Я захожу в купе, убираю чемодан под сиденье, сажусь и ставлю рядом сумку. До отправления поезда еще 20 минут, я всегда прихожу заранее. Так правильно и спокойно, а еще можно откинуть шторку на окне и смотреть на пассажиров, проходящих под окнами, носильщиков с тележками, встречающих с букетами. Я смотрю, смотрю, смотрю, в голове не остается ни одной мысли, и это хорошо, даже приятно. Та пружина которая постоянно сжата у меня внутри ослабляется, я откидываюсь на сиденье. Скрипучий голос объявляет о скором отправлении поезда, потом еще раз. Громкоговоритель на столбе булькает и два города сливаются в одно условное обозначение некого отрезка пространства Москванпетербур. Поезд дергается вперед, замирает, я вижу как на перроне появляется яркая фигурка. Слишком яркая для зимы, желто-коричневое лохматое пальто, огромный красный шарф и копна рыжих волос. Она оглядывается, видит поезд и бежит, за спиной взлетает рюкзак. Проводница уже убирает подножку, но бегущая девушка кричит ей и машет рукой. Я болею за нее, она успеет! Поезд двигается, и она на ходу запрыгивает в вагон. Несколько мгновений, я слышу в коридоре голоса, шаги, дверь купе отъезжает и она падает на сиденье напротив, глубоко дышит. Моя попутчица.
Она поднимает глаза, странные, словно с золотыми огоньками рассыпанными по радужке, кидает на меня взгляд. Снимает рюкзак, весь словно сшитый из разноцветных заплаток, протягивает руку, много колец с большими камнями, бубенчиками и монетками.
- Мария. А вы? - и не дожидаясь ответа смеется. - Все-таки успела!
Я осторожно сжимаю ее пальцы.
- Арсений. Я ставил на вас против поезда.
Она смотрит внимательно.
- Имя какое удивительное. Арсеникум. Я должна вас опасаться?
Я пожимаю плечами.
- Да вроде обычное.
Она разматывает шарф и расстёгивает пальто, будто скроенное из шерстяного пледа, пуговицы все большие и разные, складывает рядом с собой разноцветным ворохом, выглядывает в окно. Мимо медленно проплывает перрон, а потом начинают разбегаться в разные стороны рельсы. Словно убедившись, что она там где должна быть, снова поворачивается ко мне и разглядывает. Я тоже. Поверх красного свитера обилие украшений, кулоны на цепочках и кожаных шнурках, косички сплетенные из разноцветных ниток, бусы из переливающихся голубым, в мелкую трещинку керамических шаров, чётки с красной кисточкой из экзотических извилистых орешков и... Я замираю дыхание прерывается. Среди всего этого обилия, чёрная цепочка и прикрученные к ней в ряд эти странные штуки, похожие на чёрные камни с острыми выростами-колючками. Я так и не знаю как они называются.
- Всё своё ношу с собой! Вернее на себе! - смеётся она. Видит что-то на моем лице и смотрит вопросительно, перебитая пальцами свои богатства.
- А что это? Зачем это? - я показываю на ожерелье, и чувствую как пружина опять сжалась у меня внутри. Но уже немного по-другому. Словно на те вопросы, которые я задавал про себя, теперь можно получить ответ. Ну хотя бы на некоторые. Мария тянет за цепочку, поднимает вверх, на шипах блестит свет лампы.
- Это? Это чилим. Зачем? - девушка задумывается. - Почему-то он мне кажется таким красивым. Всегда казался. Это я все сама нашла. Там где я жила в детстве, недалёко от дома был пруд. Заросший такой, много ужей, лягушек и вот чилим иногда вырастал. Я залезала в воду, искала его. Мама гоняла, кричала: "Машута, быстро из воды!" Но за годы я насобирала целую коробочку, её возить не удобно, подвесила. Вам нравятся?
Я киваю, сглатываю. Она вглядывается:
- Что-то не так?
- Такой был у моего друга, - в голове хаотично всплывают воспоминания. - Странная история.
Кивает.
- Люблю странные истории, расскажете?
Я глубоко вдыхаю. Рассказать! Неужели всё это можно достать из себя и разложить, прямо на этом маленьком откидном столике.
- Расскажу, но это долго.
- До Вышнего я внимательный и вдумчивый слушатель. А там я выхожу.
Я встаю, роюсь в карманах.
- Пойду возьму чай для такой продолжительной беседы.
Она развязывает рюкзак, достаёт термос в желтых уточках и цветочках и мешок баранок.
- Помните? У меня все с собой! Хотите мой чай? - она развинчивает термос и наливает в крышечку густой, непрозрачный напиток, пахнущий травами.
- Слишком необычно для меня.
Я выхожу, беру у проводницы бумажный стаканчик с пакетиком, наливаю кипяток. Несколько мгновений стою перед дверью, подбираю слова. Они разбегаются в разные стороны, хватаюсь за имя. Борька. Открываю дверь и сразу начинаю.
- Борис. Его звали Борис.
- Вашего друга? С таким же орехом?
- Да. Мы с ним были знакомы так давно, еще до того как начинается моя память. Жили в соседних квартирах, родились почти в один день. Нас часто называли "АиБ", не было повода обозначать по отдельности тех, кто всегда вместе, - воспоминания превращаются в лавину, накрывают меня с головой, закручивают. Я молчу. Мария слушает внимательно, чуть наклонив голову, словно подставляя ухо звукам. Неожиданно спрашивает.
- А "и" было?
- Была. Не сразу. Она появилась в пятом классе, прямо посреди учебного года. Её отец был военный, его перевели в Москву. Прямо перед Новым годом, она зашла в класс, на втором, почему-то, уроке. Ирка.
- Ирка,- эхом повторяет девушка, улыбается.- Как это было? Какая она была?
- Да вроде обычная. Дети, наверное, вообще мало отличаются друг от друга в таком возрасте. Но только не для него, не для Борьки. Она вошла, сжимая пальцы на ручке портфеля, подняла глаза, посмотрела на нас, а увидела только его. И он... - я опять молчу, потом продолжаю. - Зимой класс полупустой, многие болеют. Она могла сесть куда угодно, но села рядом с ним. И это было уже навсегда.
- Навсегда...- кивает она.
- Знаете, сейчас я думаю, это мгновенное узнавание друг друга не может быть случайным. Словно встретившись после долгой разлуки, им не нужно было слов, объяснений, все понятно и так. Они начали разговор так, будто их прервали когда-то, а теперь, наконец, можно договорить.
- А вы?
- Я тоже слушал и говорил. Мы стали действительно "АИБ", и это казалось правильным, единственно возможным ходом вещей. Вместе. Это ощущение, что ты постоянно вместе, и мыслями и делами, может ли оно вообще длится долго? Или это всегда период? Случалось ли с вами что-то подобное? Мария задумывается, закрывает глаза, губы её шевелятся. Потом смотрит мне в лицо.
- Тоже странная история, но короткая. Знаете, с тех пор как я была совсем маленькая девочка мне снится один и тот же сон, вернее сны разные, но в них одинаковые действующие лица, - она взмахивает рукой, бубенчики звенят. - Не лица даже, морды! - смеётся. - Огромные существа, то ли птицы, то ли драконы. Они разговаривают со мной и играют. Больше я ни с кем так тесно не общаюсь. Мы всегда вместе, теперь даже днём я слышу их голоса у себя в голове.
Она опять смеётся.
- И сейчас? - мне очень интересно. Да, именно ей, девочке с голосами драконов в голове можно рассказать эту странную историю.
- Да! Мы все слушаем вас очень внимательно. Что же было дальше? Вы все выросли, да? Они поженились? Это романтическая история, правда?
Я отрицательно машу головой.
- Наверно она могла быть такой, и, может, должна была. Но не стала,- я делаю глоток горячего чая, прислушиваюсь как тепло скользит внутрь. - Я помню было лето, впереди десятый класс, пора задумываться о том кто ты и что ты и кем хочешь быть во взрослой жизни. Мы сидели на мостике через узкую и прозрачную речку. Она протекала в лесопарке, неподалеку от школы. Болтали обо всем на свете, касаясь босыми пятками холодной воды. Борька рассказывал о том, что собирается учится на геолога, поступать в Университет. Я тоже, только я хотел быть математиком. Но тогда, это были просто мысли, воображаемые планы. Ирка же махнула ногой, взметнув вверх радужные брызги и сказала: "А я хочу навсегда остаться в этом лете. Вечное лето накануне взрослой жизни, представляете?!" Мы тогда не поняли. "Что же здесь такого?" - спросил Борька. "Тут нет целей которых надо достигнуть, нет движения вперед" - добавил я. Она же посмотрела на нас, мотнула головой, в то лето она отрезала девчачью косу и ее волосы рассыпались закрыв лицо. "А я не хочу никуда идти, к чему-то двигаться. Здесь и сейчас есть все что мне нужно для счастья. Вы оба, лето, солнце и река под ногами. Не думаю, что когда-нибудь потом будет лучше, если только сложнее. И скучнее, как всегда у взрослых". Тогда она и подарила Борьке этот орех. Сказала, что это особая штука, ему, мол, пригодится. А меня поцеловала.
Я потер щеку рукой:
- Первый раз в моей жизни. Она сказала, что это волшебный поцелуй, что теперь я всегда буду нравится девушкам. И это мне пригодится.
Мария улыбается, кивает.
- Это действительно работает! Вы мне нравитесь! Я даже с вами разговариваю, хотя обычно это так сложно, контакт, слова.
