Часть 2. По закону высочайшей добродетели.
Глава 7
— Фу-у-у, деда, — выдохнул, наконец, подросток. – Боже мой, как же я боялся услышать совсем другой конец твоей истории. Но ведь закончилось-то, деда, всё хорошо. Да, неприятно, понимаю. Согласен, что за такой поступок нормальному человеку может быть стыдно и вполне может быть даже гадко в душе от подобных воспоминаний. Но ведь всё закончилось. И закончилось уже большую кучу лет назад. И ты это понимаешь, и я это понимаю. В чём же смысл пожизненных душевных терзаний? Я уверен, что ты уже тысячу раз, миллион раз раскаялся, что уже достаточно в душе стыдил и позорил себя. Но всё, твой суд закончился. Ты стал настоящим героем, прекрасным человеком. Тебя все любят, уважают. Тебе до сих пор приходят письма от спасённых людей, от их друзей и близких. Всё это очень важный, достойный и по-настоящему заслуженный итог всему тому, что ты совершил в своей жизни. Неужели это всё не оправдало тебя, не простило той детской ошибки?
Старик молча слушал своего внука, который, как казалось самому парню, говорил правильные слова, давал свои правильные оценки, стараясь быть убедительным и по доброте душевной желал поддержать любимого деда, успокоить, наконец, душевные терзания близкого человека. Всё это радовало старика. Конечно, он сейчас понимал, что его внуку-подростку не ответить на мучавшие старика вопросы. Старик прожил большую жизнь, повидал и испытал в ней столько, сколько иному не испытать и за три жизни. Он обрёл богатейший жизненный опыт. А вот ответов на свои вопросы так и не нашёл. Наверное поэтому та история из детства не оставляет его в покое. Но сам факт того, что он свою историю рассказал внуку, стал важным для старика. И самое главное в этом то, что на душе стало ощутимо легче. Рассказ взволновал подростка даже больше, чем дед ожидал. Мальчишка проникся чувствами старика, приняв тем самым на себя часть душевной боли. Старик ощущал, что сейчас они были на одной волне, и беседа эта нужна была, наверное, им обоим. Поэтому оба так не хотели торопиться ставить сейчас в ней точку.
— Моя мать, — вдруг прервал своё задумчивое молчание старик, — учила меня почаще ставить себя на место других, чтобы избегать в жизни повторения своих ошибок и не совершать в отношениях с другими новых. В тот выходной, ночью, когда мои родители уже спали, я лежал и представлял себя на месте бедолаги кота. Представлял то, что мог он почувствовать, когда увидел нас, когда осознал, что кто-то задумал недоброе. Особенно я раз за разом мучительно переживал те мгновения, когда животное, лёжа на грязном снегу, смотрело в мои глаза. В наполненности этого взгляда читалось столько отчаяния, боли и ненависти. Казалось, он видел во мне воплощение всего зла своего мира, видел существо, развлекающееся и наслаждающееся его страданиями, его жизнью. И мне от этих моих мыслей было так тяжело. Эта тяжесть казалась совершенно непосильной для детской души, такой неестественной и такой чужой в моём тогдашнем ранимом и прекрасном детстве. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Помню, что той ночью я долго тихо плакал. Я представлял в темноте перед собой несчастное животное и шептал ему: «Прости меня. Я не хотел. Прости, если можешь…». Той же ночью я поклялся себе, что обязательно найду кота, принесу ему много самой вкусной еды. И потом буду заботиться о нём столько, сколько будет нужно.
— Ты нашёл его? – спросил внук.
— Увы, — ответил старик. – Я долго искал его. И не я один. Мне помогали мои друзья, которые тоже хотели как-то загладить свою вину. Первые несколько дней мы прибегали из школы после уроков, запасались кусками колбасы или рыбы и обыскивали все углы нашего двора, искали в соседних дворах, на соседних улицах. Но всё было напрасно. В итоге каждого вечера мы, возвращаясь с поисков, раздавали запасы еды другим бродячим котам и, конечно, надеялись, что завтра нам всё же повезёт. Но не везло и завтра…
— Да, жаль, — сказал подросток. – Вероятно, кот был так напуган, что вообще навсегда покинул ваш район.
