщики привозили обратно «земляничную», которую он тщательно осматривал и уносил в хранилище.
Ещё в его обязанности входило делать бочонки из реек, которые приносили с Лесопилки. Однако же самыми важными хлопотами в профессии весовщика были именно выборы Старшины.
На освободившуюся вакансию претендовал абсолютно любой житель Деревни. На экстренном Совете каждый претендент вставал на весы. Дарн записывал результат, на весы вставал другой, и так продолжалось, пока не взвешивались все желающие, считающие себя достаточно упитанными. Среди них определялся самый тяжёлый, и вот он-то и становился новым, Десятым Старшиной.
Система эта была практически идеальной, но всё же содержала, на взгляд Дарна, некоторые изъяны. Ведь волею случая на место Старшины мог попасть и не совсем достойный — мало ли у кого зад окажется тяжелее. Взять хотя бы того же Дроба. Великан редкостный, а ума — на половину бочонка не наскребёшь. Ну, предположим, выберет слепой случай его, и что потом с ним делать? Он такого в Лесу накуролесит!
Вот тут-то и выступали на арену ловкость и умение Дарна. В специальных бочках, с двойным дном, залитых смолой, крылся успех процветания лесного общества. Естественно, делалось это с полного ведома Старшин. Что же касается самого лесного братства, то для него подобные знания вполне справедливо считались чрезмерными.
И так было всегда.
***
К тому времени, как собрание достигло кворума, Вех, ставший теперь Кобом, окончательно свыкся со своей новой ролью. Он сидел в сторонке, принимая полушутливые поздравления братьев. Сфера Леса оказалась ему не по зубам, так что завтрашний день у него начнётся где-нибудь возле Можжевелового Леса в весёлой и дружной компании сборщиков желудей.
А на Алтаре Дарн делал последние приготовления.
- Именем Закона объявляю Совет открытым! - наконец, раздалось над Поляной.
Все притихли, и Полиан, теперь уже Восьмой Старшина, продолжил:
- Все вы знаете, для чего мы здесь собрались. Поэтому не будем терять времени, а сразу перейдём к процедуре. Желающие подходят к Дарну и заявляют ему о своём участии. Затем, по его команде, проходят на весы. Протокол взвешиваний будут вести двое вызвавшихся накануне добровольцев: Шивун и Кендель. Возражения есть?
- Нет! Нет возражений!
- Отлично! Тогда прошу, братья, нести ваши задницы к Алтарю.
На призыв Полиана сразу же откликнулось что-то около двух десятков лесных жителей, что обещало интересные состязания тяжеловесов и непредсказуемый результат.
Так оно и вышло.
Среди претендентов был и передовик ягодников Думат, который неделю назад сломал скамейку в «Лагуне», неудачно приземлившись на неё с разбегу. И валильщик Ссых, славившийся тем, что мог в одиночку пригнуть к земле взрослую осину. И опытный шкурильщик Недан, после прохода по Лесу которого, как любили шутить его коллеги, оставались овраги. И, к удивлению многих, наш знакомый грибник Гарх — в том не было греха, каждый имеет право судить о своём собственном весе сам. Каждый из них вставал на край доски, сложив руки на груди, а на другой край водружались бочонки с желудями. Результат заносился в протокол.
Но сколько ни тянулась очередь кандидатов, настал и ей конец.
- Есть ещё желающие? - Дарн обвёл взглядом притихший в предвкушении развязки народ.
И тогда он перешёл к главному — сличению цифр в поданной ему Шивуном ведомости. Видно было, что он по одному вычёркивает те имена, которые оказывались биты другими, и, наконец, он поднял на собрание глаза, полные слёз умиления.
Сейчас, сейчас...
- Десятым Старшиной становится...
Дарн сделал торжественную паузу и выкрикнул что было мочи:
- Гарх!!!
Толпа взревела от восторга, а бывший теперь уже сборщик грибов растерянно поднялся, озираясь по сторонам и улыбаясь.
Его бросились поздравлять, тряся за обе руки и хлопая по мягкому месту в последний раз — с завтрашнего дня им таких вольностей будет делать не положено. Торжественно откупорили бочку, и официанты стали разносить по кочкам берестяные стаканчики. Слышались радостные крики, треск сучьев...
- Глядите! Глядите! - послышался чей-то испуганный голос.
Все замерли, как один, и повернули головы в ту сторону, куда указывал палец кричавшего.
У края Солнечной Поляны стоял Тонк.
Он ничуть не изменился с тех самых пор, как его в последний раз видели в Деревне. Разве что лицо его слегка загорело. А из правого локтя его свисал молодой побег новой руки. Ещё совсем неокрепший и вялый, но сомнений быть не могло — через пару дней у Тонка снова будет полноценно работающая рука.