- Я очень рад, и спасибо. Мне совершенно точно нужно это рассказать.
-Так что было дальше?
Я делаю следующий глоток и беру баранку из ее пакета.
- Ира действительно осталась в том лете. Навсегда. Какой-то неизвестный вирус. Мы видели ее в последний раз залезающей в скорую, она помахала рукой, сделала веселую рожицу и не вернулась из больницы. Как это может быть, что бы человек умер в середине лета от простуды? Не понимаю.
Мария смотрит и молчит. Хорошо, мне не нравятся сочувственные слова. Я грызу баранку, запиваю чаем. Мысленно пробегаю по годам, подбираю слова.
- А потом Борька умер в первый раз.
Глаза девушки широко распахиваются.
- Подождите, когда это потом? После вашей подруги?
-Нет, - я качаю головой. - Тогда нам было по двадцать три года. Мы окончили школу, поступили в университет, как и собирались. Я даже успел женится на первом курсе, а на последнем развестись. Работать стали, там же, в университете. Но сейчас это кажется несущественным и совсем не важным относительно сути происходившего.
- А в чем была суть?
Я думаю.
- Наверное, эти годы мы очень тщательно притворялись, что все с нами в порядке. Что все идет как надо.
- Люди вообще мастера притворства. Надевают маски и носят их так долго, что забывают свое настоящее лицо. И, что страшнее, свой маршрут.
- Маршрут? - переспрашиваю я. Мне нужна пауза, что бы собраться и приступить к самому странному.
- Да. Это некий путь, от начала и к той точке, которой вам надо достигнуть.
- А как узнать что это за точка? Мне кажется этого никто не знает, просто люди живут так как живется. Каждый день приносит что-то новое, какие-то ориентиры, вот по ним и двигаешься.
- Нет! Так нельзя! Так можно оказаться только нигде. Вы когда-нибудь блуждали в лесу? Незаметно для себя, то ли от того что одна нога правее, то ли просто голова так устроена, но люди всегда ходят кругами. В лесу они описывают более менее четкую окружность, диаметром километра два или три, и длительностью часов шесть. И там хоть есть возможность заметить что возле этого пня, похожего на осьминога, ты уже проходил пару раз. А вот в жизни, эти круги могут длиться годы, и если не наблюдать внимательно, не сопоставлять события, то можно даже не понять, что кружишь, каждый раз в новых людях и обстоятельствах не узнавая того же самого кривого пня.
- Наверно, так и есть. Одни и те же грабли, раз за разом. Но как этого избежать?
- Все очень просто. Вы просто знаете куда нужно попасть, и прокладываете маршрут. И уже движетесь не кругами, а по нему. В жизни, конечно, не такие ясные ориентиры как в лесу - стороны света, солнце, звезды. Но они есть, как дорожные знаки, надо научится их читать.
- Это интересно, но что делать если не знаешь цели?
Мария вздыхает.
- Я думаю изначально, свою цель знает любой человек. Но, к сожалению, после третьего или четвертого круга забывает. Надо ее вспомнить, или, хотя бы придумать!
-А у вас есть такая цель?
Лицо ее становится очень серьезным.
- Да, та точка, где мне надо оказаться очень далеко. Поэтому я не могу блуждать, и даже просто двигаться со средней скоростью, мне надо мчаться, лететь вперед! - она дотрагивается пальцем до виска. - Хорошо что у меня есть помощники. Одна я бы не справилась. Слишком много вопросов, ситуаций и развилок, надо решать моментально, иначе будет поздно, - она делает пару глотков и смотрит мне в глаза. - Мы отклонились от вашей истории. Ваш друг умер? В первый раз? Значит был и второй? Как это? Что случилось?
Я продолжаю.
- Было всего три раза.
Она ставит локти на стол, подается вперед.
- Но по порядку, да. Первый раз. Это была клиническая смерть во время операции. Вроде и операция не сложная, Борю положили в больницу с аппендицитом. Но оказалось, что у него аллергия на наркоз. И вместо того что бы просто заснуть и проснуться, он умер и оказался совсем в другом месте. Хотя не знаю, можно ли это называть местом, скорее обстоятельствами.
- Что же он увидел?
Этого мне даже не надо вспоминать. Я помню его рассказ наизусть. Столько раз мы говорили об этом, обсуждая и обдумывая каждую деталь.
- Вот тут и начинается странная история. Он оказался словно на окраинах какого-то города, между рядов старых, покосившихся гаражей. Зима, кругом все завалено снегом, сугробы, темные стволы деревьев, вороны. Черно-белый мир, как на старой фотографии. Борька пошел вперед, по накатанной дороге, рассматривая гаражные ворота с номерами. Иногда за ними раздавались какие-то звуки, стук, голоса. Он рассказывал, что его напугали ворота с номером 73, которые содрогались от ударов изнутри, будто кто-то очень сильно хотел от туда выйти и бился, но все это бесшумно. Линия гаражей заканчивалась и за ними показался бетонный забор, обмотанный сверху колючей проволокой. Борька огляделся и обнаружил чуть правее железную большую дверь. Подошел к ней, заметил лучик солнца, пробивающийся в узкую щель, между косяком и стеной, заглянул и увидел что там, дальше, за забором, желтые песчаные дюны, поросшие голубой травой, пляж, сине-зеленое море и лето. Он дернул за ручку, но дверь не открылась. Он попытался нажать, покрутить, надавить, но она даже не двигалась. "Заперто там, неужели не понятно!" - раздался голос откуда-то сзади. Борька обернулся. У стенки последнего гаража стояла старая металлическая бочка, а на ней сверху сидел дед.
Мария сплетает руки на груди, искорки в её глазах начинают словно ярче гореть.
- Какой он был? Тот дед?
- Борька говорил - типичный. В штанах, серой штопанной телогрейке, шапке-ушанке и валенках. Ну разве что борода большая, длинная. "Заперто!" - крикнул он, слез с бочки и подошел ближе. "И нечего замок ломать. А то приходит каждый и давай молотить. Не напасёшься!" "Но мне нужно туда войти" - сказал Боря. "Всем нужно" - кивнул дед. - "Но за проход надо заплатить. Видишь автомат, для таких как ты здесь поставлен." У забора действительно стоял ржавый автомат с полустертой надписью "Газированная вода". Дед показал на алюминиевую воронку, прикрученную сверху. "Клади сюда все ценное, что накопил. Он посчитает". "А что положить?" - переспросил Борька. Дед закряхтел: "Откуда же мне знать, молодой человек, что у тебя есть? Ну по карманам пошарь, коли сам не понимаешь".
- И что это оказалось?
Я вижу как ей интересно, и наконец-то пружина во мне распрямляется, я расслабляюсь и слова начинают течь сами собой.
- Да вот только эту штуку он там и нашел. Орех, который Ирка подарила.
- Чилим.
- Да. Борька нащупал его, достал и повертел в пальцах. "Надо же!" - дед был немного удивлен и пояснил: "Не у каждого в нынешние времена среди ценностей есть совершенное создание творца. Все больше деньги разные." Он ухмыльнулся: " Или эти, как их, акции". Подул холодный ветер, вокруг них закружился вихрь из снежинок. Дед натянул шапку поглубже. "Ну что тут медлить, кидай, посмотрим". Борис положил орех в раструб воронки. Автомат ожил, загорелась желтая лампочка, внутри что-то затарахтело, задребезжало, он весь задрожал. Дед стукнул кулаком по панели. "Вещь старая, можно сказать антикварная, притормаживает. Да и задачка, видать, не тривиальная". Лампочка замигала и погасла, внизу что-то стукнуло, и из отверстия для сдачи выпал орех. Борька нагнулся, поднял его: "И что это значит?" Дед заворчал: "Что значит? Что значит? Тарифы изменились, вот что это значит. В старые времена за одну такую штуковину можно было несколько раз туда - назад ходить. А сейчас, вишь? Недостача. У тебя нет еще одного такого? Или двух?" - он задумчиво глядел на Борьку, подергивая свою бороду. "Нет. Только один, это подарок." "Плохо... это плохо..." - медленно проговорил дед. "Что плохо?" - переспросил Борька. "Да вот что плохо! Тут так все устроено, что если не туда" - он махнул рукой на дверь. "То тогда вот сюда" - показал на ряд гаражей. "Двадцать четвертый недавно освободился, и в пятьдесят шестом места еще есть. Хотя..." - он внимательно смотрел на моего друга. "Пятый десяток ты вряд ли вытянешь, распадешься..."
- Ой!
Лицо у Марии детское, испуганное, она сидит напротив и заламывает пальцы. Я продолжаю:
- Борька рассказывал, что в тот момент ему стало по-настоящему страшно. Даже затрясло, будто в жутком ознобе. "Что же можно сделать?" - стуча зубами выдавил он.-"Я туда не хочу". "Туда никто не хочет" - кивнул дед. -"Но, практически все, там и оказываются". Он посмотрел на пролетающую над их головами стаю ворон, на ворота, на гаражи, поправил телогрейку, шапку и шепотом добавил: "Пойдем, за угол отойдем. Есть идейка одна". Схватил Борьку за локоть и потащил к стене где стояла бочка, и дальше, в просвет между гаражами. Несколько раз оглянулся и продолжил: "Такое дело, дверь туда, вперед, я тебе не открою , смотрителем я тут работаю, там автоматика на другом уровне. Гараж какой полегче подыскать могу, но по сути там везде жуть, только разная. Для того оно так и устроено. Но, есть один ходец - тебя обратно выпустить. Вернее, как откроется вход, через который ты сюда пришел, я придержу чуть, а ты выскальзывай. И назад лети, быстро, может успеешь. Время-то немного прошло. За это орех мне свой оставишь, красивый он. А как в следующий раз тут окажешься, постарайся побольше истинно ценного принести. Усёк? Работаем?" Борька рассказывал, что в тот момент он и не понял почти ничего, кроме того, что можно избежать того ужаса, что чувствовал он за закрытыми воротами гаражей, за облупившейся краской и еле заметными номерами.
