Начались осенние каникулы. Кешка целыми днями валялся с книжкой на кушетке. Не хотелось никуда идти, никого видеть. Короче, после всех этих событий, молодого человека накрыла осенняя хандра.
Как больного, его прибегал проведать Мишка Горохов. Пашка звал на рыбалку. Зойка, чувствуя свою вину, таскала из дома что-то вкусное, делала уборку в его комнате, но Кеха оставался равнодушным ко всем заботам об его персоне. Он чувствовал облегчение только когда выпроваживал не званных гостей.
Погода, видно напоследок, дала передышку жителям городка. Дни, правда без солнца, были светлыми, а на море стоял полный штиль. Кеха в окошко наблюдал как рыбаки на причале что-то грузили в баркас, заводили мотор, и тот перегруженный, плавно покачиваясь на спокойной воде, держал курс куда-то в сторону рыбзавода. Даже вид, такой ласковой молочного цвета водной глади, не волновал его. Кешка постоянно спал. Неожиданно его разбудил стук в дверь. Зевнув, недовольно подал голос: - «Ну кто там такой вежливый, заходи!». В вечерних сумерках из-за занавески появилась фигура. Протянув руку к стоящей у изголовья настольной лампе, зажег свет. Перед ним стоял Димка.
-Ну ты что, совсем впал в спячку, ваше сиятельство обиделись?
Кешка нахмурился.
-Тебе чего, сынок?
-Да вот, мирить вас пришел.
-Как нибудь без сопливых обойдемся.
Димка совсем не обиделся.
-Сеструха вся от слез опухла, ходит как тигра. Я ее знаю, никогда не подойдет первой. Да и ты тоже хорош, думаешь легко перенести девушке такое. Чернила еще какие-то едкие, платье пришлось выбрасывать, морду только сейчас отскоблила. Короче переживает за свой базар.
-Хорошо, я все понял, тебе то что надо?
-Мне нужен покой и порядок в доме. Ирка даже свой день рождения отменила. Мать там всю тяжелую артиллерию подтянула, хотела школу штурмом брать, еле уговорили все простить и забыть, сестре там еще учиться. В общем мое слово такое, скажу, а там как сам знаешь: в этой ситуации пострадавшая Ирка, а ты мужик, и первый должен идти к ней. Вот, как-то так.
-Никому я ничего не должен — уже примиряюще буркнул Кеха. - Так говоришь плачет?
-Рыдает.
-Слушай Димон, скажи ей, чтобы подходила через два часа к универмагу.
После ухода неожиданного гостя, Кешка ожил. Он вскочил с кушетки, сделал несколько гимнастических упражнений, затем умылся у рукомойника, почистил зубы и ему впервые захотелось на волю, чтобы вдохнуть полной грудью морской воздух, ощутить шероховатость весла, вместе с мужиками упахаться до ломоты в мышцах. Все! Для такой деятельной натуры как Кеха, хандра закончилась.
Он вышел из барака, и через мост направился в центр города, который приветливо звал к себе огнями фонарей, витринами магазинов, и теплым светом окон жилых кварталов. Несмотря на позднюю осень, субботний вечер был тихим и ласковым. На улице было оживленно. Перед входом в универмаг народ сновал туда и обратно. Массивная дверь с мощной пружиной, то и дело с невероятным скрежетом открывалась, и с таким же шумом захлопывалась, рискуя наподдать сзади неповоротливого посетителя.
Кешка зорко смотрел вдоль освещенной аллеи, откуда должна появиться Ирина. Наконец он заметил стройную одинокую фигурку в светлом пальто, и такой же светлой вязаной шапочке. Сердце учащенно забилось. Он не знал как ее встретить, как вести себя. В голове крутились обрывки фраз, ничего не значившие приветствия. Она подошла, стала напротив, внимательно разглядывая осунувшееся лицо Кешки. Он так же молча вглядывался в ее грустные глаза, блестевшие в свете фонарей из под надвинутой на самые брови, шапочки. Заметив, что стоят на самом проходе, они машинально, не сговариваясь, развернулись в сторону аллеи, и не спешным шагом, не замечая ничего и никого вокруг, пошли по ней. Молчание затянулось. Наконец Ира взглянула на Кешку.
-Ты прости меня, ладно? - просительно сказала она. Кешка облегченно вздохнул.
-Да за что же меня тебя прощать — это мы виноваты, такое платье испортили, ты прости Зойку — она в последнее время в не себе.
-Ох, Кеха, я такого наговорила, до сих пор стыдно. Давай побыстрее все забудем. Как каникулы проводишь, чем занимаешься, наверное на рыбалку ездишь.