Первым опомнился Полиан.
- Изгой! - грозно завопил он. - Как посмел ты явиться сюда, нарушив священные устои Леса?
Однако эти слова не произвели на Тонка никакого впечатления, и он спокойно сделал несколько шагов в сторону Алтаря.
- Привет, Джаб! - кинул он по ходу своего шествия. - Как самочувствие? Голова больше тебя не мучает по ночам?
Продолжая своё наглое шествие, он улыбался братьям и обращался к ним то с вопросом, то с шуткой, пока не достиг того места недалеко от Алтаря, где стоял не менее других удивлённый Гарх.
- Привет и ты, дружище! - просто произнёс он.
- Я... тебе... не... не... не дружище! - ответил новоиспечённый Десятый Старшина.
- Понимаю. - Тонк не выказывал разочарования его реакцией. - Тебе сейчас не до меня.
Он обвёл взглядом присутствующих.
- Кто-нибудь! - заревел Полиан. - Остановите же его!
- Как? - охладил его Тонк. - Ты собираешься меня прогнать вот этими своими визгами? Как любит говаривать один мой хороший знакомый: свободное существо можно только купить, а запугать — нет. Нет такой силы, которая остановила бы меня сейчас, и ты, Полиан, это знаешь.
Молчание аудитории было полным.
- Братья! - обратился он тогда ко всем сразу. - Хочу задать вам один вопрос. Если кто-нибудь из вас найдёт в лесу два гриба, один больше другого, то какой из них он положит к себе в корзину? Правильно, тот, который больше, - ответил он самому себе на поставленный вопрос. - Потому что он тяжелее. А теперь взгляните сюда.
Он встал между только избранным Старшиной Гархом и шкурильщиком Неданом, который был минимум на голову выше.
- Никому ничего не кажется? - спросил Тонк.
Толпа издала протяжный звук недоумения.
- Вижу, что вы правильно всё поняли. Но возникает и другой вопрос: как такое могло случиться, что более крупный «гриб» оказался легче более мелкого?
По кочкам пронёсся ропот. Раздались отдельные крики:
- Отменить!
- Взвешивать по новой!
Полиан посерел лицом, а Дарн готов был лопнуть от переполненных сосудов, проступивших у него сразу по всему телу. Казалось, ещё мгновение, и что-то произойдёт. Что-то ужасное и необратимое…
Тонк поднял вверх руку, и гул тотчас прекратился.
- В Книге Законов написано: «Истина не есть правда, но выбор. Она добывается не в лабораториях горожан, но в бою». Да будет так! Я ухожу, братья. Навсегда. И пришёл я сюда не для того, чтобы мстить, как могли подумать некоторые, не смущать ваши умы, а попрощаться. И от вас мне не нужно ничего: ни справедливости, ни того, что вы называете справедливостью, ни дупла, ни должности. У меня всё есть и так. И никому у меня этого не отнять, потому что я получил это от Природы.
Он сделал короткую передышку, чтобы собраться с духом, а затем крикнул:
- Я ухожу в Землю Смерти!
Собрание снова взорвалось после этих слов.
- Как!
- Что он сказал?
- Он что, погонщик?
- Неслыханно!
- Вернуть тогда его на Лесопилку!
- В обоз!
Никто ему не собирался больше перечить или упрекать его в чём-то. Создавалось ощущение, что махни он сейчас рукой, даже правой, не выросшей ещё до конца, и будет принят новый Закон. Но Тонк снова заговорил, отметая последние сомнения в своей искренности:
- А вы, братья, послушайтесь моего совета: не меняйте ничего. И забудьте о том, что сегодня здесь происходило при моём непосредственном участии. Я не желаю вам своей доли, но сам без неё обойтись не смогу. Вот примерно так.
И он пошёл в ту же сторону, откуда появился, оставив собрание в полном недоумении.
16
Бессмертие и беззаботность — вот две вещи, которые раздражали Ло больше всего в его народе. Если бы они хоть что-то умели, к чему-то стремились, что-то производили, то почему бы и не пожить вечно. Но они только сидели целыми днями на своей излюбленной поляне и болтали, болтали, болтали...
Наступала ночь, и они засыпали тут же, каждый на своём месте, словно приросли к нему корнями. Наступало утро, они открывали глаза и всё начиналось заново.
Он не помнил точно, когда и как это произошло, но он нашёл в себе достаточно силы, чтобы оторваться от земли.
Первым делом он обследовал окрестности и нарисовал карту на клочке бересты. Так появился Лес. Не сам Лес, конечно, не тот Лес, который создала Природа, а его концепция, выраженная словами и знаками. Порождённая разумом сущность.
