Чемодан

Олег Константинович Вавилов
   Он был очень красив. Красив той лаконичной, спокойной мужской красотой, что так привлекает женщин. В нём не было пафосной брутальности выдуманной современной модой, он не был приторно слащав универсальной метересексуальностью, и не имел печати порочности скрытого зверосамца. Красив, строг, силен, дорог и при этом молод. Прекрасное сочетание, не правда ли?
   Чудесное, да. Молодость, в его случае, являлась немаловажным фактором для существования среди коренных обитателей скромной двухкомнатной квартиры, в панельной семиэтажке, затерянной среди прогрессирующих новостроек большого города. "Это отчего же так? - удивится кто-то опытный, с презрением взирающий на завидную юность. - Молодость ведь импульсивна, горяча и неумела". Возможно, не спорю. Если применять вышесказанное к людям. Но тут-то и закавыка, так как наш красавец не человек вовсе. А совсем наоборот - чемодан. Или чумадан, как кому нравится.
   Вот именно поэтому, молодой или попросту новый, большой чемодан непременно вытеснит вон, из малых квартирных метров другие, пожившие и обветшавшие вещи, даже если они прописались здесь давно и прочно. Такова жизнь - энтропия неумолима, и молодой, современный красавчик это прекрасно понимал. Заняв своё законное место в прихожей, под сверкающей чашей бра, тонко украшенной заковыристыми японскими иероглифами, он сочувственно взирал на деревянный гробик старинной швейной машинки, отправляемой в дальнюю дорогу. В ссылку, на дачу. Ей ещё повезло, потому как полумертвый обувной ящик, прежде загромождавший половину коридора, вчера уехал прямиком на помойку, разломанный тонкими руками хозяйки. Тонкими, но сильными руками.
   Хозяйка... Что о ней можно сказать? Не находил чемодан таких слов, если честно. Таких, чтобы выразить всю любовь, всю нежность и страсть, владевшие им с того счастливого момента. С их встречи. С его, чемодана, рождения.
   
   Вы знаете, как рождаются чемоданы? Думаете на фабрике? В дизайнерских ателье или в мастерских? Простите, но вы ошибаетесь. Откровенно говоря, я и сам ранее был в этом несведущ. До того, как тайну своего рождения мне поведал один старый чемодан, совершенно не похожий на нашего серо-голубого красавца, с мощными колёсиками и стильным цифровым замочком.
   Мы встретились на блошином рынке, пыльным питерским летом, среди завалов иных, пахнущих ушедшим временем, верных друзей человека. Коричневый, довоенный франт из крепкой фанеры, с никелированными уголками и матерчатыми ручками окликнул меня неожиданно и вежливо, тихим скрипучим голоском. В тот день я дотемна задержался среди прилавков и палаток, слушая его рассказ. История та, достойна отдельного повествования и она обязательно будет рассказана людям.
   Но сейчас не о моем старом знакомце. Сейчас только сноска о тайне рождения чемоданов, если позволите.
   Этот секрет, неизвестный почти никому, достаточно прост, но в то же время, по своему поэтичен и странен. Дело в том, что любой чемодан, буде созданный промышленным гигантом с раскрученным брендом, чудо-мастером в эксклюзивном сочетании материалов, или явленный миру с ленты обычного конвейера - ещё абсолютно мёртв. Он может блестеть металлом, поскрипывать дорогой кожей, шаркать пластиком и синтетикой на прилавках простых магазинов, и в бутиках, будучи при этом лишь бездушным аксессуаром. Но как только его тронут руки будущего хозяина - чемодан становится живым. Чувствующим, нервным, любящим существом. Любящим беззаветно и преданно.
   Такая штука, представляете? Каким-то неизвестным науке образом, люди, покупающие чемоданы, являются их своеобразными родителями - не подозревая о том. Как хитро задумано, а? Заведёшь себе чемодан, ездишь с ним в путешествия, по делам, не задумываясь волочишь его по дорогам, пачкаешь, пинаешь его, доверяешь чужим, грубым рукам носильщиков, или хуже того - грузчикам аэропортовским, а чемодан страдает. Терзается, принося себя в жертву любимому хозяину или хозяйке. Беззаветно, верно и искренне. Просто потому, что не может по другому.