Кешка что-то невнятно пробурчал в ответ. Ну не мог он признаться, что три дня, как последний лодырь провалялся на кушетке.
-Какая сейчас рыбалка, вот вот морозы ударят, теперь только как лед встанет. А ты чем занимаешься?
Ира пожала плечами, этот разговор ни о чем еще больше давил на психику, и увеличивал напряженность. Оба это поняли и замолчали. Они дошли до конца лиственничной аллеи и повернули обратно.
-А ты знаешь, что эта аллея у нас «чертов круг» называется.
-Смешно, а почему?
-Всегда, когда выходишь на него, обязательно встретишь кого тебе надо.
-Кто-то, когда-то обещал показать мне море, и даже покатать на баркасе.
-Прости, сезон закончился, не успел. Хотя погода стоит тихая, на море штиль, баркас еще на воде, а завтра выходной. - Кешка задумался. - Попробую уговорить бригадира, может разрешит.
Долго еще две фигуры ходили под редкими фонарями, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, пока Ирина, посмотрев на часы, не стала прощаться.
-Пока Кеха, пора домой.
-Ирка, приходи завтра к мосту, часам к двенадцати, только потеплей одевайся.
Кеха решительно взял ее за руку и притянул к себе. Она снова почувствовала себя беззащитной в этих жадных объятиях. Это был уже прежний Кеха — насмешливый, по мужски грубоватый, такой как раньше.
-Приду, жди.
С облегчением она освободилась, и не оглядываясь побежала под арку знакомого дома.
Кеха вернулся домой, и сразу зашел в комнату напротив. За столом сидели тетя Тоня с дядей Федей. На столе, по случаю выходного дня, стояла бутылка водки.
-А-а крестник, заходи! Давай к столу.
Дядя Федя был в семье и в норме, поэтому находился в благодушном настроении.
-Садись пельмени кушать, Тонька накрутила.
Зойки не было, и Кешка с облегчением присел к столу. Дядя Федя сразу наполнил ему пятидесяти граммовую стопку, хотя сам принимал водку из граненого стакана. Как каждый пьющий человек он был рад неожиданно появившемуся собутыльнику.
-Давай крестник, за батю твоего!
Кешка, обреченно вздохнув, поднял рюмку. В отличие от большинства жителей этого сурового края он не любил пить, но иногда, чтобы не быть белой вороной позволял себе, особенно после тяжелой рыбацкой работы. Тетя Тоня, поглаживая его по голове, с раскрасневшимся лицом от этого семейного застолья и довольная тем что муж дома, а не гоношит с мужиками по разным углам и «малинам», налила Кешке полную тарелку пельменей с золотистым бульоном.
-Выпей Кешенька, выпей, одну рюмочку можно.
Она также налила себе. Кеха проглотил водку, и с аппетитом налег на сочные, перченые, с луковым ароматом пельмени. Давно изучивший характер дяди Феди, и призвав на помощь всю свою изворотливость и красноречие, он задушевно начал разговор о том какой тот рачительный хозяин, как его уважает артель и начальство рыбзавода, какая стоит хорошая тихая погода, и подведя разговор к апогею, рубанул напрямик:
-Крестный, дашь баркас завтра? Душа просит выйти в море.
Он смотрел на дядю Федю жалостливым взглядом, при этом не забывая наполнять из бутылки его пустой стакан. Бригадир был в тонусе и своем уме.
-Ты чего сынок, зима на дворе, какое море, какая душа.
Кешка обиженно засопел.
-Да ладно, погода хорошая, вдоль берега пассажирку покатаю, обещал. Чего, жалко что ли.
Дядя Федя не мог отказать своему любимцу.
-Ну ладно, так и быть, только на часок и только вдоль берега. Вон ключи у притолоки возьми, а канистра полная под столом, в кухне.
Кеха, опрокидывая табурет, с победным кличем кинулся на выход, схватив ключ над дверью и полную канистру бензина из под стола. Засыпая, он радостно предвкушал завтрашнюю прогулку с любимой девушкой.
Ирина пришла к мосту ровно в двенадцать. Одетая в теплый лыжный костюм, теплую куртку с капюшоном и вязаную шапочку, была очень хороша. Кеха, в своей неизменной рыбацкой брезентовой робе, под которой был толстой вязки свитер под горло и болотных сапогах, встретил ее. Честно говоря он не думал, что она придет.
-Ирка, ты молодец, и оделась правильно по погоде.