В его Лесу кипела жизнь. Там нужно было драться и побеждать за право быть живым, а не просто довольствоваться тем, что сыпется с неба. Именно эту простую мысль он попытался донести до братьев. Но они смотрели на него, как на умалишенного.
- Ты натёр ноги от беготни по камням, - говорили они. - Сядь и отдохни.
Он звал их с собою, но они только смеялись.
- Что мы там не видели? Что там есть такого, чего наша фантазия не может себе представить?
И тогда, отчаявшись, он решил отправиться путешествовать. Всё равно, куда. Хоть на край бесконечности. Он поразился, насколько просто его план оказалось возможным осуществить — выбирай себе направление и шагай.
Перейдя ручей, он заметил, что Лес стал намного реже. Вместо высоких деревьев стали попадаться и карликовые, будто прибитые какими-то болезнями. И, наконец, Лес раздвинулся, расступился в стороны, и он увидел горожан. Они были чем-то похожи на лесных жителей: наличием рук и ног, головой с глазами и ртом. Но отличий было гораздо больше, чем сходств. Выглядели они намного худее и были в одежде (так они называли искусственно сшитые лопухи на своих телах).
Языка их он сначала не понимал, как, впрочем, и они его, но потом ему удалось наладить с ними связь другим способом — он научился вытаскивать мысли из того облака, которое они разбрасывали вокруг себя, когда говорили, и трансформировать их в привычные для него слова. Для них же он сделал нечто обратное: свои слова он превращал в облака и напускал на горожан, словно туман. Скорее всего, они даже не понимали, за счёт чего им удаётся общаться, но его это мало заботило.
Их случайному знакомству они были удивлены не меньше его самого. Они, как он понял, до того считали себя единственными существами в мире, способными к рассуждениям о Вечном. Они ощупывали его руки, поражаясь их мягкости. Их забавлял его прозрачный мешок живота, свисавший между ног. Толстые короткие ручки, ноги, похожие на ласты (слово, которым они пользовались, но которое осталось для него невыясненным).
Любому из них, даже случайно оказавшемуся в Лесу, угрожала смерть — то есть полное прекращение жизни их плоти и сознания. Их могла задрать летающая собака, ужалить колючая змея, смертельно ранить крапива. Всё это казалось ему диким и нереальным, но потом какая-то странная и одновременно завораживающая мысль посетила его: смерть — вот он, настоящий двигатель жизни. Когда каждое мгновенье приближает тебя к последней черте, за которой от твоей воли уже ничего не зависит, то начинаешь ценить его, задумываться о целесообразности предстоящего шага. Смерть — это именно то, чего так не хватало его собственному, вне всяких сомнений, несчастному народу.
Ведомый своей безумной надеждой, он позволил им осмотреть себя, рассчитывая на получение взамен полезной информации. Надежды не оправдались. Горожане пребывали в полном недоумении относительно устройства организма лесного жителя, но шерсти клок он всё-таки получил — «земляничную».
- Что это?
- Не важно. Угости этим свой народ. И тогда посмотрим, что из этого выйдет.
- Как?
- Ртом. Внутрь.
- Рот для того, чтобы говорить. Они не поймут.
- Скажи им, что это их развеселит.
Трудно сказать, на какой эффект рассчитывали горожане, но то, что получилось, повергло их в исследовательский экстаз.
Ло подробно описал горожанам действие препарата на лесных жителей: они стали вставать со своих лежанок, бродить по Лесу, говорить глупости и петь — пением называлось не просто мысленное слышание музыки, а как бы произнесение её вслух. После чего он получил первую порцию хоть каких-то пояснений и выводов, к которым пришли их так называемые учёные — самые продвинутые городские существа, зачем-то исследующие известное.
- Ваша проблема в том, что у вас нет обмена веществ, - сказали ему.
- Как это?
- Вы не потребляете органическую пищу, а берёте энергию непосредственно из окружающей среды. А раз так, то и никакого стимула у вашей конструкции развиваться нет. Вот она и не развивается. И не изнашивается. Природа, родимая. Вот бы нам с вами поменяться!
«Земляничная», как оказалось по прошествии времени, произвела некоторую сдвижку и в этом плане: лесные жители стали если не умирать, то хотя бы перерождаться — новое словечко, которое Ло придумал сам. Ну, а что касается самого напитка, то он стал поистине народным. Едва бочонок заканчивался, братья требовали ещё.
Ло стал «мотаться в город в командировки». Поначалу один, а потом — с другими своими братьями. Он бесконечно радовался тому, что ему удалось расшевелить эти толстые мешки. Но подлые горожане нанесли ему коварный удар.
