Посвящается прогрессивным,
целеустремленным, решительным людям
История, которую я сейчас Вам поведаю, истинная правда! Ни одного слова не соврал! Честное-причестное слово! Все перечисленные в повествовании люди и персонажи существуют на самом деле или существовали в действительности.
Ну, так вот. Жил-был в селе Басковском Вовка Данилов. Парень во всех отношениях хороший, работящий и рукастый. Хоть тебе пилой пилить, хоть паяльником паять, хоть еще что — все по хозяйству умел, все-то у него ладилось. Одно плохо – маялся он в родном колхозе то монтером, то электриком, то еще кем.
Будучи человеком от природы не глупым, не ленивым и не очень пьющим, задумал он как-то большую выгоду для себя получить – деньжат заработать и мясом при этом запастись на всю зиму.
А как? В колхозе больших денег отродясь не платили. Вот так!
А работы Вовка Данилов никогда не боялся. Куры и утки всякие и так в огороде все изгадили, корова в стайке мыкает – все вроде бы нормально. Маманя ходит по двору: «утя-утя-утя!»
Ну, какой прок от всего этого? От петухов одна польза – суп из них вкусный, а толку никакого! Да и кукарекуют еще не вовремя, а утки вообще противные — подросли и улетели! Прямо через забор — фыр! Искал потом целый день — умаялся.
Но не то все это! Не так надо! Упашешься весь за день – с утра до вечера в делах и заботах, а отдачи-то никакой. Вот и придумал Вовка гусят завести. Решил так: «Если мать их так, дело попрет, стадо до сотни голов доведу!»
Жаль, только, в кармане денег нет. Поэтому сразу живых гусят не купить. Решил для начала по соседям пройтись — яиц попросить. У них-то вон они какие жирные гусыни ходят по улице, постоянно яйца несут.
Га-га-га! Га-га-га! Здорово, в общем!
Сказал – сделал.
Пошел к соседям договариваться. К примеру, они ему дают двадцать яиц, а он их потом сам выпаривает, ну и пять гусят обратно хозяевам отдает. Четверть хозяевам – три четверти гусят себе! А что, вроде бы все по-честному. И главное!!! Денег-то не надо, а гусята твои! И пошел по деревне к Ухабовым, Степановым, Смирновым. И ведь насобирал! Бегом бегал через все Басковское, что бы яйца не остудить. Довольный! Пошло дело! Закрутилось!
Одно плохо, кое-какие яйца сразу тухлыми оказались — вонь стояла несусветная, а некоторые из них просто взорвались! Жуть!
Но двенадцать гусят все-таки вылупились! Вовка на них надышаться не мог. А что дальше?
Ну, что! С курей толку мало, а с этих задохликов прок будет — я вам точно говорю. Главное отсортировать всех. Ну, скажем, на одного гусака три маленьких гусыни надобно распределить. А кто их там разберет? Мальчик-девочка! Все одинаковые. Маленькие ведь, как понять, кто из них кто?
Спасибо, мужик знакомый, сосед дядя Толя научил, говорит:
— Ты подожди недельку, две! Пущай подрастут малость, а потом и сортируй всех.
Сосед крякнул, закусил и продолжил:
— Вовка, тут наука нужна.
Так и сказал — «наука».
Вовка тоже стопарик самогона замахнул и резонно заметил:
— Я, дядя Толя, учиться не против, просто боюсь ошибиться!
— Не боись, Вовка, — дядя Толя, скрипя сердцем, закусил длинным кислым огурцом из трехлитровой банки, поднял указательный палец правой руки вверх и с умным видом изрек:
— Гуси, это тебе не свиньи!
Научил, в общем:
— Берешь гуся, садишься на стул, голову ему зажимаешь под ногу, чтобы не дрыгался, а потом берешь обеими руками за гузно. Раз! И прямо выворачиваешь ему задок наизнанку на себя! Если гузка «звездочкой, розочкой», то это баба, то бишь гусыня, а ежели с тоненьким таким «червячком, змеевичком», то это мужик, то бишь гусак. Тех направо, а этих налево — вот и вся сортировка.
Вовка кивнул.