Он повел девушку к причалу, где покачивался под легким бризом баркас. Погода соответствовала прогулке — легкий западный ветерок разогнал туман, море было спокойным, и только легкая рябь ласково била в смоленый борт. Запрыгнув в лодку, Кеха подал руку девушке, и посадив ее на широкую, с прилипшей чешуей скамью возле кормы, потом вылез обратно. Поколдовав над замком и цепью, бросив все это хозяйство на нос лодки, оттолкнувшись от просмоленного бревна причала, он легко запрыгнул в этот ковчег, и взяв весло вырулил на пространство. Баркас закачался на свободной воде. Кеха дернул шнур, и над водной гладью застучал старенький мотор.
Он сел на корму, прямо напротив Ирины, прибавил обороты и большой неповоротливый баркас, привыкший к тяжелой работе а не к прогулкам, плавно стал набирать скорость. Кеха направил судно вдоль берега, в сторону городка. Интересно было смотреть на город с моря. Вот знакомая аллея, люди спешащие по делам выходного дня. За аллеей знакомые дома с лепниной на карнизах, дальше универмаг и кварталы пятиэтажек. Потом пошли корпуса бумкомбината. Здесь побережье было окутано бело-коричневой пеной. Над водой стоял стойкий запах сероводорода. Ира зажала нос.
-Что за хрень, чем так воняет?
-А это надо у твоего папы спросить. Комбинат в море отходы сливает. Рыбы здесь нет, ну а мы ловим далеко отсюда, потерпи сейчас пройдем это место.
И точно, дальше пошел обычный сахалинский берег, с его угрюмыми берегами, низкой растительностью и бесконечной полосой пляжа с темным спрессованным песком. Ирине стало скучно.
- Плаваем как в Подмосковье на даче. Ничего интересного, а где же море, волны.
Кеху это задело за живое. В нем проснулся азарт моряка.
- Хочешь море, держись.
Он резко развернул баркас от берега, и направил его из бухты в темную загадочную даль. Скоро началась качка. Нос баркаса рассекал волну, обдавая мореходов холодными брызгами. Вода потемнела и уже не была такой ласковой как у берега. Ирина побледнела, и вцепившись в край скамьи с испугом глядела на дыхание океана. Баркас плавно опускался вниз, так же плавно вздымался вверх на этих гигантских качелях. Но видя спокойное, какое-то отрешенное, лицо Кешки, постепенно успокоилась, и уже с восторгом отдалась этому небывалому ощущению.
Волнение было не сильным, и Кеха все дальше удалялся от земли, забыв наказ своего крестного — не уходить далеко в море. Скоро в осенней хмари растаял берег. Ирине казалось, что они уже где-то далеко-далеко, одни посредине безбрежного океана, и ей снова стало не по себе. Она со страхом ощущала под собой эту бездну.
-Кеха все, я накаталась, давай домой.
Кешка очнулся от ее голоса и беспрекословно начал плавно выводить баркас на обратный курс. Неожиданно равномерная работа двигателя прекратилась и из его чрева послышались хлопки, потом он взревел и стало тихо. На лице Кехи промелькнула тень беспокойства. Он попытался несколько раз завести мотор, но безуспешно.
-Кажись ремень накрылся, будь он неладен!
Он в сердцах матернулся, потом стал снимать защитный кожух. Действительно, ремень весь измочаленый пришлось выковыривать отверткой. Баркас, потеряв ход, начало болтать. Кеха с серьезным, сразу осунувшимся лицом стал освобождать лежавшие на дне лодки, заваленные разным рыбацким хламом, тяжелые весла. Вставил их в уключины, и развернув нос баркаса навстречу ветру, который дул с берега, сделал несколько гребков. Затем, взяв испуганную Ирину за руку, пересадил вместо себя за весла.
-Греби как можешь, главное держать нос по ветру, чтобы не унесло в море. - В голове некстати промелькнуло, что получился удачный каламбур. - А я мотором займусь.
Он открыл дверцы шкапчика на корме, вытащил оттуда ЗИП — ящик с инструментом и запчастями, но запасного ремня там не было. Еще раз матернувшись, задвинул его обратно. Потом примостился рядом с Ириной, взял двумя руками весло, соседке приказал сделать тоже самое.
-Гребем к берегу.
-А где берег? - У Ирины дрожал подбородок, в глазах стояли слезы. - Кешка, делай что-нибудь!
-Главное успокойся, без паники. Ветер с берега, значит гребем против ветра. Объясняю ситуацию: баркас — дура здоровая, большая парусность, но грести надо, чтобы не утащило в море. Здесь прибрежное течение, если будем хотя бы стоять на одном месте нас вынесет на косу, где мы с мужиками ловили корюшку, а это где-то километров двадцать. Главное не замерзнуть, поэтому работай Ирка!
Очень быстро стемнело. Кешка заставлял, оцепеневшую от ужаса девушку, налегать на весло. - Ирочка, родная держись! Ты же спортсменка, чемпионка Москвы! Море спокойное, даже если нас утащит, уверен поиски уже начались.