- Нам кое-что нужно в Лесу, - в один прекрасный день заявили они. - И мы предлагаем сделку: от нас — «земляничная», от вас — доски из ваших деревьев.
Они объяснили также, что это такое, и как это можно осуществить практически. Никаких сложностей Ло не видел и даже наоборот — мерещилось новое развлечение для лесного братства. В смутные цели горожан он не вникал — им виднее, на что тратить свои ресурсы. Говорили только, что будто их Лес волшебный, и «пиломатериалы» из него обладают чудесными свойствами. Ну да, открыли для себя Луну на небе.
Поначалу всё шло просто замечательно: пока они сооружали по чертежам горожан Лесопилку, возили из города стройматериалы и оборудование («в счёт будущих платежей, брателло»). Народ, подгоняемый возросшим аппетитом, не роптал и слаженно работал на общую благую цель. Но потом надвинулись серые будни, и первая тревога коснулась мыслей мудрого Ло.
Кто-то стал отлынивать от работы на Лесопилке — пришлось ввести деревянные кружочки, чтобы вознаграждать только тех, кто принимает участие в изготовлении досок. Ввели кружочки — их стали друг у друга «воровать». Придумали дупла, в которых эти кружочки можно было спрятать от посторонних глаз — появилась необходимость убирать и украшать жилища. Начались склоки и раздоры — назначили старейшин для того, чтобы те следили за порядком.
- Социум зародился! - смеялись над его рассказами горожане.
Большинство возникающих как бы из ниоткуда концепций он заимствовал у них в готовом виде. И словечек, кстати, тоже.
Вскоре появились и такие братья, кто ничего больше, кроме «земляничной», знать не хотел — «алкаши». С утра до вечера они лишь прихлёбывали напиток из фляжек, когда валили деревья или подносили брёвна. Решили тогда построить «Веселую Лагуну», позволив употребление напитка только в вечернее время и введя норму.
Горожан тем временем перестали удовлетворять одни лишь доски. Они потребовали грибов, ягод и прочего лесного мусора. Таким образом, появились бригады по сбору этих плодов Леса.
И тут всё окончательно запуталось до такой степени, что Ло ушёл на болота и целую неделю провёл там, сочиняя Закон.
Ло всё просчитал и предусмотрел, но он ошибся в главном: ему не пришло в голову, что его учение этот глупый и никчемный лесной народец превратит в религию, его Книгу — в цитатник для прикрытия собственной глупости и безмыслия, а его самого — в «икону», такую же далекую от оригинала, как отражение неба в ручье. Уже никто и не вспоминал ту пору, когда его называли сумасбродом и чудаком, и к тому времени они все уже переродились по нескольку раз. Все, кроме него, потому что он никогда не пил «земляничной» — его жизнь была полна до краёв и без этих городских глупостей.
Тогда же родился миф о Сфере Леса, и погонщики, её священные жрецы. Всё стало ему напоминать их прежний мир. Да, искажённый и исковерканный, но всё такой же бессмысленный и пустой, вызывающий зевотную скуку.
И Ло покинул их навсегда. Сказав им, что идёт в Землю Смерти, назвав так западное направление для броской метафоры.
А с ними в Деревне остался образ Великого Ло, сочинившего Книгу Законов.
17
Официанты «Весёлой Лагуны» высыпали на крыльцо один за другим, и им стал понятен источник странного шума — он доносился из Деревни, расположенной всего в каких-нибудь ста десятках шагов от таверны.
- Что там происходит? - пробормотал бригадир вечерней смены Дорк. - Оставайтесь здесь, а я схожу посмотреть.
Он стащил с себя форменный передник и повесил его на перила.
- Никуда ни шагу!
Официанты с готовностью закивали головами, хотя им ужасно хотелось присоединиться к начальству. Шутка ли — впервые на их памяти и памяти их отцов в «Лагуну» не пришёл ни один посетитель, чтобы погасить в себе ежевечернюю жажду.
То, что Дорк увидел, дойдя до Деревни, повергло его в настоящий шок: похоже, что все лесные жители в полном составе собрались здесь. Картина выглядела тем более ужасающей, что практически уже совсем стемнело, и многие поэтому держали в руках фонарики, набитые светлячками.
В центре толпы стоял сборщик желудей Вуг. Он что-то говорил, и жители реагировали на его речь теми самыми возгласами, от которых и происходил весь этот шум. Дорк прокрался поближе, чтобы слышать, хотя уже и так было понятно, с чем связаны эти волнения — с прошедшим ранее скандальным Советом.