   Ну, а герой моей истории родился погожим весенним деньком за запотевшим витринным стеклом, в небольшом магазинчике на оживлённом проспекте холодного города, трещащего по швам от автомобилей, товаров и людей.
   Его хозяйка, тайная родительница и будущая героиня тихих воздыханий, задумчиво шлёпала по лужам и щурилась на редкое солнышко подмигивающее ей из-за пухлых туч.
   Мысли же, в её симпатичной двадцатипятилетней головке, были весьма горячи и походили на паровые батареи в городских квартирах за недели до окончания отопительного сезона. Она мечтала о скором круизе на океанском лайнере (редкая удача, награда от офисного начальства), босоножках от пекинской фирмы Шанель и свадьбе, должной случиться сразу по приезде из путешествия. Жених Светланы (имя простое, но поистине светлое), был по совместительству владельцем той самой турфирмы, где не покладая голоса, улыбки и компьютерной клавиатуры трудилась длинноногая блондинка, внезапно замершая перед неоновой вывеской "Безумный мир саквояжей".    Сверкающие желания метались под свежей укладкой, довольство жизнью светилось в серых глазах, а пальчики с хорошим маникюром уверенно цапнули полированную латунь дверной ручки.
   И вот, когда Света, присев на корточки перед покатыми плечами объёмистого чемодана, наморщила в восторге аккуратный носик, ладонью погладив авторитетно шершавый бок, вот именно тогда-то герой наш и родился.

   Чемоданная жизнь - вещь, без сомнения, привлекательная. Если течёт она по правилам, раз и навсегда установленными свыше. Чемодану не обязательно иметь имя, не нужны компьютерные игры и телевизор, совершенно без надобности пиво и футбол. Чемодан не напивается с друзьями, не храпит ночью, некрасиво распахнув свое нутро и не капризничает, если на кухне нет горячего ужина. Чемодан твердо, крепко, ежеминутно, готов  к исполнению своих обязанностей. Так уж заведено.
   Но, всё же, есть две вещи без которых чемодан жить не способен. Кстати это и не вещи совсем, откровенно говоря. Это нечто большее. Любовь и поездки. Поездки и любовь. В любой последовательности.  Краеугольные камни чемоданного бытия, фундамент существования, атланты, держащие чемоданное небо - как угодно называйте, суть не поменяется. Без них чемодан превращается в тупую коробку, годную лишь для сбора пыли или кошачьего насеста.
   Наш чемодан, по молодости лет, пока имел лишь любовь и мечты, рождённые любовью.  И ему хватало. К слову, так бывает и у людей. Любовь, мечты. Остальное, рядом с ними, становится не очень важным. До поры, конечно. До поры, до времени.

   Он терпеливо сносил уличные перчатки, удобно устроившиеся на нём, замшевые голенища итальянских сапог из Стамбула, надменно прислонявшиеся к его бокам, и дамскую сумочку неясной национальности, но нагло присвоившую себе имя Луи Виттон. Терпел, сносил, немного ревновал и мечтал. Мечтал... Это было здорово - мечтать. Тем паче, что каждый вечер Светлана, уже обрядившаяся в ночную пижаму, ласково гладила его гладкие грани, тихим голоском рассказывая о скором путешествии.

