Там на шахте угольной...

               
               
               
      … До сознания слабо докатилась мысль, что он живой. Но Иван никак не мог понять, где находится и почему без конца стрекочет вода: кап, кап, кап… Ведь весна прошла давным-давно, и сейчас на улице осень.  У шахтера снова наступало состояние между явью и сном, между озарением и бредом.

      Он вновь оказывался в одном и том же месте – полз по узкому, почти непролазному тоннелю, заполненному кабельными проводами и десятками разных трубопроводов. В сплошной темноте, выбиваясь из остатка  сил, старался  продвинуться еще на несколько сантиметров…  Ивану  мерещилось, что его навсегда замуровали здесь, законопатили в этом ограниченном пространстве мира, где нет ни тепла, ни света. А, самое главное,  заканчивался свежий, полный кислорода, воздух. Заканчивалась сама жизнь. Он, как на яву,  понимал, что умирает, задыхаясь  от недостатка живительного притока  воздуха. И в этот момент выходил из своего полусна-полузабытья. Кап, кап, кап… Откуда оно? Ему нестерпимо хотелось, чтобы наступил рассвет, встало солнце, послышался голос жизни – щебет птиц, речь незнакомых людей, случайные посторонние, но живые звуки…
       И снова: кап, кап, кап…

       Прожитая жизнь вкатывалась отдельными клубочками нитей. Иван напрягал себя и, потянув кончик одной нитки, чувствовал, как какой-то моток начинал разматываться. Потом  нитка  неожиданно запутывалась  и терялась. Вместе с ней блекло и совсем растворялось  прошлое, которое вдруг оказывалось где-то далеко позади. Будто бы вне его собственной  жизни…
 
      – Дядя Ваня!.. Ну, дядечка, Ваня! — И следом: кап, кап, кап…
       Он снова начинал плутать в забытье – наступало вязкое состояние между явью и сном. Иван ощущал себя окутанным бесконечной толщью воды. Дышать совсем нечем. И при всем этом царит тягостное молчание. Только где-то: кап, кап, кап… Да около уха до боли знакомый с надрывом голос: «Ну, дядечка Ваня! Ты живой? Посмотрите ж на меня!».
      Наконец, проникает голубоватый  свет – он, свитый  из тысячи ярких мотыльков,  бьется совсем рядом. Мотыльки все гуще и уверенней порхают, касаясь его  глаз… И в эти секунды  начинается возвращение к реальной жизни.

      Его выбрасывает из глубины. Он осознает, что находится под землей. В шахте. Знает точно , что над ним нависла мощная полукилометровая твердь.  Не открывая глаз, он прислушивается,  пытаясь понять, кто находится рядом с ним. Сначала уловил, а потом узнал почти мальчишечьий голос,  не устававший повторять: «Милый дядечка Ваня!..»

      Это ж Колян! Иван, не шевеля ни одной частью тела,  разомкнул веки – боясь, что сейчас почувствует в себе резкую боль. И снова: кап, кап, кап… Так с кровли штрека проникает грунтовая вода… Неужели в шахте остановлены «жабы»  – насосы, откачивающие пластовые воды?
      Колян не заметил, как старый шахтер открыл глаза и даже повернул голову. Он сидел, полусогнувшись, в каске, на которой мутно светил фонарь. Тело мальчишки судорожно вздрагивало. Иван расслышал  похожие на причитания слова: «Ну, как же так, дядя Ваня? Нас ведь теперь никто не выручит…».

      Иван медленно отвел отлежалую руку.  Фигура мальчишки встрепенулась и приблизилась к шахтеру. Лучик света непривычно скребанул глаза.
      — Живой я, Колян! Живой! Скажи: я давно без сознания?
      — Точно не знаю… Наверно, давно… Может, быть, сутки… Или больше… Я уже сильно захотел  есть…
      — Ладно! Сейчас не до того… Нацеди в каску водички… А то все пересохло внутри… А без еды можно прожить долго…

       Иван вспомнил, что перед самым концом смены, когда все шли к подъемнику, ему взбрело в голову что-то показать в лаве молодому рабочему (он же  практикант из института и сосед по подъезду).  Это была последняя шахтерская смена Ивана – завтра он будет жить по заслуженному статусу пенсионера…

      Они, полусогнувшись, быстро добрались до места. На выработке слева выпирал массив угля – забой лавы, справа – опоры проходческого комбайна, поддерживающие незакрепленные своды уже пройденного участка. По центру тянулась «косичка» разных  проводов… И в этот момент раздался  неожиданный резкий гул, как грохот набегающего электровоза. И все. Так бывает при взрыве метана,угольной пыли или при резкой сдвижке подземных пластов… Слава Богу, видимо, обошлось без пожара. Иначе бы их окутала прогорклая смолистая  гарь. Но от этого и не прибавилось оптимизма – воздух был затхл, никакого намека на   его движение . Значит, вентиляция в шахте враз обесточилась…

     Колян заметно приободрился. В свете потускневшего за многие часы фонаря  обратился к шахтеру:
     — Как нам теперь быть?
     Признаться, Иван, отработавший здесь почти весь отпущенный ему рабочий век, не знал ответа на этот коварный вопрос. Но ответил незамедлительно:
     — Нет, сынок, силы, которую б не одолел человек.  Давай-ка вместе покумекаем...

