Часть 1. Город
1
Мишка вечером заглянул в окно на кухне:
- Айда во двор!
- Я читаю.
- Ну, на крыльцо выйди. Разговор есть.
Я заложил линейку, закрыл Гайдара и начал искать сандалии. Одна залезла под диван, пришлось веником выковыривать. Когда вышел на крыльцо, Мишка на ступеньке щелкал семки. Я подставил ладонь и он немного отсыпал.
- Завтра к деду еду. С Генкой. На Хвостовку. День на поезде, там – пёхом пять километров до пасеки. На неделю. В тайгу.
- Везет, - я вздохнул. – Я бы тоже в тайгу поехал.
- Ну и поехали! Ты, я да Генка.
- А меня отпустят? – Мишке хорошо, он осенью – в пятый. Уже два раза ездил с секцией по борьбе аж в Уссурийск на соревнования. А мне в сентябре – только в третий. Вряд ли предки отпустят. – А теть Рая тоже едет?
Тетя Рая – Генкина мать, а Мишке – тетка. Генка с Мишкой – братья, только не родные, как мы с Пашкой, а двоюродные. Они приехали к родне (к Мишке) погостить. Еще она какую-то работу в городе ищет. Говорит, у них в деревне делать нечего.
- То и беда, что не едет. Нас то, с Генкой, отпускают… Может, я тебя отпрошу?
- Да конечно! Тебя послушают. Как воду с колонки таскать – так я уже взрослый. А как куда ехать, - сразу ребенок! Будто не знаешь…
Мы помолчали и поплевали семечки.
- Если б дядь Саша моему бате сказал, может, отпустил бы?
- Верно! Айда на станцию.
Наши отцы – тезки. А еще – они вместе приехали с Урала, только мой – из-под Свердловска, а Мишкин – с Челябинска. Познакомились в вагоне, когда их везли на службу, на флот. Там вместе пять лет отслужили, после учебки - на крейсере, сначала кочегарами, а потом на сторожевиках, мой батя был в минно-торпедной части, а дядь Саша – в машине. Потом оба дембельнулись, но по домам решили не возвращаться. Они часто за столом про это говорили, а мы под окном развешивали уши. Оба устроились на железную дорогу, дядь Саша вагонником, а мой батя сцепщиком. И женились – почти вместе. Поэтому нам сразу дали по комнате в станционных бараках. Потом родился мой брат Пашка, следом Мишка – у них полгода разница. А я – только через два года. Батя говорит поэтому, что мы все должны быть, как братья. Только друзья у нас разные, старшие меня редко в свою банду берут, - сопляком называют. Но иногда специально зовут, что бы я им фантастику рассказывал. Про звезды там, космос, роботов и пришельцев. Потому что я очень много читаю, и почти наизусть самое интересное запоминаю. Сейчас вечером скоро смена закончится. Рабочие после душа обычно сидят в переодевалке, забивают «козла» часик, и только потом – домой.
