Нам преподавали разные доктора наук и доценты профильных кафедр, не все обладая для этого нужными знаниями и ораторскими навыками. Кое-кто ухитрялся читать одну и ту же лекцию наглыми месяцами подряд, делая вид умнейшего соискателя нобелевки, другие, как наш “автохтонный” философ-ректор, несли околесицу про уже развитой социализм и еще недоразвитый коммунизм, про гниль капитализма и ее сопутствующую угрозу – кровожадную бациллу империализма. Были и путные специалисты, но дрянные, без кавычек, людишки. Одна, как ей самой казалось, воспитанная в “женском смольном” психологичка, невзлюбила меня де факто за "желтые подтяжки и бесстыжие глазенки”, а де юре - за “мягкий” характер и “кроткий” язык, полюбив при этом мою супругу. Я имел неосторожность высказать о ней свое мнение, но те, что услышали, донесли до ее ушей бредятину в гипертрофированном виде. То, что одинокие, брошенные женщины особо опасны я знал, убедившись во второй раз, когда симпатизировавший мне физкультурник вдруг, ни с того, ни с сего, вызвал меня на дуэль. Супротив накаченного злобой двухметрового амбала-гандболиста у меня благополучной мазы не было. Вовремя спасла смекалка. Я корешался с некоторыми прожженными босяками городского шанхая и предупредил его, что независимо от исхода нашего базара, лежать он будет не в мавзолее, а где-нибудь на опушке леса. Конечно, по шалманским понятиям, это означало бы "взять на понт", но понт-не понт, а сработало. Все-таки, его подруга (или черт знает кто!) от меня не отстала, продолжая издеваться надо мной на своих крысанутых лекциях и не менее заковыристых семинарах. И тут на подмогу мне вышла... моя недругиня, особа c самым высоким IQ в нашей группе! Парадоксально, нет?!
-Ты чего вмешиваешься? - спросила ее “выпускница Института благородных девиц”, - Никак влюбилась? Смотри, не обожгись, деточка, он уже дважды женат!
Я тогда все принимал слишком близко к сердцу, бесплодно распыляя свою молодую энергию в битве с многочисленными ветряными мельницами, совершенно не понимая, что творилось вокруг моей безобидной тени: непрестанно какая-то мышиная возня, склоки, беспричинные ссоры и драки без ножей! Противники, которых я небеспочвенно опасался, переходили в мой лагерь, а те, которых я недооценивал, становились моими злейшими врагами и… покровителями жены! Ведь эта напыщенная психопатка, два года спустя, взяла на свою кафедру мою Клаудию и даже отнеслась к ней дружелюбно, а стерва, которую я довел однажды до слез, оказалась вполне вменяемой девушкой и не озлобилась… Что это, если не чудеса отмороженного Зазеркалья?
С "псевдо-стервой", были связаны еще несколько недоразумений, которые заставили меня иначе осмыслить все происходящее со мной и не столько со мной… Одно время, в нашем ансамбле трубадуров, на ролях умелого клавишника и горластого запевалы, был высокий, крепко скроенный хлопец из забайкальской Чесноковки, Александр П. Отставая от нас на один курс, отслужив срочную в автобате, он выпячивался из общего ряда студентов своей украинской статностью и артистической харизмой, несмотря на видимую косину и не менее заметную шепелявость. Я не знаю как одевались тогда чесноковские задрыпанцы, но Алик ежедневно ходил в институт аки dandy лондонский Джордж Байрон на парад Его Величества Георга III! Друзьями мы не были, ближе к правде слово "сотоварищи", хотя и оно не во всем объеме отражает наши отношения. О! Ради святых, не вздумайте считать нас любовниками, я уже в начале повести определил свою ориентацию как гетеро-одноЛюб. Просто, в текущий момент, мне самому не понятно, кем этот хлыщ для нас, юродивых, являлся, по мне, - ни богу свечка, ни черту кочерга! Лучше расскажу, кем он стал для "недостервы".
http://www.proza.ru/2017/03/28/1394