      В голове шахтера складывалось два варианта их возможного  спасения. Оба пути вели к главному стволу – там больше вероятность найти какое-то временное прибежище, да и помощь может подоспеть только оттуда… Только, в  какую сторону им двинуться? Не исключено, что один путь намертво уже отрезан. А может быть, и оба? Иван прогонял в голове каждый шажок их возможного маневра.
 
       В конце концов, голова выдала решение: пробираться дорогой, которой пришли.  Здесь в штреке стояли свежие опорные стойки.  Они, наверняка, выдержали давление верхних пластов. По другому пути можно было бы пробираться во весь рост, но там не исключены огромные завалы или целые перемычки… Иван решил испытать судьбу здесь – где они шли раньше. 
      — Значит, так, сынок… Я пошел на разведку, а ты останешься один. Тут тебе пока хуже не будет… Дай я расцелую тебя!.. Мало ли что…
       Иван прислонился корявой щекой к мягкой щеке Коляна, обнял его. Рассеянный свет фонаря выхватил застывшие глаза парня.
    — Вы вернетесь, дядь Вань?
    — А иначе зачем иду? — и отвел скрадывающийся в темноте взгляд - защемило в груди. — Как только разберусь с дорогой, вернусь за тобой…

      И он осторожно пополз, попеременно выбрасывая руки перед собой. Только б не напороться на завал где-нибудь в узком месте!.. Пот заливал глаза. Казалось, как в недавнем полусне, он попадал в неожиданную ловушку, так же не хватало воздуху, но он полз и полз. Уже, наверно, больше ста метров… Старался не думать ни о себе, ни о Кольке. Жалости в таком случае не место…

      Ему представлялось, что стоит благостная пора, когда все живое томится в наслаждении середины лета. Покрытая зеленым одеялом земля растворяется  в июльском зное. Хорошо еще, что близость тайги сдерживает напор солнца. Деревья глубокими корнями вытягивают соки земли, гонят их через себя – через стволы и ветви до самого вершинного прутика. Этим соком кормится и поится весь лес, а излишки влаги уходят в широкий воздух, отчего волнами растекается терпкая духота древостоя, перемешанная с ароматом трав, срезанных на примыкающих к лесу полянах… Среди душного дня виднеется подпирающий облака лес с муравейными кучами у корявых комлей берез. Темными фонарями среди крон висят птичьи гнезда разной величины. Ушей касается нервный шелест осиновой листвы, и горло саднит смолисто-сырой  хвойный запах, какой в концентрированном виде опустится вечером на берег знакомой с детства реки.

      Маячивший перед глазами столбик света неожиданно уперся в широкое пространство. Иван знал это место. Он огляделся. Дальше могли быть новые трудности, но пережидать сподручнее пока здесь – хотя бы можно выпрямиться во весь рост…  Иван осторожно осмотрел площадку своего нового прибежища и увидел, что две ближайшие стойки надломлены – одну надо срочно менять,   иначе рухнет кровля… Иван оставил  около них самоспасатель и респиратор. Пополз назад.
     …Ему снова явилась картина далекого детства. Будто бы идет по тропинке, витиевато пронизывающей осиновый подлесок. В стороне бухнут молодые калиновые кусты, успевшие сбросить молочную пену цветков. Изредка  тянется черемушник, увитый изумрудными ожерельями хмеля. Стволы деревьев понизу заполонила густая папоротниковая поросль, из нее  широкими ладонями поднимаются листья переспелых пучек. За свежей валежиной – дерево, видать, поваленное грозой прошлым летом. Возле него отдельными семьями растут молодые саранки, обсыпанные сиреневыми завитками…
      Когда показался Колян,шахтер услышал радостный крик:
      — Дядя Ваня, нас услышали!
      — Кто? Кто, Коля? Сейчас вся напруга и связь отключены…
      — Я про свою мобилу… Я ее в робе оставил… Но до этого никому не звонил, бесполезно. А без вас послал эсэмэску маме… Вот ответ пришел сверху… Правда, рваный какой-то…«…оняли, живы, держите…»
      — Паразит ты, пацан!.. Во-первых, нарушил правила техники безопасности. Во-вторых, скрыл это от меня! Я тебе того не прощу. Понял?..

