Картина Ван Гога "Дерево, исхлестанное ветром"
Часть 9
После изгнания из Боринажа 1880-1885
Вторая любовь.
В биографии Моцарта можно найти точную карту его путешествий. У Ван Гога нет – пешком бродил. Для него дойти пешком из Лондона до Хэмптон Корта ничего не стоило. Он из Боринажа в Антверпен шел пешком.
Длинный период проповедничества у Ван Гога кончился, Христос уже отправился на Голгофу в 33 года, а у Ван Гога в 27 началась пора скитаний, исканий, разрушения здоровья, обучения искусству живописи и попыток создать семью.
Это все важно, но ничего нового к тому, что мы уже знаем о нем, не добавляет. Ван Гог уже сформирован. Он еще должен выработать свой художественный стиль, обрести мастерство в искусстве живописи и рисования, но характер, который воплотится в этот стиль, готов.
Результатом этого периода явился его первый шедевр «Едоки картофеля», которому полностью посвящена Часть 11.
Вполне законный вопрос, почему Ван Гог обратился к живописи после неудач в проповедничестве? Христос свою задачу выполнил в своих проповедях полностью. Он сформулировал четко свои идеи и в соответствии с их буквой пошел на смерть.
Ван Гог, убедившись, что человечество, увы, не следует тому, за что Христос отдал жизнь, оказался на распутье, но постепенно пришел к убеждению, что должен свои узко (поселок шахтеров) направленые идеи, свое следование учению Христа выразить и запечатлеть каким-то образом, чтобы все же донести их до многих людей.
Каждый из гениев делал это своим присущим ему способом.
Бетховен посредством музыки, Толстой посредством слова, любимцы Ван Гога - Милле, Рембрандт, Делакруа посредством живописи.
Ван Гог вполне разумно понял, почувствовал, что он может выразить свои идеи посредством живописи.
Но его знаменитая фраза «..в душе моей есть нечто, но что?»
отличала его существенно от многих гениев, в том числе и Христа, которые твердо осознавали свою гениальность и предназначение (Пушкин, Моцарт, Гойя, Рембрандт, да Винчи...)
Я повторяю историю, которую приводит Перрюшо, историю появления Ван Гога, пришедшего пешком из Вама к пастору Питерсену, в лохмотьях с окровавленными ногами. Пастор оставил его у себя в доме на несколько дней, и самое главное, что нас интересует, с интересом рассмотрел рисунки, которые Ван Гог принес ему, чтобы рассказать о жизни шахтеров. Питерсон сам рисовал. Он купил у него несколько работ и порекомендовал ему серьезно заняться живописью.
Пастора Питерсена послал ему сам Бог.
Успокоившись от очередного отвержения, он поехал домой к родителям, с которыми находился в перманентной ссоре из-за полного расхождения взглядов на жизнь. Он даже перестал писать Тео. (Я уже упоминал, что Ван Гог любил Гюго и Золя, а родители считали эти и подобные книги развращающими людей. Поэтому на приведенной в части 5 репродукции нарисованы по контрасту отцовская Библия и роман Золя).
Начинаются его метания. Он возвращается в Боринаж и рисует. Все его передвижения по территории Нидерландов и Бельгии он осуществляет пешком. Иногда в жуткое распутье, впроголодь, без одежды, еду иногда подбирает на помойке. Он мог идти пешком в какой-нибудь город 2 недели, выменивал свои рисунки на хлеб, ночевал где-попало, в брошенной карете зимой.
Без денег без друзей, одинок. Даже связь с Тео временно прекратилась. Но вернувшись домой, он получил неожиданно 50 франков, посланных ему Тео. После Питерсена это был второй Божий знак. Справедливости ради нужно упомянуть, что отец посылал ему деньги (Ван Гогу 27 лет). Он посылал ему 60 франков в месяц, потом неожиданно он стал получать 100 франков и долго не знал, что дополнительные 40 шли тайно от Тео.
Письмо к Тео июль 1880 год (27 лет):
«это путешествие совсем доконало меня — я вернулся падая от усталости, со стертыми в кровь ногами и в довольно плачевном состоянии, — я ни о чем не жалею, потому что видел много интересного; к тому же в суровых испытаниях нищеты учишься смотреть на вещи совсем иными глазами. По дороге я кое-где зарабатывал кусок хлеба, выменивая его на рисунки, которые были у меня в дорожном мешке. Но когда мои десять франков иссякли, мне пришлось провести последние ночи под открытым небом: один раз — в брошенной телеге, к утру совсем побелевшей от инея, — довольно скверное убежище; другой раз — на куче хвороста; и в третий раз — это уже было немножко лучше — в початом стогу сена, где мне удалось устроить себе несколько более комфортабельное убежище, хотя мелкий дождь не слишком способствовал хорошему самочувствию.
И все-таки именно в этой крайней нищете я почувствовал, как возвращается ко мне былая энергия, и сказал себе: «Что бы ни было, я еще поднимусь, я опять возьмусь за карандаш, который бросил в минуту глубокого отчаяния, и снова начну рисовать!» С тех пор, как мне кажется, все у меня изменилось: я вновь на верном пути, мой карандаш уже стал немножко послушнее и с каждым днем становится все более и более послушным».
При всех этих передвижениях и мытарствах, оказавшись ненадолго в доме родителей в Этене, Ван Гог опять во второй раз влюбился в женщину, свою двоюродную сестру Кее Стрикер, (Cornelia “Kee” Adriana Vos-Stricker (1846–1918)), молодую вдову с ребенком, которая гостила в доме у родителей. Мимоходом замечу, кто бы знал об этой заурядной женщине, прожившей 72 года, если бы не неудачная к ней любовь Ван Гога. Как гении подымают со дна неизвестности сотни незаметных людей, оказавшихся по воле случая связанных с ними.
