Юленька Тропарёва, умница и красавица, родилась в маленьком подмосковном городишке. Конечно, не сказочный рай, но прожив в нем до тридцати лет, она стала потихоньку ненавидеть свежий воздух, цветущие вишни и белые туманы. Волшебное превращение городка, некоторое время тому назад, в поселение административного округа Москвы, Юля восприняла как чудо Господне.
Сбылась школьная мечта, она стала москвичкой. Сказать, что её жизнь и житье бытье её самых близких подружек, одноклассниц, Тони и Маши, сильно изменилась, значит согрешить против истины. Летом – все те же запахи яблочного и малинового варенья; умытые от пыли сады и стук дождя по крышам гаражей; дальний крик электрички; синяя тень церквушки; кошки, воробьи, стрекот кузнечиков весь день. Осенью – пустеющие дорожки, влюбленные дети. Ну вот, наверное, и все. Остальное – второстепенное, незначительное, маленькое, миленькое, и… жалкое. Так, по крайней мере, казалось самой Тропарёвой, и это нагоняло на неё ипохондрию и тоскливое настроение.
Этим летом Юлечка решила кардинальным образом поменять свою жизнь. Посетив модный тренинг для женщин в Москве, она первым делом распланировала свою фортуну, не забыв одарить счастьем своих близких.
– Созвонившись с подругами, поставила их перед фактом: – путевки в Кисловодск, в санаторий имени Серго Орджоникидзе куплены на всех. Возражения не принимаются! – Едем пить нарзанчик, водичку, дающую красоту и любовь молодым женщинам.
– Юленька, – это июль. Все женихи на море. Нет Египта, с Турцией как-то напряжно, но говорят и в Крыму неплохие экземпляры попадаются, – попыталась возразить Тонечка. – Машенька поддержала подругу, – «Крымнаш»!
– Бунт одноклассниц был подавлен в зародыше, без всякой жалости: – у нас два полулюкса. Первые три дня, каждая из вас, как зачинщица и подстрекательница народных волнений, лишается права ночевки в одноместном номере, – отчеканила Юля.
… В первый же день пребывания подружек в санатории, судьба свела Юленьку с молодым человеком, по имени Алексей. Получив наслаждение от взрывающихся пузырьков нарзанных ванн, она совсем не случайно забрела в тихий внутренний итальянский дворик, расположенный в центре корпуса №3. Она знала куда идет, и, знала, зачем. Там, в патио, прячась от яркого солнца и июльской жары, на скамеечке с книжкой в руках сидел молодой человек. На вид ему было лет тридцать пять, но томик стихов, который он держал в руках, слегка старил его.
– Автор стихов (а это был он), перечитывая свои вирши, расстраивался: – Ну, куда я лезу? Лучше оставаться обычным водителем у везучего бизнесмена, чем плодить нищету. Я – поэт! Звучит гордо, высокомерно, надменно. А скажи кому, что за книгу я получил в рублях меньше чем моя месячная зарплата шофера, – засмеют. Правильно говорит Семченко: – жизнь отшельника, это клёво, но потребно и в мир выглянуть. В нем живые птички поют и любовь настоящая, а не книжная.
Юля, войдя в дворик, сразу направилась к заветной скамеечке.
– Не дойдя двух шагов, спросила у молодого человека: – не подскажете, как пройти к нарзанным ваннам? – На его, – вы потерялись? – Дерзко ответила: – теряются дети в супермаркетах, а я ищу любовь!
***
Лёша ей был несимпатичен. Её в нём раздражало всё. Любовь к стихам, которые он не должен был любить. Его лиричность, хоть он по анкете должен быть сухим прозаиком. Она терялась и пересказывала ему заученными фразами о Замке коварства и любви, устроившемуся в глубокой каменной лощине, где бежит шумливая речка Аликоновка. Тащила за собой к Лермонтовской скале, на место дуэли Печорина и Грушницкого. Штурмовала с ним феномены «космической архитектуры»: Каскадную и лестницу Леонидова, напоминающую античный амфитеатр. Но все было напрасно. Он скучал.
