10.
Что за прелестные дурачества разворачиваются перед завороженной публикой, боящейся пропустить хоть одну реплику из весёлого речитатива, хоть одну ноту из великолепной каватины хитреца Фигаро, весёлого насмешника. А обворожительный голос Розины, заставляющий забыть действительность и пленяться этим итальянским очарованием изумительного пения! Лирическое воплощение нерешительности и обожания героини графом Альмавивой на фоне громогласного, почти сатирического обаяния баса Дона Базилио. Мягкость и любовь к своей воспитаннице Бартоло, этого милого и приятного человека. И всё пронизано восторженной музыкой, чутко следующей за каждым поворотом действия! Персонажи сочны, а их музыкальные характеристики многогранны. Бедный, бедный граф Альмавива. И когда обрываются последние чарующие звуки оперы Джоаккино Россини, зал рукоплещет, вызывая снова и снова участников спектакля. Они неоднократно выходят к рампе, кланяются и снова вглядываются в благодарный зал.
Возбуждение не проходит. Юдит Львовна скромно принимает поздравления и, найдя Сади, целомудренно целует её в лоб.
- Вы прелестны! Я этого и хотела.
- Спасибо, Юдит Львовна. Я так волновалась.
- И это, заметьте, хорошо! Не люблю равнодушных. У вас есть талант. Не растеряйте его.
И спектакль уже идёт целый месяц, и зал полон. Очень много военных. Это в основном лечащиеся в госпиталях раненые, выздоравливающие, те, кто может ходить и кто просто убегает от строгих врачей. Такого спектакля давно не было. Пропустить нельзя! Сади в центре внимания. Однако, понимает, что надо работать. Репетиции продолжаются. Юдит Львовна, как всегда строга.
После очередного спектакля за кулисами, разыскивая грим-уборную исполнительницы главной женской партии, появился бравый полковник с букетом роз. Ему показали на дверь, где была героиня. К этому здесь привыкли, это было обычным делом. Но он медлил, в некоторой нерешительности, топчась в полутёмном коридоре. В это время дверь открылась и Сади, увидев военного, спросила:
- Вы к кому, товарищ?
- К вам… Сади Сергеевна… - Сади подошла ближе и ахнула!
- Саша? Саша Лунин! – и бросилась на грудь, обняла и поцеловала растерявшегося Сашу. – Боже! Это вы? Какими судьбами? Почему не писали? – Затем, опомнившись, потянула Сашу к выходу. Уже на улице снова посмотрела на Сашу.
- Так это действительно вы!
- Я, я, Сади Сергеевна, - смущался Саша и только сейчас передал ей букет, - это вам.
Взяв букет, Сади увидела на груди Саши звезду героя и несколько орденов и медалей, которые ранее были прикрыты букетом.
- О! Вы герой, Саша! Поздравляю, - и почему-то снова поцеловала Сашу в щеку, - что-то я сегодня несдержанна, простите меня.
- Прощаю. Но мне приятно ваше внимание, Сади Сергеевна. Какое удовольствие получил от сегодняшнего спектакля. Я ведь всего три дня как здесь. Весь в делах, только вот сегодня и вырвался. Хорошо, что была бронь в кассе. Вот, дали, уважили, - Саша показал на звезду. – Пойдёмте ко мне в гостиницу. Я остановился здесь, рядом. Там и поговорим.
- Хорошо, Саша, - Сади взяла Сашу под руку. Прохожие с любопытством взирали на эту необычную пару.
Засиделись. За разговорами и воспоминаниями не заметили, как наступила ночь. Саша угощал гостью шоколадом из своего пайка и даже сбегал за чаем. Эти несколько часов совершенно преобразили их.
- Ну, я пойду. Уже поздно.
- Нет! Я вас одну не отпущу. Разрешите проводить вас, Сади?
- Разрешаю, - улыбается Сади.
Восхитительная ночь. Уснувший город и неспешная прогулка. И этот сильный, волевой человек, такой внимательный и чуткий. И эта встреча здесь, совершенно случайная, но такая дорогая.
Сердце Сади переполняется от приятного, так ей знакомого чувства, объяснить которое она не может. Да и не хочет. Зачем? «Мне хорошо с ним», думает Сади, тесней прижимаясь к Саше. «Боже, что это?»