До железнодорожной конторы ровно пять минут хода, мы подошли к двери с табличкой «ПЧ -16*», и уверенно зашли. И поняли, что нам повезло. На большом столе, стоявшем в центре переодевалки, подшивки газет «Гудок» (я научился в нем разгадывать кроссворды) и «Правда» были сдвинуты на угол. На них, закрытые, лежали пластмассовая коробка домино и шахматная доска. Клетки доски были затерты, так что белый и черный цвета стали почти одинаковыми, а фигур в них не хватало. Вернее, хватало, но только на шашки, и то у белых вместо двух шашек были бочонки от лото. Но сейчас стол занимали несколько нарезанных селедок, разложенных на газете, хлеб, стояли три бутылки водки и стаканы. А в центре стола в маленьком тазике, – огромная гора крупных ярко-красных яблок. В «козла» никто не резался, все очень бурно спорили. Кроме наших, за столом сидело еще восемь рабочих дневной смены, вместе с бригадиром Васильичем. Мы с Михой вразнобой сказали:
- Здрась-сте! - наши отцы сидели рядом, смотрели на нас. Остальные повернулись. Все стали здороваться. Дядь Саша громко сказал:
- Привет, бригада! В душ пришли? А где барахло: полотенца там? – Мишка сказал:
- Не, мы ж в среду в душе были. Пап, дело есть. – Смотри-ка, дела у них! – ответил дядя Саша, встал и, обойдя стол, взял Мишку за плечо и вывел в дверь. Мой батя взял бутылку и начал разливать водку по стаканам:
- Яблоко возьми, съешь. И домой пяток, - в газету вон заверни. Только помой, – и, продолжая прерванный разговор, сказал:
- Давайте, что бы спор смягчить, за Раджа выпьем. Хорошо играет. Как про нас. – Все чокнулись стаканами, а я догадался, что обсуждали новый индийский фильм «Сын прокурора», недавно шедший в кинотеатре на Эгершельде. Про него и во дворе в беседке говорили до полуночи, сравнивали с «Бродягой» и нашими фильмами. Капура сравнивали с Крючковым и Алейниковым, хотя, по-моему, он совсем на них не похож. Я взял газету, свернул кулек, подошел к столу и начал накладывать яблоки. Васильич, увидав, что я закрываю кулек, сказал:
- Еще бери! У нас там пол ящика. Собрали после погрузки. Сладкие яблочки, - с Кавказа на Камчатку гоним!
- Спасибо, дядя Васильич! Нам хватит. Я положил кулек на лавку и пошел в душ мыть яблоко. Вернувшись, увидел, что дядь Саша уже присаживается на свое место, а Миха сидит на лавке у входа и грызет яблоко. Он свое точно рукавом вымыл. Дядя Саша обратился к моему отцу:
- Саня! Моя родня домой собралась, на Хвостовку. Это за Кировкой. Я своего с ними отправляю, к дядьке на пасеку отдохнуть. На недельку. Мишка просит твоего Саньку с собой. Отвечаю головой.
Батя посмотрел на меня:
- А в лагерь тебе когда?
- Так третьего заезд. Еще больше двух недель! Пашкина смена тридцатого заканчивается… Я успею!
- Так. Когда ехать? – тут, видно, показывая, что он из нас старший, ответил Миха:
- Поезд утром. В девять. Благовещенский. – Батя подумал. Достал «Беломорину», прикурил, и строго сказал:
- От Михи – ни на шаг. Иди, собирайся. Возьмешь мой рыбацкий вещь-мешок. В коридоре на гвозде. Новые кеды не вздумай одеть, это для лагеря куплено. Матери скажешь, я разрешил. И скажи, я на работе до полуночи, - учетчица попросила подменить на три часа. Все. Пошли!
Видно, на наших с Михой рожах радость была такая, что все заулыбались:
- Пока, пацаны! Клещей там не нахватайте, осматривайтесь!
- До свидания! – мы вылетели из переодевалки, как на крыльях. Батя мог и не отпустить. Кроме того, я сразу понял, что речи о том, что мы едем САМИ, - не было.
- Мих! А мой батя подумал, наверное, что теть Рая с нами?
- Слушай, Саня! Тебе твой батя говорил, что мы должны быть, как братья? – Да. Тысячу раз. – И мне мой тоже. А наши отцы – друзья. Друг – больше чем брат. Сами разберутся.
- А если мама про теть Раю спросит? – Мишка остановился. Он об этом не подумал.
- Ладно, сейчас вместе к вам зайдем, ты не влазь в разговор. Там – увидим. - Мы пошли к нашим баракам.
Мама была на кухне (вообще то, это «предбанник» метр на метр, между коридором и комнатой. Я называю ее «шлюзовой камерой», потому что двери в коридор и комнату одновременно открыть нельзя, они обе открываются на кухню и друг другу мешают. На угловой полке помещается спиральная плитка. На гвоздях на стенке – сковородки, кастрюли и все такое. В общем – кухня. Маленькое окошко открыто на двор, поэтому через окно говорить, - самое удобное. Мишка начал:
- Теть Вер, мы на станции были! Вон, Санька яблок притащил. – я поднялся на цыпочки и подал маме пакет. – Дядь Саня разрешил малому с нами в деревню завтра съездить! Родня уезжает, - мы с ними!
