Глава 7. Офицерская дочь

1
  Всеволод Михайлович Волынец, как и его супруга, Ирина Дмитриевна родом были из Привольска. Поженились они, когда он заканчивал Привольское военно-политическое училище, а она – местный медицинский институт.
Будучи старше жены на три года, так как до учебы в училище он успел уже отслужить срочную службу в армии, молодой муж был убежден, что знает жизнь лучше своей супруги, а, следовательно, последняя должна была во всем его слушаться и следовать за ним. И Ирина Дмитриевна быстро смирилась с отведенной для нее ролью, поскольку любовь и уважение между ними, несомненно, присутствовали, а это она считала  главным условием счастливой семейной жизни.

Сразу после окончания учебы молодожены уехали в далекий гарнизон  на Алтае, куда лейтенант Волынец получил назначение после окончания училища, и где меньше чем через год утром первого апреля, всего за несколько дней до полета в космос  Юрия Гагарина, родилась их первенец - дочь Валерия. Еще через восемь лет, когда майор Волынец проходил службу в Группе советских войск в Германии, у них родился сын Илья.  Семья сменила еще два места жительства до того, когда подполковник Волынец снова был направлен в Привольск замполитом дивизии, где спустя год ему присвоили звание полковника.
 
В Привольск Волынцы хотели вернуться всегда. Здесь проживали родители обоих супругов, которые уже нуждались в помощи, другие родственники, друзья детства и юности. Сюда они приезжали каждый год во время своих отпусков. Поэтому назначение Всеволода Михайловича в родной город, было воспринято как благодарность судьбы за все прежние скитания.


К этому времени Валерии исполнилось пятнадцать лет. Это была уже вполне сложившаяся девушка, очень похожая на свою мать - со стройной худенькой фигуркой, карими глазами и роскошной копной светло-рыжих волос на голове. Ее нельзя было назвать красивой, но она была очень хороша собой, и что самое важное – понимала это.
 
Но внешностью похожая на мать, характером Лера была скорее в отца, который через все эти годы пронес свою первоначальную установку, что главный в семье это он.

Сутками пропадая на службе в рабочие, а зачастую, и в выходные дни и появляясь дома лишь для того чтобы переночевать, Всеволод Михайлович слабо представлял каким образом в его доме поддерживается порядок, чистота и уют. Все домашние заботы тянула на себе Ирина Дмитриевна, успевающая совмещать работу врача-педиатра с многочисленными заботами по дому и воспитанию детей.
 
Будучи значительно старше своего брата, Лера уже в девятилетнем возрасте стала полноценной помощницей матери, сначала  по уходу за братом, а постепенно, и в других домашних делах. Эти взрослые обязанности заставили выработать в девочке внутреннюю самодисциплину и командирские качества в общении с окружающими ее детьми, особенно с мальчишками – ровесниками, либо младшими ее по возрасту. Последние почему-то представлялись ей  такими же слабыми и вечно ноющими, как ее малолетний Илья, за которым она в свое время убирала горшки, вытирала ему попу, сопли и слезы, и которого она по-прежнему всячески оберегала.
 
Эти обстоятельства, а может, и отцовские гены сформировали довольно решительный и неуступчивый, порой переходящий в упрямство, характер девочки. Если она что-то решала для себя, то переубедить ее или заставить изменить,  ранее принятое решение было очень трудно.
Так, став хорошей помощницей матери, она уже в свои пятнадцать лет точно знала, что никогда не будет жить той жизнью, которой жила ее мать.

Примером и образцом в этом плане для Леры была ее тетка – сестра матери Светлана Ковалева, женщина веселая, общительная, и что называется «легкая на подъем». Врач-уролог, внешностью также похожая и на мать и на саму Леру, она всегда модно и со вкусом одевалась и была всегда в центре внимания, окружавших ее людей. Ее муж, Дмитрий Сергеевич, старший ее по возрасту на семь лет, немногословный, но очень обаятельный мужчина  работал инженером на одном из оборонных заводов Привольска.  Своих детей у них не было, поэтому Лера для Светланы одновременно стала и дочерью и подругой.
 Будучи значительно моложе матери Леры, тетка требовала, чтобы племянница и дома и на улице называла ее только по имени. Когда Волынцы приезжали в Привольск в свой отпуск, Светлана обязательно одаривала Леру самыми модными  обновками, а потом они нарядившись, шли вдвоем гулять по городу или как это называли сами «прошвырнуться».

Они заходили в какое-нибудь летнее кафе, где заказывали мороженое, кофе или еще что-то и где на них сразу же обращали внимание присутствующие мужчины, которые через некоторое время старались тут же познакомиться с теткой. Это всегда  забавляло и Светлану, и Леру.  Ее тетя явно любила, и главное, умела флиртовать с мужчинами, и уже через несколько минут девочка замечала, как этот флирт приводил, по словам самой же тетки, «особь мужского пола в состояние повышенного безусловного рефлекса».
Большинство из этих знакомств ничем не заканчивались, но некоторые из «особей» получали от тетки номер ее рабочего телефона, что свидетельствовало о непротивлении  продлению знакомства с ее стороны.

Естественно, что все эти моменты не оставались незамеченными  присутствующей племянницей, но последняя никогда и никому о них даже не обмолвилась. Все это было их общей тайной со Светланой, которую Лера обожала, и с которой сама всегда делилась самым сокровенным.


2
К десятому классу школы Валерия Волынец стала все больше сознавать, что жизнь в семье, с родителями ее тяготит, а порой и откровенно раздражает.
 
Командирские, не терпящие возражений замашки отца, всегда во всем соглашавшаяся с ним и несущая на своих плечах всю тяжесть семейного быта  мать, которой Лера по-прежнему  вынуждена была помогать по дому,  «вечно маленький» брат, привыкший, чтобы ему во всем потакали, – все это постепенно и незаметно превратилось в довольно сильные раздражители для уже повзрослевшей девушки.

Когда все члены семьи были дома, Лера старалась уединиться в комнате, принадлежавшей ей вместе с Ильей, и если последний мешал этому уединении, то обязательно получал нахлобучку, что естественно вызывало недовольство родителей, и в свою очередь, лишь увеличивало чувство досады у Леры.

Нет, она не могла даже подумать, что не любит мать, отца или брата, но все ее существо желало как можно скорее обрести свободу от них. И в таком своем желании Лера была, к сожалению, далеко не исключением. Многие юноши и девушки в ее возрасте и из самых разных семей переживали нечто подобное в своей жизни.
 
Получилось так, что вопрос о выборе будущей профессии после школы перед Валерией никогда не стоял. Родители Ирины Дмитриевны тоже были врачами-педиатрами. Дед Леры по материнской линии долгое время даже возглавлял областную детскую больницу в Привольске. Врачом была и ее «лучшая подруга» - сестра матери Светлана Ковалева.  С детства окружавшая ее врачебная среда само собой подтолкнула Леру к поступлению в медицинский институт.

Каким врачом ей стать, она еще не решила. Единственное, что знала Лера точно, так это то, что она никогда не будет врачом-педиатром.  Ей вполне хватило возни за своим братом.
В школе Валерия никогда не была отличницей, но училась она хорошо и, главное, легко, поэтому, особо не готовясь, она также легко поступила и в местный мединститут. Количества набранных ею баллов на экзаменах едва хватило, чтобы стать студенткой лечебного факультета, но в отличие от многих других абитуриентов она не испытывала никакого волнения даже перед последним экзаменом, когда по сути решался вопрос: «поступит – или нет».

Правда вначале она сообщила своим родителям, что будет поступать в мединститут в любом другом городе, но только не в Привольске. В этом сказывалось ее желание как можно скорее покинуть семью. Но каких-либо весомых аргументов для того, чтобы объяснить такое свое решение у нее тогда не нашлось.
Не могла же она признаться и матери и отцу, что ей просто надоело жить в одном доме с ними.
Единственный человек, с которым она поделилась тогда этими мыслями, была Светлана Ковалева.

- Лерочка, дорогая, институт – это не школа! Да и возраст у тебя уже тоже не школьный. Поверь мне, пройдет какой-нибудь год или два и все так может измениться в твоей жизни! А жить у себя дома все равно лучше, чем в общежитии, - успокаивала ее «продвинутая» тетка.

- К тому же, ты же еще та чистюля!  А в общежитии - ни в душ, ни в туалет зайти нельзя!  Так, что лучше потерпи! - привела тогда свой последний довод Светлана Дмитриевна.


Слова тетки оказались пророческими.

Было начало октября, когда в Привольске стояла еще по-летнему очень теплая и солнечная погода. Именно та замечательная пора, что бывает лишь на Юге, когда неспешные прогулки по городу доставляют лишь удовольствие, и когда даже в середине дня не надо все время искать глазами первую попавшуюся тень, где можно было бы хоть как-то спрятаться от невыносимой, липкой и потной жары.
 
Лера вместе со своей подругой-однокурсницей Аллой Першиной не пошли на физкультуру, так как обе не взяли спортивную форму. Гуляя по городу, чтобы убить время до следующей пары, девушки заглянули в кафе, расположенное недалеко от института. Взяв у бармена по чашке кофе, подруги вышли на открытую летнюю веранду.

Веранда была пуста, лишь за одним из угловых столов сидели два парня, очень эмоционально и достаточно громко обсуждавшие что-то между собой.
Парней этих Лера уже неоднократно видела раньше на территории института. По-видимому, студенты старших курсов, они выделялись среди других своей явно «не советской» внешностью. Очень дорогие джинсы, футболки и кроссовки, несомненно, импортные или привезенные кем-то «из-за бугра», длинные волосы, небольшие бородки у обоих – этакие «западные мальчики». Все это выдавала в них фарцовщиков, или сокращенно «фарцу» - спекулянтов импортными вещами.

Фарцовщиков Лера не любила и даже презирала. Сама всегда с придыханием относящаяся к модной одежде, она, тем не менее, не уважала людей, которые возводили весь этот внешний антураж, в некий культ. Лера была убеждена, что у «фарцы» и все разговоры всегда шли только касательно шмоток или денег.
 
Прервав беседу между собой, парни обратили внимание на вошедших девушек. Те в свою очередь это заметили и, обменявшись взглядами, присели за первый столик у входа спиной к ним.
 
- Девочки, а по какой причине прогуливаем? Это нехорошо! Особенно на начальных курсах! Так ведь можно и не стать тем доктором, которому можно будет доверить свое здоровье!  –  видимо распознав в них первокурсниц мединститута, задорно и громко почти прокричал один из парней, которого, как выяснилось позже, звали Славиком.

-  По той причине, мальчики, которая вас не должна касаться! - тем же тоном ответила ему Алла.

Но начало будущей беседы было положено. Поэтому пошел обычный в таких случаях «треп», и вскоре молодые люди уже вчетвером сидели за столом, ранее облюбованным подругами.

Несмотря на то, что в моду давно вошло «макси», Лера любила надевать «мини» и делала это довольно часто. Она знала, что короткие платья и юбки очень хорошо подчеркивают ее стройную фигуру, и особенно, ее красивые ноги. Вот и сейчас в отличие от Аллы, одетой в платье ниже колен, на Лере была короткая белая импортная юбка, которая с белыми босоножками и песочного цвета блузкой составляли ее довольно приличный гардероб. Поэтому, ей было приятно сознавать, что ее внешний «антураж» ни в чем не уступает «антуражу» фарцовщиков.

 Сидя с закинутой одну на другую ногой и не забывая про уроки женского флирта, когда-то наглядно продемонстрированные ей  «тетей Светой», она теперь, с неким внутренним превосходством, то и дело ловила на себе жадные взгляды Славика и его приятеля, которого звали Андреем.
   
По-прежнему выступавший в роли заводилы Славик, как выяснилось, тоже еще полгода назад учился на четвертом курсе мединститута, но сейчас находится в академическом отпуске, якобы по болезни.

- Оказалось, что я слишком слаб здоровьем, чтобы учиться прилежно, - весело пояснил он. - А вот Андрей «болеет» уже второй год…. Думает с учебой совсем завязать.

- Ему чтобы окончательно выздороветь, надо срочно жениться, ну просто очень срочно! - также  веселясь, продолжал Славик. – У человека есть все! Квартира, машина! А жены нет! Даже невесты умной нет!

- Такой дефицит на умных? При таком-то богатстве! – вставила Алла.

- Вот именно! И из-за этого у человека горит загранкомандировка, которая должна его сделать еще богаче!

Чуть позже стало ясно, что Андрей – бывший студент местного политеха, а не мединститута. Еще до института он успел поработать бурильщиком на нефтяных скважинах в Западной Сибири, и вот теперь у него появилась возможность уехать на два года в Ирак, на нефтяное месторождение, которое разрабатывалось с помощью советских специалистов, но для этого он должен был быть обязательно женат.
 
- Так речь идет о фиктивном браке? – спросила Лера, обращаясь к Андрею.

- Первая умная попалась! – выпалил тут же  весело Славик.

- Конечно фиктивном, - подтвердил Андрей.

Более молчаливый и, по-видимому, более серьезный Андрей, несомненно, нравился Валерии больше, чем болтливый Славик, и она уже заинтересованно спустя несколько минут беседы задала свой следующий вопрос:
- И что, действительно есть своя отдельная квартира, в которой можно будет жить?

- Есть и квартира, - снова спокойно подтвердил Андрей.

- Ну, тогда берите в жены меня! - не до конца веря в то, что это говорит именно она, и не отдавая вполне отчета своим словам, засмеялась Лера.
 
- О-па-на! Вот это номер! Как квартирный вопрос то всех испортил! Пардон, сделал умными! – воскликнул Славик.

- Вы это серьезно? – теперь уже заинтересовался Андрей.

- Вполне! У меня тоже  есть на то свои причины, - спокойно подтвердила Лера.


- Лера, ты что, действительно серьезно? – явно обеспокоенно переспросила у нее Алла, когда они уже расстались со своими новыми знакомыми и вдвоем шли к институту.

- Серьезно. Ты только пока не говори об этом никому. Хорошо, - попросила ее Лера.

- Ну, дела-а-а! Ничего себе кофе попили! А если он какой-нибудь аферист?

- Вот поэтому и не говори никому. Мне тоже надо еще подумать. И давай закончим об этом разговор.

- Никому не скажу! - испуганно и согласно закивала Алла.

С Андреем они договорилась встретиться на следующий день возле ЗАГСа, где у него работала какая-то знакомая, которая, по его словам, могла их расписать без проволочек через месяц. Сделать это раньше было нельзя по закону.
В то же время командировка Андрея начиналась уже в январе будущего года, а все необходимые документы надо было подать заранее, поэтому с «женитьбой»  ему никак нельзя было затягивать.

На лекциях в институте Лера все время думала только лишь о состоявшейся встрече и разговоре с Андреем.

Первым ее желанием было немедленно рассказать обо всем Светлане Ковалевой, чтобы посоветоваться. Но потом, взвесив все еще раз, она решила, что пока никаких оснований для беспокойства нет. «Аферистом» Андрей явно не был, более того, он ей показался довольно серьезным и даже симпатичным и привлекательным, совсем не похожим на ее представления о фарцовщиках. Поэтому решив, что перед заходом в ЗАГС у нее еще будет время выяснить многое самой у того же Андрея, она успокоилась.
 
В ней все-таки сказывался отцовский характер.


3
Андрей ждал ее у входа в ЗАГС.
Когда она подошла, он сразу же спросил:
- А сколько тебе лет?

- Семнадцать, - ответила Лера.

- Черт! Я так и думал!

- А что такое?

- Ну, кто нас распишет, если тебе нет восемнадцати?!

- А если я беременная?

- Ты что?! Это серьезно?! – уже с явным удивлением и даже испугом вытаращил глаза Андрей.

- Испугался, - проговорила Лера с улыбкой и по его реакции на ее слова о беременности окончательно убедилась, что никакой он не «аферист».

- Андрей, давай поговорим. Может мои условия тебя не устроят, а меня твои. А потом уже будем решать, что нам делать с ЗАГСом, - предложила Лера.
 
- Ну, давай! Всегда лучше обо всем договориться на берегу, - согласился Андрей. – А ты мне нравишься! Не по годам рассудительная!

Уже сидя в его «Жигулях» Лера рассказала о своих побудительных мотивах к фиктивному замужеству.
 
- Так что мое условие таково – когда ты уедешь, я буду жить в твоей квартире, - закончила она свой рассказ.

- Да нет проблем! Будет кому за коммунальные услуги платить. У меня две раздельные комнаты. Можешь хоть завтра перебираться…. Что, так «предки» достали?

- Знаешь, если честно, то сказать что «достали» нельзя, но как-то все надоело…. В общем, трудно это объяснить…. А родители у меня хорошие! Только бы теперь в обморок не попадали, узнавши, что я замуж выхожу…. Ладно, что дальше то будем делать, если обо всем договорились?

