Она набрала мой номер впервые в жизни, чтобы произнести единственную фразу. А потом муж, как всегда молчаливый. Он и его безучастливые объятья, от которых становилось только хуже. Удушающе-прохладные, майские. Знаешь, его всегда было много, как и его объятий. И мысль про то, что уже никуда из них не выбраться и Она набрала мой номер впервые в жизни, чтобы произнести единственную фразу. А потом муж, как всегда молчаливый. Он и его надменно-безучастливые объятья, от которых становилось только хуже. Удушающе-прохладные, майские. Знаешь, его всегда было много, как и его объятий?! И вечная мысль про то, что уже никуда из них не выбраться и про то, что некуда. А дальше лихорадочные сборы. Все будто в тумане. Такси у подъезда. Такси, которое неминуемо проследует в пункт назначения. Там ты. Ты и . (твоего невозврата)
Можно спуститься на лифте. Это займет не более пары минут с учетом ожидания. Либо пешком. Несколько лестничных пролетов, протяженностью в одинадцать ступеней каждый. Шестьдесят шесть ступеней вниз. И еще один неполноценный полупролет, ведущий к выходу из подъезда, затем крыльцо. Интересно, можно ли условно считать полупролет и крыльцо полноценным лестничным..? Все сильно зависит от скорости спускающегося. Которая, в свою очередь, зависит от степени желаемости конечного результата спуска. Однако я не в силах изменить уже имеющийся результат, разве что несколько видоизменить ход событий, замедлить, либо нарушить. Но основной принцип происходящего останется прежним. Нельзя же шагать по лестницам вечно, повинуясь нелогичному (но вполне оправданному) страху перед выходом из подъезда?! Если даже принять во внимание волю случая. Предположим, случится некий сбой в электроснабжении. А дальше лифт, застопорившийся между этажами, и некто, временно повисший в воздухе, вне всякого рода обязательств и их причин.
Только бы не расплакаться в такси. Было бы унизительно. Только бы не пришлось отвечать на вопрос о том, все ли у меня в порядке. Тот неловкий момент, когда лгать незачем, а с правдой пока не свыкся. Когда твоя правда звучит еще более нелепо, чем самая очевидная ложь.
Женщина, живущая по соседству. Преклонного возраста. В износившемся халате и с изношенным взглядом. Босая. По некогда выкрашенному, но облупившемуся бетонному полу. Было похоже, будто в ней поселился шаловливый демон пляски. Поселился настолько давно и основательно, что она смертельно устала, свыклась и не выказывала более никакого эмоционала по поводу бесконтрольного движения неугомонных рук. И пусть ее тело выражало умеренную степень неуместной возбужденности - рот источал сожаление, а взгляд сочился кстати. Затем последовали весьма неожиданные и странные объятья. (Слишком много непрошенных объятий для одного дня.) Будто бы парадоксальные, несущие на себе печать некоего внутреннего противоречия. Обнимая, она словно раздумывала, стоит ли стиснуть меня покрепче, но тут же ослабляла хватку, будто приходя к выводу, что прилагаемых усилий более чем достаточно. Мозг насиловала фраза, странным образом выуженная из пассивного запаса никчемной лексики - "идиопатический синдром паркинсонизма". А вместе с тем то были объятья человека, растворившегося в понимании голословности всего сущего. Человека, осознавшего вдруг тщетность любых высказываний и поправшего всемирскУю нелепость произносимого вслух. Тут я словно обмякла и растворилась в безупречном ощущении всепоглащающей безвольности. И одновременно прониклась истинной природой ее объятий, которые вовсе не были "сомневающимися", а всего лишь пробовали привести меня в чувства, будто пытались заставить встрепенуться этакой ласковой ненавязчивой встряской. Благодарность. Я испытывала ее теперь изо всех сил. Возможно, впервые в жизни она удавалась мне со всей полнотой искренности, на какую была способна.
Повсюду стояли скорбящие, скованные каким-то подобием первобытного ужаса. Все как один взирали на кота, калачиком свернувшегося на бездыханной груди. Вот оно: ты и твоя очередная свобода, запредельный эгоцентризм, не предоставивший окружающим ни единого шанса.
Внезапно я ощутила, как внутри меня закопошился отвратительный эфемерный сгусток эмоций, отвергавшихся в течение дня. Тошнота подобралась прямо к горлу, а губы растянулись в улыбку, поистрепавшуюся, несколько истерзанную, в улыбку с истекающим сроком годности. Ты устало приподнялся и как-то бестолково взглянул на меня. "Всему виною ладан!" - подумала я.