Пришли. Маленькая комнатка, скромная мебель. Оконце во двор, аромат чайной розы, благоухающей в садике, идиллия мирного покоя среди хаоса событий, нечеловеческого напряжения, боли, смертей и постоянного ожидания, наполненного душевной болью и мыслями о судьбе близких и родных.
- Я не отпущу тебя, Саша, - шепчет Сади, обнимая растерявшегося Сашу и снова, и снова целует его.
Восхитительная ночь любви, полная взаимных признаний. И тихое, умиротворённое утро и снова объятия, и сладкая истома, и возвращение в реальность:
- Мне пора на службу, Сади.
- Останься, Саша, - лукавый взгляд и томная улыбка.
- Не могу! Не могу оторваться от тебя, Сади, - шутит весело Саша, - но уже опаздываю. Прости. – Он быстро одевается.
- Я зайду за тобой в театр, вечером.
- А у меня сегодня нет спектакля, Саша. Буду ждать тебя здесь. Хорошо? Я после репетиции сразу домой.
- Хорошо, Сади! Я побежал.
«Как прекрасна жизнь!» думает Сади. «Как хорошо, что есть Саша, такой добрый, сильный» - Робкий стук в дверь прерывает её мысли.
Сади быстро набрасывает халатик и открывает дверь. Перед ней стоит соседка и протягивает ей конверт.
- Вот, принёс почтальон. Вас не было, занёс ко мне, просил передать.
- Да, я поздно вернулась, - Сади берёт конверт, замечает официальный адрес… - Спасибо! – В необъяснимом волнении возвращается в комнату, открывая конверт и вынимая из него листок.
Уважаемая гражданка Нагокова С.С.
Ваш сын, Нагоков Лев, находится в областном профилактории Управления здравоохранения по адресу: Туркменская СССР, г. Красноводск, посёлок Солнечный Берег. Вы можете его забрать при наличии документов…
Сади лишается чувств и падает на пол.
- Сади, Сади, что с тобой? – Саша поднимает Сади с пола и относит на кровать. Она приходит в себя, продолжая крепко зажимать в руке письмо.
- А-а-а! Это ты?
- Да, да, Сади, вот проезжал на завод, решил заскочить на пару минут. Что с тобой? – Сади плачет и, сквозь всхлипы, Саша слышит:
- Лёвушка нашёлся! Лёвушка нашёлся! – и протянутая рука с письмом.
- Твой сын! Вот здорово! Глупая! Зачем ты плачешь. Радоваться нужно. – Саша целует заплаканные глаза Сади.
- Саша, как быть? Надо скорее ехать за ним. Мой мальчик! Боже, Боже! Какое счастье.
- Успокойся, милая. Вечером решим. Успокойся и дождись меня.
- Хорошо, хорошо! Лёвушка. Почему в профилактории? А? И как меня нашли?
И только в театре, днём, у главного администратора Сади узнала, что её разыскивали ещё в прошлом месяце и домашний адрес её сообщила администрация театра.
- Обычное дело! Ищут всех. Столько потерь. А люди продолжают верить и видите! Не напрасно, Сади Сергеевна. Не напрасно! Так я был прав. Поздравляю! – главный администратор хитро улыбался Сади.
- Спасибо вам! – Сади целует администратора, тот снова улыбается.
- Меня давно уже не целовали молодые дамы. Вы знаете, это так приятно. Дай Бог найти вам своего Лёвушку. Теперь вы знаете, где он. Счастье всё-таки есть. Не везде, но есть. Это так!
Новость о том, что нашёлся сын Сади гуляет по театру и доходит до Юдит Львовны.
- Это просто чудо, милая моя! Конечно, конечно, поезжайте за ним. Прямо со следующей недели. Извинимся и поменяем репертуар. Думаю, что люди нас поймут.
- Спасибо вам, Юдит Львовна! – Сади от волнения не знает, как и благодарить.
- Возвращайтесь скорее. Зрители ждут вас, - и Юдит Львовна добавляет с улыбкой, - и я. Ещё столько планов!
Саша предлагает повременить, он разберётся в делах и поедет с Сади, но его доводы смущают Сади.
- Нельзя медлить. Почему он в профилактории? Что с ним? Я должна срочно ехать за ним. Пойми меня!