   Так он и жил. Радовался торопливым шагам на лестнице, уличному воздуху, запутавшемуся в длинных полах Светиного пальто, аромату знакомых духов, телевизионному бормотанью, ночному дыханию из спальни и тёплой тишине квартиры. Забывшись с утра, нервничал, провожая её на работу, скидывал на пол забытые ключи от машины, и тяжело вздыхая, смотрел на запертую дверь.
   Иногда Светлана возвращалась с мужчиной. Гость всегда был один и тот же, что в глазах чемодана, возносило хозяйку на Олимп нравственности и порядочности. К жениху чемодан не ревновал, и даже великодушно представлял его своим возможным хозяином.
   Безусловно, трудновато чемодану не слышать, и не видеть происходившее в такие вечера, но он честно старался. Прятался за мужской курткой, Светиным шарфом и читал про себя детские стишки о путешествиях и котятах. Но, всё равно, пробирало. Нет, не ревность - любовь.
   А однажды, мужской гость Костик, тоже погладил чемодан. И это было... Это было странно. Он погладил уверенно и твердо, постучал   пальцем, подергал пружинную ручку, скрытую в фирменных пазах и сказал: "Ну что же, хороший чемодан. Нормальный, добротный. Молодец, что купила, Светка. Скоро уже поедешь, потерпи недельку. Жаль, что без меня. Но ты же знаешь - дела".
   Неделька! Это же миг! Ничто!
   Если бы чемодан мог кричать и прыгать, то непременно заорав от радости, подскочил до невысокого потолка прихожей. Почти так, как это сделала Светлана, запищав и повиснув на шее у смущённого Константина.

   Чемодан был счастлив. Все дни, остающиеся до поездки, он главенствовал в доме. Не зазнавался, нет-нет. Не свойственно это чемоданам. Важен, невероятно деловит, небывало скуп на эмоции и полностью раскрыт для любимой. Так близки они не были ещё никогда. Правда одна, крошечная, подленькая мыслишка, стремительно пробежавшая по шелковой подкладке, на секунду заставила чемодан поёжиться: "Как она вскрикивает, открывая во мне новое! Новые отделения для вещей, скрытые кармашки, резиновые ремешки! Она не кричала так, даже будучи в объятьях Костика! Может быть... Может быть, она всё же, предпочтёт меня ему?!" Мыслишка мелькнула и исчезла, оставив чемодану недовольство собой, с легким налётом скорби о несовершенстве и эгоистичности любви.  Но мысль мыслью, а работа работой. Его главное предназначение, наконец, обрело четкие линии, ясный путь и понятные действия для реализации.
   Только вперед! Навстречу приключениям!

   Сила воли, у нашего чемодана, была врождённой, а естество готово к чужим рукам, багажникам, и нечистому асфальту. Ничто не могло испортить его прекрасное настроение. Пока таксомотор подпрыгивал на неровностях дороги, чемодан перезнакомился со всеми вещами, что находились нынче под его неусыпной охраной. С теми, конечно, что достойны были внимания. Бесконечные слои белья и сменной одежды, косметики, средств от загара и для загара, упаковки нужного, ненужного совсем и возможно необходимого - не в счет. У них свой язык, свои мысли и желания. Знакомство состоялось с пугливым и хрупким ноутбуком, явно скрывающим что-то в себе, большим фотоаппаратом с сильным китайским акцентом и бутылкой яичного ликёра с заплетающимся языком. Все эти господа были себе на уме, а компьютер замкнут и неразговорчив. Но с основой ситуации согласились все: главный - чемодан, а они подчиняются беспрекословно. Единственный, кто странно повел себя, был ликёр, заявивший, что ему всё параллельно - выпьют его в каюте, разобьют в чемодане, или выльют за борт. С таким подходом не согласился ноут, тихо прошептавший о своей возможной смерти от разлитого сладкого спирта, но чемодан его успокоил: " Не родился ещё на свет тот, кто причинит горе моим подшефным. Доедем все, и точка"


   Невероятные, без конца и края, палубы круизного лайнера, бесчисленные, разноцветные люди, суетливо дергающиеся вокруг, тихие, устланные ковролином коридоры, еле слышное гудение турбин и вежливые ладони обслуги поразили чемодан в самое сердце. Он дрожал, как нервный доберман в зеркальном лифте, напряжённо замирал над острыми ступенями внутренних трапов и наконец, с облегчением вздохнул, оказавшись в небольшой каюте на третьей палубе теплохода. Хозяйка, должно быть, пережила похожее, так как заперев дверь, с легким нервическим вздохом, с размаху рухнула на широкую, с бортиками кровать.  Путешествие обещало быть.
   