- Так, а что мне Рая ничего не сказала? Она на работу забегала, вроде, в контору хочет устроиться?
Тут, словно прозрев, я влез в переговоры:
- Ма! А папка опять сказал – надо учетчицу подменить, до полночи задержится!
- Да что он за всех норовит! Платили бы за это…
- Теть Вер! А дядь Саня сказал, - Саньке его рыбацкий вещьмешок собрать. Только кеды не давать, они – для лагеря! – снова включился Миха.
- Я что, сама не знаю? Сейчас соберу. Когда уезжаете?
- Утром, на Благовещенском. В плацкарте!
- А что там дружки, квасят после смены? – поинтересовалась мама. Тут мы выпалили, почти одновременно:
- «Козла» забивают! – а Миха добавил: - Там Васильич. Даст он им!
- Ладно. Заходите в хату. Ужин готов.
- Не, я домой! Мамка рыбы нажарила. – Миха повернулся ко мне, - рыбу пойдешь есть?
- Ма! Я к Михе! Я там поем.
- В десять, - как штык, дома!
«Операция» закончилась нашей полной победой!
2
В семь утра я зашел с вещьмешком к Мишке. У них две комнаты и большая кухня, на праздники умещалось по шесть человек. В первой комнате все спали, я завернул на кухню. Налил холодного кипятка из тяжеленного чайника, из заварника, - черную заварку. На блюдце лежали куски рафинада. Я подумал, взял кусок и начал пить вприкуску. В комнате зашевелились. Мишкина мать заглянула на кухню:
- Уже здесь? Что-то наши мужики так и не заявились.
- Дядь Коля, дворник, сейчас сказал: вечером шпалы привезли. Три вагона. Надо путь освободить, дядь Васильич всех в ночь оставил. – Дворника я встретил перед домом во дворе. Он курил в беседке. Спросил: «Куда с рюкзаком? В лагерь?» - я рассказал про поездку в Мишкину деревню, а он, - про шпалы. Дядь Коля все знает, что у нас происходит. Но мне он не нравится. Из-за него надо мной весь двор смеялся прошлую неделю. Я утром на улицу вышел, а наших пацанов, - никого. Так же, сидит дядь Коля, курит. Я спрашиваю, где наши? А он, - так удивился:
- Ты что, все, Санек, всё проспал? Все уж полчаса рванули на верх, к авраменскому продуктовому. Там с самого ранья их магазинский грузовик перевернулся. Все с кузова вывалилось, побилось… Ящики целые подобрали, а то, что валяется, - конфеты, консервы, сгущенка - повысыпалась, сейчас все собирают. Ваши – все там! Спишь долго!
Ну, меня лопатой под зад, - полетел быстрее лошади. Магазин недалеко, наверх, по дороге к морскому училищу. Бегу, аж задыхаюсь, а навстречу наши старшие – Димон с Лехой. Димон – брата одноклассник. Кричит:
- Куда летишь, как леший?
- К грузовику! Там что, не все собрали?
- К какому грузовику?
- На аврамке, у магазина перевернулся. Там – конфеты и сгущенка высыпались, все наши собирают. Мне дворник, дядь Коля сейчас сказал…
Ржали они точно, как две лошади. А потом двору рассказали, как меня дворник за шаровые конфеты и сгущенку купил. Гады, конечно. А дядь Коля, - правильно мама говорит: «Плохо будешь учиться – в дворники пойдешь!». Мне к пацанам - два дня выходить стыдно было. И батя еще говорит: «Понял, какая дармовщина бывает сладкая? На носу себе заруби, - не бывает бесплатного сыра!» Не нравится мне наш дворник.
На кухню высунулся Миха:
- Уже здесь? Сейчас, Генку растолкаю. Чайник включи. В пять минут соберемся. – Но пошел не в комнату, а на двор, в сортир. Я пододвинул табуретку к столу с плиткой, - розетки у Мишки на кухне очень высоко. Воткнул штепсель плитки, и перетащил со стола на неё тяжелый чайник. За спиной Михина мама сказала, глядя на меня в дверь:
- Сначала чайник ставить надо, а потом включать. Меня так раз током звездануло, чуть не поседела. Спираль в чайник пробивает. Ты завтракал?