На носу, в закрытом отсеке, Кеха нашел промасленный ватник, накинул его на плечи Ирине. Там же достал брезентовые рукавицы, и заставил девушку надеть их. Но чувствовалось, что погода, подарившая горожанам недельный отдых, начала меняться. Ветер усилился, и разрубая носом волну, он обдавал ребят холодным душем. Силы были на исходе. В темноте казалось, что баркас стоит на месте, но Кеха понимал, их тащит все дальше в море. Была только одна надежда, что морское течение, про которое Кеха прекрасно знал, вытащит их на прибрежный много километровый выступ, который защищал городок от свирепых штормов и ураганов. Была надежда, что они находятся все таки недалеко от берега.
Видя, что девушка совсем обессилила, он посадил ее на дно баркаса на аккуратно сложенную сеть, застелив сверху брезентовым плащом, который тоже достал из носового отсека. Ирку трясло, она сидела нахохлившись, завернувшись в огромный не по размеру ватник, поджав колени к самому подбородку. Кешка из последних сил налегал на весла. Он не знал сколько прошло времени, периодически их обдавало холодными брызгами, и со всех сторон ребят окружал мрак осенней ночи. В голове у Кехи крутились все варианты спасения, но надежда была, пока не рассветет, только на морское течение и свои силы, которые таяли с каждой минутой.
Он тупо налегал на весла, чтобы хотя бы держать суденышко на одном месте. Из за монотонной работы в голову лезли посторонние мысли, воспоминания. Перед глазами вставали картинки из прошлого: он, совсем еще ребенок, бултыхается в теплой воде какой-то речки, а родители — отец в черных трусах до колен, а мать в закрытом купальнике, сидят на берегу, смотрят на него и смеются. Потом он вспомнил, как к рыбацкому лагерю на берегу подъехали геологи, чтобы купить рыбы, и мужики, зацепив конец невода за их машину, вытянули полную сеть, сверкающей на солнце корюшки. Геологи привезли водки, и Кешка слушал как один из них, видно тот еще «ходок», рассказывал как повез кататься «маруху» на природу, и как у машины порвался ремень генератора, и чтобы добраться до города его подружка сняла капроновые чулки, а он сделал из них подобие ремня, и они благополучно вернулись.
-Ирка! Ты в колготках!? - Его голос вывел девушку из оцепенения.
-И что?
-Снимай!
-Ты с ума сошел! - Она смотрела на него с ужасом.
-Ты не поняла, ремень буду делать.
-А что, получится?
В ее глазах блеснула надежда, и не стесняясь, стуча зубами, стала торопливо стягивать с себя теплые с начесом лыжные брюки. Так же лихорадочно сняла колготы, оставшись в белых трусиках, протянула их парню. Быстро оделась, и заняла его место за веслами. Кешка перебрался на корму, сложил в несколько раз этот легкий как паутина, тягучий, но удивительно прочный материал. Затем, взяв в зубы фонарик, ослабил крепежные винты на одном из шкивов, накинул на них это подобие ремня, и сколько было сил натянул и завязал на несколько узлов. Остатки материи отсек ножом, получилось очень даже недурно. Монтировкой, налегая всем телом и все так же держа в зубах фонарик, натянул ослабленный шкив как можно сильнее, и гаечным ключом закрутил стопорящий винт. Надев защитный кожух, перекрестившись завел двигатель, и почувствовав под собой ход судна, облегченно вздохнул. Сбавив обороты, чтобы не порвать этот спасительный материал, он с замиранием сердца вел баркас навстречу ветру.
Капрон свистел на шкивах и наверное растянулся, но все же баркас медленно, метр за метром, продвигался сквозь ночь к желанному берегу. Казалось, ночь не кончится никогда. Пошел снег. Ира опять захандрила; одежда, телогрейка накинутая на плечи, брезент плаща и свернутая сеть под ним, все было пропитано промозглой сыростью. Кеха как мог подбадривал, смертельно уставшую девушку.
Неожиданно, с правого борта возникло что-то большое и темное. Баркас с шумом, ломая ветки прибрежных кустов, по касательной врезался в берег. Жесткими сучьями Кешку резануло по лицу, кожаная ушанка повисла где-то на ветках. Ирину, поскольку она сидела на дне лодки, с головой укрывшись ватником, зацепило вскользь, со спины.
-Ирка, ура-а, мы спасены!
