Никифор и Евдокия были добрые, как дед и баба. И детей своих любили и жалели. Но жизнь самих заставляла трудиться в поте лица и потомство приучать к труду сызмальства.
- Петруша, подь сюда, как-то позвал отец. - Сколько тебе уже стукнуло?
- Семнадцать, а чо?
- Не пора ли жениться? Ты старший в семье. Мне помощники нужны.
- А Ванька с Колькой?
- Ну, они еще малы, им учиться надо. А ты уже поспел, взрослый парень. Вон, спроси мать, когда мы свадьбу сыграли?
- Ох, так то ж колы було? Нэхай хлопчик ще погуляе, - отмахнулась Евдокия.
- Не, баба. Батя сказал, значит буду невесту искать, - насупив белесые брови, твердо сказал Петя.
Петруша лукавил: искать ему не нужно было, давно присмотрел соседскую девчонку Марийку. Только даже себе признаться боялся: уж больно хороша была дивчина. Густые темные волосы, как тогда модно было, носила на пробор. Высокая грудь подчеркивала тонкую талию, а соколиные брови и ясные очи - прямо как нарисованы. Породистая казачка, гордая. И не знаешь, как подойти к такой да какие слова подобрать. Но все-таки решился попробовать. Однажды подкараулил девушку, вытащил из-за спины самую красивую розу, и с бьющимся, как рыба в сетях, сердцем, заикаясь и дрожа губами, спросил:
- Пойдешь за меня?
Мария помолчала, опустив глаза, и, вдохнув запах чудесного цветка, тоже негромко и даже с жалостью ответила:
- Ты, Петя, хороший и добрый, но я люблю другого…
Ничего не сказал паренек, повернулся и, согнувшись, как старик из пушкинской сказки про золотую рыбку, пошел домой, путаясь в ногах и сдерживая слезы. Куда уж ему - малому росточком, юному годами, с лица худому и изможденному? Одно только преимущество и было, что из богатой семьи. А Мария беднячка. Но как раз это и сыграло решающую роль. Родители не спрашивали молодых. Погутарили меж собой и, недолго думая, ударили по рукам.
Свадьбу сыграли, как положено по обычаю: тройки с бубенцами, ленты в гривы конские вплетены, невеста в платье ажурном, а жених в костюме и хромовых сапогах высшего сорта - хоть как в зеркало глядись. Только не царила на пиру за центральным столом атмосфера счастья.
Гости, конечно, плясали, песни казацкие горланили, пили и ели от души, а жених с невестой сидели, понурив головы. Когда кричали «Горько!», старались едва касаться друг друга губами. Не пили, не ели, каждый свою думу думал. Петя - о том, что досталась ему птица райская, да призналась, что не любит его. А Мария - что прошла её молодость, а счастье так и не заглянуло в девичье окошко.
Но на удивление случилось чудо. Объяснить его было очень просто: огляделась Маша, сравнила убогую свою хатенку с хоромами мужа, и другими глазами на Петра посмотрела. Увидела, что искренне любит, и сама к нему потянулась. Не то, чтобы она тщеславной была, а приятно было хорошо одеться, получать подарки дорогие, на руках у мужа по спальне кататься. Думала просто: стерпится – слюбится. А полюбила по-настоящему.
Надо отдать должное молодой жене. Ухаживала за мужем, вместе со свекровью для всей оравы еду готовила, в саду работала наравне со всеми. Всего у Тимофея с Евдокией четверо детей было. Старшего Петра женили, два подростка - Иван да Николай - к Марии прилипли, как к сестре. С младшей, Акулиной, а по-домашнему Келей, сноха как равная в куклы играла, когда свободная минутка выпадала.
А тут время пришло и своими детьми обзавестись.
- Петруша, а у нас скоро ребеночек будет, - примерно через полгода сказала Мария красивым грудным голосом, расплетая на ночь косы.
Муж всегда стеснялся перед женой в подштанниках рисоваться, а тут соскочил с кровати, обхватил желанную свою, закружил по комнате, словно стал и больше и сильнее:
- Марусенька, родная… - и нет больше слов от волнения и радости, а только глаза повлажнели да руки крепче сжались.
- Шальной, - засмеялась молодая жена, - Отпусти, придушишь…
- Ой, прости, прости, - спохватился супруг,- и с неохотой отпустил жену.
С той поры ходил Петр гордый, глаза каждый день горели, работа любая спорилась. О жене пуще прежнего заботился: не давал Марусе ведро воды поднять.
Через семь месяцев у молодой семьи появился первенец - сын. Назвали, как дядьку, Николаем, и закатили пир на весь мир. Это было такое счастье для всех!!! Дед Никифор сказал:
- Нет праздника радостнее, чем рождение первого внука, наследника!