- Нет.
- На окне в кастрюльке рыба вчерашняя, под окном – открытая банка огурцов. Ты всем разложи, мне некогда, в садик надо. – Она тоже работала на станции, а в садике (в этом же бараке, с соседнего подъезда): утром и вечером мыла полы. Подрабатывала.
За завтраком Миха сказал:
- Мне четвертной дали. Нам с тобой на двоих – на жратву, и для всех, - на билеты. – Он вытащил из наружного кармана рубашки чистый, сложенный конвертом носовой платок, развернул и показал двадцатипятирублевую бумажку. Я сказал:
- Дай подержать, – он дал. Бумажка была новая, красивого фиолетового цвета. Конечно, я такие деньги у родителей много раз в руках держал, да и в магазин бегал, - менять. Хотя и редко. Раз было, - маме и папе всю зарплату,- такими выдали, - целых семь штук. Три – маме, и четыре отцу. Только эта бумажка – были наши, личные деньги на поездку в тайгу. Сразу все стало серьезно. – На, спрячь. А где разменяем на автобус? Кассирша сдачи не даст!
- У меня почти полтинник мелочи есть. Я насобирал, – сказал Генка.
3.
Из автобуса вышли на остановке «Вокзал» и вниз, по аллее пошли мимо памятника Ленину. Времени было еще полно, на площадке у цветника перед памятником остановились. Мишка начал рассказывать, как этой весной, на двадцать второе, его здесь принимали в пионеры. Здесь были отличники из ближних школ, а его поставили в отряд нашей школы за выигрыш за первое место на городских соревнованиях. Была музыка, родители радостные, с цветами для учителей и ветеранов. Построились как на линейке, квадратом, одна девчонка из шестой школы в микрофон читала Клятву, а все хором повторяли. После «Всегда готов» и салюта, заиграла на всю площадь «Взвейтесь кострами», а галстуки повязывали по очереди ветераны. Мишке достался ветеран без ноги, зато с полной грудью медалей и орденов.
- Он танкист. Усатый такой дядька. От самой Москвы до Берлина доехал. Три раза горел, а потом, уже в конце, на мине подорвался. Вот и ногу потерял. Спросил, где я собираюсь служить? Я говорю: «Как батя, на флоте!». Он говорит: «Правильно! Флотские – тоже героями были!» - а я ему «Всегда готов!» Хороший дядька. Танкист.
- Миха! А как мы билеты в кассе брать будем? Вдруг – без взрослых – не дадут? Тем более, детские билеты только к взрослым дают…
- Я уже думал. Там, в кассе на смене теть Катя из сорокового барака… Только она с твоей матерью дружит, - вдруг сразу проговорится, что мы сами отчалили? Ничего сейчас выкрутимся. Главное, идите уверенно и по сторонам не зыркайте. Как будто с нами взрослые.
Сквозь кассовый зал мы прошли прямо на перрон. В девять уходит только один Благовещенский. Пассажиров было много, они стояли в основном группами, примерно в тех местах, где должен быть их вагон. По перрону пошли в хвост будущего поезда. Мишка остановился, увидев трех флотских лейтенантов с чемоданами. «Стойте», - скомандовал нам, а сам подошел к офицерам.
- Товарищ лейтенант! Разрешите обратиться! – все трое посмотрели на шкета с рюкзаком.
- Ну, обращайся.
- Помощь нужна ваша. Мы втроем едем к деду в деревню, в Кировку. На этом поезде. Должны были с теткой ехать, Генкиной мамой. Но у неё сегодня – надо на работу устраиваться. А позже ехать – никак, - он снова кивнул в нашу с Генкой сторону, показав на меня. – Ему в пионерлагерь путевка через неделю. Не успеет к деду на пасеку. Надо ехать, а детские билеты без взрослых могут не продать. – Мишка полез в карман рубашки, вытащил платок, а из него – деньги. – Вот, родители на проезд и харч выдали.