Кеха заглушил мотор, и подняв болотные сапоги перелез через борт. Баркас плотно, почти на четверть, зашел в прибрежный песок. Кешка, раздвигая руками ветки, ухватился за просмоленный нос, и напрягшись всем телом, попытался сдвинуть эту неуклюжую посудину с места. Все усилия были тщетны. Вынув из уключины тяжелое весло, он просунул его под днище как можно дальше, и подсев под этот рычаг, уже не толкая а поднимая его, сдвинул баркас с места. Несколько раз проделав эту операцию Кеха наконец вывел его на глубину, и ухватившись за борт, повел лодку вдоль берега, ища место почище.
Наконец, между двух кустов, наткнулся на чистый пологий берег с полоской песчаного пляжа. Недалеко от воды росло дерево — низкорослая сахалинская береза. Кешка вытянул цепь, которая крепилась на носу к кованому стальному кольцу, надежно привязал, и только после этого спокойно вздохнул: - «Ну все, жить будем». Он подошел к сидящей как изваяние Ирине.
Ириш, поднимайся мы на берегу, все обошлось, теперь двигаться надо, а то окоченеешь. Сейчас костер запалим, пойдем за дровами.
Кеха подал девушке руку. Ирина, перешагнув через борт, передвигая ноги как автомат, послушно пошла вслед за Кешкой. Они вышли на большую поляну. Ирина все так же тупо смотрела себе под ноги.
-Ирка, очнись мы спасены! Не стой на месте, бегай, делай разминку, ты же спортсменка!
Та попыталась сделать несколько упражнений, но отсыревшее белье и одежда пронзили тело миллионами ледяных игл, и она опять сдалась, присев на принесенный Кешкой брезентовый плащ.
-Ладно сиди, сейчас большой костер разведу, будет тепло.
Взяв топор, углубился в лес, и через несколько минут возвратился с охапкой хвороста. Бросил ее к ногам Ирины, вернулся к лодке, отлил из канистры в консервную банку бензин, и через минуту хворост полыхнул ярким пламенем, освещая вокруг дикую неприветливую тайгу, и падающие откуда-то сверху из темноты редкие снежинки.
Кешка поспешил опять в чащу за новой порцией дров, и наконец от костра пошло ровное долгожданное тепло. Ему стало жарко: снег, пронизывающая до костей сырость, уже не пугали его. Главное натаскать побольше дров, и Кешка, не давая себе расслабиться, схватив топор, опять ушел в темноту. Все мысли у него были только об Ире. По хорошему надо бы заставить ее двигаться, но видя ее отсутствующий взгляд и какую-то отрешенность, в душу закралось подозрение, что девушка заболевает. «Эх, Зойки здесь не хватает с ее аптекой» - почему-то подумал Кеха. - «Он должен держать большой огонь до рассвета, а там будет видно».
Кешка сходил к баркасу. Он знал, что рыбаки всегда держат НЗ для таких случаев. И точно, в носовой части, открыв дверцы отсека, далеко в глубине нащупал мешочек из плотного прорезиненного брезента. Там были сухари, три банки тушенки, соль, спички, пачка грузинского чая, рюкзак с посудой был там же. Прихватив с собой алюминиевую кружку и мешочек с провизией, Кеха вернулся обратно.
Ира, свернувшись ничком, подобрав колени к самому подбородку, лежала лицом к костру. Глаза были закрыты. Он решительно подошел к ней, приподнял, и аккуратно перевернул спиной к огню. Девушка даже не отреагировала.
-Ирочка, ты только не заболей, прошу тебя, сейчас чаю горячего сделаю, тушенку разогрею, сразу силы вернутся.
Кешка разговаривал с молчавшей девушкой как с маленькой. Поставив на угли кружку с водой и вскрыв две банки тушенки, примостил их рядом. Через пять минут вода закипела, а от банок пошел аппетитный дух. Он бросил в кипяток побольше заварки, и помня как мужики вечерами «чифирили», задвинул кружку опять к огню. Ему почему-то пришло в голову, что крепкий «чифирь» должен помочь от любых болезней. Вся эта смесь опять закипела, переливаясь через край черным дегтем. Кеха вытащил и поставил на траву остывать. Потом посадив девушку и приобняв ее за плечи, поднес кружку к губам. Ирина все так же не открывая глаз, стуча зубами, жадно прильнула к горячим краям алюминиевой кружки. Казалось она не ощущала ни температуру, ни горечь этого напитка. Большими глотками девушка осушила кружку, Кеха при этом поглаживал ее по спине:
-Ну вот и молодец Иришка, сейчас тепло изнутри пойдет, жалко водки нет: «чифирь» с водкой чудеса делают, кого угодно на ноги поставят.
-А ты откуда знаешь? - Наконец прошептала она распухшими обожженными губами.
-Знающие люди говорят. Сейчас еще горячей тушеночки с сухариком, и ты у меня порхать будешь.