В честь такого события свекор подарил снохе золотое кольцо и сказал:
- Ты теперь наша дочка. Был сын, а теперь вас двое. Не ходит конь по полю один, а только парой. А теперь и дитятко родили. Ох, радость-то!!!
- И это не все, - гордо заявил Петр, сияя глазами и обнимая жену. – Вся жизнь впереди, мы еще не раз радоваться будем.
И был прав. Спустя три года родилась дочка Тонечка. Не ребенок - кукла. Вылитая хохлушка баба Евдокия. Такая же круглолицая, голубоглазая и лысая. Но у бабы еще оставалось волос на две косицы, чтобы венок на голове смастерить, а над Тонечкой ходили и взрослые, и дети. Всем хотелось понянчиться с ней, по розовой лысой головенке погладить. И все смеялись над её тремя мягкими волосками.
Забегая вперед, скажу, что, став взрослой, Антонина еле разгребала копну волнистых волос и ворчала, косясь на бабу. А та всерьез ее ворчанье принимала и обижалась, говорила:
-Та чи я виновата!?
Внучка подбегала к ней, обнимала сухонькое, но еще сильное тело, и смеялась:
-Бабуля, я шутю. Только у нас такие красивые волосы, да?
-Ну, а як же? - целовала бабушка любимую внучку.
Крестной матерью у обоих детей была Акулина, младшая и единственная сестра Петра, молодая, симпатичная и очень спокойная женщина. Своих детей у неё, к несчастью, не было, а вскоре и муж умер. Затосковала она и сказала братьям:
- Тяжело мне жить с вами, смотреть, как вы радуетесь своим чудным детям. Простите, не могу больше. Поеду куда-нибудь на стройку.- И уехала.
Воспитывали детей барчуками: у каждого была своя нянька. А как подросли Николушка и Тонечка, взяли в дом француза-гувернера Сержа, смешного такого старичка лет пятидесяти. В клетчатых штанах, с лысой головой огурцом, но добрейшей души человека. Три года прожил он у Соколенко, а кроме «бонжур», «оревуар», «моветон», «комильфо», «мерси» да еще нескольких слов так ничему и не научил.
Зато дети мсье Сержа научили не только отлично говорить по-русски, но и забористо ругаться. Однажды, услышав беседу детей с учителем, Мария за голову схватилась и попрощалась с французом. Коле уже было семь лет, Тоне три года. Вернулась домой Акулина, что немного утешило племянников, горевавших за своим учителем.
Произошло тогда еще одно важное событие. Разгоралась первая Мировая война, вовлекшая в свои ряды более 30 стран, в спину ей уже дышала Октябрьская Социалистическая революция.
Именно на стыке двух этих страшных войн, в день Святой Анны, родился третий ребенок Петра и Марии - девочка, которую и крестили под этим именем. Наверное, потому, что в смутное время родилась она, такого куража и фанфаронства, как по поводу рождения первого сына Николая - наследника, и второй дочери - красавицы Тони, уже не было. Сказать, что Нетта была нежеланным ребенком, нельзя. Но если первые дети в роскоши и всеобщем внимании купались, одевали их как кукол, по гостям возили, устраивали для них дома детские праздники, то смешная худенькая девчоночка с мелкими конопушками на носу, длинными пальчиками на руках и длинными ножками не получала столько внимания от родных.
И, вероятнее всего, поэтому, в отличие от чинных барчуков, Нетта росла хулиганкой, непоседой и драчуньей. Имя свое терпеть не могла и требовала звать себя Анэттой. И только когда повзрослела и узнала, что Анной звали мать Богородицы Марии, а значит бабушку Христа, изменила мнение и даже гордиться им стала. Но это было ещё впереди. А пока была девчонкой, радовалась, что жила среди цветов и деревьев. Зимой, когда оставались на клумбах только огромные шапки белоснежных астр, а вокруг топорщилась нежная, еле пробивающаяся зелень, девчонка чувствовала себя небо жительницей.
Уследить за ней и призвать к порядку было невозможно. Так, однажды летом дедушкина лошадь Костик вдруг в саду на дорожке встал на дыбы. Что такое? Оказывается, Нетта, свернувшись калачиком, сладко спит прямо среди зелени!
С тех пор стали ей шить красные платья в горошек, чтобы издали была видна. Так и продолжалось бы беззаботное и прекрасное детство, где старших детей холили и лелеяли, и где Анюта была предоставлена сама себе, если бы не война.
Продолжение читайте здесь http://proza.ru/2017/03/24/1074