- Хорошо, Сади, - соглашается Саша, - соберём денег на дорогу. Оформим проездные документы. Надо ещё немного продуктов. Как там с этим – неизвестно.
На завтра Сади оформила в дирекции театра отпуск, получила справку о том, что едет за ребёнком в Красноводск. Саша буквально насильно положил в её сумку бутылку водки и весь свой офицерский паёк. Билет взяли из брони. А на обратную дорогу Саша получил справку-ходатайство от своего производства об оказании помощи в приобретении билета для Сади Нагоковой и её ребёнка до Ташкента.
До Красноводска Сади добиралась три недели: Ашхабад, затем пересадка до Кизыл-Арват, дальше уже Красноводск. А где искать Солнечный Берег?
На рынке нашла случайно подводу, возвращающуюся именно туда. Под пеклом ждала и тряслась несколько часов по пыльной дороге. Возчик, узнав, куда едет и зачем, денег не взял.
- А где здесь профилакторий? – спросила первого попавшегося прохожего. Тот долго смотрел на неё страшным взглядом, затем махнул рукой.
- А вот туда. Только поберегись. Там ходит смерть.
Но Сади уже не слышала и торопливо шла «туда». Среди песков, в бездорожье, посреди выжженной ровной пустыни стоял барак с заколоченными окнами. И никого. Обошла вокруг и увидела вход, затянутый марлей. Постучала о косяк. Тишина. Ещё раз, более резко и длительно. За занавеской показалась женщина в белом халате.
- Вы что тут стучите? Вам кого?
- Я пришла за сыном, Лёвой Нагоковым.
Женщина исчезла и через минут десять привела пожилого мужчину. У мужчины была марлевая повязка на лице.
- Здравствуйте. А вы кто будете Лёве?
- Я его мама. Как он? Покажите мне его, - начала волноваться Сади. – Вот официальное письмо, с печатями. Вот мой паспорт.
- Хорошо! Только отойдите от занавески на два шага.
Сади отошла, положила сумку на песок и с нетерпением вглядывалась в темноту коридора. Оттуда, из глубины шёл тот же мужчина, ведя за руку маленькое, худое существо: кожа да кости. Это был Лёвушка.
- Лёвушка! Я твоя мама.
- Нет! Ты тётя моя. А мама осталась там, в лесу.
- Как? Лёвушка, я твоя мама Сади!
- Женщина, почему вы обманываете? Покажите документы, – строгий голос мужчины.
- Вот! Вот! – Сади протягивает паспорт.
- Разверните, ближе, - мужчина, надев очки, смотрит на паспорт сквозь марлевую занавеску.
- Точно! Сади Сергеевна Нагокова, - обращается он к женщине.
- Да, как на открытке с обратным адресом. Что делать? – женщина смотрит на Сади, затем на мужчину.
- Подождите. Сейчас справимся, – они уходят, оставляя Сади с Лёвушкой стоящими за занавеской.
- Мальчик мой! Ты не узнал свою маму? Я мама, Лёвушка.
- Да! ты мама, - говорит Лёвушка. – А где же другая мама?
- Я, я твоя мама. Это была твоя тётя, Анна! Так?
- Да, Аня, мама Аня, - продолжает Лёвушка, и сердце Сади вот-вот вырвется из груди…
- Семён Иванович. Да, видно это мать. Ну кто сейчас наберётся храбрости прийти сюда? А малец не соображает уже. Ну что возьмёшь, дистрофия.
- Права, права, Стеша. Всё равно ему не выкарабкаться. Видишь. Мрут, как мухи. Может выходит. Мать ведь. Отдавай. Мы ничем помочь не можем. Жаль мальца. С матерью, глядишь, оклемается…
Совершенно невесомое тельце и тоненькие, синие ручки, обнимающие за шею. И огромные глаза, пугливые и поглощающие всё вокруг. Маленький старичок, давно не улыбающийся.
- А у тебя есть что-нибудь покушать?
Сади опускает Лёвушку на землю, тот садится на грязный песок.
- Вот, возьми, - отламывает кусочек шоколада из пайка.
- А что это? Ох! Сладко, - жалкая улыбка на измождённом личике.
Сади, рыдая, снова берёт Лёвушку на руки и продолжает свой путь под палящим солнцем.
