Наконец-то – настоящая интрига! Согласимся, что репертуар Монреальской Оперы с его предсказуемой респектабельностью обычно не подвергает труппу рискам, предпочитая спокойно курсировать из одной надёжной гавани в другую: Верди, Пуччини, Россини, Моцарт...
И вдруг... продолжая аналогию, можно говорить про «свободное плавание на бревенчатом плоту». Один из самых рискованных экспериментов, на какой способен отважиться классический оперный театр, назначен на март. Может случиться что угодно: восторженные овации, вежливое недоумение, а то и полный провал. Как в старинные оперные времена, когда решительно было невозможно предсказать участь очередной премьеры.
Эксперимент приурочен к некруглому 375-му юбилею Монреаля; но есть и другой отсчёт – менее известный, зато более настойчивый и нетерпимый, и Бог уж с ним, с основанием Монреаля: есть люди, которые чувствуют настоятельную необходимость загладить неловкую память о событии, за которым сорок лет тянется уродливый шлейф.
И пусть «русскоязычный Монреаль» здесь уж точно был ни при чём – у большинства из нас железное алиби, – а всё же честь нашего города требует, чтобы план обязательно удался.
А сорок лет назад ситуация с рок-концертами была совсем не та, что теперь. Музыканты в то время работали на полный износ (мало кто из них предполагал дожить до старости), и сценическая техника не была им такой подмогой, как сегодня. И выручки с гастролей доставалось меньше.
В 1977 году билет на выступление легендарного британского квартета Pink Floyd стоил 10 канадских долларов. Пусть «тогдашних» долларов, но все равно, это меньше 40 «нынешних». Монреальскому концерту досталась пресловутая арена Олимпийского стадиона (в народе – Big O), о которой уже тогда ходила дурная слава. В тот вечер было ужасным всё: и настроение измождённых музыкантов, и отказавший звук аппаратуры, и монреальская публика. Даже у видавших виды лондонцев создалось впечатление, что на стадион стянулось сплошь безмозглое отребье с негативным интеллектуальным коэффициентом и деформированным сознанием: то ли пьяные, то ли обкуренные, числом до 80 тысяч. Всё это стадо вело себя агрессивно и, в основном, предавалось двум занятиям: полностью заглушало музыку воплями и стрельбой из ракетниц, а также проявляло очевидное намерение взобраться на сцену и, в меру способностей, поучаствовать в шоу.
Полиция, в лучших традициях монреальской толерантности, предпочла ни во что не вмешиваться и блаженно бездействовать.
И когда бас-гитарист, вокалист и композитор Роджер Уотерс вдруг увидел прямо перед собой красную рожу фаната, карабкавшегося по сетке на сцену, то не совладал с эмоцией и плюнул в этот движущийся объект.
Гитарист Дэвид Гилмор тихо поставил гитару в угол и удалился со сцены.
Концерт был записан кем-то в зале на любительский магнитофон и позже неофициально продавался под названием Who Was Trained Not to Spit on the Fan - а если по-русски, то приблизительно: «Учили же его: не плюй в фаната». В этом каламбуре просвечивает грубая, но остроумная отсылка к созвучной пословице «теперь дерьмо попало в вентилятор» – то есть, проблема вышла из-под контроля, умножая непредсказуемые последствия.
Без сомнения, то был один из худших дней в монреальской концертной истории.
Можно было бы сказать, что это и худший день в истории группы; но здесь проявила себя ирония судьбы.
Именно после этого глупого случая Роджер Уотерс всерьёз задумался о своём одиночестве в частности, о бессилии личности перед толпой вообще и об инстинктивном желании этой личности выстроить огромную стену, ею и отгородиться от остального мира – слепого, хищного, безжалостного.
Через два года из этих обломков персонального крушения возникнет «Стена» – возможно, последний концептуальный альбом в истории прогрессивного рока и, несомненно, одно из лучших музыкальных достижений в этом жанре.
