Весь период прошел для него как период задержанного дыхания. Выдохнул Александр, сделав новый вдох на поминках после похорон. Людей собралось не много и не мало. Александр сам готовил, накрывал на стол. Он перестал выплескивать горе с помощью слез, просто спрятавшись в своем внутреннем мире. Там, внутри себя, ему было комфортнее. Трудно сказать, какие мысли были в его голове.
«О чем ты думал тогда, Александр?» – можем мы у него спросить.
«Я не знаю, господа, – ответил бы он нам. – Половину я не помню, дни проходили вне времени. Иногда мне казалось, что думы вовсе покидали меня. А иногда обрушивались снежной лавиной и заставляли думать о смысле жизни. Ведь как непонятно! Жил человек, любил, страдал и радовался, а теперь все! Нет его! А будет ли еще? Живет ли после? Но единственное, чему я рад, что хоть эта ужасная тень покинула меня! Она бы точно могла свести с ума!»
Итак. Когда Анну Владимировну отправили смотреть вечные сны, укутав одеялом из холодной земли, некоторые пошли к Александру домой на поминальный обед. Многие отнекивались от него, используя разные причины. И тогда Александру меньше всего хотелось думать о том, что причина отказа – брезгливость. Саша приготовил постные щи, которые любила Анна Владимировна и он сам, всем знакомое картофельное пюре и жареную рыбу и, конечно же, кутью. Не второстепенным фактором в приготовлении обеда был и бюджет, которым владел Александр.
На поминках практически стояла тишина. Мало, кто разговаривал, будто пришли только для того, чтобы отобедать. Хотя, наверное, так и есть. Закончив, все попрощались и покинули квартиру Александра. Он сидел один за столом, смотрел на фотографию бабушки и говорил с ней:
«Я до сих пор не верю! Кажется, бабуль, что я никак не могу проснуться…Все так вокруг затянуто, но и быстро тоже… время прекратило существование. А такое бывает только во сне. Может…– Александр сильно ущипнул себя за руку до боли, но претерпевая ее, продолжал еще сильнее сжимать грубую желтоватую кожу. – Бесполезно! Это не сон! – Александр сложил руки на столе и опустил на них голову.
«Я не знаю, бабуль, как я мог так поступить! Прости меня! Прости, если слышишь, пожалуйста» – шептал он.
В дверь постучали.
Александр приподнялся. Из черного глаза его скатилась крупная слеза. Он подошел к двери и, не посмотрев в глазок, отворил ее. Перед ним стояла Алена.
– Я…..я….– она не знала что сказать.
– Проходите, пожалуйста! – сказал Александр довольно сухо, но вежливо. Легкий трепет оживления прошел по его сгорбленной спине.
– Я торопилась, как могла, – зачастила она. – К большому сожалению, не успела на похороны Анны Владимировны. Мне так жаль. – Алена продолжала стоять на пороге в смущении.
– Проходите, проходите, Алена.
Девушка хотела снять обувь, чтобы пройти, но Александр остановил ее:
– Пожалуйста, проходите в обуви.
Девушка прошла в комнату, где стоял стол и села за него.
– Саша, можно попросить? Не сочтите за наглость….
– Да, конечно.
– Можно только второго? – Алена вмиг покраснела.
– Да, как скажете. Ничего страшного. – И Саша ушел на кухню.
Они оба испытывали достаточно странные эмоции. Несмотря на то, что Александр был рад видеть Алену, радость не могла ярко выразиться через призму случившегося горя. Его не захлестнула волна опьянения, руки его не дрожали от волнения, как будто он увидел впервые незнакомую девушку, к которой никогда ничего не чувствовал. Но он понял, что с ее появлением ему стало легче. Она только зашла, а ему не хотелось, чтобы Алена уходила. Её присутствие заставило его выдохнуть спертый воздух из груди и набрать свежего. Что касается Алены, то она долго сомневалась: идти или нет на поминальный обед. Она сказала правду по поводу того, что хотела присутствовать на похоронах, но ввиду важных для нее обстоятельств, не успела. Когда она, в конце концов, освободилась от своих дел и направилась домой, то размышляла, идти ей или же нет. Как-то неудобно, стеснительно ей казалось, не будучи на похоронах, приходить отобедать. Но из уважения к Анне Владимировне она решила зайти. Но Алена ожидала, что в квартире будет находиться еще кто-то кроме Александра и, как мы видим, она ошиблась. Теперь они находились вдвоем – прекрасная белокурая леди и низкорослый уродец, убитый горем.
