– А еще такой случай был… – начал гном новую байку из своей походной жизни.
Слушатели с интересом внимали рассказу товарища по службе. У костра помимо упомянутого гнома собрались: валькирия в накинутой на плечи рысьей шубке, хотя остальные были не в пример укутаны в теплые одежки (мороз к ночи крепчал и ощутимо щипал за щеки), человек – парень в лохматой шапке, будто из длинношерстного зайца ее изготовили, простой деревенский житель, невесть зачем отправившийся на границу Синории, и эльф, тоже одетый не по погоде – остроухие легко переносят холод, как и северные воительницы.
Появление подданного альвендорского Правителя, чтобы записаться в отряд существ, собранный из разных рас, для дозора за границей человеческой страны и степи, поначалу удивило начальника войска. Однако эльф с черными волосами, заплетенными в косу, и прекрасным двуручным мечом, показал, на что он способен, и доказал, почему нужен отряду. С легкостью одолел самых талантливых вояк (не убил, конечно, в целях показательного выступления, но обезоружил и повалил на снег молниеносно), которые оными перестали называться после демонстрации эльфийской ловкости и мастерства справляться с противниками. «Если он десять крупных мужиков расшвырял, как котят, то и оркам не поздоровиться», – с уважением подумал военачальник. Пусть орки были еще мощнее, но менее маневренные, чем люди. Они одерживали верх силой, в битвах ломились напролом, снося головы тяжеленными кривыми ятаганами, а без них давили врагов массой. От этих тварей эльф увильнет с легкостью. Поэтому Риллендиару нашлось место в отряде, куда его приняли с надеждой на его боевые навыки.
Макушки белошапковых сосен качнулись, хотя ветер на привале, то бишь внизу, под деревьями, не чувствовался. Вот подует посильнее, тогда опасность нахождения в лесу, а не на открытом пространстве, увеличится в разы. Придавит рухнувшей сосной, толстой, столетней, и поминай, как звали. Впрочем, в хвойнике было куда безопаснее, чем в степи, начинавшейся в четырех верстах от привала. Орки пострашнее урагана будут. Лучше уж скрипящие несмазанным колесом сосны, по-старушечьи жаловавшиеся на ревматизм.
– Неужто тебе не холодно? – удивился гном, прикуривая от костра. – У меня аж мурашки по коже с кулак от твоего вида, Кера.
В это время валькирия сбросила шубу, доходившую ей до середины бедра, следовательно, малогревшую (по мнению товарищей), и отправилась в лес в поисках подходящего куста можжевельника – побольше, пораскидистее, или сугроба хотя бы по пояс. Как ни крути, а валькирия ведь женщина, стеснение ей не чуждо. Это мужики могли запросто облюбовать дерево совсем рядом с разбитым лагерем: лень далеко идти, утопая по колено в рыхлом снегу. Пусть Керу не смутить данным процессом – вопреки расхожему суждению у валькирий в их землях имелись мужчины (миф о том, что воительницы крали их у других рас, дабы завести потомство, а потом оставить на произвол судьбы где-нибудь подальше от дома, пока не развенчивалась из-за непоколебимых человеческих заблуждений), все равно зрелище не для эстетического наслаждения.
Гному досталась усмешка: мол, забыл, что перед тобой стойкая к морозу девушка, и Кера покинула компанию. Мужчины разлили по кружкам дымящийся грог, до этого булькавший в подвешенном над костром котелке, и приняли согревающий напиток по назначению.
– Слышь, Риллен, – обратился к эльфу неугомонный бородач, – а с чего ты поперся в приграничный отряд? Остроухие же практически не выезжают из Альвендора.
Общение в воинской среды стирает грани между расами: все говорят на равных. Может, в деревне или городе, гном отнесся к эльфу более почтительно, то есть вежливо, на правах знакомого, в друзья к остроухим попасть крайне сложно. Они всегда держатся особняком от прочих существ, зато за свой народ стоят горой и готовы порвать обидчика, вздумавшего оскорбить их родню, на мелкие клочки – не смотри, что тонкие, как тростинки, по телосложению. А среди бойцов, для которых каждый брат и приятель, легче трепаться. Никто не станет тыкать несоблюдением этикета, даже если знают друг друга всего пяток дней.