- Он отдал ему свой орех?
- Да. Орех дед спрятал за пазуху, и подтолкнул его к дороге между гаражей. Борька пошел по ней, увидел широкий въезд со шлагбаумом, какими-то дорожными знаками, указателями и маленьким светофором с белыми лампочками, как для трамвая. Он как раз переключился, шлагбаум стал подниматься и Борька побежал, так быстро как мог. Проскочил под полосатой трубой, нырнул в непрозрачную метель, холодный вихрь из летящих снежинок, поскользнулся, стал падать, потом лететь, вниз, очень быстро и вдруг врезался, столкнулся, вломился сам в себя. Открыл глаза и увидел круглые лампы над собой, врачей и услышал голоса.
- Ох! - девушка делает пару глотков. - А дальше?
- А дальше. Из больницы он быстро выписался, через пару недель. Но был словно совсем не в себе, нервный, возбужденный. Обложился книгами всякими, все пытался разобраться, что с ним случилось. Что это было. Статьи читал про смерть, в основном. "Звезданулся на эзотерике" - сказала его девушка, собирая чемодан. С ним действительно стало очень сложно. Версию, что это была просто галлюцинация, странное и непредвиденное влияние медикаментов на мозг он даже не рассматривал.
- А вы?
- Я сначала тоже так думал, а потом, разговаривая, читая что-то, пытаясь помочь ему разобраться, втянулся. Поверил, что это все не просто так случилось.
Мария улыбается.
- Вы молодец!
Я пожимаю плечами.
- Не знаю, сложно это все. Как-то я к нему зашел в кабинет, он сидит, книжки листает. Повернулся ко мне и спросил, так буднично, спокойно: "А как ты думаешь, она знала?" это он про Иру и подарок ее. А я и сам об этом думал, только признаваться себе не хотел. Ему она значит ценное дала, а мне просто поцелуй. Случайно? Или знала все? Наперед? И как это могло быть? Может быть, мне не надо было поощрять его увлечение. Но думаю, мы тогда оба сошли с ума, я немного меньше, Борька больше. Он попросил помочь найти ответ и я помогал, как мог.
- Ответ?
- Да. Когда закончился этап, в котором мы пытались выяснить видел он что-то или нет на самом деле, перед нами встал действительно сложный вопрос. Что такое это истинно ценное, без которого лучше не оказываться там, за гранью.
Она дотрагивается до своего колье, перебирает орехи.
- И что это? И почему? Вы поняли?
Я качаю головой.
- Нет, скорее всего. Но мы нашли метод. А вначале нашли человека, - я вспоминаю лицо и, почему-то, переплетенные длинные пальцы и круглые очки, вместо дужек резинка. - Боря прибежал как-то, глаза горят, говорит, что нашел специалиста по смерти, ну в том аспекте что нас интересует. Мол на лекцию нас записал и потом, его обещали лично познакомить.
- Кто это был? Неужели бывают специалисты в таких вопросах?
- Это был тибетский лама, он приехал в город с лекциями о жизни и смерти.
- И что он вам сказал? - Мария наливает себе еще чаю, а потом наполняет мой стакан доверху, уже не спрашивая.
Я подношу его к лицу, вдыхаю аромат трав, представляю летний лес и луг.
- На лекции он рассказывал в основном о том, что смерть и жизнь, неотделимы друг от друга, взаимосвязаны и сплетены. Смерть поддается наблюдению и анализу, так же как жизнь. Надо просто смотреть, чувствовать... - мне кажется мой пересказ не совсем верный, я тру лоб рукой пытаясь вспомнить больше и точнее. - Бардо, он называл их бардо жизни, бардо смерти и бардо сна, или мечты. Лекция была на английском. Как выдумаете, как точнее перевести dream на русский, как сон или как мечта? Что именно он имел ввиду?
Она думает.
- Я думаю, это не совсем сон и не совсем мечта. Что-то посередине. Похожее на то состояние, когда я слышу своих крылатых наставников.
- А что они говорят по этому поводу?
Она зажмуривается, прислушивается.
- Они предлагают слово "грёза".
Я киваю.
- Похоже, да. Еще он говорил про них, как о живых, и предлагал с ними взаимодействовать как с персонами, общаться.
- Мне кажется, я понимаю о чем это.
- А после лекции, Борька попытался с ним поговорить. Вы представляете, как странно звучит:"Здравствуйте, меня зовут Боря П. и я недавно умер"? Он рассказал свою историю, волновался, краснел, и спросил что же ему теперь делать. "Поймите почему это произошло с вами" - посоветовал лама. "А как понять?" - переспросил мой друг. "Жизнь и смерть взаимосвязаны, и то что вы видели ,соответственно, связано с тем, как вы живете и что делаете". Сейчас я пересказываю вам их беседу и знаю, что он имел ввиду. И кажется удивительным, почему это было так смутно и неясно тогда.
- И что ваш друг?
- Не мог понять, как и я. Спросил: "Получается, я делал что-то не правильное, если со мной такое случилось? И если я изменю свою жизнь, то и смерть изменится?" Лама улыбаясь закивал. "В жизни важно тем делом заниматься, которое для тебя предназначено. И если делаешь его хорошо, то и смерть не наказание, а подарок" - сообщил он. "А какое дело моё? Чем я должен заняться?" - спросил Боря. "Не знаю. Это твоя жизнь, никто кроме тебя не знает". Он внимательно смотрел на нас. Создавалось ощущение, что он знает, только не говорит почему-то.
- Наверное такие вещи нельзя подсказывать? Они не работают пока сам не поймешь?
- Возможно. Я тогда почувствовал всю безнадежность расспросов, хотел уже уйти. А вот Борька разозлился.
- На ламу? - она крутит на пальце баранку.
- Наверное, на все сразу. На обстоятельства, на то что он видел, на свое неумение разобраться и понять. Лама благословил нас и собирался идти дальше, но Борька встал у него на пути. "Так что же мне делать? Как узнать какая жизнь правильная? " Лама поглядел в его лицо, будто что-то читая по нему, улыбнулся. "А вы попробуйте спросить у нее, у жизни своей. Пообщайтесь с ней, она вам сама все расскажет и покажет". И он накинул пальто, поданное помощником и попытался пройти. Боря схватил его за рукав. "А как с ней общаться?" Он обернулся, уже без улыбки, убрал Борину руку. "Да так же, как и со мной, так же как и друг с другом - говорите". "А что говорить? Мантру какую?" "Нет" - ответил лама - "Нет мантры, это просто слова и вибрации, которые вы в них вкладываете. Если хотите что-то спросить, узнать, чем-то поделится - скажите это вслух. Это единственный метод. А то что осталось внутри головы, просто фантазии не наполненные силой и духом. Все что вы выпустили наружу, это волна, проходящее сквозь пространство и время. Это работает когда человек общается с человеком, и когда он общается с жизнью, и даже со смертью. Вы же сами это уже проделали, поговорили с ней, попробуйте тоже самое сделать и с вашей жизнью ." Он кивнул нам и ушел.
- Подождите! А тот метод? Что же это было?
Я почему-то улыбаюсь.
- Борька всегда был упрямый. Догнал лектора уже на улице, когда тот в машину садился, и говорит: "Не знаю я какими словами начать, подскажите, а дальше я сам."
Девушка удивленно вскидывает брови.
- И что? Дал подсказку?
- Дал. "Раз своих слов у тебя нет, научу тебя особенным" - тихо так, что бы никто не слышал, говорит Боре. "Слова эти надо на выдохе произносить, и длина звука имеет значение. Делаете глубокий вдох, а потом выдыхаете первое слово это Бууум. В середине надо протянуть . Потом опять глубокий вдох и выдыхаете второе слово Баам. Тоже тянуть, но чуть меньше. Снова вдох, и на выдохе резкое звонкое Бах!"Он вдруг хлопнул в ладоши, от неожиданности друг мой отшатнулся, а лама уехал.
Мария смотрит на меня и молчит.
- Это шутка такая была?
- Да уж. Я тоже подумал - шутка. Что достал он человека, вот тот и отделался от него таким образом. Но Борька сказал, что раз других вариантов нет, значит надо делать что есть. Приходишь к нему в кабинет иногда, а там за шкафом слышно "бум, бам, бах". Это значит он сидит, пытается с жизнью поговорить.
Ее глаза блестят.
- И что же? Получалось?
- Да разве поймешь? Сейчас я думаю, вообще не понятно, что срабатывает в подобных случаях, и как. Есть ли закономерности? Или это в принципе нелинейно. Но, как оказалось, мантра действовала.
- Как же это оказалось?
- А когда Борька умер во второй раз.
Она выдыхает:
- Что случилось?
- Ехал зимой на машине, по обледеневшей дороге, и вдруг перед ним кто-то перебежать решил, он руль крутанул, занесло, закружило, не справился с управлением. Машина в стену дома врезалась. Очевидцы скорую вызвали. Но пока она приехала, в общем, сердце у него на пути в больницу остановилось.