Поначалу отношения с Кее складывались довольно безоблачно и Ван Гог воодушевился, рисовал, играл с ребенком.
Письмо Тео, Этен, 3 сентября 1881:
«У меня на душе есть кое-что, о чем я должен тебе рассказать, хотя ты, возможно, уже все знаешь и для тебя это не новость. Хочу сообщить тебе, что этим летом я очень сильно полюбил К. Когда я ей сказал об этом, она ответила, что для нее прошлое и будущее едины и что она никогда не сможет ответить на мое чувство.
Я был в нерешительности и не знал, что делать, — примириться с ее «нет, нет, никогда» или, не считая вопрос ни исчерпанным, ни решенным, собраться с духом и не отступать? Я выбрал последнее и до сих пор не раскаиваюсь в своем решении, хотя все еще наталкиваюсь на это «нет, нет, никогда». Конечно, с тех пор я претерпел много «petites miseres de la vie humaine», которые, если их описать в книге, вероятно, позабавили бы кое-кого, но которые едва ли могут быть названы приятными переживаниями, когда их приходится испытывать самому».
Опять отвергнут, он продолжал ухаживать и разозлил этим ее, ее родителей и своих родителей.
Когда он приходил в дом Кее, она немедленно уходила. Однажды произошел жуткий и известный биографам инцидент, когда он сунул палец в огонь лампы.
Как это все кончилось.
« Я отправился в Амстердам. Мне там сказали: "Когда ты входишь в дом, К. выходит из него". Против твоего "только она и никто другой", стоит ее "ни в коем случае не он". Твоя настойчивость вызывает отвращение".
Я воткнул палец в огонь лампы и сказал: "Дайте мне повидать ее хоть на то время, пока я держу в огне руку". Нет ничего удивительного в том, что впоследствии Т. все глядел на мою руку, но они, представляется мне, потушили лампу и ответили: "Ты ее не увидишь".Это, видишь ли, было уж чересчур, особенно, когда начали говорить о моем насилии, и я почувствовал, что те вещи, которые мне говорились, были смертельными ударами и что мое "только она и никто другой" было убито. Тогда, не сразу, правда, но довольно скоро после этого, я почувствовал, что моя любовь умирает, и ощутил вместо нее пустоту, огромную пустоту. И вот, ты знаешь, я верю в Бога, не сомневаюсь в силе любви, но тогда я почувствовал нечто вроде: "Боже мой, боже мой, почему ты оставил меня?" Я уж больше ничего не понимал и думал: "Значит, я ошибся?"...
Вместо медленной долгой осады с длительной перепиской, когда она сбежала в Амстердам из Этена (а, уж, в писании писем Ван Гогу не было равных), и понимая, что она пережила недавно смерть любимого мужа, он атаковал ее со всей страстью и нетерпимостью.
Среди любимых писателей Ван Гога не было Стендаля, ("Красное и черное"), у которого бы он мог поучиться медленной осаде женского сердца. Он, проявивший такое невиданное терпение и упорство в изучении и овладении искусством рисования, литографии и живописи, не обладал такими же качествами в отношении людей.
Вторая любовь Ван Гога окончилась также безрезультатно как и первая.
Его попросили уехать. Ван Гог, испытав новое потрясение и решив навсегда отказаться от попыток устроить свою личную жизнь, уехал в Гаагу, где с новой силой окунулся в занятия живописью и стал брать уроки у своего дальнего родственника — представителя гаагской школы живописи Антона Мауве.
Я почти в каждой части не перестаю повторять, что Ван Гог неустанно непрерывно и фанатично работал над совершенствованием своего мастерства. Он прорабоатал несколько учебников по рисованию. Например известный в те времена «Курс обучения рисунку» Шарля Барга или «Анатомические эскизы для художников» Джона. Он копировал рисунки из них по нескольку раз. Одновеменно он непрерывно читал десятки книг по искусству, изучая творчество таких известных рисовальщиков как Домье, Гаварни, Гюставе Доре.
Из письма:
«Я сделал бы и больше, если бы не принялся сначала за «Упражнения углем» Барга, которые так любезно одолжил мне господин Терстех, сейчас я уже закончил шестьдесят листов из них.
Я тебе уже говорил, что сделал наброски с десяти листов «Полевых работ» Милле (примерно в тех же размерах, что и лист «Курса рисунка» Барга), а один из них уже совсем закончил.
Кроме того, я нарисовал «Вечернюю молитву» по офорту, который ты прислал».
В Брюсселе он посещал Королевскую академию изящных искусств, но при его одержимости и привязанности к рисованию ткачей, углекопов и крестьян, преподавание в академии показалось ему далеким от жизни. Он бросил ее. Он был знаком со многими известными и выдающимися художниками, у которых брал уроки. Среди них Ван Раппард, Терстех, и упомянутый выше, Антон Мауве .
(Запомните их имена)
Уже позже в Париже он познакомился со многими гениальными художниками, среди которых Бретон, Сера, Синьяк, Моне, Тулуз Лотрек, Писсаро.
Всем известна печальная история его совместного проживания в Арле с Гогеном.
Я опять повторяю это для того, чтобы показать, что даже малейшее предположение, о том, что он со своими картинами выскочил вдруг неизвестно откуда, и со своим сумасшествием и одержимостью рисовал любительские натюрморты, пейзажи и странные портреты, которые именно поэтому интересны, абсолютно не соответствует действительности. Ван Гог обладал высочайшим мастерством, которое он, имея выдающийся природный талант, довел до совершенства фантастическим и фанатически трудом.