24 июня 1937 года было состряпано дело, по которому мой прадед, Михаил Ксенофонтович Храпов, был арестован в Новосибирске.
Предъявили обвинение: «Изобличается в том, что, работая в тресте «Новосиблес» в качестве старшего экономиста, является активным участником контрреволюционной троцкистской диверсионной организации, существовавшей в лесной промышленности Запсибкрая…». Он якобы вербовал новых участников, проводил активную подрывную диверсионную работу по планированию, учёту, лесозаготовке, лесовывозке и сплаву…
3 июля был выписан ордер на проведение обыска по адресу: Новосибирск, улица 3-го Интернационала, кв. 40. Дом – собственный.
В ходе обыска были изъяты – паспорт, учетно-воинский билет, личные документы от учреждения и предприятия и шесть фотокарточек.
На момент ареста родные Михаила Ксенофонтовича находились:
1. жена Августа Васильевна, 52 года, домохозяйка, проживала в Новосибирске;
2. сын Павел (мой дед), 29 лет, проживал в Быстром Истоке, служил райземустроителем;
3. сын Михаил, 21 год, на иждивении отца, учился в Красноярске в лесном институте, проживал в общежитии;
4. сын Константин, 23 года, учился на стипендии в том же институте, проживал в общежитии;
5. дочь Ольга (Пушкарёва), 26 лет, учительница в неполной средней школе в селе Ая Алтайском районе;
6. брат Павел Ксенофонтович, 54 года, проживал в Барнауле, был холост, служил техноруком, лесным специалистом в Барнаульском райлесхозе;
7. брат Василий Ксенофонтович, 50 лет, был женат, работал в Смоленске в областном дорожном транспортном отделе плановиком-экономистом;
8. брат жены Илья Васильевич Красносельский, 60 лет, проживал в Новосибирске, бывший священник, не работал;
9. брат жены Красносельский Алексей Васильевич, 50 лет, бывший священник, работал чернорабочим на строительстве Сибметаллстроя, на квартире у него проживал Илья Васильевич;
10. брат жены Фёдор Васильевич, работал учителем в железнодорожной школе Мариинского района в селе Антибес, 48 лет;
11. сестра жены Коранатова Анна Васильевна работала учительницей в селе Знаменском Мариинского района;
12. сестра жены Плотникова Зоя Васильевна проживала в Воронеже, нигде не служила, была замужем за профессором.
По решению следствия всё имущество прадеда должны были конфисковать, а самого, в числе прочих, расстрелять… Что и было приведено в исполнение 7 сентября 1937 года в 21.00…..
… Читать материалы дела совершенно невозможно. Над каждой строчкой душа кричит – ложь! Я смотрю на подпись, которую ставил прадед, она ровная, но нажим слабый. Так подписывает обреченный, ослабший человек.
Это страшные, зверские документы.
В 1956 году, 22 мая, другие люди, прочитав сии обвинения, вынесли свой вердикт.
«Все осужденные по настоящему делу были обвинены в принадлежности к контрреволюционной вредительской организации, якобы существовавшей в лесной промышленности Западной Сибири. Военный прокурор Сибко просит в протесте постановления тройки УНКВД по Западно-Сибирскому краю в отношении поименованных лиц отменить, а дело по их обвинению прекратить…»
«…Дополнительное расследование по настоящему делу, произведённое в 1955-1956 годах органами госбезопасности показало, что обвинение… основано на сфальцифицированных материалах…»
Часть осужденных виновными себя не признали, а остальные, хотя и давали в ходе следствия «признательные» показания (в том числе и Михаил Ксенофонтович), однако эти их показания опровергнуты материалами проверки.
«…Храпов, являвшийся по выводам обвинительного заключения руководителем контрреволюционной организации в тресте Новосиблес, был якобы завербован в неё Курмелевым. Последний же в последнем заседании по его делу отказался от прежних своих «признательных» показаний, заявив о полной своей невиновности. По формуле обвинения Храпов состоял в преступной контрреволюционной связи с Радаевым и Зверевым. Однако Радаев и привлекающийся по другому делу Зверев этих показаний не подтвердили.
В ходе предварительного следствия Храпов уличался в контрреволюционной деятельности двумя письмами его брата и брошюрой контрреволюционного содержания, о чём можно судить по протоколам его допроса от 15 июля 1937 года. Однако в деле этих вещественных доказательств его виновности не оказалось и представляется сомнительным, что они существовали вообще…».
Кстати, письма и книга не значились в списке изъятых при обыске. Это может говорить о том, что, скорее всего, плохо видящий, измученный Михаил Ксенофонтович подписывал протоколы, не читая.
«Порочны доказательства виновности и остальных осужденных….».
Например, «осужденный Мурзинцев признал себя виновным в диверсии. По его словам, он взорвал плотину на реке Верхний Сузун, применив в этих целях аммонал. Дополнительной проверкой установлено, что плотина на реке Верхний Сузун не только не подрывалась с применением взрывчатки, но и не разрушалась вообще…»
Не были доказаны ни агитация, ни террористическая деятельность, не было конкретных фактов… Зато сделан вывод о том, что следствие было проведено с грубым нарушением закона…
Из двадцти осужденных было расстреляно девять человек. Пять человек получили срок – 10 лет лишения свободы, шесть человек – восемь лет. И когда в пятидесятых годах проводилась проверка по этому делу, некоторые выжившие были «передопрошены». Они показали, что показания из них выбивались разными способами.
Одного из них, перед подписанием признания, пять суток лишали сна, содержали в карцере, другого заставляли часами стоять лицом к стене, по его словам – «до изнурения», третий показал, что протокол с признанием был составлен заранее и следователь принудил подписать его…
Военный трибунал, руководствуясь Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 сентября 1955 года определил: протест удовлетворить. Постановление тройки УНКВД по Западно-Сибирскому краю в отношении (идёт список 20 человек, Михаил Ксенофонтович Храпов – под вторым номером) отменить, а дело по их обвинению прекратить в уголовном порядке по п.5 ст.4 УПК РСФСР за отсутствием состава преступления в действиях осужденных.
Фото из инета