Музыка «Стены» стала чрезвычайно популярной во всём мире, захватив и СССР; а экранизация Алана Паркера сделала её и вовсе культовой.
Вывод первый: никогда не следует поддаваться унынию.
Правда, «Стена» стала не только лучшим, но и последним шедевром в истории Pink Floyd. В дальнейшем пути Роджера Уотерса и Дэвида Гилмора фатально разойдутся; они и по сей день почти не общаются.
Вывод второй: долго радоваться чему-то тоже смысла не имеет.
Вернёмся в XXI век. Роджер Уотерс, пламенный социалист на словах и несгибаемый автократ у себя в студии («Я хочу слышать чужие идеи, но всяких голосований мне не надо»), стал весьма успешным соло-исполнителем. Он по-прежнему чрезвычайно популярен, но не столько благодаря сольным альбомам, сколько разнообразным версиям всё той же «Стены».
Устарела ли за сорок лет концептуальная идея? Увы, нет. Более того: она, подобно леденящей душу мультипликации в фильме Паркера, переродилась и выросла до чудовищных размеров, заглатывая невидимые прежде объекты.
Сюжетный казус проблем и безумия отдельного неудачника отошёл на второй план; его место по существу заняли более глобальные и реальные стены, о чём сам автор неустанно напоминает в своих интервью. Например, мистер Уотерс очень глубоко переживает факт постройки стены, отделившей Израиль от «несчастных палестинцев». Определённое сходство между им самим (когда-то мечтавшим о стене, защитившей бы его от мерзких рож с ракетницами) и израильтянами полностью ускользает из сферы творческого воображения музыканта.
Уотерс, горячий сторонник экономического бойкота Израиля, не прочь поговорить о вредной стране: «Это массово-организованное явление, которое не считается с историей, игнорирует факты и твердит свою ложь о том, что это-де наша земля, нам принадлежащая и данная Богом, и никогда тут не было никакого палестинского народа, который только пытается убивать нас и лишить нас права на защиту... вот вкратце их платформа».
Интересно, мне одному показалось, что фюрер в чёрном кожаном пальто вошел в роль и позабыл, как из неё выйти? Это уже не плевок, это целый кирпич...
Допустим, с Уотерсом согласно большинство левых социалистов на Западе. Я же только – для соблюдения природного баланса – процитирую слова американского телеведущего Говарда Стерна, который, по обыкновению, не стал особо сдерживаться: «Израиль – это крошечная страна, которая сидит у Роджера Уотерса в печёнках. Куда ты отправишь этих евреев, Роджер? Куда им, по-твоему, деваться? Может, им просто вернуться в свои концлагеря?» Далее Стерн швырнул в прямой эфир обидное непечатное ругательство, чем дружеское интервью и закончилось.
А уж с возникновением мексиканской стены президента Трампа проект Роджера Уотерса и вовсе глядит в бессмертие. Мы же на этом поспешим покинуть зону политики. Договорились же, чёрт возьми, говорить об искусстве.
Да, так об искусстве, значит. На совести некоторых монреальцев все эти годы лежал комплекс застарелой вины. Шутка ли – обидели артиста, довели до нервного срыва. Справедливости ради заметим, что сам Уотерс тоже долго мучился и переживал. Ему казалось, что он тогда потерял лицо и плюнул в вечность, подпортив себе карму.
И вот теперь, похоже, этой тягостной истории положен конец.
Есть в Монреале современный композитор камерной и симфонической музыки, зовут его Жюльен Билодо. Выпускник высших музыкальных заведений в Монреале, Париже и Франкфурте, дважды магистр с отличием, когда-то «многообещающий», а ныне – состоявшийся. Я плохо разбираюсь в современной академической музыке и могу ошибиться – но мне показалось, что Билодо тяготеет к парижскому стилю Стравинского, Мийо, Онеггера.
В общем, абсолютно академический композитор, и трудно было бы представить себе нечто более далекое от Pink Floyd, чем его труды.
