Юрий НАЗАРОВ: «НАВОЕВАЛСЯ Я В КИНО ЗА ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ!»
С народным артистом России Юрием Назаровым мы встретились в святая святых российских кинематографистов – Доме кино, что в Москве, на Васильевской-13. Привычная обстановка сразу расположила к задушевной беседе и вот, что из этого получилось.
ДЛЯ СПРАВКИ
Юрий Владимирович Назаров родился 5 мая 1937 года в Новосибирске. В актёрскую профессию пришёл после долгих колебаний. Поступал в театральное училище и бросал учебу ради «хождения в народ», что сам называл «рефлексирующим интеллигентством». Но в 1960 году всё-таки окончил театральное училище имени Щукина, после чего поступил в театр им. Ленинского комсомола, а через некоторое время перешёл в Театр-студию киноактёра. Но известность и народная любовь к Назарову пришли после множества незабываемых и самобытных ролей в кино. Сегодня в фильмографии актера насчитывается более двухсот кинолент. И ещё одни факт, подавляющее большинство киноролей – военные, их десятки, от рядового до генерала.
– Юрий Владимирович, за свою творческую биографию Вы сыграли много военных. Какой фильм о войне запомнился больше?
– Да уж, навоевался я в кино за пятьдесят лет! (смеётся). А вспоминается, конечно, первый фильм – «Последние залпы», по повести Юрия Бондарева.
Снимали его в Закарпатье. Орудия для съемок привезли старые, ещё фронтовые. Стреляли холостыми. Но ради достоверности в сцене боя использовали боевые осколочные снаряды. Давно стоявшая без дела артиллерийская пушка от выстрела «боевыми» вздрагивала, прыгала, грохотала. Поскольку орудие запросто могло разорваться от натуги, первый пробный выстрел делал артиллерийский расчёт воинской части. Солдат, спрятавшись в окоп, дёргал спусковой крючок за длинную верёвку, а мы, киношники, наблюдали издали. Пушка выстояла. И второй выстрел артиллерист сделал, стоя, как положено, у прицельной рамки. А я, чтоб поучиться у него, вылез слева прямо за щит. Выстрелив, орудие прыгнуло, артиллеристу разбило лоб, а мне взрывной волной так садануло по левому уху, что в нём ещё часа два тонко и противно звенело. На две недели левое ухо оглохло, голова раскалывалась, как при контузии. Так началась моя военная киноэпопея.
В ту пору снималось много фильмов о войне, и для всех картин я почему-то подходил. Одна из военных картин – «В трудный час» – снималась на полях под Минском. Там мой герой лейтенант Котельников вёл бойцов в атаку. На съёмках мы наткнулись на настоящие окопы под снегом. Зябко стало. Этот рубеж защищало гораздо меньше людей, чем наша киногруппа…
Дальше был фильм «Горячий снег» – ещё один экранизированный роман Юрия Бондарева. То, что в детстве вошло смутными ощущениями ужаса, пришлось прожить через четверть века: фильм – о Сталинградской битве 1942-го года… Юрий Бондарев был участником этой битвы, и мне очень дороги его слова: «У меня такое чувство, будто мы вместе воевали».
Кстати, съёмки происходили на моей родине – в Новосибирске. Я ведь уже успел и в «Ленкоме» поработать, а потом опять на сцену плюнул, уехал на родину, сначала пошёл в типографию, потом устроился рабочим – на земснаряде ковырял дно Оби, во время навигации даже дослужился до лебедчика и собирался поступать в Институт инженеров водного транспорта… Но тут «Мосфильм» меня вернул: пригласили сразу на две большие роли. И на пробах внезапно ощутил всей кожей, до блаженной одури, что такое актёрское проникновение в образ. Мой персонаж и я стали одним целым… Видно, нужно было дорасти.
– Какие роли в кино Вам особенно дороги? И много ли таких ролей?
– Особенно дороги те роли, в которых довелось быть соавтором, в которые я внёс частичку своего мировоззрения. Хотя это не относится к фильмам Тарковского. В них я соавтором не был, но роли в них мне дороги не меньше, а может даже и больше остальных.
– Вы снялись у него, кажется в двух фильмах?
– Да, в «Андрее Рублёве» и «Зеркале». И он собирался снимать со мной ещё один фильм, в котором я должен был играть дезертира. Но, к сожалению, не случилось…
– Чем Вам запомнился Тарковский? Что было особенного в работе с ним?