– Полгода занятий на тренингах и всё псу под хвост, – она начинала потихоньку сходить с ума. Лихорадочно листала странички истрепавшейся тетрадки, и, находя нужные слова, – успокаивалась. Поменяла маршруты. Затащила Алексея на «дачу Шаляпина», рассматривать интерьеры с росписями Константина Коровина и камины по эскизам Николая Рериха. Заставляла вникнуть в архитектуру санатория, выполненного в русле русского конструктивизма под руководством академика Гинзбурга.
Но у Алексея на все была абсолютно противоположная точка зрения. Он, как будто ей назло, приглашал Юленьку в театр–Музей «Благодать» на театрализованные ужины с русскими водевилями, на концерты камерного оркестра «Амадеус» и ансамбля «Менестрели», что в его личностной характеристике было очерчено красной линией, которую нельзя переступать.
– Только спокойствие! – вспоминала она наставницу по курсам «Выйти замуж за миллионера», мадам Нефертити, – и, улыбаясь, продолжала преследование цели.
***
В небольшое Кафе с видом на Эльбрус, на горе Красное Солнышко, куда Алексей пригласил её вместе с подругами, она повествовала им о португальских винах, словно крутой сомелье. Настояла на том, что в ресторане каждый заплатит за себя сам.
- Даже, когда у девчонок, при виде счета волосы на голове встали дыбом, беспечно добавила: - Деньги не эквиваленты счастью. Они амбивалентны несчастью. Подружки отказывались её понимать.
- Юлечка, ты случайно не уронила в речку мячик? Может, упала с кровати? - возмущалась Тонечка. – Так мы скоро останемся без всяких средств к существованию, - вскликивала Машенька.
Через пять дней игры в «не дам, и не рассчитывай» были окончены. Появился испуг. Тропарёва, впервые в жизни не чувствовала себя объектом сексуальных утех. Алексей её нежно любил. Она видела это. Ощущала.
- Слушая его, посапывающего, сразу после бурного и короткого секса, она разговаривала сама с собой: - Быть тебе, Юлька, как минимум хозяйкой маленькой, но самой красивой звездочкой в его владениях.
Днём подружки выставили ей ультиматум, а вечером Юля рассказала им всё. И, о том, что она выпускница школы–бутика «Бриллиантовая Леди»; и о том, что она заранее знала, куда поедет отдыхать этим летом.
– На возмущенные возгласы подруг: – как ты могла? – выложила им все, как на духу. История оказалась банально простой. Руководитель тренинга «Стань Женой Миллионера», мадам Нефертити, знала, где проводят летние отпуска неженатые «буратинки». Этой информацией она делилась с участниками в качестве бонуса.
На последнем занятие Юлие Тропарёвой, по жребию достался олигарх средней руки, Семченко Алексей Николаевич, любящий жаркий июль проводить на водах в курортном городке, Кисловодск. Из справки мадам Нефертити следовало: бизнесмен, из года в год, арендовал в корпусе № 3, санатория имени Серго Орджоникидзе, двухкомнатный номер категории «Люкс». Все свободное время Семченко проводил за чтением книг в тихом внутреннем дворике, расположенном в центре корпуса.
– Всё, девочки, можете начинать говорить: – я недостаточно хороша для принца? Но я вам докажу, – это не так.
– Ой, девчонки, – заверещала Тонечка, – Мне страшно!
– Глупая, ты глупая, – было видно, что Юлия сердится, – это всего лишь игра. – Юленька, жизнь не кино, – встряла Маша, – ремейка не будет. – Юля усмехнулась, – и ничего про деньги? Как глупо. – Юлечка, ты смеешься? – Тонечка расплакалась. – Да смеюсь! – Юлия дернула челкой.
– Хорошо, – примирительно прошептала Маша, – попробуй ответить на прямой вопрос: – Ты любишь Семченко? – Успокойтесь, подружки, – Юлия, покраснела, – сегодня секс для любви более важен, чем слова.