– Мне нравится владеть оружием, словно я с ним родился, – ответил Риллендиар. – К тому же это наследственное: мои родители были наемниками.
– Да иди ты? – не поверил гном. Из распахнутого рта выпала трубка. Пришлось заново добывать огонек для потухшего табака. – Во чудеса-то, а? Прям диковина какая: остроухие – наемники! Эй, Щус, слыхал, че он сказал? Али спишь?
– Ну обалдеть же, – поддакнул парень, поправляя шапку, сползшую на глаза. – Не, не сплю.
– А че они делали? – пристал гном с расспросами.
– Нанимались охранниками к купцам или другим богатым людям.
– Едрен корень! Эльфы человекам служили!
– Вы про что? – поинтересовалась вернувшаяся Кера и зачерпнула ковшом из котелка порцию грога. Сразу наливать в кружку валькирии не стали: мигом остынет.
После объяснения Кера пожала плечами, ничуть не изумившись. Для их племени работа наемника – привычное дело. А нравы эльфов, действительно, склонных к оседлой жизни, нежели кочевой, валькириям в отличие от людей были малоизвестны – не часто эти расы пересекались. Совместная служба на границе – единичный случай.
– Коль зашел разговор про семьи, мож, все похвалятся чудными родичами? – предложил Щус, которому порядком надоели гномьи сказки. Слишком уж неправдоподобны они: в любой стычке с орком, троллем, умертвием, драконом и даже чародеем гном неизменно побеждал. По художественному оформлению байки были яркие, эмоциональные (бородач изредка вскакивал и изображал сражения, потрясая секирой и корча страшные рожи), но так и вопияли сущим вымыслом. Впрочем, для развлечения воинов, коротавших долгий зимний вечер до отбоя, эти россказни годились.
– Мои обыкновенные. Мать хлеб да пироги ладит: пекарню недавно открыла, намедни я письмо получил. А отец шахты осваивает, руду ищет, – почти скучающе произнес гном, подчеркивая свою доблесть и боевые таланты банальными занятиями родителей. – Теперь ты, дева-незамерзайка.
– У двоюродной сестры моей бабки внук – маг, – сказала Кера и заправила за ухо прядь темно-русых волос. Но та опять скользнула по скуле – слишком короткая, чтобы удержаться за преграду. Валькирию можно было назвать симпатичной, если бы не походная мужская одежда, широкие плечи и не по-дамски небрежно обкорнанная шевелюра, совершенно не красящая девушку. Для воительниц внешний вид – макияж, прическа, уложенная локон к локону, и наряды – не важны. Их больше заботили умения управляться с мечом, луком, копьем или кистенем, а остальное лишнее.
– Вот у нас компашка подобралась! – восхитился гном. – Среди вашей братии колдуны, что ли, есть?
– Нет. Его бабка вышла замуж за человека, их дочь тоже. Получается, тот маг на четверть наш, потому и чары имеются. Причем, ого-го какие – справляется с нечистью и нежитью влегкую. Северным его кличут за происхождение и суровый взгляд, коим как сталью поражает. Знаете про такого?
– Он, поди, из столицы, а там я бывал всего пару разов, – зевнул Щус. От теплого напитка его потянуло в сон, да и время близилось к отбою. За день так намахаешься мечом на тренировках, что поскорее бы завалиться на боковую. А если в дозор поставят, то дрема тут же долой – кому охота недобдеть, проворонив орочьего лазутчика, или же уснуть-таки и схлопотать от военачальника очень бодрящую оплеуху. – У меня родичи всяк попроще будут: труженики полей. Ребят, я пойду прогульнусь – от энтого дубака грог остыл и просится наружу.
Щус утопал в темноту, покинув освещенную тлеющими кострами поляну. Раздался звук трубы к отбою, и все, исключая дозорных, отправились в толстостенные палатки, снабженные для обогревания чародейскими угольками в горшках. Без них воины давно бы окоченели, превратившись в ледышки. Наутро горшки нужно было вытаскивать из палаток, чтобы они напитались светом – «аккумулировали энергию», как называли этот процесс маги, и могли следующей ночью сохранять тепло. Стоили заговоренные угольки порядочно, но для Правительской армии средства не экономили. Тем более, для приграничных отрядов.
