Когда испепеляющий свет дня окончательно опротивел ему, он обратил свои взоры к спасительной ночи. Уставшему от каждодневных всесожжений телу была приятна ласка ночной прохлады, и он старался поймать её каждой клеточкой своего тела. Глаза, высушенные палящим жаром светила, наконец-то получали должный отдых и покой. Он сменил режим бодрствования и проводил томительные дневные часы во сне, занимаясь своими делами под покровом темноты. Ночь короче дня – но сколь благостна была для него её мимолётность!..
Когда ему надоели обычные сны, он начал предаваться опиумным грёзам. Диковинные психодислептические цветы расцветали в каждом его видении, и птицы, подобные обликом ящерам и мотылькам, собирали в их чашах нектар, чтобы затем влить в его измученный жаждой рот горько-сладкую влагу. Иные крылатые создания, чьё присутствие выдавали лишь смутные тени в смарагдовых облаках, никогда не показывались на глаза – но вызывали чувство необъяснимой тревоги одним фактом своего существования. Ярко-зеленые холмы, заливные луга, эбонитовые башни далеко у горизонта – он готов был вечно пребывать в этом мире, столь разительно отличавшемся от приевшейся обыденности – как реальности, так и сна. Но в конце каждого из видений всё укутывалось серым туманом, выползшим из-за горизонта, и не оставалось ничего, кроме сумрачного пространства, сквозь которое проступали пугающие крылатые тени – всё ближе, ближе… И он выныривал из грёз, тяжело дыша, словно после погружения в неведомые глубины океана – но его грёзы и были океаном, столь же опасным и неизведанным…
Когда он перестал находить усладу в своих фантасмагорических видениях, он вовсе перестал спать. Можно было подумать, что несколько дней без сна убьют его, но он остался жив. Теперь в дневное время суток он просто лежал на своей кровати, созерцая обратную сторону своих век или потолок, и отдавался различным мыслям. Поначалу его организм протестовал, требуя хотя бы небольшие дозы сна – но он справился с ломкой, постепенно отучив тело от этого доступнейшего из наркотиков. Учёные бы признали его уникумом, феноменом, требующим исследования – но ему было плевать на различные бессмысленные изыскания. Он наслаждался своим состоянием, и этого было достаточно…
Когда не осталось ни единой живой души, с которой он мог поговорить, он начал разговаривать со звёздами. Каждую ночь у открытого окна он беседовал с ними – и они отвечали ему. Он слышал шёпот звёзд, но то были звуки, которые вряд ли могли бы быть восприняты известными нам сенсорными системами. Его пульс бился в ритме их монотонного мерцания, и великий холод, сокрытый в пространствах меж их пылающими погребальными кострами телами, растекался по его венам, наполняя его сущность невыразимым и необоснованным экстазом. Много поведал он своим мертвенно-бледным собеседникам о своей распятой истерзанной жизни – и много они поведали ему о том уровне бытия, что находится на самой границе с небытием, в коем пребывают они сами…
Когда понятные земные боги перестали отвечать на его молитвы, и вера в них истекла болотной жижей меж его истончившихся пальцев, он воззвал к неведомым богам, недоступным пониманию абсолютного большинства обитателей этого мира. Скрытые за последней из завес, сдерживающих волны первородного хаоса, они не имели формы и размера, но сила их была способна разрушать миры – и творить их вновь. Он не был до конца уверен, что эти боги существуют, но истово молился им, обращая взор в глубины космоса – в надежде, что будет понят и услышан…
Когда же все нити, что связывали его с этим миром и этой жизнью, были разорваны смертоносными лезвиями йаррат, он распахнул окно и сделал шаг вперёд, подставив свою грудь потокам холодного ночного воздуха. Ветер, что порой посещает наш мир из далёких уголков безвременья, подхватил его ставшую невесомой суть, унося её прочь с доживающей свой век планеты. С всё нарастающим восхищением он смотрел на бескрайние пространства вкруг себя, наполненные мириадами миров и светил, и понимал – теперь всё это его! Каждая мельчайшая частица мироздания есть он; но и сам он – не более чем одинокий атом, пронзающий пространство и время во имя достижения конца великого пути. И тогда он расхохотался в счастливом безумии смертной твари, оказавшейся на вершине средоточия всех миров…
Его полёт кончился. Великий Рассвет ослепил его, но необъяснимым образом он смог увидеть – три титанические тени, распространявшие волны немыслимой силы, в которой, однако, не было враждебности, но лишь мудрое благоволение, что выступили ему навстречу.
И тогда он всё понял. Он прозрел сотни, тысячи, миллионы своих жизней – и кончившихся, и идущих, и ещё не начавшихся. Он увидел невыразимое количество миров, по которым уже ступал когда-то – и которые ему ещё предстоит посетить. Он отпустил всё, что приобрёл и потерял в жизни, оставленной позади, так как всё это не имело значения теперь, когда он знал, что впереди его ожидает ничуть не меньше – и много, много больше… Потому что жизнь – всего лишь мгновение, но мгновение длиною в вечность.
Он взглянул в глаза Трёх, что стояли перед ним в торжественном безмолвии, проник сквозь пылающие первозданным пламенем зраки, и, глядя Их глазами на самого себя, осознал самое главное: он вернулся домой – в свой истинный дом, откуда вышел сотни эонов назад.
Ибо возвращение – цикл, а значит,
ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЕЧНО!
2016