Война… Нет ни одного человека, кто с полным безразличием или равнодушием слышит это слово. И хотя на языках мира оно звучит по-разному, но означает только одно: боль, потери, трагедию и смерть. С чего начинаются войны? С жажды сильных мира сего захватить как можно больше территорий, уничтожить часть населения Земли, другую подчинить себе, поставить на колени, утвердить над порабощенными бесконечную власть. Молодежь призывного возраста из тридцати восьми стран, и среди них сто десять тысяч кубанских казаков, были мобилизованы на фронт. Беда эта не коснулась мужчин семьи Соколенко. Но стерегла её с другой стороны. Постоянные спутники войн - бандитизм, грабежи и убийства. Ни одна ночь в городе не проходила спокойно. Каждое утро сообщалось о разбоях то в одном месте, то в другом. И, как правило, бандиты не оставляли свидетелей.
Дошла очередь и до Соколенко. В то время младшие братья поступили в университет. Парубки были видные, здоровые и крепкие телом, интеллигентные. Одевались хорошо, по моде. И, несмотря на более высокий статус большинства студентов, легко сходились с людьми, были компанейскими, имели много друзей.
Николай не был похож ни на кого в семье, отличался смуглостью лица и светлыми чистыми глазами, которые придавали ему доброту и мягкость, чего нельзя было сказать об Иване. В противовес брату, он был высокомерным, глаза как у алтайцев – узкие, да еще и с прищуром. Любил читать классиков, диалоги Платона с Сократом. Девушки за Николаем стайками ходили. Но при разнице характеров братья жили мирно.
Был у них общий друг - однокурсник Костя. Симпатичный, вежливый. И старшие его любили, и дети. Ходил в гости к братьям часто, интересовался жизнью этой большой дружной семьи, играл с ребятишками. А однажды узнал друг любезный, что Иван с Николаем на свадьбу в соседнюю станицу отправились. И пожаловали к Соколенко незваные гости: милый Костик в банде состоял и проинформировал своих, что ребят дома не будет, путь открыт. Сам, конечно, не пошел.
Дело было в июле. Жара, пыль, мошкара глаза забивает. Петр в это время лечил виноград от насекомых (особенно гусеницы заедали) специальным аппаратом, заправленным медным купоросом. Остальные члены семьи были дома. Уже стемнело, когда раздался стук. Чей-то грубый командный голос приказал:
- Открывайте, не то дверь выломаем!
Ужас мгновенно покрыл всех липким потом. Каким-то фантастическим образом баба Евдокия успела схватить старших детей и спряталась с ними в хранилище- в бочке из-под вина. Всех остальных ворвавшиеся бандиты связали и уложили на пол. Тут зашел Петр, усталый, грязный. И сам не понял, как оказался связанным на полу.
- Что вы делаете, нечестивцы? – гнев и удивление одновременно поднимались в груди.
- Замолчи, дядя, лучше будет, - сверкая золотым зубом и зыркая звериными желтыми глазами, спокойно, но с внутренней угрозой, сказал здоровенный детина, видимо, главарь.
- Чего вы трясетесь? Страшно? Ну-ка, дед, встань! – при этих словах подручные главаря грубо дернули Никифора Васильевича и поставили на ноги. - Я вот сейчас тебе ушки поджарю, а ты скажешь, где золото?!
Дед Никифор закрыл глаза и перестал дышать, когда пламя коснулось ушей…
- Что ты делаешь, изверг? - Чуть не плача, простонал он. - Нет у нас золота!
- Да ну, шутишь, - оскалился бандит, и на минуту отвернулся от Никифора. - Рыба! – обратился к кому-то, - Поиграй с дамочкой. Смотри, как она тебя желает!
С этими словами он указал грязным пальцем на жену офицера, временную постоялицу семьи.
Красивый чубатый парень, кривляясь и играя бровями, подошел к молодой женщине:
- С нашим удовольствием! - И грубо толкнул её в одну из комнат.
Наташа (так звали бедняжку) закричала жалобным голосом, начала вырываться, но испугалась, что это может плохо кончиться для жизни, и только всхлипывала да так горько и тоскливо, что у остальных сердца разрывались от жалости и сострадания.
Не добившись ничего от деда, бандиты начали бить Марию, требуя сказать, где прячут они золото и деньги. Гордая казачка стиснула зубы, сняла золотые сережки и кольцо, что подарил свекор, и почти кинула в лицо главаря. Глядя на эту картину, Петр, связанный и избитый, застонал в бессильи:
- Маруся, Маруся…
Бандиты толкнули друг друга в бок:
- Смотри, как слуга хозяйку любит….