- Сейчас узнаем, что дальше…, - проговорил Андрей, уже вылезая из машины. - Посиди пока тут.

Вернувшись через полчаса, он сообщил:
- Нужна справка из женской консультации о твоей беременности. И все. Думаю это можно решить…. Ладно, поехали, покажу тебе теперь свою квартиру.

Квартира оказалась совсем недалеко от института Леры в старом «сталинской постройки» доме, на втором этаже. Комнаты были действительно раздельными и неплохо обставлены. Большая комната напоминала скорее салон для приема гостей, а большую часть спальни занимала широченная кровать.
 
- Вот и мое логово! -  сидя развалившись на диване и явно довольный собой, произнес Андрей, после осмотра.

- Да-а…. Действительно «логово»! Видно много девочек здесь перебывало…. Неужто не одна не захотела за тебя замуж выйти? - поинтересовалась Лера, у которой осмотр квартиры снова вызвал чувство тревоги относительно небезопасности того, что она затеяла.
 
- Они-то может и хотели…. Я не хотел, - как то, сразу посерьезнев, произнес Андрей.

- А со мной значит, сразу захотел? Что так?

- А с тобой захотел….  Трудно это объяснить…. Так же как тебе, почему не хочешь жить с родителями, которых любишь….. Мне кажется, в тебе есть чувство собственного достоинства,  что в других отсутствует начисто, - не глядя на Леру, с расстановкой и уже смущенно и тихо ответил Андрей.

- А что это меняет для фиктивного брака? – уже с интересом, позабыв про недавнюю тревогу, спросила Лера.

- О-о! Очень многое меняет! Например, то, что ты не будешь возражать, когда я захочу этот брак расторгнуть. Ведь не будешь возражать?

- Конечно, не буду!

- Вот видишь! А это немаловажно! – засмеялся Андрей. - Давай-ка мы наши душевные разговоры переведем в деловую плоскость. Что будем со справкой о беременности делать? Ведь время поджимает!

- Это я беру на себя. Не бойся….
 
- Слушай, а ты часом действительно, не беременная? – снова если не с испугом, то явным интересом спросил Андрей.

- Вот те на! А как красиво про мое достоинство только что говорил! – рассмеялась Лера. – Не бойся еще раз! У меня в роду сплошь и рядом одни  врачи.


Расставшись с Андреем, Лера направилась к Светлане Ковалевой.
 Теперь ей было, что рассказать тетке и о чем ее попросить. Помимо справки о беременности, которую она собиралась получить через Светлану Дмитриевну, последней Лера отводила и главную роль в разговоре со своими родителями.
 Она была убеждена, что без Светы она свой вопрос с матерью, и особенно с отцом, не решит.

У Светланы шел прием больных. Под дверью ее кабинета сидело человек пять, все мужчины.
 
Когда думавшая только о своих проблемах Лера подошла к двери кабинета, чтобы ее открыть, сидевший прямо у двери пациент лет пятидесяти пяти воскликнул:
- Ты куда детка? Туда нельзя!

- Мне можно, - уверенно произнесла Лера и вошла в кабинет.
 
Светлана стояла спиной к двери в дальнем углу комнаты у занавешенного белыми шторками топчана.  Шторки были  прикрыты не плотно, поэтому Лера сразу же заметила на топчане обнаженный мужской зад, повернутый прямо к тетке в самой что ни на есть пикантной позе.

- А, это ты, - будничным тоном произнесла Светлана Дмитриевна, задергивая шторку.
– Я сейчас. Сядь там.

- Можете одеваться, - услышала Лера через минуту ее голос и обращение уже к ней, когда тетка появилась из-за шторки. - Ну, что случилось?
 
- Случилось, - только и произнесла Лера, ожидавшая, когда из кабинета выйдет посторонний, который в этот момент одевался, кряхтя и что-то бурча себе под нос.

- Личные дела, Светлана Дмитриевна, надо обсуждать у себя дома, а не здесь, - явно недовольным тоном произнес появившийся из-за шторки и направившийся быстрым мелковатым шагом к двери представительный полноватый мужчина в костюме и галстуке.

- Успокойтесь, Геннадий Николаевич! Никто личных дел здесь не обсуждает, а Валерия Всеволодовна – наш работник, – тоном, не терпящим возражений, произнесла ему в след Светлана Дмитриевна.
 
 – Подождите!  Я приглашу! - скомандовала она следующему пациенту, открывшему было дверь кабинета.

- Так, что случилось? – опять обратилась она к племяннице, по лицу которой сразу же определила, что произошло что-то необычное.

- Понимаешь, мне многое надо тебе рассказать.  И посоветоваться…. Ты, когда освобождаешься? – поинтересовалась Лера.

- Тогда давай сделаем так. Я сейчас быстро приму всех сидящих в коридоре. Это займет минут сорок.  И ты мне потом все расскажешь в спокойной обстановке. Надень халат, чтобы не бурчали,  и сядь за стол, будто ты моя медсестра, - снова скомандовала Светлана Дмитриевна.

Прием больных действительно закончился очень быстро. При этом каждый входящий пациент подозрительно косился на сидевшую за столом в белом халате Леру, затем заходил за шторку, там раздевался и, по-видимому, взбирался на топчан. Когда всякие звуки за шторками прекращались, следовал один и тот же вопрос Светланы Дмитриевны:
- Готовы?

И такой же стандартный приглушенный ответ пациента:
- Угу.

Затем Светлана надевала на одну руку медицинскую перчатку, заходила за шторку, делала там какие-то манипуляции и через две-три минуты выходила со словами «можете одеваться», снимая перчатку и выбрасывая ее в урну. После этого пациент уходил,  а в кабинете появлялся следующий.

Леру такой прием больных несколько удивил и даже позабавил. В другой раз она обязательно бы расспросила об этом Светлану Дмитриевну, но сегодня ей не терпелось поговорить с теткой и лучшей своей подругой совсем о другом.
 
Когда последний пациент вышел, Светлана закрыла дверь кабинета на ключ и, повернувшись к по-прежнему сидевшей в белом халате Лере, произнесла:
- Ну, теперь можешь рассказывать.


- Да, дела…, - выдохнула Светлана Дмитриевна, когда Лера закончила свое повествование.
 
- Знаешь, давай-ка мы с тобой чайку попьем, - предложила она спустя минуту-другую, включив электрический чайник.

Потом подошла к шкафу, достала оттуда начатую бутылку коньяку и коробку конфет и заговорила вновь:
- Я, конечно, тоже приложила свою руку к тому, чтобы ты так быстро повзрослела, но я никогда не думала, что это произойдет так скоро…. Только поверь мне, все равно ты еще очень многого не знаешь. Поэтому не надо ускорять то, что и так к тебе придет в самое ближайшее время…. Мужики они ох, какие разные! Но все равно одинаково падкие на одно место…. Кто он – этот твой Андрей? Что ты о нем знаешь? К тому же фарцовщик! Разве фарцовщик может быть порядочным мужиком? Ведь в первую же ночь «вашей жизни в разных комнатах», он окажется в твоей постели! А последствия?! Ты их сейчас можешь предугадать?!

Явно разгоряченная своими собственными словами Светлана Дмитриевна налила треть стакана коньяку и выпила половину налитого одним глотком. Затем закусив конфетой и отхлебнув чаю, она продолжала:
- Ты никогда не задумывалась, почему у нас с Митей нет детей? Нет? Так я тебе сейчас расскажу! Я была влюблена в него по уши…. Еще бы, такой красавец! Перспективный инженер! Бабы за ним табунами ходили! И я - не самая симпатичная студентка! Но видно, что-то и во мне было, коль после моего пятого курса он решил жениться именно на мне….  И вот, буквально за месяц до свадьбы его отсылают на Байконур проводить какие-то испытания. В Привольск он вернулся, когда до свадьбы оставалось два дня. Все переживали, что свадьбу придется откладывать. А потом мы поехали в свадебное путешествие на теплоходе по Черному морю. Там на теплоходе я и узнала, что нам  обоим срочно надо к врачу! Какому, думаю, догадываешься….

Тетка опять одним глотком допила свой коньяк.

- Долго потом лечились…, - скривившись от коньяка, произнесла она полушепотом.
 
- В результате – детей не может иметь ни он, ни я…. Я из-за этого и урологом стала. Надеялась, и его и себя вылечить…. А все из-за того, что мой милый, обаятельный Митя там на Байконуре за день до того как прилететь ко мне на свадьбу вставил свой «пистолет» в какую-то понравившуюся ему казашку! Вот так, дорогая! После этого я и гуляю, с кем хочу…. Но, заметь, я при этом никого ничем «не награждаю»…. А мой обаятельный и застенчивый Митя, испытывая вину передо мной, тоже погуливает на стороне. И тоже никого уже ни чем «не награждает»…. Так и живем…. Счастливо…, - закончила свой невеселый рассказ Светлана Дмитриевна.

После этого обе долго молчали. Лера была огорошена признанием тетки, а та, по-видимому, еще раз прокручивала в своей памяти все то, о чем только что рассказала племяннице.
Потом, когда молчаливая пауза, которую Лера не могла прервать первой, явно затянулась, Светлана вновь  проговорила:
- Имей в виду, то о чем я тебе тут только что рассказала, знает только Ирина – твоя мать, и больше никто! А Андрея своего ты сначала мне покажи.  Я на него тоже хочу посмотреть…. А потом уже будем решать: и со справкой, и с твоими родителями.


4
Свидетелями при регистрации их брака в ЗАГСе были Славик и Алла Першина. И Андрей, и Лера решили не увеличивать круг посвященных в это дело лиц. Сразу после регистрации свидетели разошлись каждый по своим делам.
Погода была мерзкая. То и дело срывался дождь со снегом, было зябко и сыро.

- Ну, что поедем куда-нибудь, пообедаем? – предложил Андрей. - Отметим событие.

Еще не было и часу дня.  Зал ресторана, был почти пустой. Когда они делали заказ, то стоявший рядом с ними официант то и дело сообщал, что очередное выбранное ими блюдо из меню «в данный момент к его глубокому сожалению приготовлено быть не может».
 
- Ты выпьешь что-нибудь, - поинтересовался Андрей  у Леры. – Я за рулем.  Не буду.

- Я тоже не буду, - ответила та.

Тем не менее, Андрей заказал ей бокал сухого вина.
Потом долго ждали заказа. Из-за хмурой погоды за окном в ресторане было серо и скучно. Разговор тоже не клеился.
 
За полтора месяца, что прошли с момента их первой встречи,  «молодожены» успели значительно лучше узнать друг друга. Теперь Лера точно знала, что ее «законный супруг» Андрей Севастьянов никакой не аферист. Его родители – геологи уже четвертый год работали в Монголии.  Это спасло их обоих от знакомства с родителями Леры.
 
После разговора «с пристрастием», состоявшимся между Андреем  и Светланой Дмитриевной, та предложила и самый правильный план дальнейших действий.
 
Вначале она переговорила с матерью Леры, рассказав ей все, как есть на самом деле. На удивление самой Леры, которая никогда бы не рассказала матери правду, Ирина Дмитриевна в целом вполне трезво отнеслась к неожиданной для себя новости. Уже вместе, когда поутихли естественные в таком случае эмоции, сестры решили, что самым правильным будет не рассказывать эту правду Всеволоду Михайловичу.
В результате и состоялось знакомство Андрея,  как будущего зятя с родителями Леры.
Как не странно, он им обоим очень понравился. Спешность свадьбы для Всеволода Михайловича все объясняли скорым отъездом Андрея.

Все это время Андрей, который был на пять лет старше, по-настоящему ухаживал за Лерой, что той, несомненно, нравилось.  Но при этом они, ни разу даже не поцеловались.
Поведение Андрея во всех этих событиях показывало, что Лера была явно ему небезразлична, а брак не такой уж и фиктивный.

- Выпить хочется…, - произнес Андрей, когда их обед в ресторане подходил к концу.

- Знаешь, поедем отсюда домой! – предложил он спустя минуту.

Он впервые сказал это «домой», тем самым подчеркивая, что теперь «его дом – это их дом».

Лера сразу же отметила для себя, что Андрей привел свое «логово» в некий иной порядок, тем самым как бы демонстрируя ей, что теперь в «их» доме будет совсем другая жизнь.
 
- Ну что! Давай отметим наше бракосочетание по-настоящему! – весело предложил он, расставляя на столе напитки, фрукты, какие-то другие, явно заграничные, закуски в красивых баночках.

Домашнее застолье с самого начала пошло значительно веселей ресторанного. Немного разогрев себя выпитым, молодожены теперь со смехом вспоминали все, что с ними произошло за эти неполные два месяца.

А спустя час или полтора, уже за кофе, когда воспоминания закончились, и беседа постепенно стала угасать Лера, глядя прямо в глаза Андрею, спросила:
-  А теперь по расписанию - постель?

Андрей сидел напротив, не отводя своего взгляда от ее глаз, и молчал.

- Ну, что молчишь? – снова задала свой вопрос Лера.
 
- А ты уверена, что этого хочешь?

- В любом случае мне уже никто не поверит, что между нами ничего не было.

- Тем не менее, я не хотел бы, чтобы это была единственная причина….

- А она - не единственная….


Когда они уже лежали, отдыхая после первой в ее жизни близости с мужчиной, Лера проговорила:
- Полтора месяца назад, еще до разговора с тобой Света уверяла меня, что ты окажешься в моей постели в первую же ночь «нашей совместной жизни в разных комнатах»…. Как она ошибалась! Я оказалась в твоей постели, когда ночь еще даже не наступила.

- Да…. Света…. Света замечательная умная женщина! Если бы не она, у нас наверняка все бы было по-другому, - произнес Андрей. – Да и вообще, было бы? Просто восхитительная женщина!


5
Андрей уехал  накануне Нового года. С января их группа должна была уже приступить к работе в Ираке.
Расставание с ним не вызвало у Леры особых переживаний.
 
Она не могла определить то чувство, которое испытывала к Андрею. Любовью это не было точно. Во всяком случае, в понимании самой Валерии.

Влюбленность, которую она явно почувствовала в период его ухаживания за ней, еще до «замужества», постепенно прошла. Неведомая ей до этого близость с мужчиной, ожидаемая ранее и с желанием и с естественной тревогой, с Андреем вскоре превратилась в обыденность, и не сблизила их по-настоящему.
Виной тому был и сам Андрей, который, будучи старше и опытней, то ли специально, чтобы молодая девушка не влюбилась в него по-настоящему, то ли в силу своего отношения к Лере, а может и к женщинам вообще, тоже не давал особо разыграться всем этим чувствам.
 
К тому же Валерии не нравилось занятие Андрея. Его вечные разговоры по телефону о джинсах, пластинках, магнитофонах и прочих привозимых из-за границы вещах. Не нравились его приятели или скорее подельники, которых она иногда заставала теперь уже «в их» доме. Все это тоже накладывало отпечаток на ее отношение к Андрею.

Одним словом, брак, в самом начале затевавшийся как фиктивный, к таковому постепенно и переходил. И отъезд Андрея лишь облегчил обоим этот переход без каких-либо  дополнительных объяснений и разборок между ними.

Тем не менее, оставшись одна, Валерия вскоре почувствовала одиночество. Ничуть не жалея о том времени, когда она жила в своей семье, с родителями и братом, теперь, после отъезда Андрея у нее все чаще появлялось желание навещать свой родной дом и свою семью.
 
Особенно ей хотелось побыть наедине и поговорить с матерью. Поведение мамы в момент подготовки к ее фиктивному замужеству, рассказы Светланы, из которых следовало что Ирина Дмитриевна в курсе многих ее тайн, заставили Леру совсем по-другому взглянуть на, казалось бы, хорошо знакомого с детства и самого родного ей человека. Ее мама, которая до этого представлялась в глазах Валерии только лишь образцом покорности, доброты и заботы о муже и детях, вдруг оказалась человеком, который не только все понимал, но и реально, без лишних слов, управлял всем, что происходило в их семье.
 
Оказалось, что командирские замашки отца по существу ничего не стоили  по сравнению с тихой покорностью матери. Лера до сих пор не могла представить, как Ирина Дмитриевна смогла убедить своенравного, привыкшего к тому, чтобы всегда было только «по его», отца, в том, что нет ничего предосудительного в столь раннем замужестве дочери с мало знакомым человеком. Ведь Всеволод Михайлович даже не догадывался о «фиктивности» ее брака с Андреем. Еще больше Валерия была поражена тому, что ее мама так быстро, хоть и не без помощи Светланы, смогла правильно понять побудительные мотивы ее самой к этому «замужеству». Лера вдруг осознала, что, как и для нее «лучшей подругой», держателем всех ее секретов всегда была ее тетка, также точно для самой тетки эту роль, оказывается, всю жизнь исполняла ее мать.
 