- Не знаю, как вы, братья, а у меня больше нет ни малейшего желания подстраиваться под Старшин и их порядки. Кому из вас ещё не очевидно, что они окончательно отгородились от нас и живут лишь в своё удовольствие?
- Верно!
- Толково говорит!
- Чувствую, прямо, как просторно становится!
- Проводят какие-то собственные закрытые Советы, секретничают. Где об этом написано в Законе? Совет есть, а где там Совет Старшин?
- Нету!
- Долой!
Вперёд выступил давешний неудачный кандидат, верзила Недан.
- Так-то оно так, Вуг, но вот скажи мне: не ли является ли мотивом твоих слов обида? Ты многое пережил. Такое, что нам и не снилось. А сейчас вот за желудями ползать приходится.
- На Судьбу что ли мне обижаться?
- Да хоть бы и на неё!
- Нет, брат. Ты мотивы мои отложи на время в сторону и возрази по сути: прав я или нет.
- По сути? - Недан поскрёб пальцами затылок. - По сути тоже могу возразить. Я с Тонком согласен: пусть останется всё, как есть. Потому что всё равно будет как есть, что бы мы ни делали. А уж у него-то имелись все основания, чтобы требовать перемен.
И на эти аргументы народ откликнулся положительно. Однако Вуг продолжил гнуть свою линию.
- Разве я говорю о том, чтобы кардинально всё поменять? Нет. И даже наоборот: я лишь призываю вернуться к истокам. Кстати, это тоже не противоречит тому, что Тонк сказал.
- Ну вот, - съязвил кто-то. - Новый Великий Ло зарождается — Великий Тонк.
Над шуткой посмеялись, но серьёзность ситуации заставила беседу вернуться в прежнюю деловую колею.
- Оставим Тонка, - снова взял бразды правления в свои руки Вуг. - Давайте по существу!
- Давай! Что ты конкретно предлагаешь?
Вуг, конечно же, готов был услышать нечто подобное.
- Перевесить Старшин!
- Всех?
- Всех. Мы не знаем точно, когда многоуважаемый Дарн стал заниматься своими подтасовками. Так что среди действующих Старшин может и половины не наберётся самых тяжёлых.
- А что с самим Дарном делать?
- А вот здесь я за то, чтобы ничего.
- Как же так? Виноват-то он.
- Нет, виноваты все мы. А Дарн лишь немного более других. Хотя, и об этом мы с полной достоверностью судить не можем. И потом, ни у кого из нас нет знаний, требуемых для выполнения обязанностей весовщика. Сколько поколений отцов вмещает его память? Но вот что мы должны сделать, та это поставить его работу под строгий контроль.
- Как?
- Деревня должна назначать своих контролёров перед взвешиванием.
- А вот это действительно верно!
Все принялись обсуждать понравившуюся идею. Что касается перевешивания, то тут имелись разногласия, и доводы у обеих сторон были самые убедительные. Импровизированное собрание склонялось к тому, чтобы вынести вопрос на голосование. И даже придумали, как подсчитать голоса, не имея для этого ни бочек, ни желудей: кто-нибудь пройдёт с листом бересты и опросит каждого, поставив крестик либо в правую, либо в левую колонку. Правая будет за перевешивание, левая — против. А потом они посчитают все вместе результат.
Возможно, так бы они и поступили, но тут в крайних рядах собравшихся произошло какое-то новое движение, толпа расступилась, и перед митингующими предстал Полиан. Вот уж кого они здесь не ожидали увидеть!
Восьмой Старшина был бледен и суров, но вот что точно не отражалось на его лице, так это страха. Все замолчали, давая ему право высказаться.
- Ну что, уже определили виноватых? - начал Полиан. - Приговор готов?
- Ты, брат, говори по делу, - охладил его ораторский пыл Вуг. - Если есть что сказать, говори. Если нет, то лучше слушай.
Полиан лишь усмехнулся.
- Кто из вас помнит Старшину Чоха? - вдруг спросил он.
Лесные братья подняли к небу глаза, обращаясь не только к своей памяти, но и к памяти предков.
- Отец моего отца помнит! - воскликнул Дроб.
- Расскажи нам.
- Чох был Старшиной почти двадцать десятков урожаев.
- А чем он отмечен в Летописи?
- Этого я не могу вспомнить.
- Зато помню я! - Полиан приосанился. - Старшина Чох согласился с горожанами в том, чтобы за бочонок «земляничной» мы, в дополнение к десятку досок, давали ещё и бочонок брусники.
- Ишь ты!
- А двумя десятками урожаев позднее он отправил погонщиков в Город пустыми. С одной лишь целью: поторговаться о цене за рецепт «земляничной». Что можно было подождать неделю и совместить эту цель с запланированным походом, ему даже не пришло в голову.