Теперь поить и кормить их надо, но тут все просто — воды в деревне хоть пруд пруди, в смысле целое озеро и есть, а вот на счет пожрать тут тоже без особых проблем — колхоз «Басковский» комбикорма даст и заживем!
Завтра же прямо с утра к председателю и схожу, решил Вовка.
«Попрет! Попрет дело! Гусята у меня вырастут замечательные, — мечтал Вовка. — Они будут хорошо питаться и постоянно набирать вес. Добрые такие, толстые, жирные, неповоротливые! Красотища!»
Самостийный владелец суетливого птичьего хозяйства даже ладони потер от радости и удовольствия от такой вот картины.
— Завтра же утречком пойду к Позднякову, — хохотнул Вовка. — Все будет в полном ажуре! Да, дядя Толя?
— Сходи, сходи, Володимир, — закивал поддатый сосед. — Может чего и впрямь выгорит.
Не выгорело!
Уже к полудню новоявленный птицевод и начинающий гусевед, понурив голову, возвращался домой – увы, ни с чем. Уже в который раз он прокручивал состоявшийся разговор с председателем колхоза. Вовка от обиды и несправедливости даже размахивал кулаками и беззвучно ругался, в гневе раскрывая и захлопывая рот. Он молча кричал, что бы никто не услышал.
А случилось так.
Улыбающийся от уха до уха Вовка постучался в контору и, распахнув дверь, сразу перешел к делу:
— Драсти, Владимир Николаевич! Корм для гусей давай?
— Нету! – быстро ответил похмельный председатель.
Вовка непроизвольно посмотрел по сторонам и с ноткой недоверия в голосе удивленно и робко спросил:
— Как это «нету»?
— Нету и все тут! — председатель обиженно выпятил вперед губы и что-то далее обсуждать видимо не собирался.
Вовка недоверчиво улыбнулся и уточнил:
— А как же тогда комбикорм?
Председатель нацепил на глаза сломанную оправу очков на резинке от трусов и ответственно заявил:
— Нету комбикорма. Отсутствует весь!
— А как же тогда гуси? — продолжал гнуть свою линию, непонятливый Вовка Данилов.
Председатель кашлянул в кулак и переспросил:
— Какие такие гуси?
— Разводить! – опешил Вовка.
Председатель с сожалением посмотрел на пустой графин, на высохший граненый стакан и протяжно выдохнув хмельной запашек, на всякий случай уточнил:
— С ума что ли сошел?
Вовка подбоченился:
— Нет, не сошел. Гусей-то чем кормить?
Председатель Поздняков с тоской посмотрел на приоткрытую дверцу металлического шкафа, где у него стояла початая полулитра, и протянул почти шепотом:
— Знать не знаю!
— А куда комбикорм тогда дел? — психанул Вовка. — У нас его десять тонн в колхозе было!
Председатель-изверг громко пришлепнул себя ладонью по лбу и не то прорычал, не то простонал:
— Ах, вот как ты у меня тут заговорил! Все! Нафиг! Ты теперь уволенный! Иди отсюдова к своим дурацким гусям!
Вовка ничего не сказал, выбежал из правления. Он гневно развернулся к окнам колхозной конторы, погрозил кулаком второму справа окошку и даже плюнул в ту сторону. А затем…
А затем он пошел туда, куда его послали — к своим гусям.
Прокручивая и прокручивая в голове высказанные и невысказанные слова и претензии, Вовка вновь переживал неудачный разговор с председателем Поздняковым.
— Вот ведь гадство! — только и смог вымолвить прирожденный птичник.
Проблемы на этом не закончились. Во-первых, каждой живой твари в этом мире нужна крыша над головой, если эта тварь домашняя, конечно. Тут маманя выручила. Говорит:
— Володя, а ты горбыля собери, у забора его много, сарайку сколотишь.
Сказано — сделано. И впрямь сколотил.
Внизу, у самой земли, широкую дырку выпилил, чтобы гуси шлепали своими красными лапками туда-сюда, туда-сюда. Классно получилось. Да что там говорить, просто здорово!