Один из лейтенантов, самый здоровый, с огромными черными усами, и небольшим акцентом спросил:
- А вы часом, пацаны, не самоходчики? Байки так уверенно рассказываешь! – Мишка замялся. Я понял, что судьба поездки решается прямо сейчас. Тут, как специально, снова повезло! Со стороны тупика показался поезд, который тащил маневровый паровоз, а из служебки вокзала выходили вагонники. Не с нашей ПЧ, но двоих я точно знаю, - дядь Володя с соседнего дома, и батин товарищ, дядя Глеб. Он несколько раз был у нас в гостях, с отцом на рыбалку зимой на лед ходили. Я заорал:
- Дядя Глеб! Здравствуйте!
Он посмотрел в нашу сторону и повернул к нам.
- Привет, Санек! Куда собрался?
- Дядя Глеб! Мы к Генке! На Кировку, - на пасеку к деду. Вот Миха, Генка, - его братан, и я!. А нам детские билеты брать – не кому. Вот – флотских попросили!
- Отдых – это хорошо! А что к Соньке не подошли? Она ж соседка, с 31 барака?
- Так там взрослый все одно нужен! А то уже думать стали – мы на бануху**! А мы – деду помогать, на пасеку, дядь Сашиному дяде!
- Понятно…, так… Мне то - состав осматривать, может, бригадиру поезда вас отдать? – он осмотрелся. – Пассажиров много, будет на троих места искать… В кассе места все расписаны, сразу троих вместе посадить…
Чудо потихоньку продолжало получаться. Теперь главные трудности пройдены, в дело пошли взрослые! И, как будто по подсказке, снова раздался голос здорового лейтенанта:
- Отставить суету, матрос! Сейчас, дорогой (это он дядь Глебу), вопрос будет сделан, - взяв Миху за плечо, скомандовал, - за мной, шаго-о-м! Арш!
- Ну вот и славно! – дядь Глеб взъерошил мне волосы. Что у взрослых за причуда, как с котятами? – А что, где твой Пашка?
- Так он в пионерлагере, на Сице, у него первая смена! А я на вторую еду!
- Вот новость! С моей Ольгой познакомлю – она на отряд старше, все равно едете вместе, присмотришь! Ну, давайте, помогайте деду. Приду в гости – мед пробовать! Побежал. Колеса вам подкачаю, - это он сказал уже офицерам, и они дружно засмеялись, отдав в шутку дядь Глебу честь.
Генка, все время молчавший в сторонке с испуганными глазами и красными ушами (оттопыренные уши всегда быстрее краснеют), вздохнул с облегчением. Сделав шаг к нам, он пальцем показал на значок в виде подлодки под ромбом ТОВВМУ у одного лейтенанта:
- Это за боевой поход?
- Ух ты! Малек – а разбирается!
- А что тут разбираться? Мой дядька, - Михин батя, с его батей по пять лет на флоте лямку оттянули. Сначала, - на «Чапаеве», 38 проекта, а потом, на сторожевиках! Миха значки собирает, но про такой только мечтает, мне рассказывал…
- Ну, раз все знаешь! Был у меня один поход. В полярку. Это не боевое дежурство, но по длине и опасности приравняли. Вот, у друзей такого нет! – общение налаживалось.
- А сами - в отпуск двинули?
- Нет. Переводимся. В базу КАФ***.
- А, в Хабару! Ссылка с моря?
Моряки переглянулись и засмеялись. Второй офицер сказал:
- Ну нет пацан! Во Флотилию новые торпедные катера поступили. А мы – лучшие штурмана на флоте. Будем обкатывать!
- Четко! Торпедоносцы – дядьки говорили, высший класс! Они в войну, под огнем до самых баз фашистов подлетали, - и ка-а-ак жахнут! Фрицы их и на Балтике, и на Черном море хуже смерти боялись! Здорово!
- Вот и растите, и дуйте на флот!
- Да мы и так на флот. Мне, правда, сегодня, что-то в танкисты захотелось… Танкисты – тоже сила! Да я еще подумаю.
- Ну, думай. Вон, Григорий с вашим Михасем шпарит! – мы обернулись.