- Но почему?
- Хороший и своевременный вопрос! Он был слабоумным, хотя и в меру тяжёлым братом.
Собрание безмолвствовало.
- Что же получается? - удивился Недан. - Великий Ло ошибался, когда придумал процедуру взвешивания?
- Ни в коем случае! - Полиана даже затрясло от негодования. - В Книге сказано: «взвешивать следует братьев, изъявивших желание, пребывающих в трезвом уме и твёрдой памяти». Эта фраза всегда интерпретировалась в том смысле, что, мол, спящего брата нельзя рассматривать кандидатом. Или находящегося под действием «земляничной». Но у неё был ещё и другой смысл, как вы сами можете видеть.
- Зачем же от нас было скрывать этот второй смысл?
- А никто и не скрывал. Книга всем и всегда доступна!
Опять поднялся шум, пошли новые споры.
- Красиво говоришь, - похвалил Полиана Вуг. - Но твои слова всё равно не объясняют, когда и как простое и справедливое стремление оградить Лес от сумасшедших превратилось в закулисное манипулирование волеизъявлением народа.
- Не объясняют!
- Кто был умалишенным из кандидатов сегодня?
- Дарна — к ответу!
В общем, стало очевидно, что до победы Полиану ещё, как до Алмазных Скал, если она в принципе возможна. Но тут совершилось ещё кое-что, что развернуло весь ход собрания... да и не только собрания, а всей истории Леса, на полный оборот.
На поляне появился погонщик Тилли.
- Братья! - провозгласил он.
Тут присутствующие заметили, что на нём нет шляпы, а брезентовый передник развязался и порван.
- Только что на обоз было совершено нападение!
- Не может быть!
- Кто?
- Как?
Тилли упал на одно колено. Похоже, он был ранен. Или выбился из сил.
- Кто же это сделал?
- Изгои, - тихо сказал Вожатый погонщиков, и толпа заревела, как не ревела ещё, наверное, никогда в Лесу.
18
- Что же ты отказываешься от Мха теперь, когда знаешь, что это не погибель, но дар Природы? - спросил Вивил.
- У меня есть другие способы, с помощью которых я могу достигнуть той же цели, - ответил Тонк.
Он немного лукавил. Не хотел обижать товарища. Да, и без Мха он теперь мог видеть нити мира, но было и ещё кое-что, а именно: то, как Вивил относился к этому дару. Он использовал его для получения удовольствия, то есть, как ту же «земляничную», в то время как Мох на самом деле являлся входом в совершенной иной мир. Вивил или не понимал этого, или был слишком приземлён для помыслов о чём-то более высоком, но в любом случае говорить ему этого Тонк не считал правильным. Он пришёл к своему пониманию сам, потому что был для этого создан, а приводить кого-то другого за руку в мир, который ему, может, и не нужен вовсе — не его дело. И этот нюанс, кстати, тоже был частью его нового понимания.
- Ну и ладно, - согласился Вивил. - Это твои проблемы. Хорошо, что хоть не чураешься нас больше.
И «земляничная» Тонку стала не нужна — этот дерзкий факт биографии ещё предстоит обнародовать... Хотя нет. Он, возможно, не успеет. Не далее как завтра... Да, именно завтра он покинет Лес. Но не Лес вообще, а, скорее, лесок, в котором прожил всю свою жизнь. Он пойдёт туда, куда ушёл много десятков урожаев назад Великий Ло, и обязательно отыщет его там.
- Что и говорить, твоё предложение соблазнительно, - ответил ему Сторох, когда Тонк посвятил его в свои планы. - Попасть в гости к Великому. Самому стать Великим, а?
- Так какой же твой ответ?
- Нет, брат, иди один.
Сторох не вздохнул и не проявил никаких других эмоций, потому решение это было принято им давным-давно.
- Пояснишь, почему?
- Потому что лететь против ветра — не мой путь. Потому что я боюсь свободы и люблю свою клетку. Я научился наводить в ней идеальный порядок и приспособился. Мне комфортно в ней, а там... Что меня ждёт? Меня отпугивает даже не неизвестность, а вероятность того, что я там, своими руками, построю себе новую клетку, и она ничем не будет отличаться от нынешней.
- Думаешь, и меня ждёт то же самое?
- Этого я знать не могу. Рассуждая так, я говорю только от первого лица. А почему ты не позовёшь с собой Вуга? - вдруг спросил Сторох.
«А, действительно, почему?» - подумал Тонк.
- Для него способность выходить из Леса значит гораздо больше, чем даже для тебя. Он потерял всё, утратив свой дар.