Ну и что вы думаете! Эти пернатые собаки пока маленькие были, действительно, через дыру вполне сносно хаживали, а вот когда подросли — встанут у лаза и орут на всю деревню, крыльями хлопают и гогочут, и гогочут! Им, видите ли, ума не хватает шею наклонить — приходилось Вовке самому вставать рядом и шею каждому гусю вправлять в дырку эту. Будь она не ладна!
И с коровой не повезло — та наоборот, умная шибко попалась. Вовка весь день по хозяйству с гусями трясется, а вечером, когда стадо с выпаса возвращается, он все свои заботы сразу бросал и во все лопатки, как молодой Арнольд Шварценегр в фильме «Конан-варвар» бежал к околице с криками:
— Стой! Стой, дура!
Там, справа, за крайним домом начиналось огромное кукурузное поле. Так эта скотина рогатая, как только Вовку увидит, сразу переходила на бодрый галоп или даже жизнерадостную рысь, и давай молотить копытами к манящей стене рослой кукурузы.
Вот здесь и заключался пикантный нюанс!
Если Марта, так звали корову, успевала прорваться в сочный рай, то потом быстро найти и поймать ее уже не представлялось возможным, а если же Вовка успевал ее ухватить, то просто уводил в родное стойло, громко ругаясь благим матом. А если корова все-таки уходила в кукурузу, то Вовка уже не бежал, он как вампир с красными глазами спокойно шел ее искать, приговаривая:
— Поймаю скотину и убью. Поймаю и убью. Поймаю и убью на колбасу с пельменями. Хоть мяса с маманей поедим.
Все это отнимало драгоценное время от любимого занятия — ходить за гусями.
Вторая напасть выяснилась, когда Вовка решил гусей в запруду загнать. Не идут в воду! Кто бы рассказал раньше, что его гуси воды бояться будут — не в жизнь не поверил бы! И прутиками их лупил и опять кричал на всю деревню. Однажды гусей даже в грязь удалось загнать, а потом все — ни в какую! Встали гуськи, шипят, не идут на чистую воду и все тут! Хоть ты тресни.
— Видать не судьба! — сделал мудрый вывод Вовка Данилов. — Воды им и в огороде видимо и так хватает, а кормить гусей можно и свежескошенной травой.
Сенокос дело серьезное, тут и случилась третья оказия.
Вовка на лугах и косил, и стоговал — сено заготавливал и для скотины, и для гусей. А ленивые лошади его просто достали.
Здесь хочется сделать оговорку автора. Вот читатель, сидит за компьютером в бетонных коробках наших городов и думает: «Во, загнул! Во, врет! Не бывает ленивых лошадей!»
Так вот, смею вас заверить: бывают ленивые лошади! Поверьте мне на слово, если лошадь может питаться, не наклоняясь, то она с удовольствием будет выхватывать добрые ворохи свежего сена прямо из только что наметанной копны, даже если стог будет стоять посреди сочного утреннего луга с росой и прохладой.
Они вместо того, что бы мирно щипать травку в сторонке, подходят и жрут Вовкин стог! Вовка, когда первый раз увидел этот процесс, даже не поверил своим собственным глазам. Мирная лошадка стоит себе, не дергается, кушает…
— Ага! Вот, оказывается, кто у меня сено ворует! — закричал Вовка. Схватил вилы и швырнул наотмашь по кобыле. Нет, он бросил их ни так, как бросают свои копья чукотские мужчины в спины китов или нерп, скорее он бросил вилы, как это делали североамериканские индейцы племени Апачи, бросая вращающиеся, но красивые томагавки в спины убегающих американских ковбоев.
Вилы, жужжа как оторвавшийся от вертолета пропеллер, просвистели практически по прямой траектории в сторону лошадки и воткнулись трезубцем в бок бедного животного.
— Вот же язвитье, а! — опешил Вовка.
Он не хотел причинять увечья лошади, просто хотелось дать ей по бокам, чтобы запомнила надолго, что нельзя жевать чужое сено. Неизвестно о чем подумала ленивая лошадка и что она там поняла, но она шарахнулась в сторону, лягнулась и поскакала в открытое поле с воткнутыми в нее вилами, естественно.