Кешка суетился вокруг девушки, как лечащий врач возле больного ребенка. Но видно его снадобье не пошло Ирине впрок. Она закрыла рот руками, перевалилась через брезентовый дождевик и застонала каким-то нутряным голосом. Ее вырвало. Да, дело было плохо, уже ни о какой тушенке и речи быть не могло. Она опять прилегла к огню и Кеха накрыл ее сырым ватником от которого шел пар. Он был в отчаянии. Опять набросал дров в костер и прилег сзади девушки, согревая ей спину своим телом.
В огне трещали сучья валежника, разбрасывая вокруг искры, и парень на короткое время забылся тяжелым сном. Ему снилось солнце, море и белоснежный круизный лайнер, и он в белом кителе, в белой фуражке с «крабом» стоит у штурвала, а рядом, тоже вся в белом, почему-то грустная Ирина. Непонятно откуда появилась взрослая Зойка и встала по другую сторону от него, она смеялась. Из огромной белой трубы с ревом повалил черный дым. Звук нарастал и уже давил на уши. Кеха открыл глаза, - костер, рядом Ирина, и откуда-то сверху шел ровный гул мощных двигателей. «Да это же вертолет!» - Кешка вскочил как ошпаренный, вглядываясь над собой в ночное небо, но там была все та же непроницаемая мгла, все так же сеющая мелкий снежок.
Наконец в отдалении, в ста метрах, включились два мощных прожектора, - вертолет приземлялся на поляну. Осторожно взяв Ирину на руки, еще не веря, что все закончилось, Кеха так же осторожно пошел через кусты и валежник на этот спасительный свет. Выйдя на открытое место, в свете прожекторов он увидел бежавших к нему людей. Дядю Федю узнал сразу по кряжистому силуэту и такой, знакомой с детства, косолапой походке. Других он не знал. Кешка совсем обессилел, и все так же продолжая держать девушку на руках, упал на колени.
Первым подбежал отец Иры. Он тут же выхватил безмолвную дочь из рук Кехи, пытаясь криком и поцелуями привести ее в чувство. Девушка впервые с трудом улыбнулась: - «Папка, родненький». Тот с облегчением передал Иру двум военным с носилками, и с перекошенным от злобы лицом обернулся к стоящему, все так же на коленях, Кешке.
-Ты, мразь! - Он замахнулся на него рукой.
-Только тронь, убью! - Поднятая рука уже находилась в медвежьих тисках дяди Феди. На главного инженера смотрели спокойные глаза этого исполина.
-Эх, люди!.. - Тот сокрушенно махнул рукой и побежал вслед за дочерью, которую уже загружали в чрево вертолета.
Дядя Федя поднял с земли мокрого, с иссеченным ветками, грязным лицом, парнишку.
-Ну ты как? - Тот как в детстве к отцу, прижался к широкой груди.
-Прости крестный...
-Ничего, пройдет и это, главное живой. Сейчас давай в аппарат загружайся, и в город. В больничке врачи обследуют, потом домой.
-А вы? - Кешка увидел стоявших поодаль еще двух знакомых рыбаков.
-А мы баркас погоним домой. Кстати что с ним?
-Да все нормально, только ремень порвался, а в ЗИПе почему-то не было запасного.
Мужики дружно рассмеялись:
-Эх ты, горюшко, да там целая связка ремней изолентой перемотана, просто в ЗИПовский ящик не помещалась, лежит где-нибудь в уголке, кто же в море без такой запчасти выходит.
И Кешка, видя вокруг себя родные смеющиеся лица, впервые как ребенок расплакался. Но ему не было стыдно, это были слезы облегчения. Все позади, он среди своих, с детства знакомых грубоватых людей, которые конечно же искренне рады, что он нашелся.
-Крестный, я с вами.
-Нет,что зря вертолет гоняли. Отец твоей зазнобы сразу к летчикам обратился, он там весь полк на уши поднял. Тем более надо чтобы врачи тебя посмотрели.
-Да здоровый я, только промок немного. У костра даже поспать успел.
-Ну ладно, идите к баркасу, а я сейчас, только с летунами потолкую.
И он не спеша вразвалку направился к вертолету, а двое других рыбаков, с большими рюкзаками за спиной, направились вслед за Кехой к берегу, подсвечивая дорогу фонарями. Подойдя к баркасу и скинув рюкзаки, мужики сразу приступили к ремонту мотора, подсмеиваясь над Кешкой и его изобретением в виде женских колготок. Вскоре появился и бригадир с овчинным тулупом через плечо, и сразу набросился на работяг:
-Что вы жеребцы ржете, мальчонка весь мокрый, чего рюкзаки не распаковали, все бугра ждете! Раздевайся Кеха, тут сухое белье и теплая одежда. Авиаторы еще тулуп подкинули, надо будет потом вернуть. Отец твоей подружки просит у тебя прощение. Ей что-то вкололи, она пришла в себя и рассказала какой ты герой.