Именно в этом главная идея и суть! Не кто иной, как Жюльен Билодо после долгих лет переговоров, увещеваний и споров с Уотерсом, взялся за написание оперы «Очередной кирпичик в стене» (Another Brick In The Wall), а театральный и цирковой режиссёр Доминик Шампань поставил её в Монреальской Опере. Либреттистом же милостиво согласился стать сам Роджер Уотерс:
«По опыту знаю, что попытки соединить два мира рок-н-ролла и симфонической музыки обычно ведут к катастрофам и подходить к этому следует с исключительными предосторожностями... но Монреальская Опера проявила исключительную силу убеждения». (Шампань уточняет: уламывали не то десять лет, не то двенадцать).
Конечно, вначале Уотерс отверг все «оперные» предложения с должной мерой негодования и презрения. Но монреальцы не сдавались, пока Билодо не прислал ему демонстрационную запись с музыкой. «Я уселся слушать, совершенно не веря в то, что это меня как-то затронет. Но – затронуло, и ещё как затронуло! Так что я включился в этот проект с огромным энтузиазмом»...
По этому поводу Уотерс приехал в Монреаль и, давая пресс-конференцию на Олимпийском стадионе (что символизирует!) произнес те слова, которые там так надеялись когда-нибудь услышать:
«Было неприятно. Надо признать это. Я был неприятен. Публика была неприятной. Но это оказало на меня явное воздействие, и благодаря ему родился план театрализованной постановки, которая стала для меня крайне важной. Тогда я был раздражён и сердит... я понимал, что нахожусь не там и не вовремя и делаю не то, что нужно. Мне понадобилось выразить, что я перестал чувствовать себя человеком, а нам всем нужно чувствовать себя людьми... И моим ответом стало сочинение шоу, в котором между мной и публикой, с которой я бы пытался общаться, построили бы гигантскую стену... И, в конце концов, «Стена» рассказывает о движении от готовности плюнуть в лицо до того состояния, в котором любовь становится важнее»...
Нет, решительно можно считать, что инцидент между Роджером Уотерсом и Монреалем наконец исчерпан.
Подведём итоги тому, что мы знаем – а результаты трудов хранятся в тайне до вечера премьеры 11 марта. Доверимся информации из уст режиссёра Доминика Шампаня:
«Я горжусь тем, что удалось сделать Жюльену. Он совершил сверхтрудную работу! То, что получилось – близко к изначальному произведению, но в то же время это абсолютно самостоятельная вещь. Это не тоскливая симфоническая-оперная вариация. Была опасность состряпать банальность или пошлость, а то и просто китч. Но в этом произведении есть нечто благородное... Это – не рок-опера; это опера, основанная на рок-альбоме. Это – воплощение мечты. Я ещё в пятом классе школы овладел виниловым альбомом и выучил все песни наизусть. Для меня ставить адаптацию одного из величайших произведений XX века – редкостная привилегия».
И снова Уотерс:
«То, что я слышал до сих пор – здорово впечатляет. Жюльен Билодо не скопировал по-рабски мои мелодии, вот где был бы ужас. Он грациозно раскланялся с той музыкой, которую я сочинил много лет назад... и перенес её в совершенно новое произведение. Оно будет жить своей жизнью, по законам классики... но либретто там точно моё. Слова – мои. Так что и мысли, и идеи принадлежат мне».
10 представлений оперы «Очередной кирпичик в стене» состоятся с 11 по 27 марта в зале им. Вильфрида Пеллетье, рассчитанный на 3 тысячи мест – не на 80 тысяч. Билеты продаются по ценам от 60 до 150 долларов – не по 10. Так что приличия наверняка будут соблюдены: никто из публики в пьяном виде не полезет на сцену, а исполнитель главной роли, оперный баритон Этьен Дюпюи наверняка не станет плевать в зал (если, конечно, такое не задумано по сюжету).
Жаль только, что преклонный возраст Роджера Уотерса не позволяет надеяться на его примирение с музыкальной аудиторией Тель-Авива.