   Неделя в квартире и полторы в морском круизе, несравнимы совершенно. Для человека замотанного работой и проблемами - особенно. В этом, чемоданы не очень отличаются от людей.
   Прошло уже три дня, а чувство всеобъемлющего счастья не уходило. Морской бриз гулял кругами по каюте, солнце заливало стены, хозяйкину постель, потолок и распахнутый шкаф, в котором расслабленно млел открытый чемодан.
   Светлана обзавелась знакомствами и легким загаром, а сладковатый аромат вина после ужина, украшал умиротворённую чемоданную жизнь. Ноутбук иногда бурчал на столике, периодически хохоча разными голосами и озаряя Светино лицо блескучими огоньками.
   Мертвецки пьяный ликёр похрапывал на полке, среди аккуратно разложенного женского барахлишка.
   Чемодан не переживал теперь из-за отсутствия хозяйки, всё понимая и принимая. Стоянки в экзотических портах дарили чемодану чудные запахи, сплетённые настолько оригинально, что чемодан подумывал иногда о стихосложении в частности, и творчестве вообще.

   Как видите, ему было чем заняться и чем восхищаться. Если бы не время. Бегущее стремительно и физически ощутимо. Мимо него, великолепного чемодана, и сквозь его беззаботную хозяйку Светлану, купающуюся в долгожданном отдыхе.


   К концу недели заштормило. Иллюминатор третьей палубы заливало синевато-свинцовыми волнами, и чемодан, неплотно закреплённый в узком шкафчике, постоянно елозил туда-сюда, неприятно царапая фурнитуру. Светлана грустила, часто бегала в туалет, издавая там странные звуки. Загар её побледнел, приобретая в особо ненастные дни цвет нездорово желтый с зеленоватым отливом. Вечеринки закончились и корабль, поразительно неровно, для своей массы и размеров, тяжело и страшно переваливался с одного борта на другой. Измученный качкой чемодан, в своем отделении для вещей, замирал в нелепой позе на долгие минуты и мнилось тогда, что судно не выправит крен и уныло махнув на прощание антеннами и мостиками, уйдет под воду навсегда.


   Однажды ночью, с воскресенья на понедельник, лайнеру стало особенно тяжко. Звук двигателей вибрировал в переборках, а неприятные удары мощно сотрясали борта. Но настоящий страх пришел, когда замигали лампы на стильном потолке каюты, и в коридорах, по всему кораблю, завыл на высокой ноте сигнал аварийной тревоги.
   Нужно сказать, что у чемоданов, в подсознании, буквально вшит холодный ужас перед такими обстоятельствами и воем сирен. Или набатом. Или попросту тревожному звону куска железа, подвешенного на суку, где-нибудь у затерянной в лесах деревни.
   Человечество живет на планете очень давно. Очень. И всю дорогу с ним, с человечеством рядом,  живут чемоданы. В глубинах веков они выглядели по другому, нежели сегодня, и это понятно. Названия у них были тоже иные. Они могли быть торбами, баулами, вещмешками, тайными поясами или просто узлами из животных шкур - неважно. Главное то, что милые или просто нужные вещички, ценности или глупости, интересности или важности, переносили именно в них, в предках нынешних чемоданов. И не только переселяясь с место на место, но и убегая от врагов, спасаясь от наводнений, пожаров и бурь. Наипервейшая мысль, могущая ворваться к человеку в испуганные мозги, во время катастрофы - хватай ребенка. И шмотки, если успеешь. А если ребёнка нет? И ты на корабле посреди штормящего океана?
   Да, да, понимаю. Деньги, документы. Но это у вас так. А Светлана сразу подумала о чемодане. О прекрасном, большом чемодане, где в потайном кармане лежали паспорт, кредитные карты и немного наличных, переложенные Костиной фотографией.