От главного перронного входа вокзала шли наши. А между нами и ими двое вокзальских мильтона проверяли документы у какого-то мужчины с огромным рюкзаком. Я начал волноваться. Один милиционер внимательно смотрел на Миху. Почти подойдя к ним, Миха вдруг улыбнулся, но так, что уголок губы у него насмешливо опустился, и я тут сразу успокоился. Я эту Мишкину улыбку хорошо знаю, - он прав и ничего не боится! Месяц тому назад с такой же улыбкой он пер на Андрона с новостроек у мореходки, а тот пятился, а потом развернулся – и убежал. Хоть и на три года старше!
4
Дело было из-за футбольного мяча. Мы нашей бандой гуляли у клуба Авраменко, и нашли почти новый кожаный футбольный мяч. Ясно дело, кто-то забыл! И не с наших бараков, у нас настоящий кожаный мяч, только обычный, со шнуровкой, был только у Сереги-мотоциклиста, когда кто пузырь попинать собирался: шли к нему. А это – почти новый, не черный, а черный с красными полосками. И ниппельный! У дырки ниппеля по-английски «Football» желтыми буквами. Полоски по три штуки шириной в коробок спичек были сшиты поперек друг другу, и каждая центральная была красная! Как на настоящем стадионе… Меня, как малого, погнали в бараки за пацанами, - срочно вызывать соседних пацанов на матч, а старшие пока стали играть в пятерки. Уже к вечеру, после трех часов битвы, закончили игру. Мы победили оба два матча. Хотя команды менялись некоторыми игроками, когда наша банда явно выигрывала: сначала поставили за них нашего Альку-длинного, вместо ихнего кривоногого Влада, но они снова продували в сухую. Тогда к ним пошел наш лучший центр Гарик, а в защите разрешили играть мне, хотя считалось малых брать нечестно. Но и тут они пропустили три, забив нам лишь один, да еще и спорный. Мяч пролетел с левого угла над правой штангой (с моего фланга), а так как штанги не было, - ее заменял здоровый булыган, то мне показалось, почти в полуметре от ворот. Да только Алька, - наш же, вот гад!, просто на замене за них бьется, орет: «Го-о-ол!». Я кричу: «Алька, ты чего? Мимо! Точно мимо! Вот так», и показываю ему, раздвинув руки во всю ширь. А он: «Не ври, я бил, мне лучше видно!». Миха за меня заступился: «Санек ближе, и почти у штанги, ему то видней?», а Алька: «Да что твой малой скажет, он вообще спиной стоял! Чистая банка!» В общем, засчитали. Обидно. Я чуть не разнылся. Да спохватился. Кто в игре заноет, при подсечке, или даже ногу зацарапав на падении на гравии, по правилам – стоит в воротах раком, а ему вся своя команда с десяти шагов по жопе по штрафу пробивает. Лучше перетерпеть. Хоть и очень обидная банка, - я ее прошляпил. Только Миха подбежал, и по плечу мне так дал, и говорит: «Не бзди! Мы им за это еще две плюхи втюрим!» И втюрили! От души – две подряд. Потом разницу пробивали, наши – каждый, по четыре удара с пятнадцати шагов. Они все стали в своих воротах – шесть жоп, - фиг промажешь. Алька хотел отъехать: «Я на замене! Я же свой!». А кукиша видел? Нам забивал – свой был? Вот потеха началась! Я с четырех попал все, по ногам в основном. Да какой у меня удар! А вот Миха: с хорошенького разбега, да от души, с первого раза их центру Ваське как припечатал! Аж звон! Правда, потом все промазал, но наржались вволю! Хорошая победа. И вот тут Андрон приперся. Мимо шел, увидел, - подходит:
- Привет шпана! Что за пузырь? Катни! – мяч у меня был, я дал пас. Он легко так подкинул с левой, раз пять поотбивал, на правую перекинул. Взял в руки: - Хороший мячик! Японский! Чей?
Миха говорит:
- В траве у клуба нашли. Пока не знаем, чей, но поищем. Чужие на поляну не ходят. Наши, да разве из портовских бараков, - он показал рукой вниз, к станции. – Сходим, там поспрошаем.
Андрон мячик разглядывает, и, как будто что-то нашел, говорит:
- Да не! Это Шурки Белого! Вот, он свои инициалы нацарапал! Точно, смотри – «Ш и Б», - и показывает какие-то непонятные царапины. Их до игры и не было, вроде. Да и на буквы мало похожи. Миха говорит:
- Выясним. Мы пока играем, потом, - выясним и отдадим.