Александр вернулся с кухни со вторым блюдом для Алены и приборами. Подал и сел напротив. Он по привычке старался принять такую позу, чтобы как-нибудь скрыть свое уродство, жался, чтоб если хоть не скрыть, то уменьшить в размере.
– А ты сам ел? – спросила Алена, держа в руках старую, но блестящую вилку.
Неожиданно для себя самой она перешла на «ты».
– Нет, – ответил Александр, не смотря на Алену. – Я пару дней ничего не ем и не сплю, – сказал он, теребя скатерть.
– Тогда обязательно нужно, – почти настояла девушка, но мягко.
– Я не хочу, – отказался Александр.
– Но это же нужно в любом случае, – Алена говорила тихо, понимая, что (учитывая горе Александра) она, тем более, совсем незнакомая, не могла настаивать на том, что ему нужно поесть. – Мне стеснительно обедать одной, – еле слышно вымолвила красавица, опустив выразительные глаза.
– Мы же не на свидании, – на выдохе сказал Александр, поднялся и шаркающей походкой ушел на кухню.
Алена почувствовала, что сказала глупость. От стыда кровь прильнула к ее лицу, в висках застучало.
«Что это я? – думала она. – Какая глупая! У человека горе, а я говорю ему, что нужно поесть. Сам знает, когда и что нужно. Он же не маленький ребенок! Не могу есть одна! Немыслимо как я могла такое сказать. Лучше б я вовсе не приходила!»
Александр вернулся с тарелкой для себя, сел, и они принялись за блюдо, чувствуя себя при этом неуютно. Юноша, осознавая свой внешний облик, стеснялся есть, боясь выглядеть еще отвратительнее. Алена тоже была довольно скованна.
– Ты выпиваешь? – спросил Александр. – Тебе налить?
– Нет, нет. Я не пью. Практически совсем. Только по большим праздникам и то, если фужер шампанского.
Слово «шампанское» кольнуло Александра. Он даже немного вздрогнул, снова вспомнив вечер, принесший столько негативных перемен.
– Это хорошо. Женщине пить особенно вредно, – сказал Александр.
– Да, я согласна, – ответила Алена и замолчала.
После недолгой паузы она начала говорить:
– Анна Владимировна была чудесной женщиной.
Александр вздохнул и нахмурил редкие брови на грубом, рябом лбу.
– Я всегда уважала ее. Добрая, рассудительная женщина. Жаль. Мне, правда, очень жаль.
Александр молчал, ковыряясь вилкой в дешевой рыбе и нехотя жуя ее. Что ему сказать? Анна Владимировна не просто была доброй и рассудительной, она была всей его жизнью. Что будет теперь? Кому это известно?
Снова наступило неловкое молчание. Алёна очень некомфортно себя чувствовала, но в ней боролись сейчас как минимум два желания – поскорее уйти и в то же время как-то помочь бедному Александру.
– Знаешь, – вдруг начал Александр. – Я, наверное, буду чрезмерно банален, но все же. Как же так? Вот здесь бабушкины вещи,– юноша указал на комод. – И она их когда-то носила. Да что когда-то! Буквально несколько дней назад. Разговаривала со мной, улыбалась, смеялась, шутила, могла немного приболеть и проспать весь день. А сейчас где она?
Алена промолчала и легонько вздохнула. Она внезапно обнаружила, что расслабилась после того, как Александр заговорил с ней откровенно о том, что у него на душе. Девушка начала чувствовать себя не так зажато.