Осознание этого заставило девушку совсем иначе взглянуть на свою маму и еще больше полюбить ее, теперь уже совершенно  по-иному, по-взрослому, с чувством благодарности за все сделанное ею как для самой Леры так и для всей их семьи в целом.
 
 Ирина Дмитриевна, конечно же, заметила эту перемену в своей дочери, потребность той в женском разговоре с нею и всегда старалась наиболее полно удовлетворить  эту потребность.


«Замужество» Валерии оставалась тайной для всех, кроме ее родных.
Алла Першина, единственная из знакомых, кто знал об этом, и с которой Лера познакомилась только когда обе они стали студентами мединститута, оказалась на редкость верной и преданной подругой, умевшей хранить тайну. Они теперь вместе проводили время в компаниях своих друзей, вместе, хохоча, обсуждали парней, которые пытались за ними ухаживать, вместе сидели на лекциях и семинарах.

Будучи не самой красивой девушкой на курсе, Валерия, тем не менее, никогда не испытывала недостатка в поклонниках со стороны представителей мужского пола. Ее общительный, порой непредсказуемый характер, природный ум и чувство такта вместе с озорством карих глаз и идеальной фигурой пленяли многих ее однокурсников. Сказывались, по-видимому, и уроки того «как надо вести себя с мужчинами», полученные Лерой когда-то у своей тетки.
 
Одним из ее поклонников и воздыхателей был Леша Пархоменко, симпатичный, худенький, невысокий, ростом с саму Леру, паренек. Очень деликатный, часто чересчур стеснительный, с лицом никогда не знавшим что такое бритва, большими черными глазами и длинными пушистыми ресницами, с виду он казался моложе всех своих ровесников. Все знали, что Леша – потомственный медик, сын профессора, заведующего кафедрой урологии. Учился Леша лучше всех на курсе и всегда с удовольствием, толково и обстоятельно, словно преподаватель, объяснял другим своим сокурсникам непонятные им места из изучаемого предмета.
 
То, что Леша, что называется «положил на нее глаз» Валерии стало ясно буквально через месяц их совместной учебы. Она довольно часто стала замечать все те признаки влюбленности с его стороны, которые всегда выдают совсем еще молоденького юношу. Признаки эти были настолько явными, что вскоре их заметила и ее подруга Алла Першина.
- Ой, бедный Леша! Как он сегодня на тебя смотрел, когда ты с ним разговаривала! Прямо плакать хочется, как мальчика жалко! – смеясь, частенько говаривала ей Алла.

- Волынец, ты изверг! – по-свойски обращаясь к ней только по фамилии,  говорила Алла в следующий раз. – Ну, подай ты этому робкому существу хоть какую-то надежду! Ведь сердце же кровью обливается, когда видишь эти преданные влюбленные глаза, устремленные на тебя.
 
- Что с Лешей то станет, если он узнает, что ты замуж вышла !? – снова со смехом произнесла Алла, на следующий день после «замужества» Леры, когда они вместе возвращались из института.

- Надеюсь, что он об этом, как и все остальные,  не узнает никогда? - совершенно серьезно парировала Лера, бросив свой строгий взгляд прямо в глаза Аллы.

- Лера, ну что ты! Я же пошутила, - успокоила тут же подругу Алла.

Леша Пархоменко тоже нравился Лере, но совсем никак ее возможный возлюбленный, скорее как хороший человек, друг, младший товарищ.

К большинству парней-однокурсников Валерия относилась именно как к своим младшим товарищам. Еще в детстве появившееся у нее представление о мальчишках-ровесниках как о не заслуживающих серьезного внимания,  «еще маленьких», не знавших толком жизни, сохранялось у Леры и в институте. Поэтому веселясь и танцуя с ними на вечеринках, разрешая им себя иногда поцеловать, она никогда не рассматривала эти отношения, как имевшие возможность для какого-либо дальнейшего серьезного продолжения.
 
А в конце первого курса в жизнь Леры вошла ее первая настоящая любовь.


6
Станиславу Клименко было тридцать два года. Кандидат наук и ассистент кафедра химии он вел у них лабораторные работы.
 
Единственный мужчина на всей кафедре высокий стройный брюнет, Станислав Васильевич сразу же стал  объектом самого пристального интереса и обсуждения всех девушек-первокурсниц. Вскоре стало известно, что Клименко разведен, в Привольск приехал из Киева всего лишь полгода назад, проживает в отдельной квартире и увлекается большим теннисом. Кто, когда и каким образом собрал все эти сведения о молодом преподавателе, было не известно. В институт он приезжал на стареньком, но очень хорошо сохранившемся «москвиче», всегда со вкусом и очень стильно одевался, что являлось наряду со всеми другими его положительными качествами, также не последней причиной повышенного интереса к нему со стороны студенток и женской части преподавательского состава института.
 
В том, что Валерия Волынец, как и все ее сокурсницы моментально была покорена молодым, умным и импозантным мужчиной не было ничего удивительного. Момента же, когда из всех своих студенток и других окружающих его женщин Клименко начал выделять именно Леру не заметил никто.  Сама Валерия уверенно почувствовала это в конце апреля, то ли оттого что во всю разыгралась пора любви – весна, а скорее от того, что не почувствовать это было уже невозможно.
 
В том, как молодой преподаватель краснел, когда их руки нечаянно соприкасались, потянувшись за одной и той же пробиркой в химической лаборатории, в том, как неоправданно часто он оказывался именно возле ее стола во время занятий, во всем этом молодой ассистент был похож на давно  влюбленного в нее Лешу Пархоменко.  Но если признаки влюбленности со стороны Леши вызывали у Леры лишь чувство удовлетворения,  снисходительности и даже некой жалости к нему, то от тех же неловких действий Станислава Васильевича у нее каждый раз замирало сердце и она краснела не меньше, чем он сам.
 
Химия не была любимым предметом Валерии. Именно по химии она получила три балла - самые низкие из всех возможных при поступлении в институт, что и послужило в дальнейшем причиной переживаний для ее родителей, но не для нее самой.

Естественно, что и учась в институте, Лера по  этому предмету не была в числе передовиков и к маю месяцу, накануне зачетной недели у нее накопилось уже немало долгов.
 
Узнав, где и когда Клименко принимает своих «должников», Валерия решила подойти туда в числе последних, когда другие студенты будут уже заканчивать сдачу своих лабораторных работ. Ее расчет был не в том, чтобы облегчить себе этот процесс, а в том, чтобы при благоприятном стечении обстоятельств попытаться остаться один на один с молодым преподавателем. Какого конечного результата она ждала, влюбленная девушка не могла бы ответить себе и сама, но все ее существо давно и непременно желало этого.

Когда же она открыла дверь химической лаборатории, то увидела, что там никого нет. Догадавшись, что «задержалась» непростительно долго, Лера стояла в дверях, не зная, что делать дальше.

Из-за ряда шкафов, стоявших на некотором отдалении от стены, образующих вместе с плотной шторкой отдельное помещение, появился Станислав Васильевич в джинсах и со спортивной сумкой, из которой торчали рукоятки теннисных ракеток.
 
- Вы ко мне? – спросил он скорее от неожиданности и удивления, нежели от желания получить ответ.

- Да…. Я хотела сдать лабораторные…, - начала Валерия в замешательстве, понимая, что говорит не то и не так.
 
- А-а, лабораторные…, - протянул уже пришедший в себя ассистент.

Все-таки сказывался и его возраст, и опыт общения с женщинами, а может и его в тот момент игривое настроение – предвестник игры в теннис. Во всяком случае, все последующие его действия никак не напоминали о его былом смущении в ее присутствии.
 
- Знаете, Лера, давайте не будем сегодня говорить о лабораторных и химии, - неожиданно весело и одновременно загадочно предложил Станислав Васильевич. – Такая погода за окном! Вы когда-нибудь играли в большой теннис?

- Не-ет! - уже в свою очередь удивилась Валерия.

- Тогда я Вас приглашаю! Пойдемте!

Все, что произошло в дальнейшем, казалось Лере какой-то абсолютной нереальностью, происходящей не с ней.
 
По опустевшему коридору они прошли к черному входу и вышли во двор, где стоял «москвич» Станислава Васильевича. Таким образом, их совместный отъезд от здания института тогда никто не заметил.  И хотя оба они в тот момент совершенно не думали об этом, данное обстоятельство было не таким уж маловажным для развития их отношений в дальнейшем.


Пожалуй, это был ее самый удачный и счастливый день. Именно с него у Леры началась совсем другая жизнь, жизнь наполненная любовью, радостью и счастьем.

Естественно, что никакой игры в теннис в тот день не было, хотя бы по той причине, что Лера не была соответствующим образом одета. Но въехав в парковую зону, где находились теннисные корты, они потом еще долго гуляли там, рассказывая друг другу о себе. Особенно странным, неожиданным и удивительным для Валерии было то, что оба они в тот момент были совершенно раскрепощены, свободны, веселы, и главное, абсолютно честны друг перед другом. Затем был обед, а скорее уже ужин в ресторане на берегу реки, где и продолжился их разговор, уже перешедший без всяких ужимок и стеснений во взаимные признания в чувствах, что они давно испытывали друг к другу.
 
А после этого они поехали на квартиру Стаса, как с тех пор, когда они оставались одни, стала называть его Лера.


7
Квартира, в которой проживал Станислав Клименко, как и «москвич» на котором он ездил, когда-то принадлежали его покойному деду, умершему год назад. До этого долгие годы, после смерти своей жены – бабушки Стаса дед жил один.
 
После окончания с отличием Киевского университета Клименко пригласили на работу в Институт органической химии, где он и познакомился со своей будущей женой Татьяной. Она была  на два года старше и дочерью заместителя директора института, а также его научного руководителя профессора Владимира Викентьевича Скубачевского.
 
С Татьяной они стали работать по одной научной теме и спустя два года решили пожениться. Чего в этом обоюдном решении было больше, любви или профессиональной дружбы и привязанности из них двоих не мог сказать никто. После свадьбы Стас переехал из общежития в квартиру профессора, где властвовала теща Мария Харитоновна, женщина не очень образованная и никогда нигде не работавшая. Тем не менее, первое время Стас буквально упивался жизнью со своей молодой женой, которая оказалась весьма опытной в тех отношениях между мужчиной и женщиной, о которых в то время было не принято говорить в открытую.
 
А спустя год-полтора своей, казалось бы, счастливой жизни Станислав вдруг начал замечать, что его жена своим характером и воззрениями на семейную жизнь является абсолютной копией Марии Харитоновны. Кроме того, у молодых никак не ладилось с ребенком, которого Татьяна, уже защитившая кандидатскую диссертацию, теперь непременно хотела родить. Самым главным было то, что вину за это бесплодие Татьяна возлагала на своего мужа.
 
С детства привыкший к равным и уважительным отношениям между супругами, что существовали между его родителями, нежели к тем, что царили в семье профессора Скубачевского, где Владимир Викентьевич играл роль явного подкаблучника, Стас все чаще стал задумываться о целесообразности дальнейшей семейной жизни с Татьяной. После очередной ссоры с женой, в которой со всей своей экспрессивной натурой приняла участие и Мария Харитоновна, буквально за неделю до защиты своей кандидатской диссертации, молодой муж собрал вещи и ушел снова жить к друзьям в общежитие.
 
Но этот его уход, который быстро стал известен в институте, лишь подлил не каплю, а целое ведро горючего в пожар, разгоревшийся в оскорбленной душе его жены, возглавлявшей к тому времени уже лабораторию, где работал Стас. Вскоре, отдельные моменты поведения Татьяны на работе стали напоминать ему самые худшие черты Марии Харитоновны и приводили прямо-таки в ужас самых молодых сотрудников лаборатории. Чтобы не продолжать весь этот спектакль теперь уже не только для себя, но и для зрителей, через две недели после защиты диссертации Станислав перешел работать в другой отдел, научное направление которого  несколько отличалось от того, чем он занимался раньше, и где ему пришлось многое начинать заново.

Так прошел еще год. С Татьяной они официально оформили развод, но продолжали встречаться в институте на различных семинарах, совещаниях, защитах диссертаций. Ее поведение по отношению к нему было по-прежнему яростно агрессивным, заметным всем и вызывающим недвусмысленные улыбки их коллег.

Это было неприятно и тяготило Стаса, и он уже подумывал о своем уходе из института. К тому же, ему единственному из кандидатов наук не давали не только квартиры в «малосемейке», но и отдельной комнаты в общежитии и он продолжал жить там, деля свою комнату с молодым аспирантом. В этом он тоже видел происки семьи Скубачевских, по-прежнему желавших как можно больше осложнить ему жизнь.

Однажды, прямо с утра его вызвал к себе в кабинет бывший тесть. У Владимира Викентьевича был вид человека, не спавшего всю ночь. С трясущими  руками и покрасневшими глазами, в которых стояли слезы, профессор промолвил дрожащим голосом:
- Стасик! Дорогой! С тех пор как ты от нас ушел, у меня нет никакой жизни….

Скубачевский встал из-за стола  и подошел к окну, по-видимому, чтобы продолжавший сидеть Клименко не видел его слез, а может потому, что стоя спиной к бывшему зятю ему было легче говорить самому.

- В общем, так! – уже справившийся с волнением продолжал Владимир Викентьевич. - Ты должен уйти из института! Лучше вообще на какое-то время уехать из Киева…. Куда? Я постараюсь договориться. Если конечно, ты сам не найдешь себе место….
 
- Владимир Викентьевич! Я все понимаю и сам думаю о том же, - спокойно отвечал Станислав расстроенному профессору и бывшему своему учителю и тестю. – В Привольске у меня недавно умер дед. Осталась двухкомнатная квартира. Если Вы мне поможете найти более-менее  приличную работу там, я Вам буду очень признателен. Извините, что из-за меня у Вас столько проблем.

- Я хорошо знаю заведующую кафедрой химии Привольского мединститута Карепину, - сразу же отреагировал Скубачевский. – Если тебя устроит такая работа, я могу с ней договориться?

- Вполне.

- Хорошо иди…. Ты тоже извини меня.

Так Станислав Клименко стал ассистентом кафедры химии института, где училась Лера.

 
Заведующая кафедрой Любовь Владимировна Карепина своим волевым, не терпящим никаких возражений характером чем-то напоминала Марию Харитоновну. Может поэтому, на кафедре работали одни только женщины, которые всегда более покладисты, чем мужчины, и не так придавали значение тому, что ими довольно жестко, а порой и грубо, руководит тоже женщина. Старая дева Любовь Владимировна не только характером, но и своим внешним видом напоминала скорее классную даму из института благородных девиц, нежели профессора химии. Во всяком случае «моральному облику будущих врачей» она придавала значение не меньшее, чем знанию ими химии, и требовала, чтобы такой же принцип соблюдали и другие преподаватели кафедры.
 
Говаривали, что студентка,  пришедшая на экзамен к Карепиной в брюках, или в юбке выше колен, априори не могла получить у нее положительную оценку. Кроме того, Любовь Владимировна, несмотря на то, что сама, будучи женщиной, имела докторскую степень по химии, была убеждена, что «все эти вертихвостки пришли в институт только для того, чтобы удачно выйти замуж», поэтому они «не только не знают химии», но «из них, никогда не выйдет и путного врача». Посему редко кто из девушек получал у нее на экзамене «отлично». Когда же в ответах на вопросы начинал, что называется «плавать» парень, то недовольство Карепиной переходило в такой гнев и откровенную грубость, что присутствующие при этом другие студенты просто вжимались в столы, за которыми сидели.
 
Одним словом, новый ассистент, ознакомившись с царившими на кафедре порядками, вначале решил, что уехав из Киева от самодурства жены и тещи, он попал из огня в полымя.  Но со временем, взвесив еще раз произошедшее с ним за последнее время, он пришел к выводу, что на самом деле не так уж все и плохо.
 
Уезжая в Привольск, Клименко отдавал себе отчет, что здесь у него не будет и десятой доли той возможности заниматься наукой, которую он имел раньше в Киеве. Ознакомившись с оборудованием кафедры химии местного мединститута, он не без удовольствия для себя отметил, что десятая доля у него все же точно сохранялась. Карепина следила за развитием химической науки и умела надавить на институтское руководство в плане обеспечения кафедры нужными приборами. Кроме этого, Любовь Владимировна с явной благосклонностью приняла появление на кафедре первого мужчины, да еще кандидата наук из престижного научно-исследовательского центра, и явно ему потворствовала.
 