— Блин, лишь бы кишки не выпали! — напугался Вовка.
Но, на его радость вилы где-то там все равно отскочили, потому, что дядя Толя вечером пришел к дому Даниловых и с порога заявил:
— Володимир! Слыхал новость? Кобылу Ухабовых зверюга какая-то поранила когтями. Что творится! Что творится! Куды мир катится? Давай сюды мамкиного самогону, а то так муторно стало на душе от хищности живой природы, что кедрача шибко захотелось.
Вовка перевел дух, и чокнувшись с дядей Толей, с облегчением замахнул целый стакан священного напитка, и сразу налил по второй порции.
— За гусей! — выдохнул дядя Толя.
— Точно! — подхватил Вовка. — И за здоровье лошадиное.
— Вот, вот! — в который раз захрустел крепким огурцом сосед. — Как думаешь, может такой зверь гуся загрызть?
— Наверняка, — почесал затылок Вовка.
— Дела, — протянул дядя Толя. — Сено на зиму заготовил?
Вовка быстро-быстро закивал — говорить на эту тему почему-то не хотелось.
А затем в трудах и делах праведных миновал теплый сентябрь, за ним дождливый октябрь и уже в ноябре снегу намело по колено. Еще и декабрь не наступил, а зима уже всех достала. Вовка махал лопатой с утра до вечера. Вроде бы и в огороде прибрался и с птичниками разобрался, а хлопот не уменьшилось.
Однажды выбрав погожий, не очень морозный денек, Вовка пошел на сеновал и, ухватив вилами с отломанным зубом, хороший ворох теплого сена, вывалил его на середину птичьего двора.
— Пускай краснолапые мои травушки отведают, — решил Вовка. — Вон, какое сено красивое.
После этих слов знатный гусевод выгнал своих гусей на снег.
— Давайте, щипайте! — разрешил он, и встал в сторонку любоваться процессом. Но гуси без всякого энтузиазма прочапали босиком по снегу и сбились в плотную кучку. Каждый гусь издавал недовольный гортанный рокот и поджимал одну лапу к животу, пытаясь укрыть ее в теплом пуху подшерстка. Затем переступал на отогретую ногу и поджимал замерзшую – на свежее сено при этом вообще никто не обращал внимания.
— Да вы что, собаки, надо мной издеваетесь что ли? — Вовка схватил деревянную лопату, которой он недавно сгребал снег и давай ей гусей к сену двигать. Гуси всполошились, раскрыли крылья и, недовольно гогоча и гаркая, побежали от страшной лопаты вокруг сена.
— Гады! — закричал Вовка и метнулся за ними следом. Бегая за гусями, он размахивал лопатой и приседал, иногда он делал резкие возвратные движения и неожиданно выбрасывал прямую ногу, пытаясь перехитрить непокорную птицу. В эти моменты случайный наблюдатель из Южной Америки, если бы таковой имелся, с легкостью определил бы, что Вовка исполняет древний танец аргентинского охотника — хозяина еды!
Противоборство гордых гусей и разъяренного человека продолжалось не менее пятнадцати минут. Все набегались, наорались, размялись.
Раскрасневшийся на морозце Вовка остановился и оперся на черенок лопаты перевести дух, а гусям, конечно же, хоть бы хны!
В общем, гуси победили.
— У всех гуси, как гуси, а у меня какие-то ненормальные! — прокомментировал создавшуюся обстановку Вовка и принялся загонять птиц обратно в гусятник. — У соседей гуси вон как силос из ботвы и травы хорошо жрут и ничего — довольные, мордастые, жирные такие! А мои то ли тупые, то ли гениальные попались. Вот же невезуха-то!
— Га-га-гак? — спросил главный гусь из теплушки.
— Иди ты к лешему! – ответил обиженный Вовка. — Клюй теперь свою дробленку из овса и ячменя всю зиму. Ты бы лучше гусынь топтал почаще!
А ту кучку сена, разметало ветром по двору.
На второй год их стало действительно много — оказалось, что гуси любят и прекрасно умеют размножаться.