- Дак она ничего, - и грубо загоготали.
Если бы знали, что это молодой хозяин, убили бы без разговоров.
В спальне Нетты, которой было около года, двое мародеров шарили по шкафам. Бельё и одежду кидали в кроватку, где лежала малышка. Наконец, один увидел, что она задыхается, сбросил с неё тряпки:
- Живи, ушастая!
- Ну, что там, Клык? - закричал главарь. - Будем кончать?
Обернувшись к лежавшим на полу, бросил:
- Вставайте к стенке!
Холод отчаяния и беспомощности сковал семью. Так мало еще было прожито, так много еще не было сделано. Еще не выращены дети, еще даже не женаты Иван с Николаем. А жизнь-то заканчивается для многих, не успев начаться. Вот сейчас их всех убьют, и не будет больше ничего, кроме пустоты…
- Господи, за что? В чем мы провинились? - уронив голову, прохрипел дед Никифор.
Пётр как можно ближе придвинулся к Марии и еле слышно прошептал:
- Я люблю тебя больше жизни!
Жена обласкала его чудными глазами, из которых обильно лились слезы, и простонала:
- Детки мои…Петруша… Как же мало нам досталось счастья!!!
Рядом, опустив голову и сгорая от стыда, словно в чем-то была виновата, стояла убитая горем квартирантка. Обесчещенная, опозоренная, она молчала и только молила, чтобы быстрее все это закончилось, чтобы не видеть ей больше в зеркале себя – грязную и стыдную.
Напряжение нарастало, и семья в полном ступоре и молчании ждала смерти.И вдруг золотозубый начал говорить:
- Клянитесь, что не заявите в милицию, что часа три-четыре будете сидеть и не высовывать носа на улицу, пока мы не скроемся из виду. Что не будете нас искать или пытаться отомстить. Каждого порешим, обещаю.
Раздались дрожащие вразнобой голоса:
- Клянемся…
Бандиты подогнали к воротам подводы, погрузили добро, связанное в одеяла, антикварные вещи - даже стул красного дерева прихватили - и были таковы. Когда уходили, тот, что снял с Маруси кольцо, позвал её в коридор и, протянув драгоценность, сказал:
- Помни мою доброту…
Когда вернулись Николай и Иван, они были шокированы полным разгромом в доме, ревущими малышами, заплаканными взрослыми. Быстро развязав всех, бросились в милицию. И зря. Семья пять месяцев боялась жить в доме, и потом еще недели три в окрестностях дежурили патрули. Но не так-то просто поймать бандитов. Грабители не появлялись, видимо, были не местные.
Правду в народе говорят: беда не приходит одна. Открыло Лихо двери в дом семьи Соколенко. Через год после ограбления от горловой чахотки скоропостижно умер Пётр. Пусто стало в доме. Кто теперь зайдёт и радостно покажет выращенное с мужской кулак яблоко, не поймает младшую дочурку и станет для неё «конем»? Только времени на забавы с детьми у него было мало.
Иногда мимоходом жену поцелует, мать по голове погладит, доброе слово скажет. А трудяга какой был? Работал за троих. Особенно отцу помогал: жалел постаревшего батьку. Сколько слез было пролито, сколько горя поселилось в душе каждого домочадца! Мария почернела, осунулась, потускнела вся. Каждое утро просила у свекрови цветы и шла на кладбище. Могила Петра была похожа на клумбу. Только вместо воды обильно поливалась она слезами жены. Так продолжалось больше месяца.
- Маруся, - уговаривал её дед Никифор, - нельзя так. Ты же его душе покоя не даешь! Мало того, что детей забросила, сама на себя не похожа стала, света белого не видишь, да еще и Петрушу не отпускаешь. Ему там тоже не сладко! Рвется душенька к тебе и детям, держишь ты его прочно. Каждый день ведь ходишь. Отпусти, не мучь ни себя, ни его.
Ничего не ответила Мария, только с тоской на свекра посмотрела да заплакала опять. Нет Петра – и свет не мил, и не радует уже ничего. Дети малые – вот и все, что от мужа осталось. А она ведь только-только любить его научилась. И казалось ей, что жизнь закончилась.
Продолжение читайте здесь http://proza.ru/2017/03/24/1070