Сам Клименко рассматривал свой переезд как исключительно временное явление, осуществленное лишь для того, чтобы улеглись страсти о нем его бывших родственников, не дающих ему нормально работать и жить в Киеве. После переезда он продолжал поддерживать постоянную связь со своими бывшими коллегами, и был в курсе всех их научных наработок. Кроме того сам он нуждался в отдыхе, устав и от напряженной работы, и от глупых, но забирающих много душевных сил козней бывшей жены, и от неустроенной и порядком надоевшей жизни в общежитии. Теперь Станислав больше времени мог уделять своему дальнейшему профессиональному самообразованию, а преподавание в институте лишь способствовало его систематизации.

К тому же появилась возможность заняться любимым еще со студенческих лет теннисом и активным отдыхом вообще. В Привольске он, впервые за много лет, начал снова радоваться жизни. И появление в ней Леры было очень важной составляющей этой радости.


8
Они сразу же решили держать свой роман втайне ото всех. Инициатором здесь выступила Лера, которая со своей не по годам женской мудростью предложила это Стасу сразу же, когда они завтракали у него дома после их первой совместной ночи.
 
- Если об этом узнает Карепина,  то она выгонит тебя с кафедры на следующий день, - сказала она тогда.

И через небольшую паузу, уже шутя, добавила:
-  А я после этого всю жизнь буду сдавать ей химию.
   
Учебный год практически закончился, и им недолго пришлось встречаться тогда друг с другом как преподавателю и студентке. Поэтому недолго пришлось им прятать от посторонних и свои счастливые взгляды, обращенные друг к другу.  А летом их роман расцвел с такой бурной силой, что порой они вовсе забывали об окружающих.

Будучи значительно старше Леры и имевший уже опыт семейной жизни Стас очень бережно и даже трогательно относился к своей возлюбленной, не позволяя себе и минутной слабости, которая бы могла ее чем-либо не только обидеть, но и просто огорчить. Одновременно он очень тактично занимался ее и образованием и воспитанием, в том числе и как женщины. Именно в объятиях со Стасом Лера впервые узнала, что такое настоящая любовь мужчины и сама со своей стороны старалось делать все, чтобы быть достойной этой любви.

Они знали практически все друг о друге. Во всяком случае, все те нюансы предыдущей жизни, которые бы могли повлиять на их взаимоотношения.  Фиктивное замужество Леры с Андреем Севастьяновым вначале очень удивило  Клименко. Удивил его практицизм еще совсем юной Валерии во всем этом деле. Но со временем Стас стал замечать не по годам взрослый ее подход и в других вещах, чему он был скорее рад, нежели наоборот. Дело в том, что помня о солидной разнице в возрасте между ними, Станислав все время мучился вопросом, не является ли пылкая и все возрастающая любовь Валерии к нему результатом того, что он просто заморочил голову молоденькой девушке, которую сам несомненно любил.
 
Именно, чтобы этого не произошло, и у Валерии всегда была бы возможность прервать отношения с ним, Клименко очень тактично не позволял ей окончательно переезжать жить к нему, хотя она часто оставалась у него ночевать, а утром они разными дорогами ехали в один институт. Сам же он никогда не переступал порога квартиры Леры, принадлежавшей ее «законному» супругу.
 
Так прошло полтора года их жизни, наполненной любовью и счастьем.

Однажды в середине дня, когда они возвратясь необычно рано из  института были вдвоем в постели, дверь в квартиру своим ключом открыла мать Стаса.  Ираида Петровна, оказавшаяся недалеко от квартиры, живущего отдельно сына, занесла ему какие-то продукты, предполагая, что он еще на работе. Вышедший к ней навстречу в наспех натянутых брюках Стас, чтобы мать не успела войти в спальню, а потом появившаяся оттуда же уже одетая Лера, вполне определенно указывали на то, чем они там занимались. Знакомство вышло не очень удачным, поскольку обе женщины, как и сам Стас, были откровенно сконфужены. Поэтому Ираида Петровна поспешила удалиться, сославшись на какие-то дела.

А через неделю или две у Станислава Клименко состоялся очень долгий и обстоятельный разговор с родителями.
 
Естественно, что Ираида Петровна рассказала о встрече с Лерой своему мужу и отцу Стаса. Обоих родителей встревожило то, что их «во всех отношениях положительный сын крутит легкомысленные романы с совсем юными студентками». Когда же «положительный сын» объявил им, что это не легкомысленный роман, а вполне серьезное чувство, которое скорее всего закончится его женитьбой на Лере, то первоначальная обеспокоенность родителей приняла уже четко выраженное неодобрение таких его планов.
 
Естественно, что, будучи интеллигентными людьми, и отец, и мать не говорили Стасу категорического «нет». Они лишь приводили свои доводы, главными из которых были значительная разность в возрасте и юность Леры, «не вполне еще отдающей отчет и себе самой».  Особенно старалась Ираида Петровна, которая уверяла сына, что Лера «его непременно бросит, когда ему уже будет за пятьдесят, а ей исполниться только тридцать пять»! Эти слова матери лишь взбудоражили главные сомнения самого молодого Клименко, которые и так постоянно не выходили у него из головы. А то, что все радужные представления о предполагаемом браке могут однажды рассыпаться в один момент, Станислав уже знал на своем собственном опыте. И хотя все, в конечном итоге, должен был решить он сам, этот разговор с отцом и матерью, стал поворотной точкой в его отношениях с Лерой.
 
Конечно же, он ничего не сказал ей о разговоре с родителями. Но спустя полтора или два месяца она и сама стала замечать, что что-то неладное происходит между ними. Стас по-прежнему был внимателен, ласков и нежен с ней, но в глазах у него появилась какая-то тоска, будто он тяготился их отношениями. Лера пыталась с ним говорить об этом, но он либо отшучивался, либо просто уходил от откровенного разговора.

Как нарочно, именно в это время из своей заграничной командировки с многочисленными подарками для Леры вернулся Андрей Севастьянов. Его приезд, о котором Валерия сразу же рассказала Стасу, не добавил радости никому из них троих.

Лера не могла больше оставаться в квартире Севастьянова, поскольку сразу же сообщила тому, что любит другого человека и предложила поскорее оформить развод.  Поступить как-то иначе ей просто не приходило в голову. В то же время ей показалось явно вымученным и нежеланным предложение Клименко перебираться теперь жить к нему, которое она до этого считала вполне естественным и единственно приемлемым. Она ответила «я подумаю» и не услышала ни одного слова со стороны своего любимого, которое бы подтверждало, что он действительно хочет, чтобы она к нему переехала. При этом Стас опять заговорил об их разнице в возрасте и что вряд ли ее «связь с ним принесет ей благополучие в дальнейшем». Леру особенно поразило то, что их любовь он впервые назвал пошлым словом «связь».
 
Это стало отправной точкой для осознания самой Валерией, что их любви с Клименко пришел конец.
   
Едва сдерживая слезы от обиды и разочарования, она вновь направилась к своему самому надежному другу – Светлане Ковалевой, которой Лера почти год назад не удержалась и рассказала все о Стасе и о себе. Сейчас ей необходимо было просто выплакаться и услышать слова утешения.
 
- Знаешь что? - предложила Светлана Дмитриевна племяннице, когда та ей все рассказала и успокоилась после слез. – Переезжай-ка ты ко мне! Дмитрия Сергеевича назначили главным от завода по испытаниям на Байконуре. Думаю, что теперь мы его редко в Привольске видеть будем. А если и будем, то у нас все равно одна комната свободная! Так что, переезжай! Мне тоже с тобой веселее будет!

- Все…. Между нами все кончено, - спокойно и твердо вместо ответа произнесла  Лера.
 
Решительный и упрямый характер отца-полковника сидел в ней по-прежнему.
 
А потом, когда  они уже ужинали на кухне и говорили,  как говорят женщины, не скрывающие друг от друга своих побед и поражений, Светлана Дмитриевна, подводя итог всему их разговору, произнесла:
- Эх, мужики, мужики! Слабый пол! Это я тебе, как уролог говорю! Ну, вот что еще нужно этому кандидату химических наук??? Знаешь, а это и к лучшему…. Пусть он, наверное, дальше занимается своей химией, а мы поищем кого-нибудь другого. Более сведущего в иных науках….


9
Валерия переехала к Светлане Дмитриевне.
 
Стас пару недель пытался что-то объяснить Лере, говоря, что, «наверное, так действительно будет лучше для них обоих» и с каждым таким разговором все дальше отдалял ее от себя.

Через месяц они уже не встречались.

Сама, приняв такое решение, Лера, тем не менее, все время находилась в состоянии постоянного нервного стресса. Как ни странно, выйти ей из этого состояния помогла не тетка, у которой она жила и с которой она больше всего обсуждала свои взаимоотношения со Стасом, а верный, надежный, застенчивый Леша Пархоменко. Леша, любовь которого она практически не замечала все эти два года, но который также преданно смотрел на нее своими добрыми глазами с пушистыми длинными ресницами.
 
Надо отметить, что близкие отношения с молодым и перспективным ученым Станиславом Клименко хотя и не заставили Валерию полюбить химию, но повлияли на ее иное, абсолютно серьезное отношение к своей будущей профессии. И отношение это все более приобретало форму прямой научной заинтересованности. А Леша Пархоменко к тому времени уже принимал самое активное участие в наблюдении за пациентами и в операциях, проводимых в отделении урологии областной больницы, где находилась кафедра его отца Алексея Николаевича.  Пытаясь как-то заполнить пустоту, образовавшуюся у нее в душе после разрыва со Стасом, и желая поскорее забыть о нем, Лера охотно откликнулась на предложение Леши более углубленно вместе с ним заняться урологией.

Профессор Пархоменко весьма скептично отнесся к появлению в отделении молоденькой и хрупкой подружки своего сына, поведение которого не оставляло никаких сомнений в причинах этого появления. Урология по сложившейся в медицине традиции всегда считалась «мужским делом», поскольку единственная из всех врачебных наук занималась еще и сугубо «мужскими болезнями». Поэтому врачами-урологами в большинстве своем были мужчины. В момент появления Леры в отделении там работала лишь одна женщина-врач Лариса Ивановская, которая недавно окончила институт,но которую в отделение пригласил сам Алексей Николаевич Пархоменко, что значительно повышало ее статус. Лариса была и единственная, за исключением Леши Пархоменко, кто с одобрением встретил появление в отделении Валерии. Даже молоденькие медсестры – снисходительно поглядывали на Леру, как бы давая понять, что она здесь человек случайный и долго наверняка не задержится.
 
Но такой далеко не теплый прием со стороны медперсонала отделения лишь раззадорил упрямый отцовский характер Леры. Она решила непременно доказать всей этой свысока смотрящей на нее и в основном мужской публике, что они еще не раз подумают о том как ошибались в ней. К тому же из шестнадцати палат находившихся в отделении женских было всего только три. А слова своей тетки-уролога «Эх мужики, мужики! Слабый пол!» Лера помнила хорошо.
 
Благодаря поддержке верного Леши и симпатизирующей ей Ларисы Ивановской Валерия довольно быстро освоилась в отделении и незаметно все больше стала входить в процесс лечения больных. Через год она уже достаточно много и активно ассистировала на проводимых в отделении операциях. А к концу пятого курса, когда под наблюдением профессора Пархоменко она успешно провела самостоятельную довольно сложную операцию на мочевом пузыре, Алексей Николаевич, выйдя вместе с ней из операционной, произнес:
- Теперь, милая Валерия Всеволодовна, я просто обязан Вас пригласить к себе в ординатуру. Вы – молодец! Если будете так же настойчиво постигать нашу науку на практике, из Вас получиться великолепный уролог.
 
Это было признание ее, как специалиста.  И вскоре об этом узнали все: и в отделении, и на кафедре.


А в личной жизни Валерии к тому времени появился новый мужчина.
 
После разрыва с Клименко Лера еще долго не могла его забыть, как не старалась. Когда она узнала, что вскоре после расставания с ней Стас опять уехал из Привольска в Киев – это стало для нее еще одним ударом.  Где-то в глубине души она надеялась, что пройдет какое-то время, он вновь позвонит, извинится, они разберутся в своих, возникших из ничего, как ей казалось, проблемах, и все опять у них наладиться….
 
Отъезд Стаса подводил черту подо всем, что между ними было.


10
С Валерием Красовским Лера познакомилась на одной из вечеринок. Он был на три года старше, закончил инженерно-строительный институт, но работал вторым секретарем райкома комсомола в одном из районов Привольска. Знакомство это развивалось ровно, словно по заранее утвержденному плану, с соблюдением всех необходимых со стороны ухаживающего за нею партнера атрибутов: билеты в театры, цветы, мелкие подарки к определенным датам. И хотя многие знакомые быстро окрестили их «Валерий и Валерия» на манер популярной тогда пьесы Михаила Рощина «Валентин и Валентина» взаимоотношения их вовсе не были столь эмоциональны, как у героев пьесы.
 
Красовский был высоким, стройным, можно сказать видным молодым человеком. Его отношение к Лере было предупредительно-вежливым и галантным. Она даже верила, что он ее любит, в чем тот уже не раз признавался ей. Многие подруги считали, что Валерий  – превосходная пара для нее, уже достигшей того возраста, когда пора было выходить замуж.  Но при этом Леша Пархоменко, с которым у Леры были лишь дружеские отношения, ей был все равно почему-то более близок.
 
Бедный Леша, узнавший про нового Лериного ухажера, который теперь частенько заезжал за ней в больницу на отцовских «жигулях», в очередной раз был расстроен, но, как всегда, старался не подавать виду. Однако Лера это расстройство и без слов читала в добрых Лешиных глазах. Она не знала, что сказать и как ему все это объяснить, но старалась относиться к Леше как можно внимательнее и теплее.
 
- Да, Лерочка, хотел бы я, чтобы ты стала моей невесткой, да видно моему Лешке это не под силу, - произнес как-то, улыбаясь, профессор Пархоменко, когда они вдвоем мыли руки после очередной успешной операции, проведенной Лерой. – А вот хирург из тебя, можно сказать с уверенностью, получился неплохой.

- Так неплохой хирург, Алексей Николаевич, еще не означает неплохую невестку, - в тон ему весело отвечала Лера, счастливая и от своего очередного профессионального успеха и от профессорской похвалы.

- Так-то оно так, но будь я на его месте – ты бы от меня так просто не уползла!

- Ах, Алексей Николаевич! Это только потому, что я больше нравлюсь мужчинам в возрасте, нежели молодым, - опять рассмеялась Лера.

- Ну, твой-то новый – вроде далеко не старик?

- Не старик. Это верно. Но уж больно рассудительный…, - уже перестав смеяться, задумчиво произнесла Лера.
 
Увидав, как мгновенно исчезло озорство в глазах девушки, с некоторых пор по-отечески относившийся к ней профессор поскорее перевел разговор на профессиональную тему.


Полгода назад Валерий сделал Лере предложение. Она не дала ему пока своего ответа, тянула, что-то ее сдерживало в нем, не давало ответить ему «да». Уже почти год они вместе жили в однокомнатной квартире Красовского, который к тому времени стал первым секретарем райкома комсомола.
 
За неделю до этого полушутливого разговора Леры с профессором Валерий вернулся из командировки в Киев, куда ездил на собеседование с большим комсомольским начальством. Ему предстояло очередное повышение по службе. Вернулся он довольный и жизнерадостный. В качестве подарка привез Лере недорогие, но тогда очень модные и дефицитные духи «Может быть».  А утром на следующий день, когда Лера вышла из ванной, а уже одетый, спешащий на работу Валерий прямо перед ней распахнул свой «дипломат», чтобы положить туда галстук, не желая из-за жары его одевать в квартире, она увидела, что портфель ее кавалера почти наполовину заполнен коробочками с такими же духами.
      
 - Ого! Куда это столько? – невольно вырвалось у Леры.

- А как ты думаешь? Нужным людям! Мелочь, а им приятно! – поцеловав ее на прощание в щеку, произнес мгновенно покрасневший Валерий и выбежал к ожидавшей его машине.

- Действительно…. Мелочь…, - уже оставшись одна, проговорила сама себе Лера, опустившись, как была, в банном халате, на еще неубранную постель.
В то утро она, наконец, поняла, что ее сдерживало, чтобы ответить ему «да».
 
Через две недели, когда Красовский вновь заговорил  с нею о женитьбе, Валерия уверенно произнесла  ему в ответ свое твердое «нет».


11
У Ларисы Ивановской был день рождения. Три года назад Лариса вышла замуж и сменила свою фамилию на Полетаеву, но многие в отделении продолжали звать ее по фамилии девичьей. Сейчас, после работы и небольшого импровизированного застолья прямо в ординаторской, когда уже вышли коллеги-мужчины, Лера помогала Ларисе убирать со стола. Они по-прежнему оставались только двумя врачами-женщинами во всем отделении.
 
- Лерочка, ты же поможешь мне все это снести вниз? – показывая на охапку подаренных цветов и груду посуды, проговорила, обращаясь к ней Лариса, пояснив. – Чтобы Саша сюда не поднимался, он уже подъезжает.
 