- Опять зима и гаражи? Все черно-белое? - смотрит на мое лицо, пытаясь прочитать ответ раньше, чем я расскажу.
Я отпиваю чай.
- Нет. Совсем другое. Поезд, вагоны со скамейками, как в электричке. Все цветное, как в жизни, а черно-белые только люди.
- Люди?
- Да, там вокруг него на скамейках сидели люди, много людей. И все спали.
- А он почему не спал?
- Рассказывал, что когда увидел, что машина на стену летит, стал вдруг свой "бум,бам,бах" бормотать, то ли по привычке, то ли потому, что больше ничего сделать было нельзя. И с этими словами на языке в поезде и проснулся, прямо на "бахе". Огляделся, на вагон, на людей словно выцветших, на пейзаж проплывающий за окном, поля, леса и небо голубое.
- Как интересно! Поезд, вагон, люди. А дальше?
- А дальше было вот что. Огляделся Боря по сторонам, что делать - не понятно, и вдруг, слышит, идет кто-то, двери стучат. Он глаза чуть прикрыл, а сам смотрит в щелочки. Дверь в сторону отъехала и заходят в вагон двое. Очень странного вида. Один высокий такой, крупный мужчина, в красных шароварах и чалме украшенной большими камнями. Ну похоже как рисуют восточных воинов в сказках. Другой наоборот маленький, меньше метра, в твидовом костюме, с кепи, но с длинной бородой которая вокруг него в воздухе парит, как дым. Тот высокий несет перед собой, на вытянутых руках прозрачный сосуд, вроде большой круглой бутыли. А тот что маленький, в ладоши хлопает. И с каждым его хлопком из спящих людей вылетает что-то вроде огонька, как светлячок, и ныряет прямо в горлышко, а сам человек после этого прозрачный становится, и, словно, испаряется.
Мария откидывается назад, смотрит внимательно.
- Как странно.
- Да уж. Боря замер, сидит и мантру свою еле слышно шепчет. Двое прошли мимо и в следующий вагон отправились. Он глаза открыл, видит на месте тех людей, что исчезли новые появляются, но такие же бесцветные и всё так же спят.
- И что он стал делать?
- Он говорил, что вспомнил вдруг, слова того ламы, мол в жизни важно делом заниматься. А раз жизнь и смерть связаны, то, возможно, и в смерти тоже. Решил не сидеть дальше, а за этими двумя пойти следом. В сторону головы состава, к паровозу, к машинисту.
- Машинист... - эхом повторяет она слово.
Я на мгновение закрываю глаза, вспоминаю, поправляюсь.
- К машинистам. Прошел он один вагон, другой, третий. Общие вагоны, плотно забитые людьми, сменились купейными, но везде было одно и тоже. Черно-белые спящие тени и "ловцы душ" как называл их Боря, эти двое с бутылью, словно собирающие урожай. Он шел за ними с небольшим отставанием, глядя как заполняется сосуд и исчезают тени людей. Вскоре они оказались в вагоне, обитом изнутри красной блестящей тканью, совершенно пустом, только в дальнем конце одна дверь, блестящая золотая. Ловцы душ остановились перед ней, маленький негромко постучал.
Она ставит чай на стол, сворачивает руки на груди, словно защищаясь. Ей не по себе. Мне тоже. Я делаю паузу, смотрю на нее. Кивает.
- Дверь открылась, да? И что там было?
Я продолжаю.
- Двое зашли внутрь и Борька увидел через проем большой пульт, с множеством рычагов разного цвета, мигающих лампочек, светящихся кнопок и приборов с дрожащими стрелками. Там что-то пикало, гудело, загоралось и гасло. Он подошел ближе и увидел их.
- Ловцов?
Я качаю головой.
- Машинистов. Две девушки, одна в вечернем платье, с высокой прической, вся в украшениях с драгоценными камнями сидела слева на высоком стуле и смотрела в окно. Другая, просто в джинсах и пушистом свитере, стояла склонившись над пультом. Пальцы ее привычно нажимали на кнопки, опускали и поднимали рычаги, словно играя музыку на замысловатых клавишах неизвестного инструмента. Не поворачиваясь к вошедшим ловцам она что-то нажала, сбоку открылась панель, напомнившая Боре ту воронку у газировочного автомата, только модернизированную. Девушка произнесла вслух какие-то цифры, потом добавила "Стандартный купаж" и в этот момент ловцов, вместе с бутылью втянуло внутрь раструба. Она щелкнула переключателем: "Заход на круг, процедура завершена". Панель с воронкой закрылась. Девушка обернулась и увидела Борю.
- Хозяйки.
- Что? - я не совсем понимаю о чем она.
- Мои друзья говорят, что это хозяйки, - она прикасается пальцами к вискам.
- Хозяйки чего?
- Жизни? - она спрашивает не меня, а свои голоса, прислушивается. - Нет, они хозяйки круговорота бытия. Человеческого, - опять сплетает руки на груди: - Им тоже очень интересно, что было дальше?
Я продолжаю.
- Девушка обернулась, увидела Борю и спросила: "Ты кто?". Пока он пытался придумать ответ, вторая девушка, не поворачиваясь, сказала за него: "Его зовут Боря П. и похоже он снова умер". "Если бы он умер, то не стоял тут" - возразила девушка в джинсах, - "А дозревал на лавочке или у ловцов бултыхался". "Как ты тут очутился?" - спросила она у Бори. "Слова знал волшебные". "А слова-то какие?" - девушка прищурилась. Боря вдруг понял, что этот секрет раскрывать не стоит. "Не скажу" - ответил он и насупился. "Сам пришел и дерзит ещё" - заметила девушка в платье. - "Что тебе надо-то?" Мой друг растерялся, но вспомнил совет ламы: "Я по делу". "И что же за дело такое?" Борька в тот момент понял, признаться что он и сам не знает, какое у него дело, будет глупо. Поэтому он сказал первое , что пришло ему в голову: "Дайте мне работу". Девушка в свитере опустила пару рычагов, бросила взгляд на лампочки, сделала к нему шаг и взяла за руку. "Смотри, плотный какой" - она повернула ладонь вверх и стало видно что кожа гладкая, совсем без линий. "Почти все удерживаешь, только вот направления потерял. Что же делать с тобой? У нас вроде полный комплект сотрудников" - она улыбнулась сама себе и спросила у подруги: "А как ты думаешь, куда его?" Девушка в платье наконец-то обернулась к ним. Борька говорил, лицо у нее было такое красивое, каких не бывает у людей и словно светилось изнутри теплым золотом. Она молча разглядывала его. Девушка в свитере задумчиво предложила: "Может Охоте?". Вторая покачала головой: "Да какой он охотник, смотри, глаза голубые, детские совсем." Первая достала из кармана маленькую лупу с бронзовой рукояткой, поднесла к его лицу и стала что-то разглядывать сквозь нее в его глазах. Потом кивнула. "Действительно ясные. Бывает же такое! Может в очистку? Веятелем?" Девушка в платье спрыгнув со стула, оказалась невысокого роста, босиком. Она подошла к Борьке вплотную и в её руках появился стетоскоп, прижала металлический кружок к его груди, закрыла глаза, прислушалась, а потом положила руки ему на плечи и тихонько крутанула. Перед его глазами все поплыло, будто это не он закружился, а поезд вокруг него, словно стрелка по циферблату. "А может и так!" -услышал он. Картинка замерла, превратившись в застывшую фотографию. Он слышал только её голос где-то вдалеке: "Пойдешь веятелем работать? Там спокойно, даже скучно, но почетно." С огромным трудом словно разлепляя рот он попытался ответить и услышал только низкий звук, словно его слова растянули и замедлили. "Поооойдуууууу" - гудел он в ответ. "Будешь мир от скверны очищать" - продолжала хозяйка, - "А то много ее стало. Бывает мембраны не справляются с перегрузкой, тогда надо в ручном режиме." "Каааааак?" - снова тянул Боря. "Да узнаешь!" - сказала девушка у пульта.- "Все инструкции прямо на посту и получишь. Ну что, подписываешь контракт?" "Даааааа!" Он услышал какой-то звуковой сигнал, похоже зазвонил будильник, и вдруг увидел, как по неподвижной картинке перед его глазами медленно пролетает муха, разглядел взмахи ее прозрачных крыльев. "Твоя остановка, выходи" - сказала девушка в платье и чуть подтолкнула его вперед. Перед ним распахнулась до этого невидимая дверь, яркие солнечные лучи, заиграли на красной обивке и ему показалось, что вагон изнутри покрыт множеством зеркал. Он отразился сразу во всех, и увидел в них не только себя самого с разными лицами, но и течение разных жизней, лица других людей, которых он знал когда-то, но совсем забыл. Вгляделся в них, все вспомнил, хотел прикоснуться к этим образам, но много мелких букв контракта не пускали, они светились, покрывали его тело целиком, словно золотая сеть. Борька отвернулся, сощурился, схватился за поручень и сделал шаг вперед, наружу.
Глаза у Марии распахиваются.
- Он в тот момент пришел в себя?
- Не знаю в тот ли. Сердце со второго раза запустилось. И потом еще три дня в реанимации лежал. Но потом да, операции, больница, долгое восстановление. У него несколько переломов было, практически заново ходить учится пришлось, - перед глазами всплывает бледное лицо, бинты, запах лекарств, костыли.
- Тяжело.
- Да, это был сложный период, - я набрасываю куртку, нащупываю в кармане пачку сигарет. - Пойду покурю.