Кешка, выбивая дробь зубами, начал раздеваться.
-Э-э браток, да ты совсем окоченел, погоди сейчас жарко будет, у нас тут лекарство от всех болезней.
Он извлек из глубины рюкзака бутылку со спиртом. Плеснув на свою, огромную как лопата ладонь, хорошую порцию, начал растирать Кешке спину и грудь. - Эх, хороша зараза, дух-то какой пошел. - Еще плеснув прошелся по рукам и ногам. Посветив фонарем на бутылку, удовлетворенно заметил, - ну, а остальное для внутреннего пользования.
Пока Кешка одевался во все сухое, мужики добили остатки, запивая спирт водой из канистры, оставив четверть стакана Кехе.
-Давай сынку, лечение надо закрепить. Прими теперь внутрь, заворачивайся в тулуп и садись на дно, ближе к носу. Кеха выдохнул воздух, зажмурился и вылил в себя остатки. Мужики после выпитой спиртяги умильно смотрели на парня. - «Задержи дыхание, на вот водички холодненькой, щас огонь внутри по всему ливеру пойдет». И точно, Кешка бухнулся на сваленную в кучу сеть, привалился спиной к носовому отсеку, и подняв воротник овчинного тулупа, почувствовал как мышцы, бывшие в постоянном напряжении, расслабились, а от сухого белья, и конечно от спирта, по всему телу, от кончиков пальцев на ногах и руках до лица, растеклось приятное долгожданное тепло.
Голова закружилась и Кешка с пьяным умилением смотрел на своих спасителей. Сейчас ему хотелось вечно оставаться ребенком, и вечно быть под защитой этих сильных, где-то грубых, но свободных и независимых людей. Понемногу светало. Сквозь редкий снегопад стали просматриваться очертания берега. Баркас, плавно покачиваясь, шел вдоль береговой линии. Как Кеха и думал, прибрежное морское течение выбросило их с Ириной на выступавшую далеко в море косу, значит до города было километров двадцать, и согревшись в своем уютном гнездышке, покачиваясь на волнах как в детской зыбке, парень заснул.
Кеха не помнил как баркас причалил к деревянному пирсу, как рыбаки с папиросами в зубах, от которых на ветру разлетались искры, швартовали судно к его, по домашнему привычному месту. Он окончательно проснулся только когда шел в окружении рыбаков, путаясь в длинных полах тулупа, к бараку. Все обитатели Рыбачьей слободки вышли встречать спасенного. Кешка, глядя на эти радостные лица, опять расплакался, по детски размазывая рукавом грязь на иссеченном ветками лице. Он видел доброжелательные лица, и только Зойка смотрела серьезно и по взрослому хмуро.
Так закончилась эта история. Ирина с воспалением легких еще долго пролежала в больнице. Кеха после уроков навещал, и подолгу сидел возле больной в накинутом на плечи белом халате, заглядывая в ставшие большими на бледном осунувшимся лице, глаза. Рассказывал о жизни школы. Таня Кулакова — комсорг класса развела бурную деятельность, она поговорила с директором, тот в свою очередь попросил преподавателей составить индивидуальную программу для больной, и Таня обязала каждого по очереди навещать Ирину, чтобы та вела конспекты по всем предметам, и не отстала от одноклассников.
Выздоравливала девушка тяжело, врачи говорили, что виной всему сырой климат острова, и ей надо выбираться на материк. Она грустно рассказывала Кехе, что родители настоятельно требуют ее отъезда в Москву. Кешка догадывался откуда дует ветер, но отговаривать не стал, тем более нутром чувствовал, что остров, холодное море, провинциальный быт маленького городка с его климатом, гнетет жительницу столичного мегаполиса. Кеха видел, что после этой злополучной морской прогулки Ирина сильно напугана, и первоначальный интерес и восхищение экзотикой этого сурового края, сменилось безразличием и даже отвращением.
Все когда-нибудь заканчивается. Ирина выздоравливала и жила дома, изредка выходя на прогулку, где ее ждал Кеха. Два раза в неделю он звонил ей из телефона автомата, у входа в универмаг. Она выходила и они гуляли по засыпанной снегом аллее. Пришла морозная, но все равно с пронизывающим сырым ветром зима, и как-то набрав привычный номер, услышал голос мамы: - «А, Инокентий, здравствуй, а Ирины нет и не будет, она вчера улетела в Москву. Извини, что так внезапно, просто не хотела расстраивать. Сказала, что по приезду напишет тебе письмо».
