Илек - река моего детства
Илек… Рядом с берегами этой могучей степной реки прошло моё детство. Крайняя улица Сагарчина – Садовая, где я жил, находилась всего в пятистах, а местами и в ста метрах от реки. В общем довольно близко, и это обстоятельство было особенно благоприятно для местной детворы, летом до самого заката плескавшейся в тёплых речных водах. Однако в конце семидесятых годов всё разом изменилось: вследствие угрозы затопления километрах в пяти от села был прорыт канал и двигавшиеся прежде в сторону села, илекские воды свернули на новый путь. После состоявшегося отведения протекавший у Сагарчина Илек не исчез, но резко обмелел, уменьшился в размерах. Берега начали постепенно зарастать зеленью, русло в жаркие дни лета стало делиться на более или менее крупные, питаемые подземными источниками озерца. Неумолимо заработал процесс медленного угасания реки.
А ведь раньше, во времена моего детства, Илек тут был другим – полноводным, мощным, буйным. Особенно ярко характер реки проявлялся в период весеннего половодья. По бурлящей воде гонимые быстрым течением нескончаемым потоком плыли ледяные глыбы – всевозможные, огромные и малые, они стремительно неслись по реке на ходу обгоняя друг друга, ударяясь друг об друга, разбивая собой земляные берега. Это был настоящий разгул природы, незабываемое, потрясающее зрелище!.. Отметины тех былых половодий до сих пор присутствуют у села – в виде высоких обрывистых круч вдоль речного русла. А сколько в Илеке было рыбы! Несравнимо больше, чем сейчас. Подусты, голавли, щуки, лещи, сомы, окуни, ерши, налимы… какой только рыбой не изобиловала в те годы река… И глубже она была и пляжи песочные расстилались перед её водами…
Вода – и радость и опасность.
Плавать я научился рано. Но прежде чем научиться, по крайней мере раза два попадал в ситуации, когда мог и утонуть. Опасные ситуации, которые почему-то особенно чётко отложились в памяти.
В первый раз такое случилось, когда мне было лет семь. В жаркий солнечный день мы, стайка ребятишек, купались в тёплой илекской воде. Я, тогда ещё не умевший плавать, плескался на мели, не осмеливаясь отойти далеко от берега. Забывшись, свернул в сторону и, сразу резко провалился вниз, надо мной вдруг разом сомкнулась вода. В ужасе я понял, что тону, что попал в «ямку» – так называют у нас эти коварные, круто обрывающиеся у отмелей подводные впадины. То, что я делал потом, совершает каждый тонущий в воде человек – это инстинктивные беспорядочные взмахи руками и ногами, всплытия, когда успеваешь увидеть лишь кусочек неба и делаешь короткие интуитивные вдохи воздуха «А-ап! А-ап!». Вдохи вместо крика о помощи, потому что кричать в подобном положении очень сложно, почти невозможно… На моё счастье неподалёку купался Калила, парнишка с нашей улицы. Он заметил происходящее и вытянул меня на берег.
После этого случая, уже в другом месте, ситуация повторилась. Точно также купаясь на мели, я неосторожно угодил в глубокое место. Потом беспомощно барахтался в воде до тех пор, пока кто-то снова не вытянул меня обратно. Как и в первый раз всё обошлось благополучно. А в скором времени я сам научился плавать и с того времени перестал бояться исходившей от воды опасности. Но на деле вышло так, что впереди меня ожидало ещё одно, едва не ставшее последним водное испытание.
Случилось это у Мазарок – высокого, омываемого Илеком песчаного холма, прозванного так из-за стоявших здесь некогда могильных мазаров. Привлекательными для купания эту часть реки делали имевшиеся тут глубокие места и относительно удобные подходы к ним. В послеобеденное жаркое время суток здесь всегда собиралось немало народа. И в тот летний день купающихся было также много – одни копошились на берегу, другие – плескались в воде, третьи – загорали на песке на противоположной стороне реки.
Я стоял на прибрежном островке, готовясь окунуться в воду, а в это время купавшийся рядом на мели сосед по улице – Серёжка, стал уговаривать меня вплавь переправить его на другой берег. В то время я учился в восьмом или девятом классе и считал себя достаточно умелым пловцом. К тому же длина реки в этом месте составляла от силы метров пятнадцать-двадцать – ну-у что тут стоит переплыть?! И сам мальчишка был небольшой, лет на шесть младше меня. Дело казалось пустяковым и я, не раздумывая, согласился. Согласился, даже не предполагая, к чему всё это может привести…
Вошли в воду до пояса, Сергей ухватился руками за шею и мы поплыли. Вернее, поплыл я. И поплыл не как обычно – «вразмашку», а «по собачьи», работая руками под водой. Это, вероятно, было моей ошибкой, и почти сразу я стал тонуть. Все мои умения плавать вдруг разом пропали – я лишь бесполезно махал руками и ногами и неуклонно шёл ко дну. Перепуганный, крепко сдавив шею, за спиной ревел Сергей. Глубина под нами была, как теперь понимаю, метра два, а где и больше. Это в конечном счёте и спасло. Я касался ногами дна, делал отчаянные рывки в сторону берега и, на мгновения, всплывал. Но вдыхать воздух не успевал и снова камнем уходил вниз. В какой-то момент я, видимо, потерял сознание. В голове будто что-то замкнуло, и ужас тонущего в воде человека внезапно сменился на щемящую тишину и спокойствие. Я вдруг увидел откуда-то сверху купающихся в реке людей и нас двоих, тонущих в воде. Мелькнула мысль: почему все вокруг спокойно купаются, разве они не видят, что мы тонем?.. Не знаю, сколько продолжалось это странное состояние, но нам всё же как-то удалось добраться до спасительного берега. На берегу я долго не мог прийти в себя. Голова гудела, нещадно тошнило, я ходил из стороны в сторону по влажному прибрежному песку, ожидая, пока закончится эта болезненная слабость…
Из того случая я извлёк для себя урок на всю жизнь. Урок в виде выстраданного горьким опытом правила: при спасении утопающего нельзя подплывать к нему спереди или, тем более, оказываться к нему спиной. Подплывать можно только сзади! Этому правилу я учил детей, когда работал в школе, повторяю его, при возможности, и теперь, другим людям. А ещё к сказанному добавляю один полезный совет. Он звучит так: тонущий в воде человек в силу названных выше причин не может кричать, звать на помощь. Он тонет неслышно. Это можно только увидеть. Поэтому при купании в опасных местах необходимо, по возможности, быть внимательными к тому, что происходит вокруг.