– Работать с гениальным режиссёром – наивысшее актёрское счастье. Например, «Андрея Рублёва» я пересматривал потом раз сорок и всегда находил какие-то новые детали, всегда поражался широте взглядов Тарковского и его глубокому осмыслению судьбы России через прошлое Руси. Недаром этот фильм вошёл в десятку мировых киношедевров.
Фильм снимался ровно год. В восемь утра – как штык на съёмочной площадке, уже в седле. И весь день плавишься на жаре, заклеенный в усы и бороду, в музейной кольчуге, в отороченной соболем накидке, сбоку – сабля в ножнах, на голове – мисюрка с подшлемником. А? Здорово!
Рядом с Андреем Тарковским думать о комфорте было неприлично. Все видели, что он вкалывает по двадцать четыре часа в сутки.
Многое придумывалось по ходу съёмок. К примеру, в той сцене, когда патриарх мирит князей. В кадре они обнимаются и целуются. Но когда я начинаю лобызать дублёра, Андрей вдруг говорит: «Ну-ка, наступи ему на ножку!» И камера вниз. Ага, мол, мирись, но знай своё место.
Через много лет после выхода «Андрея Рублёва» дочь приходит с институтской лекции и рассказывает, что профессор привёл студентам в качестве примера феодальной вражды русских князей эпизод из «Рублёва», где братья-князья вроде и мирятся, но один другому будто невзначай наступает на ногу. А идея-то родилась прямо перед камерой!
Люблю я и другую свою работу у Тарковского. В картине «Зеркало» сыграл контуженного военрука. По-моему, достоверно вышло…
– Как происходит Ваша работа над ролью? Может быть есть какие-то личные секреты…
– Я считаю, чтобы роль получилась, надо делать её с любовью. Как актёр я обязан найти что-то в характере моего героя и полюбить его за это «что-то». Не получается найти, значит надо придумать. Но играть надо именно с любовью.
Допустим, была такая роль, белогвардейца, врага советской власти, который и отца, и брата своих сдаёт. Он вроде бы негодяй, но я сделал так, чтобы поступки этого человека выглядели как жизненная трагедия. Всё-таки он понимает, что предаёт родных людей. И он уже не выглядит негодяем, а скорее несчастным человеком. Никто не ожидал, что так можно повернуть характер и поэтому эта работа в своё время была высоко отмечена критиками.
– Были ли роли, которые давались вам труднее остальных?
– Так это ж замечательно, если труднее! Если есть над чем поломать голову. Часто приходилось искать и находить. В том же «Кавказском пленнике». Я там играю Жилина. Так вот Жилин рассказывает Костылину про старика, у которого погибло шесть сыновей, а седьмой стал предателем. Старик, чтобы найти сына, перешёл в стан врага, нашёл его там и убил. Думал, как рассказать такую историю? Пробовал как в сценарии, вроде всё правильно, но как-то неубедительно. Пришлось додумывать самому. Рыл, рыл и вспомнил про Тараса Бульбу. Ведь он тоже своего сына убил, но это не вызывает осуждения. И тогда я решил читать этот монолог с удивлением. Вот, дескать, какая верность себе, своей вере, своей земле… Ну, в общем, когда всё это сделал, режиссёру понравилось.
Или была совсем малюсенькая роль, которая два дня всего снималась. Я играл сбитого лётчика, который лишился ног. И вот я должен был приехать к жене, но не хочу садиться ей на шею, поскольку стал инвалидом, да и вроде как в любви не сильно уверен, поэтому начал деньги какие-то высылать... В общем, много всего там было накручено.
В киношной среде принято считать, что хороший актёр тот, который может сыграть одну сюжетную линию, гениальный – две, а уж три линии в одной роли никто не может потянуть. А в моей роли их было четыре или пять, этих линий. И это надо было прожить, поверить.
Короче, решать надо роль. А чтобы она решилась, надо затратить много сил. Но тем она и дороже.
– Помните ли Вы о самом начале своей артистической карьеры?
– А как же! Я начал выступать с малых лет. Моя тётка, эвакуированная из Москвы, организовывала концерты для раненых, в госпиталях, и брала меня с собой. Меня ставили на стульчик, и я читал стихи. Была такая песенка:
Вечер был; сверкали звёзды;
На дворе мороз трещал;
Шёл по улице малютка,
Посинел и весь дрожал…
Она была переделана во время войны. И вот я сопляком, в штанах, сшитых из солдатского одеяла и купленных на базаре, читал:
Вечер был, гремели взрывы,
на дворе мороз трещал,
шёл в деревне немец вшивый,
посинел и весь дрожал.