Сказать, что это был удар для юноши, ничего не сказать. Он машинально повесил трубку, ничего не замечая вокруг зачем-то зашел в магазин, потолкался среди людей, и так же спокойно вышел. На аллее дворники лопатами расчищали дорожку от снега. Кеха остановившись, внимательно смотрел на их слаженную работу, потом зашел под арку знакомого дома, немного постоял прощаясь, и резко развернувшись, засунув руки глубоко в карманы, подняв воротник морского бушлата, широким решительным шагом пошел в направлении моста и рыбачьей слободки.
В школе на перемене к нему подошел Димка. Он как-то виновато поздоровался и протянул Кешке письмо.
-Вот, сестра велела передать.
Еще немного постоял рядом, видимо ожидая какой-нибудь реакции или вопроса, но видя отсутствующий равнодушный взгляд, отошел в сторону. Кеха дотерпел до конца уроков и вернувшись домой, заперся в своей келье, вскрыл конверт и стал читать: -
«Милый Кеха, прости, закрылась в комнате, сижу на чемоданах и пишу тебе, дорогой мой человек, письмо. Я уезжаю, и это только мое решение, никто на меня не давил. Наверное это предательство, бежать вот так, не прощаясь, но если бы мы с тобой встретились, я бы не решилась на этот шаг. Наверное я человек слабый, но я женщина и мне здесь очень тяжело, ты должен это понять, а значит простить. Верю, мы обязательно будем вместе и ты приедешь ко мне. Москва прекрасный город и ты его полюбишь обязательно, поступишь в институт. У меня прекрасная квартира, мы бы могли жить как муж и жена, ходить в театры, музеи, и ты бы быстро забыл про свое захолустье, тем более кроме твоего алкаша крестного, с его женой и малохольной Зойкой у тебя никого нет, ты свободный человек. Хотя о чем это я! Ты настоящий мужчина, и сам будешь принимать решение. Прости в голове сумбур, просто я люблю тебя Кеха, и хочу чтобы ты всегда был рядом. Писать буду часто, главное чтобы ты знал и верил, что дороже тебя у меня никого нет, и я верю, что скоро мы будем вместе и ты приедешь ко мне. Еще раз прости свою непутевую Иришку. До свидания, крепко целую и обнимаю».
Кеха смотрел в окно: неприветливая морская даль скрывалась в снежной замяти, череда волн накатывала на берег с ледяным припаем, по которому ходили большие белые птицы, что-то деловито выискивая в этой ледяной каше. Глядя на этот, знакомый с детства, морской пейзаж, Кеха ощутил в душе подъем и тревогу. Было немного грустно, словно смотрит на эту картину в последний раз. Наверное, просто сегодня с этим письмом, закончилось его детство, а впереди, пока еще не ясно, но уже понятно и зримо вставала большая жизнь с дорогами, победами и неудачами, интересная и загадочная.
Эпилог. По набережной большого приморского города летела черная «Волга». Заканчивался день. Море было по летнему ласковое и спокойное, и бухта, возле которой расположился этот большой дальневосточный город, искрилась миллионами золотых светлячков, от заходящего за горизонт солнца.
На заднем сидении автомобиля сидела и смотрела в полуоткрытое окно красивая женщина со светлыми волосами и взглядом серо-голубых глаз. Она прикоснулась рукой к плечу водителя: - «Володя, останови пожалуйста на минуту». Тот бесприкословно припарковался почти у самого парапета. Выйдя из машины, она подошла к узорчатой чугунной решетке, положила на нее руки, закрыла глаза и подставила лицо навстречу заходящему солнцу.
Где-то там, далеко за горизонтом, в южных широтах ведет огромный танкер один из лучших капитанов Дальневосточного пароходства Кротов Иннокентий Михайлович, ее муж и отец двух близнецов, с такими же темными, и чуть раскосыми как у отца глазами, Пашки и Мишки. Кеха, ее упрямый Кеха несет ночную вахту на капитанском мостике, и наверное так же смотрит вдаль, только на звезды, и думает о них — самых дорогих и близких людях.
Женщина надолго задумалась, на красивое лицо с острыми скулами легла тень воспоминаний. Стройная фигура выделялась на фоне заката. Сзади послышались шаги.
-Зоя Федоровна, мы опаздываем, вас ждут в клинике, а через час вы должны быть в администрации на встрече с делегацией японских врачей.
-Да, да Володя сейчас, спасибо.
Она с сожалением бросила прощальный взгляд, на опускающийся в морскую пучину золотой диск, и торопливо пошла к машине.
Конец.