Рассказы из цикла "Позвоночник" составляют стержень моей души, или скорее позвоночник, если представить, что наша душа имеет антропоподобный вид.
Букет сирени
На первом курсе Нахимовского училища он попал в санчасть с высокой температурой. Шурик вообще не отличался крепким здоровьем, в детстве, за зиму успевал несколько раз переболеть самыми разными простудами. Он был не закалённым, «домашним мальчиком». Поэтому и поступление в училище оказалось для него не самым трудным, несмотря на большой конкурс. Самым болезненным оказалось расставание с домом, с мамой, которая растила его без отца.
Он хорошо помнил этот момент, когда мама уехала на вокзал, а он остался в казарме. Наконец-то он осознал в полной мере, что для него в 14 лет началась самостоятельная жизнь. И что неизвестно, когда он теперь увидит маму. Он сам настоял на том, чтобы ему разрешили поступать сюда, мама была резко против. Но теперь он, вопреки здравому смыслу, чувствовал, что мама совершила предательство, оставив его в чужом городе одного.
Шурик сидел на своей кровати, застеленной синим казенным одеялом, и чувствовал, как где-то в груди с резкой болью разрывается пуповина, связывавшая его с матерью. Он ещё перебирал в уме возможные варианты бегства, но это всё было не серьёзно. Шурик осмотрелся вокруг – теперь это его дом, на ближайшие два года. И если он не хочет, чтобы его прозвали маменькиным сынком и нытиком, то он должен сделать морду повеселей, и попробовать познакомиться с кем-нибудь.
Он почувствовал, как что-то оборвалось внутри, и резкая боль исчезла. Ему показалось, что он даже услышал совсем тоненький, едва различимый звук лопающейся струны. Он был уверен, что у него будут хорошие друзья, а когда-нибудь и любимая женщина. Но также твёрдо он знал, что с этого момента он теперь всегда будет один. Вот, оказывается, что такое быть взрослым. Это значит, быть одиноким…
Зиму он каким-то чудом продержался без болезней, но весной всё-таки простудился. В санчасти оказалось здорово. Палаты уютные, и кровати нормальные, а не продавленные панцирные сетки, как в казарме. Медсёстры – добрейшие женщины, относились к больным как к сыновьям. Шурик немного оттаял душой, повеселел. Ну что же, здорово будет поболеть с недельку!
И ребята в палате подобрались классные. Двое, как и он с простудой, тоже не собирались унывать. И даже высокий не по возрасту и нескладный, Дима, со сломанной ногой, чему-то радовался! Впрочем, именно в данный момент, было вполне понятно чему. Дима натырил в столовой белого хлеба, и сидел на своей кровати, жуя и читая книгу одновременно. Он вообще, почти всегда, или жевал, или читал, или и то и другое вместе. Духовный и телесный голод никогда его не покидали.
Шурик, как любитель чтения, посчитал своим долгом поинтересоваться, что он читает. Оказалось, что «Евангелие от Иоанна». Это было очень необычно, и безумно интересно. Шурик вообще в руках не держал ничего подобного, на дворе стояли последние годы советской власти, и такая литература была запрещена. Остальные ребята тоже заинтересовались, что это такое: «Евангелие»? Дима обещал ночью, из соображений конспирации, почитать вслух.
Этот нескладный мальчишка умел очень складно рассказывать обо всё на свете. На любую тему у него было своё, хорошо продуманное мнение. Но и этого ему было мало. Он составил план культурного развития на год вперёд. Заранее расписал, когда и в какое увольнение он пойдет в музей, театр или на выставку. И о каждом музее он имел представление, где лучше смотреть экспрессионистов, а где художников эпохи Возрождения.
Шурик просто обалдел, такое серьёзное отношение к жизни он не встречал даже у взрослых. Наконец, настала ночь. Медсёстры и дежурный врач ушли домой, заперев санчасть на ключ. Ребята до утра остались одни. Дима смотался в столовую, на предмет раздобыть съестного, но вернулся ни с чем, несколько опечаленный. И сразу же схватился за книжку.