   Как добраться  людям, объятым паникой до мест сбора на  шлюпочной палубе? Как? Если большинство из них, полуодетых, с плачущими детьми на руках, с сумками, измотанных морской болезнью, пьяных, или не проспавшихся; если большинство из них, повторюсь, смотрело фильм "Титаник"?! Очень нелегко, несмотря на тренировочные забеги, от которых увильнуть старались все, кроме пенсионеров.
   Светлана смотрела фильм. И похожие ленты тоже видела. И Ди Каприо ей нравился. И поэтому она, поборола тошноту, сунула в чемодан яичный ликёр, и втиснувшись в джинсы, распахнула дверь каюты, выставив пластиковый бок чемодана перед собой. Как щит.
   
   Чемодан не думал. Не размышлял. Не рефлексировал. Не дрожал от испуга. Став единым целым с хозяйкой, он понимал одно: она его не бросила. Она его любит. И он защитит её, во чтобы то не стало. Любой ценой, а лучше - ценой собственной жизни.
   
   Как они оказались на верхней палубе, сколько человек сбили с ног в узких коридорах и на трапах, вспомнить не представлялось возможным. Да и не нужно было вспоминать. Зачем? Вот шлюпка, вот испуганные стюарды, вот люди. Спасение здесь и сейчас. Казалось бы.
   И в этот момент погас палубный свет.  Толпа кричала, ветер бесновался, а палуба, кривая и скользкая, неожиданно превратилась в мокрую стену, больно ударившую Светлану и чемодан. На мгновения они повисли в пространстве, плотно перехватывающим дыхание, и тяжело рухнули вниз, в бурлящие волны свихнувшегося океана.

   Все страдания несчастной девушки описывать, наверное, не стоит. Но абсолютно точно можно сказать одно: это, если позволите, приключение, могло закончиться не особо долгими переживаниями и болью Светланы. С пучиной морской, с непреодолимой силой бушующей природы не справиться одинокой, слабой горожанке. Погибла бы она, захлебнувшись солёной пеной Тихого океана, погибла бы, однозначно. Да... Если бы не чемодан. Да, ребята - чемодан! Очень много "бы", в вышенаписанном тексте, вам не кажется?  Конечно-конечно. Не спорю. Но в данной истории эта частица очень важна, поверьте. Она, как нежданная луна чернющей ночью для заплутавшего путника. Как оазис в пустыне, с лужицей горькой воды, для обезумевшего от жажды британского колонизатора в пробковом шлеме. Как круг для утопающего. Или, как чемодан для офисного менеджера Светы, с полным солёной воды желудком.


   Спасательная команда  норвежского сухогруза оказавшегося вовремя и рядом с погибающим лайнером "Королева Цветов", работала отчаянно и профессионально. Быстро, четко, с огоньком, можно сказать. Многих несчастных забрал Нептун, очень многих. Но и  немало людей он отверг, не принял в свои холодные чертоги. Среди этих, повторно рожденных счастливцев оказалась, как вы наверно уже догадались, и наша Светлана. Долго еще, белозубые здоровяки  из далёких фьордов вспоминали с улыбкой маленькую девушку в блестящей вечерней блузке и рваных джинсах, побелевшими пальцами намертво вцепившуюся в расколотый, пластиковый чемодан.

  Чемодан, чемодан, чемоданище...  Бедолага, беззаветно влюблённый в свою хозяйку. В дикой пляске злых валов упорно и надежно державший омертвевшую от ужаса Свету, даривший надежду среди визжащего шторма, закрывавший от обломков её молодую головку и согревший, в нужный момент, яичным ликёром. 

  Эх, бедняга... Хотя, почему бедняга? Он выполнил свой долг, начертав на золотых чемоданных скрижалях сияющие строчки великого подвига. Его, как достойнейшего из достойных, будут ставить в пример юным портфельчикам и наивным дорожным косметичкам, только-только ступающим на тернистый, чемоданный путь. Оборванные баулы, набитые рукописями поэм, будут хриплым речитативом воспевать эту ночь, а этюдники, почесывая треснувший лак своих стенок, бережно сохранят в себе нежные акварельные портреты нашего героя.
   Такова анатомия любого, великого подвига. Это для нас, для людей, нет ничего необычного в том, что предметы созданные (как мы думаем) нами, исполняют свою роль. Самолет летит, лодка плывет, парашют раскрывается, а аппарат Елизарова помогает изуродованной конечности стать нормальной. Не думаем мы, не предполагаем иного развития. А надо бы... надо бы иногда задуматься.
   