Саша – муж Ларисы, должен был  забрать их на своей машине после работы.
Еще утром Лариса предупредила Леру, что приглашает ее сегодня к себе на ужин, где должна была собраться вся ее семья.
 
Лера вначале отказывалась, считая неуместным свое присутствие в их семейном кругу, но Лариса была непреклонна, заявив, что она предупредила уже об этом всех своих домашних.

Они сдружились сразу же, как Лера впервые появилась в отделении, но дружба их не выходила, как правило, за пределы больницы. Тем не менее, это была дружба, которая часто бывает между двумя женщинами, занятыми своими делами и не имевшими  времени на то,  чтобы дружить и вне работы.
 
Как уже потом догадалась Валерия, приглашая ее к себе на ужин в тот вечер, ее подруга преследовала и свою потаенную цель.
 
- Знакомься! Это моя мама! Это папа! Это моя Юлечка! – по очереди представляя своих родителей и целуя двухлетнюю дочь, весело сообщала Лариса гостье, когда они уже зашли в квартиру Полетаевых. – А это мой брат, Женя! Он у нас инженер-строитель, но сейчас служит офицером, тоже строителем, в Барнауле! Приехал к нам в отпуск!

- Надо же! А я родилась на Алтае! – весело сообщила  всем Лера.

- Значит – "земляки"! – улыбнулся Евгений ей в ответ.

После ужина именно он и пошел провожать Валерию домой. Так начался их роман.


Евгений понравился ей сразу. В нем было что-то по-настоящему мужское: уверенность в себе, немногословность, какая-то обстоятельность и надежность во всем его облике. Несмотря на то, что он был на два года старше, Лера сразу поняла, что серьезных отношений с женщинами до нее у Евгения не было. Собственно он и сам признался ей в этом  буквально на второй день знакомства.
 
Роман их развивался бурно и без тех стандартных правил, которые сопровождали развитие знакомства Леры с Красовским, с которым, как оказалось, Евгений учился в институте в одной группе.
 
- Красовский, Ивановский…. У вас там, что вся группа была с такими фамилиями? – произнесла Лера, узнав эту новость. – Имей ввиду, то, что вы с ним друзья-приятели для тебя вовсе не «плюс», а, скорее, «минус»!

- Во-первых, мы не приятели, и уж точно, не друзья. А во-вторых, то, что ты так о нем отзываешься скорее «плюс» для тебя, - спокойно парировал ей в ответ Евгений.– Уж кому-кому, а мне этот щеголь никогда не нравился. Не понимаю, как ты вообще с ним так долго могла жить?

- А я и сама этого сейчас не понимаю, - уже совершенно спокойно призналась Лера. – Наверное, слишком прислушивалась к подругам, которые все восхищались, «какая мы с ним замечательная пара»!
 
Валерии импонировало, что в их отношениях с Евгением не было той вечной недосказанности и некой показушной фальши, что все время сопровождали  ее отношения с бывшим любовником. Поэтому Лера не особо удивилась, когда еще через две недели Ивановский спокойно и буднично предложил ей:
- Слушай, поехали со мной в Барнаул.
 
- В Барнаул? Это в качестве кого?

- В качестве жены конечно. В каком же еще качестве!

- Жены…. И в Барнаул…. Может, для начала хотя бы скажешь, что ты меня любишь? – также спокойно произнесла Лера, улыбаясь.
 
- А разве я этого не говорил?

- Представь себе, нет.
 
- Ну, люблю, конечно. Могла бы и не спрашивать.

Он произнес это как само собой разумеющееся, и Лера не сомневалась, что  это правда.

- Да-а! Тебе только в Барнауле жить…. Медведь! - только и проговорила она.
   
Вся эта его какая-то, действительно, медвежья неуклюжесть, не в движениях, а именно в способах выражения своих мыслей, и детская простота одновременно, вселяли надежность во все, что он говорит и делает. Валерия не могла еще сама себе ответить на вопрос любит ли она Евгения или нет, но она не сомневалась, что человека с таким мужским началом она может полюбить и непременно полюбит.
 
К тому же ей шел двадцать седьмой год, и она понимала, что время, когда надо обзаводиться семьей, давно наступило. Поэтому предложение Евгения, выйти за него замуж, она приняла с той же естественной легкостью, что сопровождала все их отношения с момента знакомства.

На свадьбу в Привольске времени уже не было. Отпуск Евгения подходил к концу.
Оповестив родных о своем намерении пожениться, молодые процесс бракосочетания решили перенести в Барнаул.

Почти девять лет прошло с момента первого «замужества» Леры с Андреем Севастьяновым. За это время в ее жизни было уже несколько мужчин. Были: большая любовь и обычная привязанность, горечь разочарований и легкость расставаний.  Ей казалась, что она уже достаточно много узнала  про весь этот «слабый мужской пол», как любила отзываться  о нем ее тетка и лучшая подруга Светлана Ковалева, с выводами которой Валерия все больше и больше теперь была согласна.
 
Евгений Ивановский казался ей тем мужчиной, с которым можно было соединить свою судьбу и жизнь.


12
Как ни странно, но самым трудным для Валерии было объявить о своем решении выйти замуж профессору Пархоменко.
 
Алексей Николаевич, так недоброжелательно когда-то встретивший ее на своей кафедре, за эти годы превратился для Леры не только в учителя, благодаря которому она теперь стала специалистом, врачом. Умудренный жизненным опытом профессор был для нее и тем человеком, у которого она за эти годы научилось очень многому другому, что не касалось непосредственно медицины: отношению к  профессии, к людям, к жизни, к себе самой. Она чувствовала и его несомненную привязанность к себе, не просто как к своему младшему сотруднику и ученице, а именно как к человеку, может даже как к своей дочери, которой у профессора не было. Поэтому объявить ему сейчас, что она увольняется и уезжает, Лере было далеко не просто.
 
Алексей Николаевич выслушал весь ее волнительный монолог молча, сидя в своем вращающемся кресле полуобернувшись к ней и уставившись куда-то в угол кабинета. Потом, когда она уже окончила говорить, он через минутную паузу промолвил совсем тихо, как будто про себя, по-прежнему не глядя на нее:
- Сколько раз себе зарекался не брать на работу баб! Сколько раз! И вот тебе, на!
 
- Ты хоть понимаешь, что ты мой самый способный ученик за последние двадцать лет?! – почти прокричал он спустя полминуты, резко повернувшись и весь подавшийся через стол к Лере, свирепо буравя ее своими серыми глазами.
 
- Э-э! Да что ты понимаешь!? – опять крутанувшись в своем кресле, отвернулся он от нее через мгновение, и Лера заметила, как повлажнели глаза профессора.

- Ну, хороши! Обе хороши! Одна сводней поработала! А вторая тут же замуж собралась! И уезжает! – продолжал дальше свой монолог Алексей Николаевич, имея теперь уже в виду не только Леру, но и Ларису Полетаеву, которая познакомила ее с будущим мужем. – У нее, видите ли, любовь! И теперь она будет в своем военном городке бойцам ссадины зеленкой смазывать, а там глядишь, кому-то и массаж простаты сделает!

Услыхав последнее, Валерия улыбнулась. Зная профессора не один год, она поняла, что он уже начинает отходить от так внезапно свалившейся на него неприятной новости и последнее его ворчание – первый тому признак.
 
Несмотря на ожидаемое и в то же время столь неожиданное расстройство Алексея Николаевича ей было все же лестно, что он так эмоционально воспринял их предстоящее расставание. И в благодарность за все, что профессор для нее сделал, видя его растроганные глаза, Лера осмелевшая и также растроганная внезапно подскочила к нему, и, забыв про субординацию, обняв его седую голову,  проговорила с не меньшим волнением:
- Алексей Николаевич! Дорогой! Спасибо Вам за все!

А потом поцеловала его куда-то, то ли в ухо, то ли в висок.

- Ну, вот еще! Иди вон Лешку моего утешай! Наверное, тоже обомлеет, когда узнает! - промолвил профессор теперь уже почти добродушно.

Прощаться с сыном профессора Валерии было все-таки значительно легче. Пархоменко – младший знал о ее личной жизни всегда больше своего отца. И хотя может быть у него еще и теплилась какая-то слабая надежда на то, что он может заинтересовать Леру как мужчина, в надежду эту он и сам давно не верил. Поэтому ее сообщение о предстоящем замужестве, увольнении и отъезде из Привольска он выслушал внешне  совершенно спокойно.

Их отношения всегда были исключительно дружескими и в основном касались профессиональной деятельности. Вместе придя на практическую работу, они всегда делились между собой теми знаниями, что давала им профессия врача-уролога.

- Ну, и чем ты теперь будешь заниматься в своем Барнауле? – только и спросил Леша.

- Не знаю. Единственное успокаивает, что это только на один год.


13
Военный городок находился в нескольких километрах от Барнаула. И хотя туда ходил городской автобус, жизнь в нем вряд ли можно было назвать городской.

Семьи офицеров жили в однотипных одноэтажных домах с печным отоплением.  В единственном продовольственном магазине  кроме хлеба можно было купить еще какие-то крупы и рыбные консервы, а за молоком очередь надо было занимать с середины ночи. Ассортимент близлежащих городских магазинов отличался не на много больше.

Четвертый  год «перестройки» помноженный на спущенную сверху «борьбу за трезвость» вместе с длиннющими в несколько сот метров очередями за водкой почему-то окончательно опустошил магазинные полки не только от спиртного.

Тем не менее, вновь испеченная семейная чета Ивановских достаточно весело отпраздновала через полтора месяца после приезда свой день официального бракосочетания в компании таких же молодых офицерских семей – приятелей Евгения.

Валерии несказанно повезло, что в амбулатории воинской части буквально за неделю до их приезда освободилось единственное на весь медпункт место врача.  Это избавило ее от бесцельного времяпровождения, характерного для большинства других офицерских жен. И, тем не менее, это была вовсе не та работа, которой она привыкла заниматься ранее в отделении урологии Привольской областной больницы.

Она с грустью вспоминала слова профессора Пархоменко, сказанные ей на прощание, что теперь ей только и придется смазывать бойцам ссадины зеленкой и приходила к мысли, что, по сути, так оно и было.

Но сама, приняв решение поехать за Евгением в «тмутаракань», Валерия другого и не ждала. Насмотревшись на всю эту «гарнизонную жизнь» еще в детстве, когда их семья кочевала «по долинам и по взгорьям» вслед за перемещениями отца-офицера, у нее не было никаких иллюзий относительно того, куда везет ее собственный супруг.

Помня о данном себе еще в юности обете никогда не жить той жизнью, что жила ее мать, она решила теперь всего лишь на год отложить исполнение собственного обещания и сыграть роль образцовой офицерской жены.

А месяца через два-три такой жизни Валерия стала замечать, что этой ее новой ролью не только очень доволен, но и воспринимает эту роль как нечто должное и ее муж.

Она не ждала от Евгения каких-то слов благодарности за чистоту в их доме, приготовленный обед или ужин, вымытые ею в тот же вечер его сапоги, вымазанные до неузнаваемости на стройке. Ей было достаточно читать эту благодарность в его глазах.  «Медведь он и есть медведь!» говорила она себе самой, зная о скупости своего супруга на слова.  Но через два месяца этой благодарности не было и в глазах Евгения. В них была лишь уверенность, что так и должно быть, коль он – муж, а она – его жена....

А спустя еще месяц она почувствовала, что беременна.


Поскольку рождение ребенка по срокам должно было совпасть с окончанием службы Евгения, рожать решили в Привольске.

Туда Валерия улетела одна, когда до родов оставалось еще не меньше двух месяцев.

Первым делом, что она сделала, оказавшись в родном городе, - посетила место своей прежней работы, по которой так скучала все месяцы, проведенные в военном городке на Алтае.

- Явилась! И с животом! Прекрасно! – приветствовал ее Алексей Николаевич Пархоменко, когда она вошла к нему в кабинет. – Ну? И что теперь прикажите мне с Вами делать, сударыня? Может быть, роды у Вас принять?

- Рожу я сама, Алексей Николаевич, - улыбаясь, отвечала ему Лера. – А вот, что делать дальше, с Вами хочу посоветоваться….

- А что же ты все это время делала? Ну, кроме того, что живот наедала?

- Ссадины бойцам зеленкой смазывала, как Вы предсказывали.

- Значит, врачевание не бросала?  Это уже хорошо….  Ладно! Ты давай рожай сама, коль моя помощь не нужна. А вот когда родишь и  будешь готова работать…. Тогда и решим, что дальше делать!

- Спасибо, Алексей Николаевич!

Ей снова захотелось обнять и поцеловать профессора, этого старого, доброго ворчуна, как тогда при расставании, но на этот раз она сдержалась.

- Пожалуйста! – в унисон ей произнес Пархоменко и уже совсем по-отечески добавил. - Рожай! И не о чем другом не думай! Все будет хорошо!

- В твоем замужестве есть один положительный момент! – продолжал он через паузу.  – Мой Лешка тоже женится! Видно окончательно перестал тебя ждать. Девчонка вроде тоже не плохая. Может и я внуков понянчу....

- Рада за Вас, Алексей Николаевич! И за Лешу рада! И за себя тоже! – весело воскликнула Лера.

- Ну, давай на этой радостной ноте и закончим. Я сейчас на защиту диссертации должен ехать. Родишь, и сразу ко мне! Как договорились.               


14
Сразу после рождения сына они решили жить отдельно от родителей, сняв помещение из двух малюсеньких комнат и кухоньки в частном секторе с удобствами во дворе.

Трест «Привольскгорстрой», куда вернулся на работу после службы в армии Евгений, к тому времени уже начинал разваливаться. А вскоре развалился и Советский Союз....

Зарплаты Евгения хватало лишь, чтобы кое-как свести концы с концами. О том чтобы вернуться на работу самой Валерии не могло быть и речи. Кирилл, которому было чуть больше года, приносил из яслей одну болячку за другой, поэтому от яслей решили отказаться уже через два месяца.

Днями Валерия с маленьким ребенком простаивала во всевозможных очередях за тем, что еще два года назад можно было купить в любом магазине. Это изматывало не меньше, чем болезни Кирилла. Но, возвращающийся вечером с работы Евгений, зачастую «под шафе», получая приготовленный женой ужин, не интересовался, как и из чего ей удалось этот ужин приготовить, и не замечал ее усталости. Он делился лишь своими проблемами на работе, ругал начальников, «что крадут безбожно», злился, что ему мало платят….

Куда делись его обстоятельность и надежность, что заставили Валерию именно за него выйти замуж? А это полное равнодушие к ней, к ее личной жизни! Такие мысли постоянно крутились в голове Леры, как и слова тетки: «Эх, мужики, мужики! Слабый пол!».


Очередь в молочную кухню была длинной и начиналась совсем недалеко от входа недавно открывшегося очень дорогого частного ресторана, куда любили приехать пообедать новые хозяева жизни. Валерия, с сидящем в коляске Кириллом, только пристроилась в ее хвосте, когда ко входу в ресторан, разбрызгивая давно не убиравшуюся мартовскую грязь, подкатили две иномарки.

- Вот они! Господа новые! Им в очередях стоять не надо! – проговорила стоявшая рядом с Валерией одна молодая мама другой, с которой у них шел оживленный разговор обо всем подряд.

- Гос-по-да! – произнесла вторая с растяжкой.

И тут же, как только из машин вышли их хозяева, добавила:
- А ты знаешь, что это за господа? Вот тот в черном пальто – самым главным комсомольцем был! Красовский!

Услыхав это Лера, невольно обернулась в сторону подъехавших машин.

От них навстречу ей шли двое. Один был ее бывший любовник, которого она узнала сразу же, а второй – немного постарше, очень толстый в модном темно-зеленом пальто, белой рубашке и ярком галстуке. Он держался явным хозяином положения и что-то говорил внимательно слушающему его Красовскому.

Валерия моментально снова обернулась спиной к ним. Она с ужасом подумала, что Красовский может увидеть ее такую наспех одетую, неприбранную из-за того что ей пришлось спешить поскорее занять эту очередь после дневного сна малолетнего сына. Ей почему-то стало стыдно, что она стоит в этой длиннющей очереди и одновременно жалко себя, хотя никаких чувств сейчас к своему бывшему любовнику Лера  не испытывала.

- Нет! Нет! Валерий Васильевич! Мы еще успеем с Вами пообедать, - услышала она слова «толстяка», когда те проходили совсем рядом с ней. – Давайте о деле. Ваша задача сейчас - склонить всех этих «красных директоров», чтобы они  влили как можно больше денег в банк. Они туповаты, и за небольшую мзду легко сделают это….   

- Вот суки! Как одеты! А этот-то, в зеленом, какую харю наел! – проговорила снова ее соседка по очереди.