Она кивает, провожает меня взглядом. Я открываю двери вагона, оказываюсь в полутемном тамбуре, над головой горит одна тусклая лампочка. Щелкаю зажигалкой, прислоняюсь к стене, затягиваюсь. Дверь открывается. Это Мария, накинула свое лохматое пальто. Молча становится радом, поворачивается к окну, дышит на него и на запотевшем стекле что-то рисует пальцем, то ли неизвестные мне буквы, то ли орнамент. Мы молчим, я докуриваю сигарету, открываю перед ней дверь, возвращаемся в купе. Она залазит на полку с ногами, поджав их и продолжает кутаться в пальто. Смотрит внимательно, ждет продолжения, но вопросов не задает.
- В какой-то момент у нас началось расхождение. Слишком странным и, видимо, не вмещающимся в слова было то, чем стал он заниматься. А мне казалось, что он замкнулся, или скрывает от меня свои мысли и намерения. А и Б слезли с трубы и пошли в разные стороны, так казалось.
-Такие необычные судьбы, у вас обоих.
- У Бори да, а я-то что?
- Вы свидетель. Мне кажется вовсе непросто наблюдать подобные события.
- Непросто, да. Я не знал, что нужно делать, что бы это было правильно. Да и вообще не понимал, что тут можно предпринять. Но я забежал вперед. Через месяц после выхода из больницы она пришла к нему.
- Она?
- Та девушка в свитере из поезда. Только выглядела совсем не как человек, а как сверкающая комета или салют, только лицо было её, в окружении желтых летящих в разные стороны искр. Это было во сне. Борька видел сон, обычный, из тех, что снятся каждому, куда-то идешь, что-то видишь, с кем-то разговариваешь. Но вдруг сон стал похож на картинку, напечатанную на тонком листе бумаги. Бумажная основа стала рваться, сминаться и за ней, проступило иное пространство, что-то вроде паутины из ярких нитей, и там была она.
- Нити?! Яркие, переплетающиеся? - Мария вздрагивает. - Знаете, я видела их. То же во сне. Это... Это такое место... или не место... я не знаю. Но там есть всё сразу.
- Как это?
- Это словно описание или эскиз всего того что происходит вокруг. И происходило, и будет происходить. Там нет времени, но есть задумка, - она прикрывает глаза, молчит. Потом продолжает: - Они говорят изнанка. Это изнанка мира. Вы понимаете?
Я качаю головой.
- Нет.
- Я тоже. Но что же дальше? Она пришла дать ему инструкции?
- Да. Объявила, что пора ему войти в должность. Сказала: "Держись и следуй за мной!" и взмыла вверх. Борька уцепился за золотые искры и последовал. Они летели куда-то, он быстро потерял направление и не ощущал движения. Ему казалось, как тогда в поезде, что они стоят на месте, а все вокруг перемещается. Изменялся рисунок линий, они становились то плотнее, то совсем расплетались и на свободных концах как горсти винограда висели светлые шарики. Наконец они попали в место, где казалось не было совсем ничего, отдельные обрывки нитей парили далеко внизу. "Как ты мог заметить мы пересекли несколько слоев" - наконец заговорила хозяйка. Боря подумал что она имеет ввиду разные, сменявшие друг друга абстрактные пейзажи и кивнул. "Молодец, значит дорогу и сам потом найдешь. Потому что тебе надо именно сюда, в это место. Смотри!" - и она развернула его взгляд или все что было вокруг другой стороной, и он увидел словно округлый сосуд, с полупрозрачными стенками, внутри которого возникали и исчезали светящиеся нити. Сплетались, соединялись друг с другом, становясь похожи в отдельные моменты на пузыри или вытягивались в капли и приобретали форму каких-то неведомых существ. "Вот это" - золотой салют словно махнул крылом: -"Мембрана. Она разделяет и удерживает". "Что?" - спросил Боря. Хозяйка повернула к нему прекрасное лицо, ставшее похожим на ожившую золотую маску. "Ты думаешь способен это понять? То что должно быть внутри, от того что должно быть снаружи, согласно изначальному договору! Ясно?" Он кивнул и она продолжила: "Но иногда мембрана не справляется. Может произойти утечка скверны." "А что такое скверна?" - поинтересовался Боря. "Побочное явление, по сути случайное," - ответила хозяйка. - "Тебе не надо думать о том что это, откуда и почему, а делать работу. Смотри!" - к мембране полетел сноп искр, изображение приблизилось и Борька увидел как на поверхности, продавливая ее появляется полупрозрачная темная капля. Она округлилась, превратилась в шарик, отделилась от мембраны и полетела вверх. "Вот тут и нужен ты, надо развеять скверну наполнившую этот фрагмент, и тогда он вспомнит суть и воссоединится с изначальным." "Я ничего не понял" - посетовал Боря. "Еще раз повторяю- тебе и не надо понимать, ты веятель - вей и возвращай их обратно." Золотая искра пролетела сквозь летящий шар, осветила его изнутри, и наполненный светом он упал вниз, прошел сквозь мембрану и слился с извивающимися нитями. "Главное, не давай им уходить далеко. Чем дольше они тут парят сами по себе, тем больше удаляются от сути, концентрируют эго и даже, иногда, обретают личность. Тогда это уже работа для охотника." "Так как же мне это делать? Как оказаться здесь и веять? Представлять это в уме?" Хозяйка улыбнулась: "Все что ты видишь это просто схема, инструкция. А метод ты должен найти сам. Если соответствуешь должности. Помню слова у тебя были волшебные, может и тут помогут?" Внезапно, словно кто-то задернул штору на окне, перед Борей опять возник сон. Он смотрел на него, со стороны, замечая логические несоответствия, оборванные сюжеты, а потом проснулся.
Маша сидит обняв ноги, положив подбородок на колени, рыжие волосы рассыпались по плечам.
- Он же нашел метод, да? И что это было?
Я тоже забираюсь на полку с ногами, прислоняюсь спиной к стене, смотрю на переплетение сетки в откидывающейся полке. Туда вложены какие-то рекламки и проспекты, цветастая полиграфия предлагающая что-то купить - вещи, услуги, и даже счастье. Я достаю из сетки бумажный лист, на картинке море, пальма, девушка на шезлонге. И надпись летящими синими буквами: "Счастье достижимо!" - авиалинии.
- Что вы думаете о счастье? - показываю ей рекламу.
- Так странно, что вы об этом спрашиваете, - она проводит рукой по лбу, заправляет прядь волос за ухо. - Как раз сегодня я думала об этом, и так погрузилась в мысли, что чуть не опоздала на поезд.
- О счастье? Удивительное совпадение.
- Я думала, что счастье, если подразумевать под этим словом, те короткие мгновения, когда человек вдруг достигает пика, душевного и эмоционального, вместе, как вспышка изнутри, оно настолько озаряет, что границы исчезают. Я имею ввиду то, что ограничивает каждого человека, мысли, поступки, личность - это все словно стирается. И в этот момент человек становится равен бесконечности, и, наверное, равен Богу! - она улыбается. - Бум! И ты немножко, ненадолго, Бог!
- Бум! Бам! Бах!
-Да! - она улыбается. - Я думаю это по настоящему важное, может единственно важное, что происходит с человеком в его жизни. Эти короткие мгновения. Я остановилась посреди улицы и думала, возможно ли их собрать вместе, объединить, сложить в общую картину, или хотя бы сделать точками, через которые можно проложить вектор, путь!
- Хорошо, что вы не опоздали!
- А почему вы спросили про счастье?
- А счастье, это тот метод, который нашел Боря.
Смотрит серьезно:
- Мне начинает казаться, что это не совпадение, мои мысли, наша встреча. Всё не случайно, - задумывается, потом мотает головой: - Продолжайте, чем дальше, тем интереснее.