Поудобнее угнездившись на постели, покрытом одеялом лапнике, гном быстро заснул, не дождавшись прихода Щуса, спавшего в той же палатке.
***
– Тревога!!!
На истошный вопль дозорных бойцы слаженно выскочили из палаток, проснувшись уже по пути к голосившим товарищам.
Неприветливое красное солнце, словно окрашенное кровью, показало дужку круга из-за горизонта. От рассветного пейзажа веяло чем-то зловещим, затаенной, но неумолимо надвигавшейся опасностью.
О ней же скорбно свидетельствовало изрубленное на несколько кусков тело, найденное дозорным в ста двадцати саженях от привала под вывороченным пнем.
– Как почуял я, что надобно свернуть с тропы... Да и тропа странная, будто волокли кого – борозда широкая с кривыми полосками. Тут и парни прибежали. Оказалось, Щус это. Оглушили его, бедолагу, оттащили к пню, там и…
Воин не сдержался, смахнул набежавшие слезы. И ведь прекрасно знаешь, что в боях кто-то гибнет – это неминуемо, логично, хоть и беспощадно. Но как бы душа ни зачерствела, вроде бы привыкшая к трупам своих же ребят, все равно невыносимо тяжко провожать бойца с почестями и скорбью на тот свет. Нынешняя трагедия произошла вообще не в сражении, отчего Щуса было еще жальче.
Долго гадать, кто порешил добродушного деревенского парня, не стали.
– Орки рядом, – заключил начальник отряда, в чьих кратких словах отображалось куда больше смысла.
Воцарилась атмосфера всеобщей готовности, мечи покинули ножны, стрелы легли на ложе луков и арбалетов, а взгляды приобрели настороженность и зоркость, обостренную смертью товарища. Странно, что орки не напали на спящий лагерь. То ли их было мало, например, пара-тройка разведчиков, и они посчитали разумным не ввязываться в драку, то ли Щус нарвался на одиночного орка, жаждавшего убийства. Тем не менее, отряд рассредоточился по участку леса, ограниченному площадью двести на двести саженей, изредка подавая остальным сигнал, походивший на стук дятла, но с определенной частотой и паузами.
Спустя полчетверти часа были обнаружены следы орочьих сапог, отпечатки которых вели от места гибели Щуса к краю леса. Значит, кругом лагерь враги не обходили, пришли из степи, туда и вернулись.
Собравшись, отряд двинулся по следам, превращая ямы, оставленные тяжелыми орками, в колеи. Давно не теплело хоть на чуть-чуть, наст не образовывался, поэтому снег напоминал по консистенции муку – пушистый, мягкий, что абсолютно не радовало. Кое-где воины брели по пояс, проклиная нынешнюю зиму за отсутствие оттепели. Зато морозу ругань не досталась – прочесывание леса, а теперь целенаправленное движение способствовали согреванию получше грога. Еще грела мысль отомстить.
И отряд, и орки (в количестве пяти штук) заметили противников одновременно. С завываниями орки выскочили из полускрытого молодой сосновой порослью оврага и кинулись в атаку. Развязка боя, казалось бы, предрешена в пользу двух дюжин воинов – приграничных защитников. Какими сильными ни были орки, а их меньше. Дураки, если понадеялись совладать с лучшими бойцами из нескольких государств.
Осознанием того, что вывод неверен, явилось гнусавое, но громкое завывание орочьего рога – враги вызывали подкрепление, которое не замедлило с визитом. Похоже, орки поделились на группы, чтобы контролировать всю опушку, тянувшуюся вдоль леса на добрые четыре версты. При подобной расстановке в считанные минуты быстро объединиться не составит труда.
Теперь перевес впечатлял: двадцать четыре против сорока трех. Вооруженные, как обокравшие арсенал и нацепившие на себя все, что ни попадя – от ножей до палиц, орки внушали лишь серьезность их намерений. Испуга не было и в помине.
– Вражин бояться – в армии не служить! Айда рубить страшнорылых!
Воинская приговорка и призыв положили начало бою.