- А если бы ты знала, как этот Валера Красовский – козел, на бюро райкома меня три года назад за отсутствие комсомольской совести чистил! – продолжила вторая. – Чтоб тогда ты сказала?! Все они козлы!!!


- Все! Я выхожу на работу! Дальше сидеть дома я не собираюсь! – сообщила Лера вечером мужу.

- А Кирилл? – удивленно воскликнул Евгений.

- Наймем сиделку!

- И будем ей отдавать всю твою зарплату? Какой смысл?

- Смысл такой, что дальше дома я сидеть не собираюсь! – уже с раздражением произнесла Валерия.

И по выражению ее лица Евгений понял, что спорить бесполезно. Он уже изучил ее характер и знал, что этот вопрос она для себя решила окончательно.


15
- А я уж решил, что ты не придешь, - лукаво приветствовал ее профессор Пархоменко, когда она появилась у него в кабинете.

- Как видите, пришла, - парировала совсем не склонная в этот раз к шуткам Валерия.

Она впервые в это утро оставила Кирилла с нанятой сиделкой и малыш закатал настоящую истерику, которая сопровождалась к тому же язвительными словами мужа: «Вот кому и зачем это надо?».

- Пришла-то - пришла, да вот мест в отделении сейчас нет, - продолжал профессор. – Месяц назад заполнили последнюю вакансию. Не мог же я тебя ждать до бесконечности.

Валерия готова была расплакаться. И здесь все опять выходило не так!

- Не знаю даже что мне с тобой делать..., - снова услыхала она слова профессора. – Разве что заведующим отделением назначить…. Пойдешь?

- Алексей Николаевич, мне сейчас вовсе не до шуток! – уже почти сквозь слезы произнесла Лера. – И так все идет шиворот-навыворот!

- Так шиворот-навыворот не только у тебя, дорогая! Шиворот-навыворот во всей стране! А с завотделением я не шучу…. Михайленко три месяца назад на пенсию ушел. Все-таки шестьдесят пять уже. Пора…. Обязанности сейчас исполняет Плотников. Но Борис на защиту диссертации выходит. Ему не до организаторских справ. А ты у нас гуляла долго. По-серьезному к операционному столу тебя сейчас подпускать нельзя. Надо опять навыки  набивать. Вот и будешь их набивать, чередуя с обязанностями зава…. Человек ты у нас опытный. Много чего повидала. Даже военврачом поработала. Опять же, матерью стала! Тоже опыт! Конечно, не сразу завом..., сначала в и. о. походишь, а там посмотрим…. Как тебе такое предложение?

Сквозь этот ироничный тон профессора Валерия начала, наконец, понимать, что он делает ей абсолютно серьезное предложение.

Должность заведующего отделением в определенной степени была номинальной. Все главные вопросы, касающиеся работы отделения, в том числе кадровые, принимал Пархоменко, как заведующий кафедрой. Заведующий отделением скорее следил за исполнением указаний профессора, а также руководил снабжением отделения медикаментами, перевязочными материалами, решал многочисленные второстепенные вопросы. Многолетний зав Михайленко вообще не оперировал, занимался лишь терапевтической урологией. Поэтому многие ведущие врачи отделения не рассматривали эту должность для себя престижной.

Но это была все-таки должность! Номенклатура! Поэтому Лера и не восприняла, вначале слова профессора серьезно. Когда же ей это стало ясно, она   взмолилась:
- Алексей Николаевич! Пощадите! Почему я? У меня ребенок маленький!

- А больше некому. Считай, что это тебе за измену мне! Тогда, три года назад! Сколько я в тебя тогда вложил? А теперь что? Пшик! Начинай все сначала!

- А если серьезно, то скажу тебе как на духу. Больше, действительно, некому! – продолжал профессор, спустя минуту. - Я об этом долго думал, многие кандидатуры рассматривал. А вот остановился на твоей. Поэтому и ждал тебя так долго. Все остальные: либо по уши исключительно в медицине и науке, либо карьеристы, которые из этой должности сразу должность генсека сделают. Ты что думаешь? Желающих нет? Да у одного главврача – двое! Мы с Михайленко почти двадцать лет бок о бок проработали! И я в нем был уверен, как  в себе! Поэтому и тебе предлагаю. Так вот и ты не отказывайся…. Знаю, что трудно тебе будет, да еще после такого перерыва. Но ты уж напрягись…. Характер твой знаю. Сможешь!

Выйдя из профессорского кабинета Валерия, сразу же никуда не заходя спустилась на первый этаж и вышла из здания больницы. Ей надо было побыть одной, обдумать предложение Пархоменко.

Она прошла в расположенный с тыльной стороны огромного здания больницы парк, зашла в самую его глубину и присела там на скамейку. Здесь бродили только лишь одинокие больные, которым в данный момент нечего было делать. Медперсонал сюда забредал довольно редко. Поэтому Валерия была уверена, что здесь никто не помешает ее одиночеству.

Несомненно, предложение профессора было лестным. Но сейчас она думала не об этом. Справится ли она так, как этого ждет от нее Пархоменко? И самое главное – семья! Ее малолетний Кирилл со всеми его детским болезнями! Ведь теперь ей с такой должностью придется буквально пропадать на работе! Ах, как все было не вовремя! Но она отдавала отчет и тому, что  стоило профессору держать эту должность вакантной несколько месяцев, ждать ее!

Значит, предложение это надо было принимать. Несмотря на все его издержки, связанные с ее личной жизнью. Ведь она, в конце концов, полковничья дочь!

Улыбнувшись этой своей внезапно пришедшей мысли, она поднялась снова в профессорский кабинет и дала свое согласие.


Когда Лера уже с восторгом рассказала вечером обо всем этом Евгению, то тот как-то криво ухмыльнулся и произнес:
- Ну, ты прям, растешь у нас, не по дням, а по часам!

А после вышел из комнаты.

Это была явная ревность его – мужчины к ее профессиональному успеху. Она это поняла мгновенно, и ей стало неловко за мужа. Так она открыла для себя еще одну черту его характера, до этого ей неизвестную.

Сам Евгений продолжал работать в своем тресте прорабом. В той самой должности, с которой его забирали в армию.


16
Буквально в первые же дни работы в новой должности она почувствовала завистливые взгляды многих своих коллег.  Но все-таки далеко не всех. Те, которых она уже давно уважала, как специалистов, наоборот ее подбадривали и всячески старались помочь. Ее бывший ухажер и верный друг, сын профессора - Леша Пархоменко был в их числе. Такая поддержка позволяла Валерии не обращать внимания на завистников – это правило первым она взяла для себя на вооружение.

А вот дома все было значительно хуже.

Что-то совсем неладное происходило у нее с Евгением. Муж использовал любой повод, чтобы лишний раз, что называется ткнуть ее носом в различные недоделки по дому, которые он считал «женскими»: будь то немытая посуда, немытый пол или неглаженое белье. Он как будто специально, после того как она пошла работать, стал меньше уделять внимание сыну, все заботы о котором по-прежнему лежали только на ней. Всем своим поведением Евгений демонстрировал  – «это не правильно, когда жена по своему статусу становится выше своего мужа»!

- Может тебе, действительно, не стоило соглашаться на заведующего? – сказала ей Лариса Полетаева, глядя куда-то в сторону, когда Лера после очередной утренней ссоры с мужем пожаловалась ей как-то на свои семейные проблемы.

Лариса, что была старше ее на четыре года, сестра Евгения, которую она считала своей подругой, не нашла больше других слов, чтобы как-то посочувствовать, утешить или, хотя бы, успокоить  ее.  Зависть в глазах Ларисы она заметила еще когда профессор Пархоменко только представлял Валерию в качестве исполняющего обязанности завотделения, но тогда она отогнала от себя эти мысли, посчитав, что становиться слишком мнительной и ей все это лишь показалось.

И вот вдруг это проявилось вновь, в тот момент когда, казалось бы, ей надо было только посочувствовать.

Она смотрела на себя в зеркало, на свое изможденное и рабочими, и домашними неурядицами лицо, на всю свою похудевшую от многочисленных забот и постоянных нервных переживаний, и до этого не отличавшуюся полнотой фигуру, и задавала лишь один себе вопрос: «Зачем мне все это надо?»  Но чем больше она смотрела на себя, тем больше в ее душе поднималась волна сопротивления и негодования своему собственному вопросу. Нет! Она выдюжит! Она еще раз докажет всем, что просто так не сдастся! Ведь это нужно не только ей! Но и обоим Пархоменко (старшему и младшему) и тем ее коллегам, которых она всегда уважала, а теперь чувствовала такое же уважение и поддержку с их стороны.

И отметая все косые и завистливые взгляды, она все больше уходила в работу.  Особенно в хирургию. Благо, как оказалось, снова «набивать руку», как предрекал  профессор Пархоменко, долго ей не пришлось.

А кому излить душу и поплакаться у нее все-таки было. И первой была ее самая старая и верная подруга, ее тетка Светлана Дмитриевна Ковалева, с которой она хоть и реже, но продолжала встречаться, несмотря на всю свою загруженность дома и на работе и, несмотря на раздражение, почему-то именно этими встречами, своего мужа. Валерия знала также, что ее всегда могла бы выслушать и поддержать и Ирина Дмитриевна. Но матери она никогда не рассказывала о своих проблемах и неудачах, берегла ее.


Была пятница. Вечер. Валерия выкупала и уложила спать сына. Евгения все не было.

В последнее время он все чаще стал задерживаться по вечерам. Домой приходил, когда злым, когда, наоборот, с каким-то  озорным блеском в глазах. Но ей ничего не рассказывал. А она ничего не спрашивала, поддерживала им же установленный между ними, с тех пор как она стала работать в больнице, порядок общения.

Валерия выключила свет и, не раздеваясь, легла в постель. Знала, что все равно не уснет. Лежала с открытыми глазами.

В голове крутились  самые разные тревожные мысли: и беспокойство от ночного отсутствия мужа, и горечь  от того, что так все не ладится в их семье…. Она искала причину в себе, но не находила. Она понимала желание Евгения выстроить в их семье патриархальные отношения подобные тем, что существовали между ее матерью и отцом, но не принимала и не хотела больше хоть как-то потворствовать этому желанию мужа.

Свет автомобильных фар осветил всю небольшую комнатушку их съемного жилища. Потом она услышала скрип тормозов, шаги ее нетрезвого мужа, которые она уже могла отличить от всех остальных, его осторожный стук в окно.

- Ты что? Еще не спишь? – скорее для приличия спросил Евгений, увидав одетую жену, открывшую ему дверь. – А я вот немного погулял…. Есть повод….

Он был изрядно пьян.  Прошел, не снимая грязной обуви, вытащил из кармана пачку долларов и бросил на стоявший посредине комнаты стол.

- Вот, заработал! -  с некой торжественной небрежностью произнес он и как был, в верхней одежде, плюхнулся на кровать.

- Откуда это? – без каких-либо эмоций на лице спросила Лера.

- Заработал! Я же сказал! Или ты думаешь, что простой строитель, прораб не может заработать?

Она молчала.

- Правильно думаешь! – продолжал Евгений. – И к твоему сведению я уже месяц, как не прораб! А директор! Директор фирмы! Фирмы! «Рога и копыта»! Так, что не только ты у нас начальник!

- Это уже интересно! – язвительно вставила Валерия.

- Интересно! Конечно, интересно! Если учесть, что фирма принадлежит твоему бывшему…. Любовничку! Кстати! Он тебе привет передавал!

Кровь бросилась к ее лицу. Но она сдержала себя.

- Ложись спать! Завтра поговорим, - только и сказала.

- Ну что ж! Поговорим завтра!


- Может, ты мне объяснишь? – сидя напротив и глядя в лицо мужа, с жадностью поедавшего приготовленную ее яичницу с колбасой, спросила она утром.

- Что объяснить? - не поднимая глаз от тарелки, переспросил Евгений.

- Что объяснить! Что за деньги? Что за фирма, принадлежащая моему бывшему любовнику?

- Я тебе вчера все объяснил, - буркнул, по-прежнему не поднимая глаз, Евгений.

- Женя, а тебе не кажется, что такого объяснения не достаточно? Если ты, конечно, еще считаешь себя моим мужем, а меня – своей женой!

- А ты что? Мне уже и не жена?

- Так…. Так, Женя, у нас с тобой дальше не пойдет! Или ты со мной начинаешь разговаривать…!  Или давай разводиться!

- А я что, с тобой не разговариваю? – явно отступая, уже совсем тихо и неуверенно произнес Евгений.

- Ты?! Ты, уже со мной полгода не разговариваешь, Женя! Не заметил?

- Валера Красовский сейчас возглавляет банк, «Привольский кредит» называется..., - по-прежнему не глядя на нее, как проштрафившейся ученик начал Евгений. – Банк намерен в дальнейшем инвестировать средства в строительство…. Хотят создать свой строительный холдинг. Во всяком случае, он так рассказывает…. А пока создали фирму, занимающуюся покупкой, продажей и ремонтом строительной техники. Я директор. Уже месяц.... Тебе не говорил, потому что не знал, что из этого получится и как ты к этому отнесешься…. Деньги  эти – действительно мой заработок.  Удачно толкнули в Подмосковье несколько бульдозеров из «Привольскгорстроя»….

- И где же вы с ним снова сошлись? – уже с издевкой спросила Лера. – Помниться, ты мне говорил, что он тебе никогда не нравился?

- Не нравился… Общие знакомые меня ему порекомендовали. Он согласился…. А он сейчас очень деловой стал! Действительно, деловой! Тебе уже несколько раз привет передавал.

- Спасибо за привет.

Она не могла правильно дать оценку тем чувствам, что испытывала, услыхав из уст своего мужа всю эту историю. Но именно тогда она впервые усомнилась в том мужском его начале, что так импонировало ей когда-то и что стало основополагающим почти пять лет назад в ее решении выйти за него замуж.


17
Дела в фирме, что руководил Евгений заметно шли в гору. Уже через год на заработанные им деньги они купили трехкомнатную квартиру в центре Привольска.

«Своя квартира! Собственное жилье! И такая шикарная!». Счастья Леры не было предела. Она готова была простить мужу все! Тем более, что покупку эту Евгений совместил с самым  что не на есть «европейским» ремонтом.

Но и в этот раз семейная идиллия продолжалась не долго. Занявший «свое, положенное ему по праву», место на вершине семейной иерархической лестницы, Евгений вновь начал быстро «бронзоветь».  Тому способствовали и та сторона его «мужского начала», которую Валерия не сразу заметила когда-то, и, в первую очередь, значительные деньги, что он зарабатывал по сравнению с ней. Поэтому все негативные стороны самого заскорузлого патриархата просто лезли из него теперь на каждом шагу.

Уже смирившаяся с тем, что мужа ей не переделать, Валерия, тем не менее, вовсе не собиралась плясать под его дудку.


- Красовский приглашает нас в субботу на свой день рождения. В «Тавриду», - поведал ей Евгений в начале недели.

- Иди один. Я не пойду.

«Таврида» был тот самый дорогущий ресторан, возле которого Валерия видела своего бывшего ухажера в последний раз, когда стояла в очереди в молочную кухню. И ей претил сам факт, что спустя несколько лет она из той очереди перешла в число посетителей этого ресторана.

- Нет. Это не удобно. Будет всего шесть человек – самый близкий круг. Все с женами, - пояснил Евгений.

- Так все-таки будет двенадцать человек? Или только шесть, но с женами? – съязвила она.

- Не придирайся к словам!

- А ты уже вошел в близкий круг? – продолжала Лера тем же язвительным тоном. – Ну и какой же он – этот "круг"? Все на «мерсах» и во фраках?

Ее упоминание о "мерсах" относилось уже к тому, что Евгений недавно приобрел хоть и не новый, но довольно приличный «мерседес», что Лере совсем не нравилось, так как автомобиль вызывал нездоровую зависть у многих знакомых и вовсе незнакомых людей.

- Да! Все на «мерсах»! Что теперь? Ездить на «запорожцах»? Люди для этого деньги зарабатывают!

- Ах! Трудяги! Просто тяжким трудом они деньги зарабатывают! Поставить бы вас за операционный стол часов на шесть...! Посмотрела бы я на вас!

Воспоминание об операционном столе было не случайным. Еще год назад Валерия начала замечать, как на ее красивых ногах, именно из-за частого стояния за операционным столом, стали проявляться темно-синие вены. В последнее время они стали настолько заметными, что Лера прекратила ношение коротких юбок, которые опять вошли в моду и которые как ничто лучше подчеркивали ее красивую фигуру, как принято стало говорить, делали сексуальной.

Это обстоятельство очень огорчала Валерию. И теперь каждый раз, подходя к  операционной, она думала о своих ногах, но когда переступала порог – только о том, кто лежал сейчас на операционном столе и нуждался в ее помощи.