- А почему ты плачешь, мама? – Сади улыбается сквозь слёзы, услышав впервые за много лет волшебное слово – мама.
- Я уже не плачу, сынок, не плачу, - сдерживает слёзы Сади и продолжает идти по этой пустыне. «Хорошо, что в его костюмчике в кармашке была открытка. А на ней обратный адрес и …», вспоминает Сади. «Случай», продолжает сестра. «Вот по этому адресу и нашли вас. Хорошо, что успели. Ведь прошло почти три года!» «Боже! Какое счастье», думает Сади и ускоряет шаги. В Красноводск попала уже к вечеру. На станции тьма народа. Кое-как устроилась в углу привокзального павильона, расстелив кофту на полу и уложив Лёвушку. Тот спал и только тихо стонал во сне.
На утро с боем попала на первый поезд на Ашхабад. Устроил проводник за бутылку водки, которую положил в сумку Саша. Прикорнула, крепко прижимая к себе Лёвушку и сумку. Сквозь сон почувствовала, что сумка куда-то уплывает. Открыла глаза и рукой, с размаха ударила верзилу, тащившего сумку. Тот от неожиданности упал в проходе.
- Ах ты, сука, - поднялся с кулаками. Сади снова свободной рукой ударила его и прикрыла собой Лёвушку.
- Оставь её, слышь! – грубый, властный голос.
- Да я ей…
- Оставь, говорю! Загрызёт за своего щенка! Волчица.
Соседи стали шуметь, и воры тотчас исчезли.
- А вы смелая! – обратилась к Сади сидевшая напротив пожилая женщина, - вот как расправились с негодяем. Давайте я вашему сынишке молочка налью.
- Не надо, спасибо. Он болен и ему нельзя молоко.
- А-а-а! Жалость-то какая. Уж больно худой он у вас.
Лёвушка проснулся и посмотрел на женщину.
- А глазища-то какие! Во! – удивилась та.
- Мама, я хочу…
- Пойдём, мой дорогой. Посторожите место, - Сади посмотрела на женщину.
- Иди, иди, хорошая. Посторожу.
Однако, когда Сади вернулась, место было занято. Снова помог проводник, устроив её у себя. Так и добралась до Ашхабада.
А там помог документ, сделанный Сашей. И в Ташкент уже ехала Сади в купе, и Лёвушка на отдельной полке. Безумно уставшая, но счастливая Сади вернулась домой.
- Саша? А где борщ, что я сварила? – Сади смотрит на пустую кастрюлю.
- Посмотри на Лёвушку, - улыбается Саша. А Лёвушка безвинно смотрит на Сади, стоя у плиты. Его живот выпирает из рубашки.
- Боже! Ты съел весь борщ! Тебе будет плохо!
- Уже не будет, Сади! – Саша берёт Лёвушку за руку, - вкусный?
- Да, очень, никогда не ел такого. А это называется борщ?
- Лёвушка! Кушать надо медленно. И немного. Иначе ты заболеешь. Хорошо?
- Ладно. А я могу всё кушать, да?
- Всё, всё, Лёвушка, но сначала спроси маму, - улыбается Сади.
«Голод» Лёвушки постепенно проходит, и Сади уже не боится оставлять его одного дома. Участковый врач, посетивший Лёвушку, заметил, что домашняя еда и уход – всё, что нужно этому ребёнку.
Разрываясь между домом и театром, Сади буквально выбивается из сил. Саша, как может помогает ей, но основные заботы лежат на ней. И только когда нашлось место в детском саду, и Лёвушку приняли в группу, стало намного легче.
Прошло полгода. В один из вечеров Саша принёс неожиданную весть. Его переводят на другую работу, надо уезжать, и далеко. Оборудование крупного завода уже перевезено, оканчивается его монтаж и нужно возглавить производство уже на другом месте, в Харькове.
- Там промышленная зона, близко к металлу, углю. Да и восстановление города идёт полным ходом. Война скоро окончится. Теперь нужна мирная техника.
- А как же с театром? – спросила Сади.
- И театр, видимо, вернётся. Всё вернётся к мирной жизни. Надо ехать, Сади. Мы ведь семья?
- Семья, семья, милый, - улыбается Сади, обнимая притихшего Лёвушку.