– Да, Тонечка, – торопливо заговорила Маша, здесь я должна согласиться с Юлей, – Мы запираем себя в клетку изнутри и мучаемся от того, что больше не можем летать! – Юля, – с горечью в голосе, проговорила Маша, – неужели, ты так и не поняла, что рядом есть мир настоящей любви.
– В общем, девоньки, нужно чаще говорить правду о себе, – зевая, промолвила Тонечка, и, повернувшись в стене, тихонько засопела. Пошли спать и Маша с Юлей, решив утром зайти за Семченко, чтобы вместе с олигархом встретить восход солнца в Долине Роз. Зная, что Алексей встаёт очень рано, подружки в шесть часов утра, со спокойной совестью, стали легонько постукивать в дверь его люкса. Им долго не открывали. Они, собрались было уходить, но в это время, что–то щелкнуло за дверью, и, в проёме появился заспанный парень, в шелковом халате.
– Потирая красные глаза, он буркнул недовольным голосом: – Ну и что означает сие Богоявление? Неужели Бог Отец не сообщил вам, что я раньше десяти часов, не просыпаюсь
– Юлия растерялась, – нам бы Лешу? – Ну, я Леша! – Да нет, нам нужен Алексей Семченко, – поддержала подругу Тонечка. – Парень, угрюмо пробурчал: – Я есть, Алексей Семченко. А вам, наверное, нужен Алексей Козлов. Мой водитель. Лёша улетел в Москву на день. Вернется завтра к обеду. У него кошка Аврора окотилась.
– Посмотрев на удивленные лица подружек, пояснил: – он же поэт!? А вы, наверное: Юля, Тоня и Маша?
– Семченко достал из кармана халата пакет, и со словами: – это письмо Лёша просил передать самой красивой девушке в мире, – сунул конверт в руки Машеньке. Та, вспыхнув как комета, махнула головой в сторону Юли.
– Юлия, взяв конверт из рук Семченко, холодно посмотрела ему в глаза. Затем произнеся, – так вот ты какой, Алексей Николаевич Семченко, – походкой модели на подиуме пошла в сторону лифта.
Глядя ей вслед, Алексей грустно покачал головой. Он знал этот тип женщин. Сама одета с иголочки, а какая затравленная. Не понимающая, что стала обесцениваться, когда только начала думать, что знает себе цену.
***
Перед ужином Семченко позвонил Лёша Козлов и попросил занести двухтомник его стихов Юле. Когда Семченко зашел в комнату к девочкам с книгами, там никого не оказалось. Он позвонил на ресепшн. Ему ответили, что интересующие его отдыхающие, выехали сегодня днем. Семченко присел на стоящий посередине комнаты стул и оглянулся. На не заправленной кровати, валялся изорванный конверт Алёши Козлова. Семченко прекрасно помнил, как вчера собственноручно передал это письмо Юле. Он достал из надорванного пакетика измятый листок бумаги, исписанный бисерным почерком Алёши.
- Наша любовь, Юлечка, это то, что мы делаем с ней. Твои глаза говорили всё, чего так долго ждало мое сердце. Это смахивает слегка на заглавие стихотворения, а не на состояние души. Ненавижу пустые страницы любви. Я, Юленька, мало знаю про любовь, но, я знаю наверняка: – любовь должна жить вечно...
P.S. Всегда глумился над курортными романами, теперь не смеюсь».
Разобрать некоторые слова в письме было нелегко. Кто–то перечеркнул листок крест–накрест губной помадой лилово–малинового цвета и на постскриптуме большими буквами написал: - «КАЗЁЛ».
Семченко, не спеша запихнул изгаженный листок во внутренний карман пиджака, поднялся со стула и вышел через открытую дверь на балкон.
Посмотрев в сторону любимого терренкура, он вздрогнул: над желто–зелеными кронами деревьев плыл огромный шар. Он был покрыт замысловатыми узорами виньеток, арабесок и меандрических орнаментов. Не долетев буквально одного метра до монументального памятника Серго Орджоникидзе, стоящего у входа в санаторий его имени, шар внезапно взорвался и рассыпался сонмом ночных мотыльков мадам Нефертити.