Она по-прежнему упорно совершенствовала свое мастерство врача-хирурга и стала одним из ведущих хирургов отделения урологии. Уже ни у кого не возникали вопросы, почему именно она заведует отделением. И этого Валерия добилась своим упорным каждодневным трудом, часто через «не хочу», несмотря на все препятствия на работе и дома, несмотря на свои потемневшие вены….  И получая при этом откровенно нищенскую зарплату, которую к тому же еще и задерживали.

А рядом был ее муж, и новые приятели-сослуживцы ее мужа, которые буквально за несколько лет шагнули «из грязи в князи». Нет, она никогда не считала их кем-то, кто был ниже ее самой по способностям и интеллекту, но их столь быстрый подъем по лестнице материальных благ казался ей несправедливым, а значит, и не совсем честным.

Поэтому вид гордящегося самим собой Евгения вызывал зачастую у нее спонтанный внутренний протест.

- Пойдешь один! – подытожила она. – К тому же, ты мне еще не купил такого вечернего платья, чтоб тебе не было за меня там стыдно!


Конечно же, она пошла в ресторан.

Банкет был обставлен по высшему разряду. В этом она чувствовала руку Красовского, умевшего пустить пыль в глаза еще в те далекие советские времена, и изрядно поднаторевшего уже в эти.

- Очень рад видеть тебя! – сказал он, когда пригласил ее на танец, придав этим словам как можно больше чувств.

- Я тебя тоже, - как можно безразличней ответила она.

Валерия поняла сразу, что приглашением в этот давно спаянный «узкий круг» ее муж обязан именно ей.  В том ее убеждал вожделенный, маслянистый взгляд Красовского, который, не стесняясь, весь вечер обшаривал всю ее фигуру с головы до ног.
 
Жена Красовского, симпатичная, но какая-то совсем неприметная женщина, также заметившая, кто из гостей больше других в этот вечер интересует ее мужа, то и дело переводила свой пугливый взгляд, то на Леру, то на своего супруга. От этого Валерия испытывала значительную неловкость, и ей было не понятно, как всего этого не замечает ее собственный муж.

- Неплохой был вечер, - только и сказал ей Евгений, когда они на такси возвращались домой.

- Да. Неплохой. Но это был последний ваш вечер с моим участием, - ответила она.

- Вечно тебе не угодишь!


18
- Отец разбился. В травматологии. В коме, -  сообщил ей утром в понедельник бледный, явно не спавший всю ночь Леша Пархоменко.

Новость буквально ошеломила Валерию.

Алексей Николаевич с женой возвращались в воскресенье вечером на своей машине с дачи, когда им навстречу неожиданно выехал самосвал, у которого лопнула передняя шина. Профессор резко повернул вправо, чтобы избежать столкновения и в результате весь удар пришелся на него.
 
Почти неделю лучшие врачи больницы боролись за жизнь своего коллеги. Отчасти им это удалось. Профессор выжил.
 
Но о его возвращении к привычной деятельности не могло быть и речи. Из-за серьезной травмы позвоночника у профессора полностью отказали ноги. Кроме того повреждены были легкие и другие внутренние органы. Через четыре месяца после аварии Алексея Николаевича, которому было уже за шестьдесят, отправили на пенсию.
 
Кафедру возглавил Янкилевич, только недавно защитивший докторскую диссертацию. Ему было давно за пятьдесят. В Привольск он приехал всего три года назад, уже будучи доцентом и кандидатом наук. Янкилевич был полной противоположностью вихреподобному, извергающему постоянно новые идеи и всегда открытому для других Пархоменко. Оперировал Янкилевич очень мало, самые стандартные случаи, как наглядное пособие для студентов. Это был тихий, малозаметный человек, всегда как-то заискивающе улыбающийся и не высказывающий никогда своего мнения ни по вопросам профессиональным, ни по каким-либо другим.

«Слизняк!» - сразу окрестила его для себя Лера, когда он только появился у них в отделении и, как ей казалось, такого же мнения о Янкилевиче были и другие ее коллеги.

Но как только Янкилевич возглавил кафедру, оказалось, что у него достаточно много поклонников, в том числе и из тех сотрудников отделения и кафедры, которые раньше его тоже не особо замечали.

В очередной раз удивившись человеческому приспособленчеству, Валерия продолжала  работать так же, как привыкла это делать во времена Пархоменко. Но если во времена Пархоменко ее деятельность находила полную поддержку и в отделении, и у руководства больницы, то теперь все обстояло далеко не так.

На совещаниях у главврача она стала регулярно получать замечания по различным пустяковым вопросам, которые просто не заслуживали вынесения на столь широкое обсуждение. Теперь же они мгновенно вырастали в глобальные проблемы, от которых, как могло показаться, зависела дальнейшая судьба всей больницы. Помня, что у «главного» еще четыре года назад при ее назначении заведующим отделением были целых две «свои» кандидатуры на эту должность, Валерия сразу же поняла, в чем кроется причина такого недовольства руководства.


- Лера, мне кажется, против тебя плетется заговор, - сказал ей как-то Леша Пархоменко, к тому времени уже кандидат наук и доцент кафедры, когда они были одни. – Я вчера поздно вечером зашел в кабинет к Янкилевичу и застал у него целую группу наших коллег. По-моему, речь шла о тебе…. О твоей должности. Во всяком случае, мне так показалось. Когда я вошел, все замолчали…..
 
- И что же эта «группа» хочет?

- Что хочет? По-видимому, твою должность….

- Так пусть занимают! Я им и сама ее с удовольствием уступлю! – рассмеялась Валерия.

- Это я как раз понимаю…. А ты-то понимаешь, что установленный отцом порядок вещей в отделении сегодня держится, в основном, на тебе?

- И что теперь? Если я даже «понимаю»? Предлагаешь мне стать святее Папы Римского? Или исполнить роль Жанны д'Арк? Если это никому больше не нужно….

- Почему «никому»? Мне нужно! Борису Плотникову нужно! Тебе! Отцу, наконец! Он только этим и живет….
 
Воспоминания Алексея об отце, словно током пронзили Валерию.
 
Старого профессора она навещала довольно часто. Но никогда не жаловалась ему на свои проблемы. В своем инвалидном кресле в домашней обстановке Алексей Николаевич и без того казался ей каким-то жалким, совсем не таким, которого она знала раньше. Они говорили в основном о хирургии, а Лере все время при этом хотелось обнять, поцеловать своего учителя, пожалеть его....

Сейчас же слова младшего Пархоменко вызвали у нее обиду и гнев.

- Знаешь что!? – моментально покраснев, начала было она, но вовремя остановилась.

Своего старого друга Лешу, который так много для нее сделал, ей обижать не хотелось.
 
Наступила долгая пауза.

- Ну, что я могу сделать? – произнесла она снова уже абсолютно уставшим голосом. – Янкилевич объединился с «главным». И когда-нибудь они все равно меня сожрут…. Как могу, я держусь. Но сил и желания уже нет…. Устала я очень сильно, Леша. Ото всех устала…. Как-то все идет наперекосяк. И не только на работе….


Было почти девять часов вечера, когда она открыла дверь своей квартиры.
 
Кирилл, которому шел уже седьмой год, сегодня ночевал у ее родителей. Уже ушедший в отставку Всеволод Михайлович, никогда не уделявший особого внимания своим детям, решил восполнить этот пробел на внуке. Кириллу было интересно с дедом-полковником, и он все чаще упрашивал, чтобы ему разрешили переночевать у дедушки и бабушки. Поэтому сегодня Валерия, пользуясь отсутствием сына,  хотела отдохнуть.

- А вот и жена, на которой вся наша медицина держится! – приветствовал ее с заметным хмельным задором, вышедший навстречу Евгений. – А мы вот тут тоже некоторые свои успехи отмечаем!

Вслед за ним из глубины квартиры со словами «Здравствуй, Лера!» появился Красовский.
 
- Здравствуй, Валера! – ответила она, удивленно. – Что отмечаете?

- Да так, мелочи всякие….

- Мелочи, мелочи! – снова подхватил Евгений.

Он был значительно пьянее абсолютно прилично выглядевшего Красовского, и Валерии это было наблюдать неприятно.
 
В гостиной на столе стояли бутылки и какая-то закуска, которую Евгений нашел в их холодильнике.

- Я сейчас что-нибудь приготовлю, - предложила Лера, чего на самом деле ей вовсе не хотелось делать.

- Нет, Лера, не надо! Я уже буду скоро уходить. Лучше посиди с нами, - остановил ее, взяв за руку, Красовский.

- Так что же вы отмечаете? – садясь за стол, спросила Валерия уже веселей, в том числе и от того, что ей ничего не надо было готовить.

- Отмечаем! Отмечаем очередной успех! – разливая водку по рюмкам, уже совсем заплетающимся языком промолвил Евгений. – Отмечаем, жена, наш с тобой загородный дом!

Он пьянел все больше и больше. И когда выпили, его развезло уже довольно сильно.

Валерия сидела в торце стола и ей нетрудно было сравнить сидящих сейчас по его сторонам напротив друг друга своего пьяного мужа и прекрасно смотревшегося на его фоне Красовского.  А тот то и дело переводил свой взгляд с Евгения на нее, одновременно меняя этот взгляд  с презрительно-ироничного на маслянисто-вожделенный, точно на такой же, каким он смотрел на нее тогда в ресторане на своем дне рождении. И этот его взгляд раздражал сейчас Валерию еще больше, чем вконец опьяневший муж.
 
А когда ее пьяненький Евгений, уже невнятно бурча, предложил тост за «своего друга» и «прекрасного человека Валеру Красовского», она почувствовала, как ладонь этого "прекрасного человека" плотно обхватила ее колено под столом.
 
- Я все-таки пойду что-нибудь приготовлю, - поднялась из-за стола Валерия,  не найдя ничего другого, чтобы  прекратить эти скабрезные облапывания своих ног.
 
Выйдя на кухню, она машинально поставила на огонь сначала сковороду, затем чайник с водой.  В душе бушевала буря, буря ненависти к холеному самоуверенному Красовскому и еще больше к своему ничего не понимающему пьяному мужу. Стоя облокотившись обеими руками о газовую печь и глядя на разогревавшиеся на огне сковороду и чайник, она обдумывала как лучше поступить в такой ситуации.
 
- Лера! Ну, я же говорил тебе...! Не надо ничего готовить...! - услыхала она за  спиной тихое мурчание  бывшего любовника, а через несколько мгновений его руки обняли ее со спины, прильнув к ней всем своим телом сзади.

Схватив с плиты раскаленную сковороду, она резко развернулась в этих объятиях и, поднеся сковороду к самодовольному лицу Красовского, прошипела:
- Если ты сейчас же не уберешься отсюда, я сожгу тебе всю рожу!

- У-у-у!!! Узнаю тебя! Все! Все! Ухожу! – по-прежнему улыбаясь, быстро ретировался тот.
 
- Женя! Я ушел! Пока! – прокричал он уже из прихожей.


19
Алексей Николаевич Пархоменко недолго прожил в своем инвалидном кресле. Он умер неожиданно ночью во сне от оторвавшегося тромба.

Смерть профессора Валерия переживала ничуть не меньше, чем его самые ближайшие родственники. Слишком много значил для нее этот человек.

Когда же после его смерти прошло около трех месяцев, она поняла, как даже неработающий, но еще живой профессор, оберегал ее до самых последних дней своей жизни.

Непререкаемый авторитет, которым пользовался Алексей Николаевич в больнице, основывался не только на заслуженном уважении его как врача и ученого среди всех своих коллег.  Руководство больницы также всегда помнило и о его дружеских отношениях с начальником областного управления здравоохранения Виктором Герасимовичем Бахтиным.

Бахтин и старший Пархоменко были однокурсниками и дружили еще со студенческих лет.  Будучи студентами, они четыре года прожили в одной комнате общежития.

После окончания института Бахтин увлекся кардиологией. А когда он, еще довольно молодой, защитил кандидатскую диссертацию, его назначили главным врачом ЛСУ – лечебного специализированного учреждения. Так  называлась больница, где в советское время лечилась вся партийная номенклатура  и другие важные персоны Привольска. В кресло начальника областного управления здравоохранения Бахтин пересел оттуда примерно в то же время, когда Алексей Николаевич Пархоменко возглавил кафедру урологии местного мединститута.
 
Естественно, что за тот более чем двадцатилетний срок, в течение которого Виктор Герасимович руководил здравоохранением области, все руководители лечебных учреждений были в той или иной степени его выдвиженцами.  Не был исключением и главный врач областной клинической больницы Морозов, который, конечно же, знал о близких отношениях Пархоменко с Бахтиным.

Именно поэтому Алексею Николаевичу в отделении урологии было позволено все, включая и принятие кадровых решений. И именно поэтому Валерия Ивановская в неполные тридцать лет стала заведующей отделением, несмотря на то, что у Морозова были свои кандидатуры на эту должность.
 
После ухода профессора по инвалидности на пенсию, Морозов почувствовал некоторую свободу в своих действиях. Но еще живой профессор, который даже из своего инвалидного кресла постоянно интересовался, как там обстоят дела в «его отделении», не позволял ему полностью развернуться в правах руководителя.

Морозову было очень хорошо известно о крутом нраве Бахтина, который, порой, запросто и безжалостно расправлялся, с теми, кто еще вчера ходил в его любимчиках. Поэтому, понимая, что профессор Пархоменко в любой момент может пожаловаться своему другу на безосновательные притеснения им Валерии Ивановской, главный врач избрал осторожный путь затяжной осады с поиском союзников, за спину которых он мог бы всегда спрятаться в случае начальственного гнева. Первым среди таких союзников стал новый заведующий кафедрой урологии Янкелевич, который чувствовал свое очевидное проигрышное положение по сравнению со своим предшественником и желавший, чтобы о том поскорее все забыли, в то время как молодая и строптивая завотделением ему в этом постоянно мешала.
 
После смерти Пархоменко, когда опасаться было уже нечего, главный врач больницы Морозов перешел от осады к решительному наступлению. Уже через месяц он направил в отделение урологии представительную комиссию, которая очень быстро нашла массу «вопиющих недостатков» в работе заведующего отделением.
 
Внутренне смирившаяся с тем, что ей придется уйти со своей должности в угоду главврачу и выступавшему у него на подтанцовках  Янкилевичу, Валерия с равнодушием ждала развязки этой затянувшейся и надоевшей  ей ситуации неопределенности. Но прошел месяц и уже почти второй после проверки, а никаких мер административного характера в отношении ее Морозов почему-то не принимал.


Операция была очень сложной, многочасовой и изнурительной. Когда она вышла из операционной ноги уже просто подкашивались. Единственным желанием было – поскорее добраться до своего кабинета, закрыться там изнутри и, завалившись на диван, задрать ноги на его спинку хотя бы на двадцать минут, а если повезет, то и на полчаса, больше ведь все равно не дадут.
 
Уже в проходе, соединяющем операционный блок с коридором отделения, Валерия услышала незнакомый командирский бас:
- А здесь у вас что?

И последовавший тут же испуганный ответ старший медсестры отделения:
- Здесь у нас бытовка. Хранятся ведра, швабры, моющиеся средства…

А через мгновение выйдя из-за угла в коридор, Валерия оказалось в шаге от Виктора Герасимовича Бахтина, смотревшего прямо на нее.

Крупный, сутулый с выдвинутой вперед огромной седой головой Бахтин был похож на матерого зубра. Сейчас его взгляд буквально впился во внезапно появившуюся худенькую фигурку Леры и буравил ее своими стального цвета глазами, такими же точно, как у покойного Пархоменко, когда тот сердился.
 
Одетая в операционный свободного покроя темно-зеленый костюм с шароварами, в шапочке и тапочках, с болтающейся на шее марлевой повязкой Валерия была похожа на подростка. Никак не ожидавшая увидеть у себя в отделении столь высокое начальство она, также, не отрываясь, как завороженная,  смотрела в эти строгие и, по-видимому, рассерженные глаза начальника областного здравоохранения.

Со стороны эта молчаливая сцена напоминала встречу кролика-жертвы с удавом.

- А вот и Валерия Всеволодовна Ивановская – заведующая отделением! -проговорила, появившаяся внезапно из-за спины Бахтина, голова главного врача больницы Морозова.
 
- Вы что, оперировали? – совсем не обращая внимания на главврача  и не поздоровавшись, спросил Бахтин у Леры, по-прежнему неотрывно глядя ей прямо в глаза.

- Да.

- Хорошо. Отдыхайте, - абсолютно спокойно промолвил высокий гость, и уже обращаясь к Морозову, добавил. – Теперь в кардиологию!


- Валерия Всеволодовна! Вам сегодня надлежит к четырнадцати ноль ноль прибыть в приемную Виктора Герасимовича Бахтина! – сообщила ей на следующее утро по телефону секретарша главврача таким тоном, будто ее вызывал сам Господь-Бог.