* * *
Хмурым ранним мартовским утром, когда Сергей Яковлевич только-только умылся после сна, в барак вошёл капитан Семенцов.
- Нагоков! Где Нагоков? С вещами на выход, быстрее, начальство ждёт. – В полной тишине, под взглядами товарищей по несчастью, Сергей Яковлевич, сложив свои нехитрые вещи, опустив их в холщовый мешок, где были его все лагерные пожитки, спросил капитана Семенцова:
- Куда?
- Там скажут, - буркнул капитан. Сергей Яковлевич, подхватив за лямку мешок, направился к выходу, пожимая руки лагерникам по пути.
- Будь здоров, Нагоков! Удачи тебе. Не забывай. Куда тебя?
- Разговорчики! – капитан Семенцов сделал строгое лицо, - быстрей, Нагоков, без сантиментов.
В административном бараке начальник лагеря был предупредителен и очень вежлив.
- Сергей Яковлевич! – он поднялся навстречу. – Прошу садиться. - «Воля! Воля!» догадался Сергей Яковлевич и сам не поверил в это.
- Вы направляетесь в Москву. С вами поедет капитан Семенцов. Все инструкции на месте.
- А подробности? – Сергей Яковлевич смотрел на начальника. Тот как бы не слышал вопроса.
- Пойдёте в баню. Оденете пальто, костюм и там всё, что нужно. Поезд в тринадцать ноль-ноль. Семенцов сделает всё. Бумаги получите в поезде. Вопросы неуместны. Свободны.
Свободны! Это изумительное слово! Сколько в нём простора, мысли, возможностей, радостного ощущения будущего и горького смысла зачёркнутых лет! И вопросы: что? Почему? Что происходит?
Всю дорогу до Москвы Сергей Яковлевич задавал себе и другие вопросы, но понимал тщетность получения ответов. Понимал, что происходит, видимо, крутой поворот в его жизни, и там, за этим поворотом, выяснится многое. Буря чувств бушевала в душе. Но многолетняя лагерная жизнь научила сдержанному внешнему восприятию действительности. Уже в Москве, на вокзале, увидев среди группы встречающих своего сослуживца по наркомату, понял. Свобода! И возвращение к работе.
Поселили в гостинице «Москва». Семенцов передал документы военным, встречавшим на вокзале, и теперь не знал, что делать. Выходил из комнаты многоместного номера и спрашивал:
- Что делать?
- Отдыхать три дня, капитан, - улыбался Сергей Яковлевич.
Через три дня привезли документы.
- Серёжа! Вот твои документы. И ключи от квартиры. Я очень рад, что ты снова с нами. – Сослуживец жал руку Сергею Яковлевичу.
- Спасибо, Константин! Как ты?
- Нормально. Тоже схлопотал срок. Да вот, вернулся в прошлом месяце. Вот так… Будем поднимать Министерство.
На следующий день Сергея Яковлевича принял Вячеслав Михайлович. Крепко пожал руку, посмотрел в глаза.
- Всё ведаю! Не время обсуждать. Берите Министерство и за работу. Очень много работы. Прошу ваши предложения к завтрашнему вечеру. Как с бытом?
- Квартиру вернули.
- Как семья?
- Ничего о ней не знаю. Разбросало по стране…
- Понимаю, понимаю. Война. Ну, думаю, сейчас разыщите. Если нужна помощь – скажите. До встречи!
Озадаченный Сергей Яковлевич вернулся в здание Министерства. Рассказал о поручении председателя Правительства. Попросил необходимые сводки и различные бумаги. До позднего вечера работал над планом. Константин Иванович оперативно выполнял просьбы по различным вопросам состояния дел в отрасли, приносил бумаги и нужные сведения. Выяснилось, что предстоит грандиозная работа по восстановлению всего хозяйства Министерства.
А вечером Сергей Яковлевич бродил одиноко по квартире, отремонтированной и тщательно убранной, и думал, и думал о коллизиях судьбы. Вчера – лагерь, унижение, тяжкий изнурительный труд и нечеловеческие испытания, а сегодня – воля и огромная ответственность за важное дело, доверие жизней и благополучия тысяч людей, переживших такую жестокую войну, побеждающих врага и радующихся новой жизни. Ему вспоминаются известные строки Тютчева: «Умом Россию не понять…» Да! И он улыбается своим мыслям.