«О, майн гот» твердил верзила,
я продрог и жрать хочу;
А в меня стреляют с тыла,
и мороз не по плечу.
Шла в деревне партизанка,
услыхала немчуру,
Партизанская берданка;
Загремела на ветру…
Ну и так далее. Это было моё первое выступление перед ранеными, в Новосибирске.
А на одном из выступлений с этими самыми штанами случился форменный конфуз. Я исполнял очередную песню, а в это время штаны вдруг ни с того, ни сего поползли вниз. К третьему куплету они упали окончательно. А я бросился за сцену, рыдать…
– Какие у Вас воспоминания о войне?
– Мне было четыре года, когда она началась. Я помню этот ужас. Когда мама слушала речь Молотова, это звучало, как был смертный приговор. Для 27 миллионов он оказался приведённым в исполнение.
А потом помню сводки Совинформбюро. Наши части оставили такой-то город, такой-то… И только в ноябре удалось остановить немцев. Кто остановил? Сибиряки. А я – сибиряк! Аж грудь от гордости распирает!
– Сегодня некоторые пытаются очернить нашу историю, дать в угоду своим интересам ей новую трактовку. Что можно сказать таким людям?
– Советский Союз победил в самой кровавой за всю историю человечества войне. И понёс величайшие потери, как человеческие, так и материальные. У нас ведь всё под ноль лежало. И Сталинград, и Киев, и Минск… Устанешь перечислять. Полная разруха! Так вот, после войны приезжали какие-то западные специалисты и сказали, чтобы всё это восстановить, понадобится 26 лет. А мы в 6-7 лет уложились. Без инвестиций! Без всякой помощи! А теперь оказывается, что мы всем должны. То есть, победили мы, а в выигрыше оказался Запад. Бред какой-то!
– Что для Вас значит патриотизм?
– А куда ж без него? Я совок до мозга костей, воспитан советской властью, пионерской организацией, комсомолом, и горжусь этим!
Нас учили, что мы молодые хозяева Земли. И мы готовились:
В буднях великих строек,
Весёлом грохоте, в огнях и звонах,
Здравствуй страна героев,
Страна мечтателей, страна учёных...
И чтобы быть достойным всего этого, надо было учиться и вкалывать.
А для сегодняшнего молодого поколения что Ленин, что Сталин, что Гагарин – пустые звуки. Потребительское отношение ко всему. Это по сути пресловутый план Аллена Даллеса в действии. «Чтобы произошла трагедия гибели самого непокорного на земле народа, будем браться за людей детского и юношеского возраста, будем растлевать, разлагать, развращать». Многие сегодня говорят, что это фальшивка. Не знаю, какая это фальшивка, но моя тётка, когда училась в университете, рассказывала, что им цитировали эту доктрину. Так что по поводу фальшивки можно спорить.
А молодым сегодня надо больше рассказывать о таких людях, как Зоя Космодемьянская, например. Помните, как она говорила, стоя на эшафоте: «Что вы плачете, не бойтесь, это счастье умереть за свой народ». Или молодогвардейцы. Пионеры, школьники шли в бой! Вот о ком надо говорить.
– Юрий Владимирович, знаю, что Вы человек непьющий. Какое напутствие в этой связи могли бы адресовать молодёжи?
– Да, я не пью, и несчастным себя от этого не считаю. Так что могу заверить, что прекрасно можно обходиться без любого, в том числе и этого зелья.
– В заключение нашего разговора хотелось бы услышать ваши пожелания нашим читателям.
– Желаю только просвещения. Только так мы можем оставаться людьми. Не поддаваться ложным ориентирам, типа, самая большая удача в жизни – это выиграть миллион. Выиграл и значит, жизнь удалась. Да нет же! Не для этого создан человек. Человек – это в первую очередь член общества. И надо быть достойным этого общества. То есть всегда оставаться людьми, в любой профессии, в любом положении!
Опубликовано в газете «Щит и меч» (№24-2012) и журнале «Содружество» (№1-2015).
В сентябре 2017 года вышла в свет моя новая книга «Поэзия быстрого реагирования», изданная по программе «Печать по требованию». Книгу можно приобрести во всех крупных интернет-магазинах, достаточно набрать ее название в поисковой строке.
Предлагаю издателям свою новую книгу под рабочим названием «Шутки в сторону».
Все подробности здесь http://игорьалексеев.рф/p9.htm