– Если человек просто живет, ни для чего или, допустим, для поддержания баланса на Земле, то для чего ему разум? Эмоции, чувства? Душа, в конце концов? Как ты считаешь?
Алена не ожидала, что Александр спросит ее о чем-либо и немного растерялась.
– Я никогда не думала об этом слишком много. Такие мысли убивают во мне жизнелюбие. Нужно, наверное, просто жить и радоваться, что живешь.
– А. Радоваться, – повторил Александр и задумался. – Но есть ли смысл в этой радости, если потом человек совершенно перестанет существовать?
– Да, – уверенно ответила Алена. – Ты живешь здесь и сейчас. А значит нужно радоваться здесь и сейчас, грустить здесь и сейчас. А что будет после – другая история.
– Я всегда думаю, если мы часть вселенной, часть хотя бы крошечной планеты, взаимодействуем с ней, влияем на нее, то не может же человек исчезнуть вовсе? Какая-то часть его энергии должна же сохраниться? Даже маленькая травиночка, зарождается, живет, потом умирая, перерождается в новый организм, то есть ее клетки все равно живут, только принимают другую форму. А человек? Человек наделен разумом. Он (разум), следуя этой логике, тоже должен сохраниться где-то. Должна остаться информация!
– Я никогда не заходила в своих размышлениях так далеко. Но сейчас думаю, что ты прав. Ты веришь в Бога?
– Не знаю как и ответить. Верю. Но для меня Бог – это все вокруг, сам космос и каждая клетка– это Бог. Считаю, что вселенная – это всеобщий разум. То есть мы живем внутри самого Господа. Однако в последние дни все перемешалось, все мысли запутались.
– Интересное мнение, – заметила Алена. – Я всегда больше склонялась к христианству.
– Ты веришь, что был Иисус Христос?
– Верю.
– Я верю тоже. Но считаю, что спустя столько лет до нас дошли искаженные факты. Что говорить, если даже самую-самую мелочь рассказывают три человека, то она деформируется до неузнаваемости. А здесь…..прошло более двух тысяч лет. Думаю, время и человеческий фактор повлияли на подлинность истории. А что касается Бога, то у меня совсем недавно возникла мысль, что для того, чтобы быть его частью, частью вселенной, космоса после смерти, то нужно заслужить это. Я имею в виду, чтобы сохранялась информация, которая непосредственно была человеком – его так называемый внутренний мир, разум, душа, как угодно.
– Как понять?
– Ну, считаю, что есть люди, которые действительно просто бесследно исчезают с лица земли, продолжая жить только в органике, то есть, не вкладывая ни единой клетки во всеобщий разум, а есть люди, которые после смерти продолжают жить. Но не в раю или аду. Я не верю ни в то, ни в другое теперь. А живут именно частичкой космоса, открываются новые возможности. Конечная форма, то бишь тело, отмирает и наступает свобода в неком роде. Но и новая ответственность тоже, новые обязанности и права. В такой степени, которую человек заслужил на Земле.
– И как же нужно жить, чтобы заслужить право на дальнейшее существование?
– А это уже каждый решает для себя.
– Откуда ты взял это? Это какая-то теория? Я никогда о ней не слышала.
– Это мое мнение, однако….– Александр не закончил фразу.
– Ну оно же не могло появиться независимо от других? – прервала его Алена.
– В этом ты несказанно права! Свое мнение, на мой взгляд, – это информация, полученная извне, затем тщательно обдуманная и трансформированная в свое личное, со своими индивидуальными деталями или непрерывным обдумыванием их. А мнение, считанное с листа, даже если человек и считает также и придерживается его – это просто-напросто плагиат, которым хвастается……..– Александр замолчал, не зная какую лучше подобрать формулировку.
– Быдло? – предположила Алена.