- По вопросу? – попыталась что-то выяснить для себя Валерия.

- Вопрос на месте! - также торжественно произнесла секретарша.

Полдня Валерия ломала голову, что ей ожидать от этой встречи? Ведь для того, чтобы снять ее с заведования отделением вовсе не нужно вмешательство столь высокого начальства. А большего наказания она явно не заслуживала, да и представить себе не могла, как не пыталась.

- Проходите. Виктор Герасимович Вас ждет, - сообщила ей очень буднично другая секретарша - немолодая приятная женщина в пустой приемной начальника облздрава.

Бахтин сидел за столом, и когда она вошла снова, как и накануне, буквально впился в нее глазами.
 
- Прошу, - проговорил он после взаимных приветствий, указав ей на стул за приставным столом.
 
- А в цивильном вы выглядите по-представительней, чем в хирургическом одеянии, - начал он снова, слегка улыбнувшись, пока она садилась. -  Я пригласил вас, Валерия Всеволодовна, чтобы предложить вам должность одного из своих заместителей. Покойный Пархоменко рекомендовал мне вас с самой что ни на есть лестной стороны. А мне сейчас как раз нужен человек, способный подтянуть хирургию области…. Не скрою, со своей стороны я тоже собрал некоторые сведения о вас.... На удивление, отзывы все положительные. Такого не часто встретишь во врачебной среде…. А вчера я решил посмотреть на вас лично…. И вы меня удивили. Своей молодостью….
      
- Но почему…? А Морозов…? – начала, было, Валерия, не ожидавшая такого поворота.

- Морозов.... Да! Отзыв Морозова - не в счет. Это одновременно будет и разрешением всех Ваших с ним недоразумений. Покойный Алексей просил меня об этом. А это была его единственная просьба ко мне, как к начальнику облздрава, за все время нашей.... Нашего знакомства.  Говорю вам это потому, что данное обстоятельство накладывает определенную ответственность и на вас….

- И еще! – продолжал Бахтин через некоторую паузу. – Вы теперь из подчиненных перейдете в начальники Морозова.  Так вот. Я не потерплю никакого сведения счетов. Имейте это в виду. Только работа. И все…. Теперь я слушаю вас.

- Я бы хотела продолжить оперировать и в должности вашего зама, - произнесла она первое, что пришло ей голову.

- Оперировать?! Да, пожалуйста! Но при одном условии – я не услышу никогда, что вы что-то не успели сделать, потому что оперировали.

- Боитесь потерять навыки. Ну что ж, похвально! – продолжал Виктор Герасимович через небольшую паузу. – Но я бы рекомендовал Вам заняться своей диссертацией. Насколько я знаю со слов того же Алексея, материалов у Вас предостаточно и с публикациями проблем тоже нет. Так вот мой Вам совет – займитесь лучше этим в свободное от работы время. А навыки никуда не денутся.... Судьба чиновника, особенно в сегодняшнее время весьма непредсказуема, Валерия Всеволодовна. А ученая степень – это тот капитал, который не отнимет у Вас никакой другой чиновник, даже самого высокого ранга.


Она была ошеломлена. Ошеломлена всем. Бахтиным, которого до этого все рисовали исключительно как грубого и сумасбродного старикана уже давно не разбирающего в медицине. Его предложением, которое еще утром ей показалось бы просто невероятным. Ошеломлена уже покойным Алексеем Николаевичем Пархоменко, которого она любила не меньше отца и  ответную любовь которого всегда чувствовала, но который никогда не выражал эту любовь на словах.

И чтобы прийти в себя и успокоиться Валерия поехала на кладбище. К Алексею Николаевичу.
 
Она без труда нашла его могилу, заваленную венками от различных организаций и просто граждан. Памятника еще не было. Стоял деревянный крест  с фотографией, на которой профессор в белом халате сидел за своим рабочим столом и смотрел на фотографирующего. Сейчас он смотрел прямо на Леру своими серыми умными, все понимающими глазами….

Она стояла, прижав к груди купленный на кладбище букетик цветов, смотрела в эти глаза, а по щекам текли слезы. На душе было щемяще горестно и одновременно хорошо и чисто.
 
Поплакав и окончательно успокоившись, она положила цветы на могилу и уже с совершенно иным – печальным, но одновременно благодушным настроениям пошла к воротам кладбища.

20
К медицинскому университету имени Богомольца Валерия подходила в середине дня.

Там у нее была назначена встреча с официальным оппонентом  по ее кандидатской диссертации. Она специально загодя вышла из гостиницы, чтобы пешком пройтись по весенним, утопающим в цветах каштанов и сирени, улицам Киева.
 
До назначенной встречи оставался почти целый час времени и, вдоволь надышавшись кислородом, Валерия решила теперь побродить еще и по университетским коридорам  столичного ВУЗа, в котором ей ранее бывать не приходилось.
 
Она только лишь приступила к своей экскурсии, когда  в двух шагах от нее распахнулись двери одной из аудиторий и оттуда стали толпами вываливаться совсем еще юные студенты, по-видимому, первокурсники.  Чтобы не быть смятой этой ничего не видящей перед собой массой Валерия остановилась, отступив к стене. И когда основная волна выбегающих студентов уже ее миновала, в открытых дверях аудитории появился высокий стройный, очень хорошо одетый седой преподаватель, что-то объясняющий двум внимательно слушающих его и явно чересчур любознательным студентам.
 
Что-то знакомое было во всем его облике. А когда он, уже выйдя в коридор, перевел свой взор на Валерию и их взгляды встретились, оба они замерли как вкопанные.

Она узнала бы этот взгляд среди тысячи других.
 
Все шестнадцать лет, что прошли с момента их расставания, она вспоминала эти глаза, как бы ни хотелось ей их забыть.
 
Это были глаза Стаса.   


- Ну, как ты живешь? – спросила она у него, когда выйдя из здания университета, они присели за столик у какого-то заштатного уличного кафе, состоящего из киоска и трех столов под зонтиками.
 
- Да, наверное, ничего живу…. Заведую отделом в институте общей и неорганической химии, недавно избрали в член-коры. Теннис тоже не бросаю…. А здесь - профессор-почасовик....

Он совсем не изменился. Ни одной заметной морщины на лице. Такое же спортивное телосложение. Только волосы из смолисто-черных превратились в абсолютно седые. Но они не портили его, а наоборот сейчас в этом возрасте  делали еще более привлекательным.

- А ты очень хорошо выглядишь, - произнес он, будто угадав ее мысли,  глядя прямо ей в глаза своим нескрываемо-восхищенным взглядом. – Какими судьбами здесь?

- Мне здесь назначена встреча еще с одним профессором, - улыбнулась она. – У тебя есть семья?

- Нет. А у тебя?

- Муж и сын….  Ты, что же так и не женился больше?

- Нет.

- Не нашел достойную?

- Нет. Не поэтому.

- Почему же тогда?

- Не смог забыть тебя, - проговорил он как-то виновато и глаза его потускнели.

- Меня!!!? Зачем же ты бросил меня?  Тогда!

- Я испугался….

- Испугался!? Чего!?

- Твоей молодости, - совсем тихо произнес он на этот раз, отведя взгляд  в сторону. – И своего…. возраста….

И Валерия заметила, как заблестели его глаза.

- Эх! Мужики, мужики! Слабый пол! – невольно вырвалась у нее любимая  фраза ее тетки.
 
Теперь и она едва сдерживала себя, чтобы не заплакать.
 
Потом они еще долго сидели за столом, рассказывая друг другу о себе. Обменялись визитками, будучи уверенными, что вряд ли кто – то из них позвонит первым. Расстались печальными, с грустными улыбками на лицах….

На обусловленную встречу с профессором-оппонентом она опоздала почти на целый час, и ей пришлось долго извиняться, ссылаясь на придуманную задержку в министерстве здравоохранения.

 
После возвращения в Привольск, у Валерии еще долго не выходила из головы эта встреча и их разговор со Стасом – единственным мужчиной, которого, она любила когда-то по-настоящему. Она не могла отделаться от постоянно мучающей ее мысли – как бы могла сложиться ее жизнь, если бы они тогда не расстались с ним так глупо и беспричинно.
 
Вскоре ее подавленное настроение заметил Евгений.

- У тебя что-то произошло? – поинтересовался он через неделю после ее возвращения.

- Нет. А что?

- Я же вижу, что после приезда из Киева ты ходишь прям сама не своя! Что, не ладится с диссертацией? Так это – не беда! Жили без нее - и еще проживем!

- Нет. С диссертацией все в порядке. Так…. Некоторые проблемы на работе.


21
Защита ее диссертации совпала со сменой руководства области.

А вскоре поползли слухи, что новый губернатор Литовченко намерен поменять весь руководящий состав областного управления здравоохранения.
 
То, что Бахтину пришло время - уходить, знали все. Ему скоро  исполнялось шестьдесят пять лет – предельный возраст для нахождения на государственной службе. А вот то, что придется освободить свои места всем его заместителям, не ожидал никто из них.
 
Все сразу засуетились, ища возможность остаться и одновременно достойные места, куда можно было бы пересесть, если остаться, все-таки  не удастся. Валерию вся эта суета занимала мало.
 
За те два с половиной года, что она проработала заместителем начальника управления, эта должность никак не стало для нее важной и, более того, привлекательной.

Замечая, что со своими административными обязанностями она справляется совсем не плохо, Валерия все-таки тяготела к практической врачебной деятельности. Именно поэтому, несмотря на загруженность по работе и всеми заботами по дому, она постоянно выкраивала время на операции, выбирая из них наиболее сложные и интересные для нее, как специалиста. Получив же ученую степень кандидата медицинских наук, как советовал ей когда-то Бахтин, она и вовсе почувствовала себя довольно уверенно и никак не переживала по поводу возможной потери чиновничьего кресла.
 
Как ни странно, но возможность такой потери почему-то очень сильно обеспокоило ее мужа. Евгений, который до этого всегда ревностно относился к ее профессиональным успехам, теперь проявил неподдельную заинтересованность к тому, как развиваются события у нее на работе, спрашивая чуть ли не каждый день:
- Ну, как там у вас дела? Что слышно?

А через месяц, когда заместитель губернатора Школьников, который по своим функциональным обязанностям курировал всю социальную сферу, в том числе и медицину, начал проводить собеседования с заместителями начальника облздрава, вызывая их к себе по одному вечером после работы, Евгений сообщил ей тоном человека, которому известны все потайные пружины кадровых перестановок:
- Я переговорил с Красовским, а он - с Литовченко. У них оказывается очень давние дружеские  отношения. Так вот! Ты остаешься на своем месте при любом раскладе! Школьников об этом уже предупрежден!

Этот ее разговор с мужем происходил буквально накануне того, когда подошла очередь и ей, идти на собеседование к заместителю губернатора.

- А кто тебя об этом просил? – недовольно спросила Валерия.
 
- Нет, ну опять не так! Я что для себя стараюсь? – разозлился Евгений.
 
- Да лучше бы ты старался для себя! Надеюсь, мне не придется эту услугу «нашего друга Валеры» отрабатывать у него в постели? Или все опять ограничиться лишь лапаньем моих ног под столом в твоем присутствии?

- Ты это о чем? – недоуменно спросил Евгений.

- О том самом! Что-то ты, Женя, сильно изменился за последнее время! Смотри, жену не проспи! Или того хуже, не продай….


Школьников был самым молодым заместителем Литовченко и единственным, кто занял свое место, придя туда не с государственной службы.
 
Еще когда новый губернатор в большом зале областной администрации только представлял свою «команду», многие обратили внимание на сидящего по левую руку от него выгодно отличавшегося от других своих коллег, заместителя.  Отличие это было заметным и довольно очевидным. Кроме того, что он выглядел явно моложе всех остальных, Школьников был щеголевато одет, раскрепощено чувствовал себя за столом президиума и всем своим видом создавал образ уверенного в себе и независимого человека. К тому же он был очень привлекателен и как мужчина.

«Какой плейбой!» - сразу зашептала между собой женская половина зала.

Губернатор тоже откровенно благоволил к своему молодому заместителю.
 
- Мой второй первый заместитель - Константин Федорович Школьников! – представляя его, и улыбаясь такому своему неожиданному каламбуру, весело начал тогда Литовченко. - Человек, пришедший к нам из бизнеса и олицетворяющий, не побоюсь этого слова, новый тип руководителя. Человек очень эрудированный и грамотный. Знаю это не понаслышке, так как нам уже довелось работать вместе ранее, и которого, я в этом не сомневаюсь, вы все полюбите!

Вскоре, как это всегда бывает в чиновничьей среде, поползи слухи о том, насколько, действительно, эрудирован и грамотен новый зам, как он дотошно пытается во всем разобраться, а «не орет сразу на подчиненных», и что «впихнуть ему всякую хрень, чтобы только отстал, не получается».

«Плейбой» однозначно был не похож на уже сложившийся у большинства образ руководящего чиновника.
 
- Как вам с новым куратором-то повезло! – сказала как-то Валерии за обедом в столовой ее приятельница из управления экономики. – Говорят, умничка!  А мужчина-то, какой! Не то, что наш – мурло неотесанное!
 
Коллеги Валерии, уже прошедшие собеседование у нового зама, все как один отмечали, насколько тот глубоко пытается влезть в суть рассматриваемой проблемы, и что с таким человеком было бы приятно работать, если бы не то обстоятельство, что все равно решать их судьбу будет не он, а Литовченко.

Одним словом, у Валерии были только самые положительные отзывы о Школьникове, и ей было неловко и стыдно, что хотя и без ее ведома, но неизвестно как и в каких выражениях Красовский просил о ней Литовченко, и что об этом знает новый зам губернатора. А теперь из-за этого, она всю беседу с ним будет чувствовать себя скованно, так как вынуждена будет считаться с этим, чтобы не создавать и дальше о себе неверного представления.
 
Ей было особенно неприятно еще и оттого, что она вовсе не держалась за свою должность. К тому же сам Школьников ей почему-то напоминал Красовского, может быть, одинаковостью их возраста и какой-то внешней заметностью, а может и оттого что новым начальником то и дело восхищались знакомые ей женщины, и это восхищение вызывало в ней непонятный внутренний протест.
 
«Ну, прям действительно, плейбой! Привольского разлива!» - говаривала  она мысленно самой себе всякий раз, услыхав новые сплетни про Школьникова.
 

- Вам придется подождать. У Константина Федоровича совещание, - с придыханием сообщила ей секретарша Школьникова, симпатичная, примерно ее возраста, пышнотелая брюнетка с голубыми глазами.
 
Валерии кто-то говорил, что эту секретаршу вслед за собой притащил новый зам губернатора.
 
В пустой приемной кроме них не было никого.
 
И теперь Валерия, у которой и без того было отвратительное настроение, то и дело ловила на себе оценивающие взгляды секретарши.

«Еще одна влюбленная дура! Наверное, сейчас переживает, не позарюсь ли и я на ее шефа!» - подумалось Валерии.

Ее начинало уже буквально бесить оттого, что еще и приходится ждать этой неприятной и, в общем-то, ненужной для нее аудиенции у этого «бабского обольстителя», «пижона», «щеголя», «ловеласа». Она мысленно подбирала эпитеты, которыми можно было еще наградить Школьникова, злясь сейчас и на секретаршу, и на своего мужа, и на Красовского….
 
Скоро совещание закончилось и из кабинета стали выходить сотрудники обладминистрации, в основном женщины, которые что-то громко обсуждали между собой,  то и дело повторяя: «А вот Константин Федорович сказал!», «Константин Федорович просил…», «Константину Федоровичу необходимо…»….

«Ну, прямо солнце Вы наше – Константин Федорович!» - снова пронеслась в голове у Валерии язвительная мысль.
 
Приемная снова опустела. А потом раздалась трель телефонного звонка.

- Слушаю Вас, Константин Федорович! – опять с придыханием проговорила в трубку секретарша.

- Да, она ждет! – произнесла она через несколько секунд и замерла.

- Хорошо, - снова проговорила секретарша минуту спустя.
 
Потом она взяла блокнот для записи «мудрых мыслей своего шефа», как опять язвительно решила для себя Валерия,  и исчезла за дверью его кабинета.

Прошло еще несколько минут, когда вновь появившаяся в дверях секретарша, известила:
- Валерия Всеволодовна! Проходите! Константин Федорович Вас ждет!

«Ну, вот и до меня дошла очередь припасть к телу плейбоя!» - мысленно улыбнулась Валерия сама себе и открыла дверь кабинета, не догадываясь о том, что шагнула сейчас навстречу своей второй и последней в жизни настоящей любви.


Рисунок К.Ракицкого.


продолжение: http://proza.ru/2020/09/12/714