Эти слова подсказали Тонку ответ:
- Вот поэтому и не зову, хотя понял это лишь мгновение назад. Вуг состоит из одной грани этого многогранного мира. Отними эту грань у него, и его не станет. Что он будет делать со своей способностью ломать Сферу там, где никакой Сферы нет?
- Думаешь, он так безнадёжен?
- Я не думаю, я провёл с ним рука об руку не один десяток урожаев.
В это время они услышали какой-то шум, доносившийся с Ослиного Болота.
- Что это? - удивился Тонк.
- Если мне не изменяют чутьё и опыт, а они обычно этого не делают, то тебе придётся пересмотреть свои планы.
- Что ты такое говоришь?
- Я имею в виду — в части намеченных тобой сроков. Мой тебе совет: не ждать до завтра.
- Все так серьёзно?
- Если и нет, то ты ничего не потеряешь.
Об угрожавшей ему самому опасности осторожный и многомудрый Сторох пока не догадывался.
***
Толпа, вооружённая острыми кольями, ломилась через чащу, не разбирая дороги и ломая кусты. Её возглавлял Полиан, напоминавший более валильщика, только что одолевшего трудную осину, нежели степенного и благородного Старшину. Следовавшие за ним лесные братья выглядели, однако, ничуть не презентабельнее: с горящими, как у хищников в темноте, глазами, с развевающимися копнами волос, с кое-как наброшенными впопыхах фартуками.
Вряд ли они знали, что именно будут делать, когда достигнут цели — ночного лагеря изгоев. Сейчас они были увлечены лишь необходимостью увидеть лица своих врагов. На близком расстоянии. А там — Природа поможет им принять единственно верное решение.
Однако не все они пребывали в этом бодром неведении относительно собственных намерений. Был среди них, по крайней мере один, кто совершенно точно знал, чем всё это закончится — Восьмой Старшина. У него, если и имелись сомнения, то только насчёт тактики, которая будет зависеть от конкретной ситуации, в которую они ввалятся своей дружной лесной гурьбой. Кто может в точных деталях предсказать поведение разъярённой толпы, переполняемой праведным гневом?
А Шивун молодец! Справился с задачей инсценировки нападения на обоз мастерски.
Изгои, по обыкновению своему сидевшие вокруг костра, тоже услышали шум — никто ведь не таился и не прятался. Вивил встал и настороженно повёл ноздрями воздух.
- Сдаётся мне, братья, что нам следует завершить на сегодня программу развлечений.
- Что ты говоришь такое?
- Скоро здесь будет очень и очень много десятков деревенских дурачков. И они, пожалуй, захотят причинить нам боль.
Изгои возбуждённо повскакивали со своих мест.
- Неужели ты думаешь, что брат способен на то, чтобы с умыслом сделать брату нечто подобное? - спросил Його.
- Смотря что брату рассказать о брате. Бывают такие истории: не всегда правдивые, но возбуждающие и парализующие ум.
- Хотелось бы, чтобы ты ошибся!
- И мне этого хочется, но, думаю, шансы невелики.
Дальнейшие обсуждения необходимо было прекращать, и Вивил отдал приказ всем отойти к краю Жёлтой Поляны.
- Чтобы в случае чего уйти, - пояснил он удивлённым товарищам. - Они не посмеют. Они для этого слишком высокоморальные существа.
- Ты предлагаешь уйти в Мох? - догадался Його. - Ночью?
- Да.
- Но мы же не сможем вернуться!
- А ты хочешь вернуться? Зачем? К своей контрабандной порции «земляничной»? И ещё не факт, что будет, куда.
- Может, попробуем договориться с ними? - робко предложил кто-то.
- Вряд ли тебя станут слушать. Но даже если и станут, я бы не поверил ни одному их обещанию.
Толпа уже показалась на краю Ослиного Болота, и изгои решили не искушать судьбу и последовать за своим главарём.
19
Осуществить задуманное оказалось на удивление просто. Не потребовалось даже ухищрений, посоветованных Сторохом. Тонк вышел из Леса в западном направлении, ощущая лёгкую эйфорию от сделанного достижения.
С того самого дня, как он принял это решение, у него не оставалось сомнений, что пойдёт он именно в эту сторону. И дело было не столько и не только в его слепой надежде на встречу с Великим Ло. Ему даже казалось, что, в общем-то, из Леса нет другой дороги. Город? Зачем он ему? Странные горожане, которые не умеют ничего, кроме изготовления своей «земляничной», будь она неладна! За Жёлтой Поляной, на севере, ничего больше нет, кроме неё самой. Она бесконечна и коварна. Она не отпустит его, но заманит в свои широкие сети, полные умиротворения и неги. Ослиное Болото, там же, на севере — это просто топь. Скорее всего, такая же бескрайняя и опасная. Гусиная Роща, пожалуй, была единственной достойной альтернативой, но Тонк боялся, что у него уже не хватит мужества на ещё один поход, если почему-либо выбор окажется неверным.