– Не совсем. Я не люблю этого слова и, наверное, плохо понимаю его в том значении, в котором его часто употребляют. Нужно называть вещи по имени, а не обобщать так много разных категорий одним определением. Если уж продолжить мысль, то насколько мне понятно слово «быдло», я бы сказал, что людям из этой категории и «плагиатить» не хочется. Они, может, и слова это не знают. Живут спокойно, стабильно, о многом не думая. Это самые счастливые люди. А я, скорее всего, больше хотел сказать про псевдоинтеллектуалов.
– Да, к твоей мысли это слово лучше подходит.
– И я не совсем ее закончил. Мнение, считанное с листа, наверное, тоже может считаться своим, если делать на него ссылки или признаваться, что мысль не собственная. А то знаешь, зачастую бывает, что люди читают что-то или слышат, им понравилось это «что-то» и они начинают везде упоминать новое «что-то», словно сами додумались до этого. Интересно, что они так и считают. А то, что я сказал, надо признаться, тоже не ново и я рассматриваю это как один из возможных вариантов. Вариант этот стар как мир. Сейчас, в наше время, мне думается, сложно придумать что-то новое, необычное, шедевральное, гениальное. Все перечисленное уже сделано и сделано давно. Настал век видоизменения уже давно произведенного. По этой же причине так много фантастики во всех отраслях искусства. Но я слишком далеко зашел, не помня, откуда начал. – Александр вздохнул. – Мысли, кажется, готовы взорвать всего меня изнутри.
Алена с жалостью посмотрела на него.
– Все пройдет, Саша! Все изменится, как бы банальна я не была.
Молодые люди закончили поминальный обед. Алёна окончательно перестала ощущать смущение и застенчивость. Легкая тень брезгливости к Александру пропала и вовсе. Ей нравились его рассуждения, как ей казалось, глубокие и необычные, и то, что он держал себя достойно. Хотя она прекрасно видела все его жесты стеснения и робости, но это его красило в ее глазах.
– Давай, я помогу тебе убрать со стола, – предложила Алена.
– Не нужно… Что ты! Я справлюсь сам, – Александр удивился ее предложению и смутился.
– Мне совершенно не сложно. Тем более, что остаток дня у меня совершенно свободен.
– Мне так неловко…– замялся Александр.
– Прекрати, – Алена поднялась и начала убирать со стола.
– Спасибо, – юноша замялся. – Если тебе, правда, не сложно…
– Правда.
Они начали относить все со стола, находящимся в комнате, на кухню. Затем Алена принялась мыть посуду.
– Алена оставь, я сам.
– Я помою. Хоть немного помогу тебе. Прошу тебя. Все хорошо…
В четыре руки было все гораздо быстрее. Они ловко все привели в прежний вид, расставили по местам. Создалось впечатление, что они вместе в одной квартире ни то, что бы не первый раз, а не первый месяц – все было слажено, согласованно.
– Вот и все, – сказала Алена, оглядывая кухню и вытирая руки полотенцем.
– Я премного благодарен тебе!
– Не за что, правда. Ну, я пойду. Если будет нужна моя помощь – заходи, я буду рада помочь тебе во всем. Пожалуйста, не стесняйся.
Александр осмелился взглянуть прямо на девушку, в ее чудное лицо. Их взгляд соприкоснулся, и они в то же мгновение отвели глаза. Нет, не подумайте, то было не любовью. Но, возможно, родилось понимание. У Алены, что Александр человек, которому сейчас очень нелегко. Как бы ни был он некрасив внешне, внутри он добр, вежлив и умен. Это сочетание крайне редко.
У Александра, что Алена милейшая девушка и ей не чуждо чувство сострадания. Искреннего сострадания, а не приспособленчества ради выгоды.
Девушка, коснувшись дверной ручки, обернулась и сказала:
– Саша! Я уверена, что Анна Владимировна заслужила жизнь после смерти. И даже, если ее нет сейчас здесь, то я надеюсь, она в хорошем месте.
– Спасибо! Хочется в это верить.
Они попрощались, и Алена упорхнула в свою квартиру, оставляя за собой еле ощутимый шлейф цветочных духов.