— Мне, внук, очень тогда хотелось, чтобы кот тот обязательно оклемался от наших побоев и жил ещё долго-долго. Я часто с горечью вспоминал, да и сейчас иногда вспоминаю ту историю. Не раз она снилась мне во всех подробностях и красках. И я опять переживал всё заново. А когда просыпался, то первые минуты думал, что вся та история мне вообще только однажды приснилась. Ко мне приходило облегчение, какое приходит обычно, когда после ночных кошмаров осознаёшь, что всё просто приснилось, всё не было с тобой в реальности. Однако, потом я всё равно понимал, что тот страшный зимний день не был моим сном, он лишь во снах повторялся. И сердце моё сразу наливалось свинцом. Да и по сей день это неприятное ощущение тяжести не ослабевает, когда вдруг нахлынут воспоминания.
— Ох, деда-деда, — вздохнул парнишка, — если честно, я не знаю, как помочь тебе, как успокоить твою боль и залечить твою душевную рану. Сегодня я эту боль в какой-то степени ощутил и сам, слушая твой рассказ, переживая твою историю. Ощутил и понял, что, наверное, и правда нет ей успокоения. Только если бы можно было вернуться в прошлое и всё исправить. Но, увы.
Старик, сощурив глаза, посмотрел на внука, вдруг обнял его и сказал:
— Ты у меня совсем уже взрослый парень. Ты понимаешь такие непростые вещи. Я вижу, что растёшь ты молодцом. И меня это очень радует. А учитель твой всё же, я думаю, прав. Все в своё время совершают такие поступки, о которых потом сожалеют. Только одним удаётся вынести из
этого для себя урок и не повторять больше своих постыдных ошибок. Другие же стараются, как вы, молодёжь, сейчас говорите, не заморачиваться и поскорее всё забыть. А забыв, можно потом снова оступиться, но куда уже серьёзнее.
— Вот, дедушка, правильно я говорю, что тебе надо идти в школу нашим классным руководителем. Представляешь, сколько бы ты мог воспитать хороших людей, скольким бы помог избежать тех самых ошибок.
— Да ладно тебе, — старик улыбнулся. – Знаю я, какие сейчас в школах ученики. Никаких нервов не хватит. Что ты? Пожалей своего деда.
— Ой, не прибедняйся. Нервы у тебя железобетонные. Сам говоришь, что МЧС закаляет несгибаемых людей.
— Ну-у-у, — пропел старик, — это же когда было. Я на пенсии уже сто лет. Меня уже даже ветер вот подует и согнёт.
— Согнёт, да не сломает, — заметил подросток. – Ты у меня крепкий дед. Мне ли не знать этого. Кому рассказать, что ты каждое утро даже в зимние морозы делаешь на балконе зарядку в одних трусах. Обзавидуются. Ты говоришь, что это привычка. Но такая привычка не живёт долго без воли. А сила твоей воли ещё та…
В кармане подростка подал мелодичный сигнал мобильный телефон.
— О, бабуля нас зовёт обедать. Видишь, дед, как это удобно. Твоей маме приходилось кричать на весь двор, зовя тебя домой. А до нашего парка бабуля сейчас без такой технологии докричалась бы?
— Господи, да согласен я, согласен, удобство несомненное. Ответь уже бабушке. Скажи, что будем сейчас возвращаться.
Подросток коротко поговорил по телефону и вернул аппарат в карман. Старик хотел уже, было, встать со скамейки, но внук придержал его и спросил:
— Дед, ответь мне честно, ведь в твоей жизни нет больше тем и поступков, о которых ты сейчас жалеешь?
Старик наморщил лоб, словно пытался что-то вспомнить. Потом вздохнул и с очень серьёзным выражением лица, с неподдельной убедительной тоской в глазах ответил:
— Есть. И меня это очень тяготит. За всю свою жизнь я так и не научился хорошо целоваться.
Подросток округлил глаза. Потом хлопнул деда по колену и расхохотался до слёз.
— Ну вот, сказал старик с притворной досадой в голосе, — я так и знал, что будешь смеяться над пожилым человеком. А ведь я сказал это вполне серьёзно.
— Не обижайся, дедуль, — сказал подросток, насилу успокоившись, — но ты с таким драматизмом это сказал. Извини, мне трудно было сдержаться. Да, а проблема твоя действительно не шуточная. Как же бабуля к этому относится? А? Вот так вот она всю жизнь это героически терпит?
— Бабуля? – переспросил старик. – Что ты? С ней вообще беда. Вообще не умеет. Так что терпим героически мы оба.
—О да, вы реально уникальное поколение. Ну я не знаю, дедуля, что тебе на это сказать. Может бабуле стоит попробовать сходить к соседу?
— Это зачем ещё? – спросил старик.
— Ну как, дед, зачем? Подучилась бы, получила мастер-класс. Потом бы и тебя радовала.
— Ах ты, маленький негодяй! – прикрикнул старик, потрепал внука за волосы и теперь уже сам рассмеялся.