      Иван отмотал несколько метров валявшегося у стены мотка мягкой проволоки, сделал на каждом конце прута по петле, выбрал одну из нескольких лежащих тут же   стоек и охватил ее петлей.  Затем на резиновый сапог правой ноги накинул другую петлю и коротко приказал:
       — С Богом, брат! Ползешь вслед за мной! При возможности подталкивай дерево,  а то доползу без ноги…

      Для Ивана обратная дорога была знакомой. Колян иногда излишне рьяно давил на конец стойки. Шахтер боялся одного: как бы петля не соскочила с ноги вместе с сапогом. Тогда парню отсюда уже не выбраться… Поэтому,  чуть оборачиваясь и сплевывая хрустящую на зубах пыль, он негромко командовал:
       —  Не торопись, сынок. Скоро будет половина пути. Думай, как с мамкой завтра пойдешь по грибы, какие у вас нынче яблоки… Думай о хорошем, Коля!..

       Они, наконец, выползли из своего спасительного канала. Свет двух фонарей медленно пересекался, обшаривая пространстве штрека.  Иван выставил новую стойку рядом с треснувшей. Колян помогал шахтеру. И в это время там, где они находились всего несколько минут назад, что-то рвануло. Казалось, сотряслись  стены оголенной породы. С шуршанием посыпались, стукаясь о каски, мелкие камешки.
      — Видишь, как во время взяли рубеж! Сильно, говоришь, проголодался?..
      Колян сначала ничего не ответил, потом осторожно произнес:
     — Я читал, один человек аж три недели не ел… Можно и больше…
     — Ну, пошел, пошел сочинять…

     Они выбрали место посуше, улеглись в полной тишине. Время ползло медленно и зловеще. Мобила Коляна не фурычила – сел аккумулятор.  Они о чем-то иногда пытались говорить. Потом кто-то из них засыпал. Другой  сидел или лежал рядом, иногда отходил в сторону, куда штрек уходил к главному стволу шахты. Но дальше прохода не было. Все от пола до потолка оказалось заваленным породой. Самое главное, никто не знал, как далеко простирается этот завал. Теперь они совсем не  ориентировались во времени. Прошли сутки, двое или больше  – этого никто не знал.
    —  Ты спи, Коля. Тебе надо беречь силы.
    —  Не получается, дядя Ваня…
    —  А ты девчонок своих в уме считай! Быстрее сон придет…
    —  Какие девчонки? У меня всего одна была… Дашка…  и то с родителями куда-то уехала… Мне с ними не везет…

    Так и перекидывались незначащими фразами. Больше молчали. Иван не настаивал – пусть парень сам разберется в сложившейся ситуации. Главное, что остались живы…
     Через какое-то время, а Иван понимал по длине щетинистой поросли на лице, что  прошла неделя, раздались отдаленные глухие стуки. Шахтер попытался дать о себе знак – куском породы стукнул по металлическому брусу, поддерживающему свод штрека. Но раздался слабый и короткий звук. Кричать тоже было бесполезно – голос безвозвратно уходил в каменную стену, словно впитывался в нее. А дальние звуки постепенно нарастали и приближались. Иногда, на короткое время замолкая, возобновлялись снова.

     Узники подземелья воспрянули духом. Иван старался вспомнить старые шутки и анекдоты. Но не все у него получалось. Колька больше лежал. Иван  знал, что мальчишка страдает сильнее, чем он. А у шахтера в запасе не было красивых слов. Он жалел, что за свою длинную жизнь прочитал мало книг и отмахивался от дальних путешествий. Даже рассказать нечего… Сморозил какую-то глупость.
    — А у меня, Коля, представь: прогулов за жизнь больше, чем у тебя трудового стажа…
    Слышно было, как Колька усмехнулся и произнес:
    — А вы здорово стойку к ноге пришпандорили. Я б, дядя Ваня, не додумался…
     Так получилось, что они оба в эти минуты то ли спали, то ли были в забытье. Совсем рядом, как за кухонной стеной, раздался  сильный шум. С грохотом кто-то откидывал куски угля и породы. Пленники во тьме соскочили со своих мест.
     —  Мы здесь, ребята! — закричал Иван и не узнал ослабшего голоса – будто его не было совсем.
     Оттуда, из-за завала  напористо крикнули:
     —   Вы здесь? Живые?
     Через час в пространство штрека хлынул поток электрического света. Вместе с ним  пробиралось много людей.
       Иван, ухватившись за пихтовую стойку, слабым голосом сообщил:
       —  Берите парня! У него мать на-гора заждалась!
       Колька слабо раскачивался у другой стойки:
       —  Нет, нет! Он первый!  Дяде Ване завтра на пенсию! А мне еще тут много работать!..
2017 г.