   Светлана, кстати, задумалась.
   Как задумалась, обо всём об этом, в сухой каюте сухогруза, так и думала всю дорогу до родного дома. И до того додумалась, что пересмотрела всю жизнь свою, до самого, так сказать, до донышка.

    Замуж она не вышла, несмотря на активное участие Константина в её маленькой, задумчивой судьбе.
    Теперь она довольно серьезная, деловая дама, возглавляющая отдел логистики крупной транспортной фирмы в городе Берген, что на западе замечательной страны Норвегия. Светлана носит серые брючные костюмы из тонкой шерсти, дорогие швейцарские часы и немецкие туфли на небольшом каблуке. Свободно владеет деловым английским, разговорным норвежским и идеально - русским-матерным.
    Обедает наша бизнес-фру в чопорном ресторане местной кухни, с мишленовской звездой и крахмальными скатертями. И в короткие моменты, между нужными встречами и горячим, она туманно и влажно смотрит в зеркальные окна на серое полотно Северного моря, осторожно поглаживая правой ладонью белые шрамики на пальцах левой руки. Той самой руки, что так цепко и жгуче срослась шесть лет назад, с острым изломом чемоданьего чрева.
   Как видите, у Светланы всё, в принципе, неплохо. Жизнь продолжается, весна меняет зимнюю стужу на летний зной, а осенью частый дождь поливает ровные тротуары и лакированную крышу Светиного "Ауди".
   Вечерами, устав от конторской суеты, она торопится домой, к белому домику в старом квартале, где под красной черепицей, в огромной, светлой квартире ждёт ее рыжебородый, полный мужчина с королевским именем Ярл и ярко-синими глазами, по непонятной причине часто присущими большинству норвежских мужчин. Его прошлое ясно и понятно, как впрочем и настоящее. Спасательный буксир, пришвартованный в Бергенском порту не сравнить с сухогрузом, но Ярл и не стремится их сравнивать. В дальние походы он ходил холостым и никто его не ждал на берегу. Он никого не искал и ничего от этой жизни особо не ждал, пока не встретил, в волнах штормового океана, миниатюрную девчушку, в обнимку с огромным, красивым чемоданом.
   
Вот такая странная история получилась. Вроде бы и конец ей, но недосказанность остается, конечно. Знаю, знаю - чемодан. Так... Чемодан...
   Наш друг, победитель волн и спаситель любимой хозяйки жив и здоров. Да, друзья, здоров и более того - счастлив! Подлеченный в мастерской пожилым мастером с тощей шеей, родинкой над бровью и невероятно умелыми руками, чемодан обрел вторую, достойную и спокойную жизнь.
   Эркер, предоставленный в его безраздельное пользование, смотрит окнами в узкий, мощенный круглым камнем переулок и на мшистую стену старинного особнячка. Ничего интересного, скажете? Как знать, как знать...
   Чемодану, я уверен, хватает вполне. Прохожие здесь редки, машины забредают ещё реже, а погода в Бергене вполне соответствует чемоданному настроению. Жемчужные утра, перламутровые дни и габардиновые вечера переходящие в рубчатый ночной бархат, это именно то, что необходимо поэту.
   Да, да, вы ничего не перепутали, именно поэту, поскольку наш чемодан пишет стихи. Прекрасные стихи, смею вас заверить. Изящные, умные, немного фатальные, правда, но поэту не грех быть фаталистом.
   Зимой город заносит снегом.  Улицы промерзают, и за полночь, под фонарями, не увидишь пьяных и собак.
   В такие вечера Ярл и Света разжигают камин, не спеша усаживаются в оливковые кресла и пьют глинтвейн или пиво. А чемодан, торжественно бликуя новой полировкой, читает им нараспев удивительно талантливые строфы.

 Вот и всё, друзья мои, ребята и господа, девочки и мальчики. Всё. Здорово им, правда? Как вы думаете?