Во-первых, ныне все яйца, которые несли гусыни, принадлежали только Вовке — свежие и такие теплые. Теперь они не взрывались в руках, Вовка на них налюбоваться не мог, трясся над ними, как Голлум над кольцом всевластия. Ну, а во-вторых, хозяин гусей стал несравнимо опытнее, чем в прошлом году.
Незаметно поголовье выросло до сотни голов!
Забот прибавилось. Гогочущая популяция продолжала расти и набирать вес. Все шло к тому, что по осени Вовка сорвет серьезный куш.
И вдруг все в одночасье изменилось.
Пограничным войскам потребовались стоящие радисты и Вовка, недолго думая, согласился. Он всегда хотел служить Отечеству, и теперь его мечта сбывалась. Строгая медицинская комиссия не выявила в организме Вовки Данилова никаких, даже маломальских изъянов. Да и в голове не обнаружили неких психических отклонений. Годен, годен, годен, годен — чиркали в акте военврачи! Вовка заполнял анкеты и бегал по стадиону, подтягивался на перекладине и фотографировался для документов. За несколько недель столько всего на себе испытал, но все равно радовался предстоящей военной службе!
И что же гуси?
А что гуси? Гуси не знали, что их хозяин скоро уедет, поэтому гоготали и радовались своей короткой жизни. Вовка не смог их быстро продать, поэтому раздавал по родственникам и друзьям. Да и в дальнейшем, уехав в дальние пределы для прохождения военной службы, он частенько с мимолетным сожалением и ностальгией вспоминал милую сердцу «гусиную» эпоху своей фермерской жизни.
А тем временем слухи по Басковскому распространялись быстрее, чем пожар в сухую пору. Весть о том, что Вовка Данилов снова в армию собрался, полыхнула сенсацией по размеренной жизни села.
Председатель колхоза из далекого далека заметил идущего по улице Владимира и рванулся к нему, придерживая подмышкой затрапезного вида портфель.
— Вова, Вова!— кричал Поздняков. — Подожди, а то я сдохну сейчас.
— Надо побольше спортом заниматься и поменьше пьянствовать! — выдал сакраментальную фразу будущий пограничник.
— Ох, и простодырый же ты, Вовка! В какую ты там армию собрался? Давай не глупи — возвращайся в колхоз, электриком опять будешь. Работать некому, а ты всю мою левую мозгу закомпостировал.
— Знаешь что, Владимир Николаевич! Сам ты простодырый! Ни в какую-то там армию я собрался, а в Российскую, в родную нашу армию, в пограничники ухожу. Мне там зарплату будут платить в сто раз больше твоего колхоза и квартиру, наверное, дадут, а еще форму красивую выдадут и лопату, а также еще другое имущество всякое и новые сапоги. Вот! — Вовка не на шутку разгорячился. — А ты теперь сам по столбам в когтях лазай, как орел обезьяний. Мне теперь по барабану дела колхозные!
Председатель видимо испугался, что самому по электрическим столбам с плоскогубцами придется проволоку алюминиевую крутить, подбежал к Вовке, приобнял, горячо зашептал в ухо бывшего птичника:
— Что ты, что ты, Володенька! А как же гуси-то твои? Вон, какое стадо развел!
— А что с ними?
— Я говорю: куды гусей-то денешь? Мать твою жалко даже. Не управится ведь она одна — у нее корова, куры, огород, а тут ты еще со своими гусями. Ну, в смысле, сотню гусей этих поддадонишь ей на заботу. А сам — дырка свищ? Оставайся, давай, не дури! Я тебе комбикорма дам, а ты перегоревшие лампочки на столбах возле силосного хранилища заменишь.
Вовка от такой наглости даже побагровел:
— А иди-ка ты в баню, дорогой мой Владимир Николаевич! Если не сказать покрепче. Я служить на контракт ухожу, а гусей всех живьем продаю и на мясо порежу, которые останутся.
— Мне парочку тады отдай. Только недорого!
— Это можно, — протянул Вовка Данилов и повернул голову. Там, на краю села загудела большая военная машина. Пограничники проехали по своим важным делам на заставу «Актабан». Вовка проводил ее тоскливым взглядом и сказал:
— Ладно уж, бери четырех…
Июль 2014 года, г. Петухово