- В то время он постоянно думал о своем, отвечал не впопад. Словно все, что занимало нас до этого отошло на задний план. Смотрел куда-то в сторону, иногда оглядывался, словно ожидал увидеть кого-то. Или, вдруг, будто прислушивался. Я переспрашивал, а он качал головой, отворачивался. Однажды мы шли по улице, договорившись после работы заглянуть в кафе. "Как продвигается твоя карьера веятеля? Работает ли волшебная мантра?" - словно в шутку спросил я. Боря дернулся, отвернулся, что-то пробормотал. Потом наморщился, как будто пытался разглядеть что-то в моем лице и не мог, ответил: "Потихоньку, нащупываю, пробую. А слова, они вообще не важны". Я настаивал, хотел его вывести на откровенный разговор, поинтересовался что получается, как, в чем именно заключается процесс. Он шел, молчал, сжимал рукоятку сумки побелевшими пальцами, потом переложил ее в другую руку, снова сощурился и, вдруг, стал рассказывать. "Ничего, Сенька! Ничего бы у меня не получилось, если б она не помогла! В жизни сложно понять кто ты и что можешь, а вот там, сразу все ясно. Как мог я думать, что способен накопить истинно ценное? Мне же просто некуда его положить! Первое, что я там осознал - я совсем никуда не годен. И стал ждать своего потустороннего увольнения, из-за несоответствия должности. Я ложился, закрывал глаза и пытался увидеть хоть что-то, раз за разом, и не видел ничего. Просто засыпал через некоторое время. И тогда, что бы не спать, я стал представлять, крутить в голове то, что мне хотелось видеть. Воображать что я там, где мне хочется оказаться. Тем летом, на мосту через лесную речку. Я мысленно приходил туда, набирал пригоршню камней на берегу, садился и кидал их в воду. Это все, на что я был способен. Пока, в один раз, я, рассматривая круги на воде, вдруг не увидел рядом со своей ногой её острую, поцарапанную ветками коленку. Она оказалась рядом, словно не было прошедших лет, засмеялась и спросила, долго ли еще я собираюсь играть в детские игры, а не выполнять важное задание, которое мне поручили. Ирка, она совсем не изменилась, точно такая девчонка, как я ее помню. И такая же настырная. Я пытался ей объяснить, что у меня не получается, и я не знаю что делать, и мыслей нет никаких. А она схватила меня за руку, потащила, приговаривая, что мол это просто такая неизвестная игра. Словно играть в казаки-разбойники в первый раз. Что у каждой игры есть правила, надо их просто понять. Она кружилась на берегу, поддевала носками кед гальку и кидала ее в воду. "Смотри, что ты видишь?" - смеялась она. - "Это все где-то здесь! Тебе просто надо заметить!" Я стоял, озирался, на солнечные зайчики на поверхности воды, на поросшие мхом берега, на разноцветные камни на дне реки, и внезапно увидел их. То, чего там не могло и должно было быть. Они лежали в русле, неглубоко под водой, похожие на черные стеклянные линзы, сгустки. Но когда я зашел в реку, и взял одного из них в руки, он был словно плотное желе, колыхался на ладони, и, казалось, пытался спрыгнуть обратно в поток. "Ты нашел его!" - радостно завопила Ирка. -" Теперь развей!" Я стоял и смотрел на скопление непрозрачной темной густоты в своих руках, и не понимал что надо сделать. "Я не умею", - наконец признался я. Она подошла, погладила сгусток пальцем. - "Славный какой, блестящий, тепленький!" "Она называла это скверной", - припомнил я. Ирка покрутила пальцем у виска: - "Ну ты и дурило! Не он скверна, а то, что в него проникло, помрачение, несчастье. И что бы развеять это, тебе просто нужно сделать его счастливым". Я молчал, пыхтел, потом сел на мостки. "А как? Как я могу сделать счастливым это? Это же комок не знаю чего? Просто темное желе". Ирка наклонила голову, разглядывала меня, то ли сердилась, то ли злилась. Потом вздохнула устало и села рядом: "Как же ты прожил столько лет и не понял главного? Что бы сделать кого-то счастливым, надо его просто любить. Полюби это "темное желе" и скверна развеется". Я пошевелил сгусток, потыкал пальцем. "А как его можно полюбить? За что?" Ирка картинно закатила глаза: "Любят не за что-то, а просто так. Это тяжелый труд, но почетный. Уничтожить намного проще. Поэтому веятелей так мало, а охотников все больше и больше."
- Просто так... - повторяет вслед за мной Мария. - Да, это, наверное, всегда дар. То, что не выпросишь и не купишь. Она же научила его что делать?
- Ирка посоветовала ему попробовать по аналогии. Вспомнить кого Борька любит, сконцентрироваться на этом чувстве, а потом просто направить его на сгусток. "Любовь, это поток, который рождается у тебя внутри. Луч, имеющий точку начала в твоем сердце, на что или кого он направлен, это не важно, просто приложение воли. И когда ты касаешься этим лучом чего угодно, оно начинает резонировать в ответ, излучать счастье. Это как музыка, или, вернее, хоровое пение. Голоса сплетаются, поддерживают друг друга. Твоя любовь, будет рождать его счастье, а его счастье вызывать эту любовь. Потому что невозможно не любить того, кого ты делаешь счастливым. Случается и параллельный процесс, когда вы начнете отражаться друг в друге, как два зеркала поставленных напротив. И, тогда, образуется бесконечный замкнутый взаимный поток. Но здесь этого не надо. Скверна уходит при первых отсветах счастья. В этом работа веятеля."
- Резонанс! Какая интересная теория, - она накручивает волосы на палец. - Я никогда не думала об этом. Получается, что любовь и счастье словно два музыкальных инструмента? Играют одну мелодию дополняя друг друга?
Я пожимаю плечами.
- Возможно. Борька сказал, что самое сложное было, понять кого же он все-таки любил, вспомнить это чувство. А дальше, все получилось очень просто. Он находил в реке темные сгустки, иногда большие, иногда маленькие, иногда несколько сразу, а бывало затишье, когда неделю, другую - ни одного. Но стоило ему направить на них тот поток, который он научился постоянно чувствовать и осознавать в себе, как темнота испарялась, легкий дымок поднимался вверх, капли становились все прозрачнее, пока не исчезали совсем. Так и сложилась его карьера веятеля.
Мария молчит, потом все-таки спрашивает.
- А любил он ее, да? Единственную?
- Да, - я смотрю на фонари в темноте, мелькающие за окном. - Думаю, я тоже любил ее. Мне было так тяжело слушать об этом их общении, где-то там, за гранью, куда я не мог проникнуть.
- Понимаю.
- Но, тем не менее, я не мог остановить свои расспросы. Так мне хотелось прикоснуться к этому, побыть там вместе с ними, поучаствовать в их диалоге. Каждый раз, как я видел его, то спрашивал, как она, что еще сказала. А он смотрел на свои руки, куда-то вдаль, а потом говорил быстро, не останавливаясь, словно переводил с лету что-то свое, без слов, на язык, ставший внезапно иностранным. Настолько не вмещалось и не обозначалось то, что было у него внутри словами.
- И что он говорил?
- Например: "Я жил так, словно умер давным-давно, и только смерть меня и оживила". И еще: "Я сказал ей, что не понимаю, как мог существовать без нее. И спросил, что мне теперь делать со всем этим?" Она ответила: "Найди меня! Я прихожу к тебе, значит и ты можешь прийти ко мне". "Но как это сделать?" - не понимал я. "Так же как и все остальное, веятель" - объясняла она. - "Через любовь, просто упади в ее поток, и она сама принесет тебя в нужную точку ". Я спрашивал его, где он, этот поток? А он отвечал Иркиными словами: "Если представить, что человеческий мир единый организм, то принято думать, что его кровь это деньги. Но это просто недавняя мода. На самом деле это любовь, так было всегда и это никогда не изменится. Она везде, просто отпусти все и прыгай, хочешь зажмурившись, а хочешь с открытыми глазами. Я поймаю тебя с другой стороны." "Борька, что ты будешь делать?" - я смотрел на его осунувшееся бледное лицо. А он тер ладонью лоб, запускал пальцы в волосы: "Буду прыгать. Только вот не решил еще с Каменного или с Крымского."
- Прыгать?! - Мария выпрямляется, глаза широко распахнулись. - Так третий раз, это он сам?
- Сам, - я киваю. - Не знаю прав я был или нет. Но в тот раз мы с ним крупно поссорились, - я верчу в руках листовку про счастье, складываю из нее гармошку, потом сминаю в кулаке. - Почему-то не помню всех подробностей, память их сразу вытеснила куда-то на задний план. Я говорил, он слушал наклонив голову. А потом развернулся и ушел. А я что-то кричал ему вслед. А потом когда решил догнать, то уже не смог найти. Он перестал отвечать на звонки, приходить на работу, появляться дома. Куда может деться человек в таком большом городе? Просто завернуть в любой переулок, и исчезнуть.
- И как же?! Что же? - она волнуется, не может подобрать слова.
- Чем он занимался всё время, что мы не общались, я узнал потом. В один день раздался звонок, и голос в трубке. Знаете, такие голоса, кажется они все пропали вместе с черно-белым кино. Эта женщина говорила, а я будто слушал музыку у себя внутри, превратившись в резонирующий инструмент, пока кто-то рядом перебирает струны. Её звали Агния Львовна, так она и сказала сразу. Я даже не смог мысленно представить кому может принадлежать такой голос в сочетании с таким именем. Она сказала:" Арсений, дорогой, приезжайте срочно. Борис в больнице". И словно читая стих, с выражением и интонациями, продиктовала адрес.
- И вы...
- Ну да, я сорвался сразу, машину остановил на улице, потом бегом. Сразу ее увидел, понял, что это она звонила. Очень пожилая женщина, старушка, не знаю, это хорошее слово? Волосы совсем белые, в толстой косе и она на затылке так витиевато приколота. И глаза почти прозрачные, голубые - голубые. Встала мне навстречу, халат белый соскользнул на стул, подошла, за руки взяла, усадила рядом. "Борис, прежде чем прыгнуть, попросил вам позвать, да еще петь ему. Напугал меня очень!" - она вздохнула, замолчала. Но только я раскрыл рот, что бы спросить, она продолжила. "Сама все расскажу, по порядку. Только чуть позже. Я ему петь обещала, вот пою. Он без сознания, но врач разрешил мне в щелочку". Она встала, приоткрыла дверь палаты и я услышал мелодию, словно кто-то заиграл на неизвестном мне музыкальном инструменте. Объемный, переливающийся звук наполнил комнату, отражаясь от стен. Я не сразу понял, что это она так поет. В тот момент, когда казалось, что эти густые волны сейчас хлынут в коридор и поплывут по этажам больницы, она замолчала, закрыла дверь. "С ним, пожалуй, все будет в порядке. Ударился о воду, но врач говорит повезло, что только ребра сломал. Захлебнулся, тонул. Но там пост спасателей рядом, почти сразу его и вытащили."
- Господи!