То, о чём я рассказал, происходило летом. Зимой же у меня тоже не обходилось без «приключений» – довелось два раза проваливаться под илекский лёд. Один раз оказался по пояс в воде, в другой раз было чуть глубже. В обоих случаях успешно вскарабкивался на поверхность, а потом, перекатываясь, перебирался на безопасное место. А после что есть силы бежал к жилью, к теплу. Бежал в промокшей одежде и полкилометра и километр, но не простудился.
Приходит на память ещё одно воспоминание, как однажды в апреле через две-три недели после ледохода переходил вброд через Илек. Лезть в такую пору в холодную и мутную речную воду было, конечно, по меньшей мере неразумно. Но я решился и полез. Просто потому, что это был самый короткий путь к нужному мне селу – всего минут сорок ходу, вместо почти двадцатикилометрового утомительного обхода.
Спустившись с высокого обрыва вниз, по песчаной, прорезанной зарослями тал долине, я прошел к реке. Совсем недавно проводивший в путь караваны льдин, Илек был по прежнему буен, стремительно нёсся мимо с плеском обдавая волнами песчаный берег. Объятая извечным движением река таила в себе немало опасностей, и главная из них для меня заключалась в воде – ещё по зимнему холодная, она могла вызвать судороги в теле. Муть же, скрывавшая от глаз глубину, была на втором плане – в крайнем случае мог и выплыть.
Напротив меня на противоположном берегу виднелся небольшой холм. Где-то под ним раньше находился водяной насос. Теперь это место представляло из себя отличный ориентир при переходе на другую сторону. Раздевшись, с мотком одежды в руках, я осторожно вошёл в воду. Вошёл, сделал несколько шагов – и выскочил обратно на берег. Вода под ногами была оглушительно холодной, будто студёными иглами она насквозь пронзила тело, сбила дыхание. Даже проваливаясь под лёд, я не испытывал такого – скорее всего из-за того, что одежда промокала в воде не сразу…
Чуть постояв на месте, я снова вошёл в реку. И решительно двинулся вперёд – уже не останавливаясь, не обращая внимания ни на пронизывающую ледяным холодом воду, ни на сопротивление толкающих, сбивающих с пути волн. Как и предполагал, глубина Илека тут оказалась небольшой, лишь где-то в середине она дошла до пояса, а после опять быстро пошла на убыль. Преодолев по воде последние метры, я вышел на поросший с краю сухими камышами берег. Совсем недавно казавшийся далёким, прямо передо мной возвышался холм-ориентир, из под самого низа его выглядывала на свет толстая железная труба. Пройдя немного вперёд, я опустил на сухую землю узел с одеждой и, обернувшись, посмотрел назад. С неба мне били в глаза лучи тёплого весеннего солнца, внизу под ним чернела длинная полоса обрыва, за которым пряталось село. А прямо передо мной, разошедшийся во всю ширь, стремительно проносился Илек. Илек – река моего детства.
Крик чайки летит свысока.
Бездонное небо без туч.
Искрится под солнцем река.
Чернеют извилины круч.
Бегут воды, мимо спешат.
Стремителен волн разбег.
Прорвав в пути сонмы преград.
Куда движешь воды Илек?
«В Урал, - шепчут волны в ответ.
В Урал, к брату мы держим путь.
Туда, где на тысячи лет.
Заказан конечный маршрут».
Скажи, где истоки твои?
Где хлещущий вал Ниагар?
«Далёко отсюда они...
Со снежных вершин Мугоджар.
С пугающей глаз высоты.
Растаяв, сбегают ручьи.
Их воды кристально чисты.
Они – есть истоки мои…»
Илек, с чем тебя мне сравнить?
Возможно ль красу описать?
Ты... словно жемчужная нить.
Несущая в степь благодать.
Оазис средь голых полей.
Вдыхающий жизнь эликсир.
Напоенный влагой твоей.
Цветёт окружающий мир…
Крик чайки летит свысока.
Бездонное небо без туч.
Искрится под солнцем река.
Чернеют извилины круч.