Все улеглись, и принялись слушать. Дима начал читать: «В начале было Слово, и Слово было у Бога…» То, что слышал Шурик было непонятно, и, может быть именно поэтому, сказочно прекрасно. Через несколько глав он приподнялся с подушки, и посмотрел на ребят. «Может это только ему так нравиться, а все остальные давно уснули?» Нет, никто не спал, в полутьме ночника возбуждённо блестели глаза. Все слушали затаив дыхание.
Когда Дима устал, и стал запинаться, его сменил другой мальчик. Потом очередь дошла и до Шурика. Он почувствовал какую-то необыкновенную ответственность, и читал внятно, со всем возможным выражением. Так они и читали по очереди, пока книжка не кончилась. И ещё долго все лежали в тишине, и никто не решался нарушить это необыкновенное молчание, которое возникло вместе с последними словами Благой Вести.
Спать никому не хотелось, наоборот все были полны сил. И Шурик к своему удивлению, чувствовал себя совсем здоровым, хотя ещё вечером у него намерили высокую температуру. Кто-то из ребят слышал, что из санчасти можно выбраться на улицу через окно. Они стали исследовать решётки, которые были вделаны внутри рам. Самый худой из ребят, попробовал пролезть в самом широком месте, и у него получилось. Шурик до самого конца не верил, что он пролезет в эту узкую щель. Он решил, что только попробует и останется в палате. Но когда он просунул голову в решётку, ребята сказали, что если голова пролезла, то значит всё нормально, остальное как-нибудь пролезет.
И даже Дима пролез каким-то чудом со своим гипсом. Правда, его тащили двое с улицы, а ещё один пихал сзади. Они вышли на ночную Петроградскую набережную, было уже не очень темно, то ли ранний рассвет, то ли белые ночи уже начались. С Невы дул пронизывающий ветер, и они сразу же озябли в своих тонких больничных пижамах. Решили укрыться от ветра где-нибудь во дворах, и заодно найти для Димы удобную скамейку, чтобы его нога отдохнула.
Во дворе ближайшего дома они уселись на детской площадке. Недалеко стояла хлебовозка: грузчики носили лотки с хлебом в магазин. Диман сразу навострил нос, а потом резво заковылял к машине на своих костылях. Шурик не слышал, что он сказал грузчикам, но он сразу же вернулся с буханкой горячего белого хлеба. Они стали по очереди рвать буханку руками, - такого вкусного хлеба Шурик ни разу в жизни не ел! Дима, конечно, один съел полбуханки, но никто не был против.
Подкрепившись, они отправились опять на набережную. Шурик никогда не видел Питер ночью. Иногородних нахимовцев в увольнение с ночёвкой не отпускали. В 22.00, без опозданий, надо быть уже в ротном помещении.
Можно сказать, что ночной Питер просто волшебный. Или ещё как-нибудь, это всё равно, потому что слова тут бесполезны. Шурик уже давно потерял чувство реальности, Он не знал, действительно ли они вылезли в окно? Вполне возможно, что он лежит в своей кровати, и бредит от температуры.
У Сампсониевского моста увидели двух девушек, которые завидев их компанию, бросились бежать. И все ребята бросились за ними в погоню, и наверно, догнали бы и объяснили, что они не сбежавшие сумасшедшие, а нахимовцы, будущие офицеры. Но Дима ковылял сзади, и так жалобно кричал, чтобы его не бросали, что пришлось остановиться. Да, и стыдно было бегать в таком виде по набережным, решили вернуться в родной переулок Пеньковый, по которому воспитанники частенько бегали в ближайший магазин.
В переулке они наткнулись на пышные кусты сирени, наломали целую охапку влажных от росы соцветий. И решили лезть назад, потому что уже стало совсем светло. В столовой поставили сирень в банку. Это был подарок медсёстрам, и ещё вещественное доказательство того, что они были в самоволке. Но, ни у кого и в голову не пришло мысли, что их могут отругать, или, тем более, доложить начальству. Эта волшебная ночь не могла закончиться плохо. Так и получилось. И медсёстры и врач обрадовались цветам, и всё поняли. Они не стали рано будить ребят, которые спали как убитые.