- Да. Агния Львовна села рядом и стала рассказывать. Знаете, в отличии от меня, она не была удивлена Борькиной историей. Наоборот, сказала, что ею он ответил сразу на все вопросы, которые у нее были к жизни. Она называла его милым Борей, а меня дорогим Арсением. Их знакомство и общение описала последовательно и вдумчиво. Помню, я смотрел в ее голубые прозрачные глаза, и мне казалось, что за ними находится кто-то устроенный идеально и четко, словно метроном или механические часы. Ничего лишнего, все совпадает и работает в унисон. Хотя, скорее, она действительно была музыкальным инструментом, способным создавать потрясающий глубокий звук, - я смотрю на Марию, понимает ли что я имею ввиду.
Она наклоняет голову, заправляет еще одну прядь за ухо.
- Красивая? Гармоничная?
- Да, эти слова тоже подходят. Она рассказала, что учит людей петь, что когда-то работала с профессиональными вокалистами, а как вышла на пенсию, стала заниматься с обычными людьми, такой творческий досуг. "Найти их звук, и дать ему выйти наружу, для этого надо самому выйти наружу, открыться" - вот как она это описывала. Каждое занятие они начинали с того, что открывали окно и пытались позвать кого-нибудь вдалеке, идущего по улице прохожего, так что бы он услышал оклик, несмотря на уличный шум. "Это похоже на выстрел из лука, но не стрелой, а голосом. Надо выбрать мишень, прицелится, натянуться внутри, зазвенеть, а потом - пуф, отпускаешь и голос летит, вперед, догоняет, проникает в человека и тогда он оборачивается, ищет взглядом кто к нему прикоснулся, позвал" - вот так, представляете? Борьку они заприметили сразу. Он почти всегда шел с работы мимо чугунной ограды заросшей кустами, яркий красный рюкзак на плече, мы купили таких два, еще на третьем курсе. Его было видно издалека, как он поворачивал из парка на бульвар, как раз в тот момент когда они собирались и начинали свою распевку. И все время, пока он шел вдоль здания, до светофора, где переходил на другую улицу, они звали его в распахнутом окне. "Такая трудная мишень, он утонул в чем-то своём. Как он мог услышать нас? Казалось, что он не слышит даже сам себя, и мучительно ищет, пытаясь прислушаться" - сказала она. Так и было. Однажды, в один из солнечных осенних дней, ученики "восстали", попросили ее изменить объект, выбрать кого-то другого, и тогда она позвала его сама. "Зажмурилась, и увидела почему-то круглый светящийся шар, медленно пролетающий вдоль забора, и крикнула, прямо ему внутрь". И Борька услышал, он остановился, обернулся, никого не увидел, сделал еще пару шагов , потом обернулся снова, а затем стал смотреть на здание, заметил их, толпившихся в открытом окне, кивнул, прошел в ворота, по дорожке ко входу и открыл дверь. Через минуту он уже стоял в студии, смотрел ей в лицо. Она заговорила, представилась, а он сказал: "Мне кажется мы знакомы, я видел Ваше лицо в зеркалах." "Не понимая о чем речь, я вдруг вспомнила его, как кого-то близкого, за именем и лицом, поглядела в глаза и увидела родное. И ответила ему: "Это точно!"" Так они и узнали друг друга. И он тоже стал ее учеником. "Что бы петь, надо стать звуком, волной. Как будто часть тебя становится потоком. Самое трудное, вот этот момент трансформации, потом уже проще, волна сама знает куда и как ей двигаться." У Борьки не получалось и он спрашивал её о том как начать, как выдать звук. "А ты кричи, так сильно, будто зовешь кого-то очень важного, и от того услышит он тебя или нет зависит абсолютно всё. И, главное, слушай что тебе ответят. Сильная и мощная волна всегда доходит до нужной точки, а потом возвращается к тебе измененная, наполненная". "А что кричать?" - уточнял он. "Слова не имеют значения, мы кричим "Ээээээй", но ты можешь кричать то, что лучше чувствуешь". Боря кивнул, соглашаясь: "Да, слова не важны, это только форма, в которую мы наливаем энергию для своего удобства, не влияя на суть". И тогда он подошел к окну, распахнул его и закричал: "Ирааааааа!". Она рассказывала, что звук получившийся у него оказался таким сильным, что ей показалось, он ударил в ветви деревьев на бульваре, в спины прохожих, они растерянно озирались, перелетел улицу, поднял в воздух стаю голубей, и ушел куда-то вверх, где только облака и самолеты. Он кричал её имя, вкладывая в это всю свою боль, и боль становилась силой. Как вы думаете, это и есть любовь?
Мария смотрит в темное окно, потом на желтых уточек на термосе, и мне в лицо.
- Я не знаю. Мне 17 лет, я приехала в столицу из маленького города и учусь на первом курсе. Я еще не встретила никого, кого бы могла так звать. Но голоса в моей голове говорят, что любовь это всегда больно. Что она убирает границу между нами и теми кого мы любим. И окружающим миром в итоге, он становится слишком близко. А это само по себе ужасно и больно, чувствовать его вибрации так сильно.
- И ничего не понимать при этом?
-Да, - она крутит кольца на пальцах, - Он услышал её ответ?
- Я думаю да, иначе он бы не прыгнул. Сначала я думал, что он хотел закончить свою жизнь, от отчаяния. Но теперь, когда я размышлял об этом долго, то понял, что это был продуманный и спланированный ход. Он выбрал мост нужной высоты, рядом со спасателями, сделал это на глазах у Агнии Львовны, зная что, она позовет на помощь. Он собрался не умирать, а войти в поток, так, чтобы Ирка подхватила его с другой стороны. И так, чтобы в итоге остаться в живых.
- У него получилось? - в ее глазах пляшут огоньки.
- Да. Борька лежал в больнице всего несколько дней. Я приходил, приносил ему осенние яблоки из университетского сада. Он улыбался и грыз их, но молчал. А потом исчез, просто встал, собрался, и ушел. Насовсем. Больше я его не видел.
- Как, вот так? Ничего не пояснив? - она смотрит с испугом.
- Он оставил мне письмо, - я открываю свою сумку, достаю ежедневник, перелистываю страницы и протягиваю ей сложенные бумажные листы. - Вот, читайте.
Она берет их, смотрит мне в лицо, разворачивает.
- Можно?
- Да, конечно, это ведь конец моей истории. Я знаю то, что там написано почти наизусть, но наверное не понимаю и половины. И пока вы читаете, подымлю.
Она кивает. Я выхожу в коридор, закрываю за собой дверь, смотрю в окно, держась за гладкий, отшлифованный множеством рук поручень. Потом иду в тамбур, курю. Выдыхаемый мною дым втягивает в дверь между вагонами. Я открываю ее и иду дальше, в сторону головы поезда. Один спящий вагон за другим, череда закрытых дверей, тишина. А потом, веселый гудящий плацкарт, в первом вагоне едут студенты, весь проход завален разноцветными рюкзаками, кругом смех, голоса. Кто-то поет о лете и солнце подыгрывая себе на гитаре. Сидящие рядом и стоящие в проходе в разнобой подпевают, вопрошая о встрече "где, в каких краях, встретимся с тобою".
"Борька, Борька! Где же мы встретимся с тобой?"
В следующем вагоне тихо, на вешалках одинаковая синяя форма с погонами "К" - курсанты. Они тихо беседуют, сидя на полках друг напротив друга. Я иду вперед, кто-то меня окликает:
- Эй, девчонки-то в том вагоне симпатичные есть?
Улыбаюсь, киваю. Прохожу еще вагоны, потом вагон-ресторан, заказываю кофе, выпиваю его. Смотрю в окно, на мелькающие полустанки, силуэты людей под редкими фонарями.
"Где ты сейчас, Боря? С ней?"
Я потерялся во времени, блуждая по поезду. Возвращаюсь в купе через час или больше. Верхний свет погашен, горит одна лампа в моем изголовье. Мария спит, копна рыжих кудрей на подушке, свернулась в клубочек под одеялом и пальто сверху. Борькино письмо лежит на столе, белые страницы. Я ложусь стараясь не шуметь, слушаю мерный стук колес, беру листы и еще раз пробегаю глазами по строчкам, в которые он сложил то, что хотел мне сказать на прощание.
"Сеня, пройдя этими странными путями я лишился слов. То, что я хочу тебе оставить трудно достать из них, скорее можно запутаться, но никакого другого способа нет. Я стою в начале нового пути, он затягивает меня так сильно, что этому невозможно противится. Я уже двигаюсь туда, вперед, где ждет меня она. И тебя. Когда ты придешь, мы встретим тебя вместе. Главное, сумей найти дорогу.