***
Опушку вытоптали до почерневшего от земли снега. На него и еще нетронутую белизну лилась кровь из ран и падали трупы. Возможно, все-таки не мертвецы, кто разберет – смертельно досталось бойцу или из него выбили дух только на время. Проверять потом, сейчас важнее одолеть злющих орков, не ожидавших от приграничных защитников такого отпора. Численность громадин уменьшалась, но не стремительно. Отряд тоже терял воинов. Стычка затягивалась по вине не желавших умирать орков.
Риллендиар успевал и отмахиваться от угрожавших ему врагов, и помогать товарищам. Те, убедившись воочию эльфийской сокрушительной силе и проворности, зареклись считать остроухих «себялюбивыми задохликами». Их представитель сражаться горазд, чем вызывают искреннее уважение бойцов отряда, ставшими для эльфа «своими».
Невероятными усилиями и ценой многочисленных жертв орки были побеждены.
***
В сражении гном отделался погнутым шлемом и парой несущественных ранений – отрядному лекарю не стоит и показывать. У него и так работы хоть отбавляй.
– Ты эльфа не видел? – встревожилась Кера, не найдя Риллена среди пострадавших от орков, но вполне живых воинов.
– Чего ему будет-то? – отозвался бородач и с кряхтением стащил шлем, сжавший голову как обручем. Изрядно его приложили дубиной, однако лоб у гнома покрепче каких-то там палок, поэтому вмятину получил металл, а не череп.
– Не нахожу его, – валькирия повторно оглядела оставшихся уцелевших. Отряд потерял пятнадцать бойцов и начальника. Впрочем, относительно здоровые уже занялись обследованием опушки – вдруг не все трупы? Может, в ком-то еще теплится жизнь, слабая, но отчаянно мечтающая не покидать этот мир.
На торжествующий крик Керы, обнаружившей Риллендиара, лежавшего на снегу, никто не сбежался – лекарь занимался перевязками, обложившись бинтами и снадобьями, кто-то не мог передвигаться самостоятельно, гном, вернувшийся на стоянку, жадно пил из принесенной оттуда фляжки.
– Коль живой, пущай ждет очереди – не одному ему досталось, – бросил лекарь в ответ на призыв валькирии подойти к эльфу. – А помер, так оплачем и похороним. Выбор невелик и суета ни к чему.
Опустившись рядом с Рилленом, Кера взяла его за руку и подивилась: ее запястье потолще будет, а он ведь мужчина. Хотя глупо сравнивать две расы, у каждой свои физические особенности. Напугало валькирию отсутствие любой реакции на ее прикосновение. Ни закрытые веки не дрогнули, ни голоса эльф не подал. Пульс под кожей вздрагивал все реже и реже.
– Не сдавайся Моаре, – прошептала Кера, забыв, что просит не своего сородича не уступать богине смерти из верований валькирского народа. – Она любит слабых, не способных бороться до конца – мигом утаскивает в Хладный чертог*. А ты не такой, ты настоящий воин, не все битвы миновал. Рано умирать…
***
В деревушке, маленькой, всего на десяток изб, не уклонились от помощи разместить в своих домах раненых воинов. Хвала богам, никто из них не отправился на небеса – все потихоньку выкарабкивались из цепких костлявых пальцев смерти.
Кера хлопотала у постели Риллендиара, выполняя каждое требование лекаря по уходу за эльфом. Ему досталось посильнее прочих: много переломов (орки постарались от души, нещадно истерзав), ушибы, ссадины... Последние не так страшили, как колотившая Риллена лихорадка – то горячка, то озноб.
Но лишь судьбе решать, кому отправляться на небеса, а кому еще обретаться на земле. В отношении эльфа наметилась четкая дорога к выздоровлению. Измотанная бессонницей валькирия, постоянно дежурившая около Риллендиара, улыбнулась: не достался Моаре этот прекрасный воин, нет ей поживы.
– Брата бы моего сюда, – произнес эльф, когда нашел в себе силы говорить и есть самостоятельно.
– Он тоже сражается с врагами, выкашивая их, как траву летошнюю? – полюбопытствовал гном, пришедший навестить товарища по отряду.
– Нет, он менестрель. Сочинил бы песню про наш бой с орками. О его таланте легенды слагают, и о нем самом тоже разные байки гуляют.
– Небось дома не сидит, коль слава впереди него скачет? Нет? О, да у вас оригинальная семейка!
______________________
* Владения Моары.