Часть 2. По закону высочайшей добродетели.
Глава 3
Вечером того же дня я узнал, что выпрыгнул из окна не только я. Сразу за мной последовал самый младший из нашей компании. Но ему повезло меньше. Он приземлился на край скамейки, вывихнул ногу и сломал ребро. Отец этого парнишки, помню, утром следующего дня кричал во дворе, что переломает Сане ноги и открутит ему голову. Но ему так и не удалось исполнить свою угрозу. Саня, словно шакал, который почуял неладное, сбежал из дома и какое-то время где-то скрывался. Отца моего друга понемногу успокоили. Обратились к участковому, подали заявление в милицию. Потом даже мать нашего обидчика приходила к некоторым из наших родителей, разговаривала с ними. И через пару дней страсти начали стихать, а после и вовсе всё как-то замялось. От ребят же я потом узнал, что Саня их всё же в тот день побил. Он хотел заставить их отстирывать его постельное бельё. Но ребята отказались. Ну он и сорвал тогда на них всю злость. Он несколько минут гонялся за каждым по комнате, бил, куда только успевал достать, потом вовсе выскочил на стол, спустил свои трусы и пытался помочиться на моих друзей. Угомонился лишь тогда, когда услышал шум со двора. Он выглянул в окно и понял, что по его вине один из нас получил серьёзные увечья. А когда во двор приехала машина скорой помощи, Саня тут же выпустил ребят из своей квартиры и, воспользовавшись суматохой, сбежал из дома. Мне же лично он просил передать, что не успокоится, пока не выполнит своё обещание наказать меня. Все знали, что подобные Санины обещания никогда не были пустыми. Тем более что садист не упускал случая развлечься по-своему.
— Деда, — заметно приглушённым голосом обратился подросток, — знаешь, я сейчас хорошо представил и понял, как ты должен был тогда испугаться. И я уверен, что тебе не нужно стыдиться этого. В подобной ситуации не каждый взрослый сможет сохранить душевное и эмоциональное равновесие. Уверен, что неадекватной была бы как раз твоя обратная реакция. Ведь угроза твоему здоровью или даже жизни была реальной. Ты имел дело с непредсказуемым психопатом. Скажи мне, так это и есть тот самый твой поступок, о котором тебе стыдно вспоминать?
— Нет. Но мой рассказ уже близок к этому. Если ты не возражаешь, я хотел бы продолжить всё по порядку. Или я уже утомил тебя своими воспоминаниями? Мы ведь можем продолжить в другой раз. Спешить-то нам с этим некуда.
— Ну, конечно! Это ты что ещё вздумал? Я заинтригован, как никогда. И потом, ты же знаешь, что твои истории я готов слушать бесконечно. Извини, что отвлёк тебя. Рассказывай.
— Ага, я продолжаю. Я на чём остановился?
— На том, что твои друзья кошмарили тебя угрозами Сани, нагоняя страха.
— Нет, мой дорогой внук. Не поверишь, но поначалу никакого страха вообще не было. Наоборот, я ощущал себя героем, смело и открыто выступившим против нашего общего врага. Моим поступком восхищались не только друзья мои, но и все мальчишки нашего двора. Отказ мой подчиниться тирану воодушевил всех, словно все обретали желанную свободу. Ну и потом, мы почему-то были тогда уверены, что Саня в наш двор больше никогда не вернётся. Его мать просила забрать заявление из милиции, боялась, что сына найдут и отправят в колонию. Однако никто заявление забирать не согласился, и оно тогда стало как бы нашей страховкой.
Прошла неделя, потом месяц. И вот уже осень. Каникулы закончились. Школьная жизнь быстро затянула в свою особую организованную суету, в свои проблемы и задачи. Происшедшее летом становилось всё менее значимым. И все разговоры о Сане скоро совсем сошли на нет. Уже даже казалось, что никакого Сани никогда и не было. По выходным мы спокойно собирались во дворе, без оглядки и без излишней опаски шумели, играли в наши любимые игры. Так продолжалось до конца октября. И нам казалось, что так уже будет всегда.
Но как-то дождливым вечером мы сидели у меня на веранде и играли в домино. Заканчивалась первая учебная четверть. Предвкушение осенних каникул рождало приятные эмоции. Настроение у всех ребят было приподнятое. Было нам по-детски спокойно и хорошо. Однако спокойствие закончилось тревожным известием. На веранду вбежал младший братишка одного из моих друзей и сообщил, что Саня вернулся домой. Сначала мы не поверили. Но это оказалось правдой. Кроме того, на следующий день мы узнали, что родители нашего травмированного летом друга всё-таки забрали заявление из милиции. Для нас это было тогда сродни с предательством. Мы же верили обещанию взрослых избавить наш двор от больного психа навсегда. Тем более что для этого был отличный повод. Но почему взрослые вдруг изменили своё решение, мы так и не узнали наверняка. Скорее всего, мать Сани откупила сына.
С того вечера над моей головой сомкнулись серые тучи. Всё, что ещё вот только-только ободряло, что обнадёживало уверенность и покой в одночасье словно сдуло порывом осеннего ветра. Я, понятное дело, начал опасаться встречи с Саней. Я, кажется, уже говорил, что он учился не в нашей школе. И поэтому в помещении и даже во дворе нашей школы я тогда ещё ощущал некоторую защищённость. Но вот приближающиеся каникулы уже не так радовали. Вечерами и в выходные дни я перестал ходить во двор играть с друзьями. Ребята, как могли, старались меня поддержать и приободрить. Они рассказывали, что Саня во дворе не появляется. Видели его редко и то мельком. Он почти ни с кем не общался и ни разу не спросил обо мне. И так вот постепенно моим друзьям удалось меня убедить, что наш враг больше не представлял для нас былой угрозы. А если он снова попытается портить нам жизнь, мы решили пугать его колонией. Сейчас это уже, конечно, кажется наивным, но тогда мы все шестеро написали от каждого из нас по заявлению в милицию и постоянно старались держать эти заявления при себе. Нам тогда казалось, что так наши угрозы будут выглядеть более убедительно. Мы же помнили, как подобное заявление взрослых напугало Санину мать.
Я снова начал выходить во двор с ребятами. Правда, частенько ещё с опаской поглядывал на окна квартиры человека, пообещавшего жестоко со мной расправиться. Но опасения мои оказались напрасными. Иногда, играя во дворе, мы видели идущего домой Саню. Он, конечно, зыркал в нашу сторону, но к нам больше не подходил.