Теперь про мой третий раз. Знаешь, смерть, это дверь. Будет она для тебя выходом, входом, выдохом или вдохом зависит от тебя. Выбери это сам. Потому что если ты не выберешь, это сделают за тебя, ты же помнишь кто и как. В этот раз я выбрал просто дверь к Ире, но это оказался проход совсем в другие обстоятельства. Я прыгнул, позвал ее так сильно как мог, влетел в воду, и протянул к ней руки и всего себя. И она меня подхватила, потянула, повлекла, словно протаскивая сквозь густую толщу, а потом через плотные коридоры. У нее было много рук, я видел их, они облепили меня всего и тянули, тянули, тянули. И я помогал им всем своим существом, выкручиваясь, протискиваясь, отталкиваясь от сжимающейся вокруг плотности. Внезапно все стало кружится, сложилось в поток, завертелось и я увидел перед собой воронку гигантского водоворота. Он словно был налит в необъятную бескрайнюю чашу, а я стоял на самом краю и видел одновременно и бесконечную бездну и зеркальную поверхность. Руки державшие меня исчезли, мне надо было сделать выбор. И я снова прыгнул, в это живое зеркало. Я вращался вместе с потоком, круг за кругом все быстрее и быстрее приближаясь к его центру, к самой воронке, пока не оказался внутри. Она словно бы проглотила меня, и я уже спускался вниз, по невидимой спирали. Виток за витком. В жидком зеркале вокруг я видел лица которые у меня были когда-то, видел тебя и множество твоих лиц, и видел Ирку и все ее облики. И остальных. Никто и ничто в нашей жизни не случайно. Каждый из нас как музыкальный инструмент, играющий свою партию в большом оркестре, дающий свои ноты, свою тему в какую-то грандиозную музыку, по сути являющуюся этим миром. Всем что мы видим вокруг и не видим тоже. Мы волны, бесконечно вырисовывающие свой собственный узор. И, в отличии от лица, он никогда не меняется. Я упал на дно этой чаши, которого нет, и там оказалась еще одна дверь. Проход, в который меня зашвырнуло, закрутив и подбросив. Я оказался на ровной поверхности, простирающейся во все стороны без конца и края, и она была словно бы отлита из прозрачного стекла. Оглядевшись я заметил невдалеке большое, раскидистое дерево. Его толстые корни уходили глубоко вниз, ветвились там, питаясь от неизвестных источников, а ветви нависали над моей головой. На концах ветвей искрились капли, разного размера и цвета. И я вдруг вспомнил, что это дерево моё, и точно знал что с ним делать. Я открывал внутри самого себя двери, о которых давно позабыл, и наполнял их этим радужным нектаром. И в тот момент, когда все мое содержимое стало переливающимся и прозрачным, а я превратился лишь в тонкую оболочку, мембрану удерживающую капли вместе, в определенной форме, я увидел их. Силуэты вдоль линии горизонта, они шли мне навстречу, и я слышал каждого из них, узнавал и вспоминал. Хотя это невозможно забыть, мы знаем друг друга от начал времен и навсегда. Я рванулся к ним навстречу, стеклянная равнина и дерево остались позади. Я смотрел на множество кубиков, разного цвета, соединенных тонкими светящимися нитями, скрученных в спираль, а потом плотно собранных и уложенных слоями, как кирпичи, ткань и начинка мира. Яркая живая оболочка, мембрана, замкнутая сама на себе, но при этом переливающаяся из сосуда в сосуд, сквозь нас всех одновременно и безостановочно. Я заметил в одном из рядов пропуск, и услышал как они зовут меня: "Займи свое место! Нам не хватает тебя!" И увидел себя как полупрозрачный зеленый куб, покрытый тонкой вязью букв. "Контракт! У меня контракт!" - ответил я им. А они засмеялись: "Нет никаких контрактов кроме этого! Займи свое место! Будь с нами!" Буквы стали выцветать, осыпаться словно старая краска . У куба не было поверхности, где бы они могли удержаться. Но в последних исчезающих строчках я прочел, что нет разницы где быть, это только личный выбор. И я крикнул это им. А они пропели: "Но и других путей для нас тоже нет!". И тут я увидел вот этот, другой путь и сказал им: "Назад! Я вернусь назад!" "Если ты найдешь дорогу..." - ответили они. Я развернулся, чтобы идти обратно, но там не было никаких других путей, в этом они были правы. И тогда я зашел внутрь самого себя. В этот зеленый, переливающийся куб. Увидел его грани изнутри, одна из них, стеклянная равнина с деревом посередине, другая - запутанный лабиринт, лежащий у моих ног, а за ним, дальше, на следующей грани, знакомые песчаные дюны, поросшие голубой травой и краешек моря. Мне надо было именно туда. Я вошел в лабиринт и двинулся вперед, вдоль его одинаковых стен, разветвленных поворотов. Через некоторое время я потерял чувство направления, перестал понимать в какую сторону мне двигаться, но одновременно осознал, что хожу по нему не переставая всегда. Это одна из моих нот, направляющая и ограничивающая одновременно. Я подошел к стене лабиринта, и разглядел, что вся она сложена словно бы из мелких золотых знаков неизвестного языка. Единственный контракт который есть у нас всех. Я наклонялся ближе и ближе к этим знакам, пытаясь их прочесть, и вдруг озарение! Между ними пустота, что эти значки не могут удержать даже пылинку. Они просто символы написанные пустотой на пустоте. И тогда я шагнул прямо в стену, в толщу этого многостраничного контракта, выписанного мне еще в начале времен. А я до сих пор не прочитал даже малой его части. Что же в нем было важнее всего? Что поможет мне найти дорогу к дюнам? Я огляделся, и заметил тонкую красную нитку, она вилась вокруг букв, петляла, обвивала мои ноги, ползла по груди, шее и ныряла в ухо. Я прислушался к ней, и различил голос. Сначала еле слышно, а потом, когда я сконцентрировал свое внимание все громче и чище. Это пела для меня Агния. Она действительно стала огнем, я пошел по этой нити, как вдоль горящего бикфордова шнура, зная что будет в конце. "Бум! Бам! Бах!" Металлические ворота, ошметки бетона, все взлетело в воздух, а я оказался босыми ногами в теплом песке. Пошевелил пальцами, почувствовал теплый ветер, склоняющий голубую траву.
Я поднялся на дюну, огляделся вокруг и спустился к морю. Широкий пляж со светлым, почти белым песком, темные, теплые волны. Я зашел в воду по колено и почувствовал как они меня толкнули. Да, надо было идти дальше. Невдалеке на пляже играли дети, очень много детей, словно кто-то привез сразу целый пионерский лагерь отдохнуть на берегу. Шум, крик, веселье и озорные игры. Я подошел ближе к ним, остановился посмотреть. Среди них были и совсем крошечные карапузы и подростки. Девочка с двумя косичками, того возраста, в котором я запомнил Ирку пробегала мимо за мячом. Кинула на меня веселый взгляд, дунула на прядь волос, упавшую на глаза. "Вы, наверное в город идете? Это там!" - махнула рукой и я увидел тропинку, бегущую вдоль дюн, и дальше, между ними куда-то вверх. Улыбнулся, ей в ответ: "Спасибо!", двинулся вперед. В город, так в город. Я вновь поднялся на дюны, пошел между ними. Тропка превратилась в дорожку, выложенную желтыми камнями, поднялась вверх на холм и нырнула в полосу леса. Я шел в тени огромных деревьев, слушая звонкое пение птиц. Вокруг росла густая трава и в ней белые цветы, похожие на россыпь маленьких звезд. Я дотронулся до них, потревожил и вверх взмыли сотни голубых мотыльков. Целое облако маленьких бабочек порхало вокруг меня. Они садились мне на руки, плечи, голову и взлетали вновь. И я кружился вместе с ними, танцуя на этой дорожке. А потом деревья расступились и я оказался на опушке. Округлые зеленые спины холмов и за ними уже были видны золотые крыши и башни города. И я узнал и вспомнил его в тот момент. И даже не представляю, как я вообще мог его забыть. И побежал ему навстречу, с холма на холм и по тропинке вниз, на мост через реку, а потом между двух светлых башен всегда распахнутых ворот, прямо на улицу вымощенную желтыми камнями. Я помнил эти улицы, всегда светлые, золотые окна, в которых отражается солнце и отшлифованные до зеркального блеска крыши, где по голубому небу плывут облака. Навстречу мне шла она, такая, как я ее помнил всегда, но при этом другая, взрослая. Рассмеялась, взяла меня за руку.
- Боря!
- Ира!
- Теперь ты знаешь дорогу.
- Знаю.
- Вспомнил?
- Вспомнил!
Я действительно вспомнил все. Но об этом не надо рассказывать, каждый должен это сделать сам. Но ты обязательно найди свою дорогу туда и к нам. На этом все, проснувшись в больнице я увидел голубые глаза Агнии. "Я пела тебе два дня". "Я слышал, спасибо Вам!" "Как ты, милый Боря?" - спросила она. Я ответил: "Теперь я полностью свободен". Больше мне нечего написать и тебе."
Я складываю листы, убираю под подушку. Закрываю глаза и прежде чем заснуть про себя повторяю: "Полностью свободен... что же это значит? И что же мне делать теперь?" Стук колес в ответ. Я проваливаюсь в глубокий сон, совсем без сновидений и словно бы сразу опять слышу стук. На этот раз в дверь.
- Санкт-Петербург, через тридцать минут!
Это проводница. Я сажусь, приглаживаю волосы, выглядываю в окно, там пригороды. Потом вдруг вспоминаю все, и мою попутчицу. Она вышла ночью, в Вышнем Волочке. Не стала меня будить и прощаться. Жаль. Я одеваюсь, натягиваю ботинки, встаю, и вдруг вижу на столе ее украшение, из тех орехов и вырванная из тетрадки в клетку страничка, синие строчки.
"Дорогой Арсений, можно я назову вас так? Потому что за эти несколько часов вы действительно стали мне дороги. Не прощаюсь, а пишу "До свидания" и я уверена, что оно случится. Я знаю, вы хотите найти их и волшебный город, и дарю вам свои чилимы. Моих орехов хватит чтобы рассчитаться за пропуск на тот пляж, с избытком. Вам остается только найти вход. Думаю, Боря дал вам очень много ориентиров, и это совсем не трудно. А наставники в моей голове говорят: "Совсем необязательно умирать, чтобы попасть туда". И что этот проход не в "где", а в "когда". Ровно в том моменте, когда вы сами решите открыть эту дверь. Мария"