Странное ощущение страха и восторга одновременно не покидало его. Мир вокруг него изменялся: деревья становились всё ниже, и расстояния между ними всё увеличивались; появились каменистые проплешины на полянах; с ветвей на него смотрели диковинные звери, которых ему раньше встречать не приходилось. А после примерно десятка шагов тени перед ним открылась просторная зелёная долина, обрамлённая по бокам холмами. Тянулась она вдаль, сколько хватало глаз. И Тонк двинулся вдоль по ней, теперь уже не думая о том, чтобы считать шаги. Он не торопился и позволял себе вдоволь любоваться новыми для него пейзажами.
Первая ночь, проведённая вне его привычного Леса, принесла парочку неожиданностей: гусеницы не пришли, чтобы соткать ему постель, и пауки отлынивали от обязанностей по изготовлению одеяла. Он лёг на землю, оказавшуюся тёплой, и просто уснул, одолеваемый усталостью.
Холода не было и утром, а днём он убедился, что окончательно вышел за пределы своего прежнего мира: солнце щипало лучами кожу его лица, ветер сушил глаза... Холмы становились всё круче и выше, каменистее, почва под ногами грубела, доставляя чувство неудобства ступням. Новые впечатления, заполнявшие его, не оставляли простора мыслям — они по-прежнему катились, но где-то там, в глубине, и Тонк их практически не слышал.
Наверное, так можно было шагать бесконечно, но к концу второго дня он внезапно пришёл к цели своего путешествия.
Дорогу Тонку преградила красная скала. Красная, как брусника. Отвесная, не оставляющая надежд на то, чтобы её как-то преодолеть напрямую, недвусмысленно указывающая, что её необходимо обойти. Влево или вправо? Положившись на ставшее с некоторых пор прозорливым чутьё, он повернул направо и буквально через несколько десятков шагов вышел на поляну, посередине которой стояла одинокая хижина.
***
Дорогу Ло преградила красная скала. Красная, как брусника. Отвесная, не оставляющая надежд на то, чтобы её как-то преодолеть напрямую, недвусмысленно указывающая, что её необходимо обойти. Влево или вправо? Положившись на ставшее с некоторых пор прозорливым чутьё, он повернул направо и буквально через несколько десятков шагов вышел на поляну, посередине которой стояла одинокая хижина.
Слово это — хижина — возникло в его памяти из ниоткуда. Оставалось только поблагодарить неизвестность за принудительное, но своевременное расширение его лексикона. Стены жилища были сложены из брёвен, а крыша выстелена широкими лапами лопухов.
Покосившаяся дверь, сплетённая из ветвей, была приоткрыта, и он ступил внутрь.
На него немедленно хлынул поток новых слов, описывающих то, что предстало перед его глазами. Домик, как оказалось, состоял всего лишь из одной комнаты. А зачем ему, собственно, больше? У дальней стены громоздилась печь со стоящей на ней кухонной утварью: кастрюлями и сковородками. Справа, во всю длину, тянулась деревянная лавка. Слева стояла кровать с вычурным изголовьем в виде круглых набалдашников. Посередине комнаты располагался стол, аккуратно застеленный белой, хотя и грязноватой, скатертью. На нём стояла тарелка с вилкой и ножом на её поверхности, и чуть в сторонке лежала толстая бумажная тетрадь.
Ло опустился на стул возле стола и раскрыл тетрадь.
На первой её странице он прочитал:
«Летопись Леса ещё не написана. Она ждёт того, кто возьмётся за эту нелёгкую и неблагодарную работу. Быть может, им стану я. Или ты. В том нет большой разницы. Художественный талант вторичен, главное — желание рассказать правду, потому что она не пишется словами».
Ло почувствовал, как какая-то посторонняя сила уносит его, размывая свет перед глазами, расщепляя его на миллионы десятков частей, каждая из которых, являясь единственной и особенной, тем не менее, принадлежит какому-то непонятному целому. Он услышал мысли, которые могли бы принадлежать ему самому и, в то же время, были абсолютно чужими. Слепящий блеск океана закрыл собой всё, что только можно было закрыть.
Ло вдруг исчез. Но лишь на мгновенье. Глаза его снова открылись и он произнёс:
- Здравствуйте! Меня зовут Бабан.
Но его никто не мог услышать.
Сергей Боровский
Канкун, Мексика, 2016