- Ну ладно, играйте. – Андрон вытащил пачку «Беломора», прикусил и откусил кончик мундштука. Достал спички, прикурил и решил: - Играйте пока. Я к пацанам на рыбалку на причал схожу, - там должны были окуня нахватать, донести домой помогу. А вечером мне занесете домой, - я Белому сам отдам.
Пнул мяч в ворота, промазал (с десяти то метров!) и пошлепал, покуривая. Пижон долбанный. Он нашего старшего - на три года старше. Хоть спортом не занимается, - дыхалка из-за курева слабая, но махаться, по слухам, может. Я Миху спрашиваю:
- Понесём?
- Да фиг ему. Узнать точно надо, чей пузырь. Там – увидим.
И узнали. В портовских бараках. Только подошли к ним, сразу за дорогой, вниз, к станционным будкам у тупиковой ветки, встретили двух местных. Старшие, из нашей, конечно, школы. Миха с ними за руку поздоровался. Говорит:
- Мяч нашли. Кто-то у клуба в траве оставил. Только не наши. Может, - ваши?
Один говорит:
- Ванькин это мяч. Рыжего. Вон, с третьего барака, второй вход, налево. Батя его с морей еще в марте был, Ванюхе на днюху с рейса привез. Молодцы, что нашли! Он, небось, и не подозревает, пацаны вчера у его мамки взяли, да и прошляпили, видно!
Мы подошли к тому бараку, зашли в коридор. Темный проход полностью забит барахлом, - велик на стенке, куча старых стульев. Даже лыжи – две пары, с палками в углу стоят. Подошли, постучались. Услышав: «Открыто!», - Миха зашел, я за ним.
- Здрась-сте!
- Здраствуйте! Вы к Ване? - в маленькой прихожке стояла женщина в фартуке, руки – в муке.
- Мы мяч у клуба нашли. Пацаны портовские сказали – Ванькин.
- Ой, мамочки! Я ж вчера соседским сама дала играть! И забыла! – она всплеснула руками, и на щеках появились два белых напудренных кружка.
- Тетя! У вас руки – в муке, - высунулся я из-за Мишки.
- Тьфу! – забылась! Пироги леплю! Да вы входите, сейчас поставлю, - чай попьете! С капустой пироги, пальцы оближите! – она шагнула назад, в комнату, но Мишка наклонился, положил мяч в угол, где стояли женские туфли и синие детские сапоги (я - таких ни разу не видел, тоже, небось, японские).
- Мы пойдем. И так весь день бегаем. Заругают дома.
- А Ванька – на музыку ушел. На баяне учится. Вы знакомы?
- Ну, в школе то одной учимся… Я вас в школе видел. Только мы во вторую смену ходим… А как вас звать?
- Александра Петровна. Я химию преподаю. В старших классах. Поэтому – только в первую смену. А у вас кто учителя?
- У меня – Степанида Степановна, второй «В», - снова высунулся я из-за Мишки.
- Галина Ивановна. Четвертый «Б». Пойдем мы.
- Постойте, секунду! – Александра Петровна ушла в комнату, а через полминуты вернулась и протянула нам с Мишкой по пачке японской жвачки. Я аж задохнулся, видя такое сокровище. В четверг я выиграл в пристенок пятнадцать копеек у Гози, - сына нашего кладовщика с магазинских складов. У Гози как раз и оставалось – три пятака. Но это были «коронные», беспроигрышные биты… Их он ни за что бы не отдал! И он сказал: «Я сейчас!» А через пять минут прибежал и показал мне пластик жвачки. На фантике был дракон с мечом. Глаза горели, а шипы торчали веером. Конечно, это была честная отдача, хотя на пятнадцать копеек я уже рассчитывал купить восьмикопеечный брикет сухого какао и бутылку лимонада (у меня были свои двадцать копеек, оставшиеся с игры)… А тут ЦЕЛАЯ ПАЧКА! Пять новеньких, ароматных, пахнущих удивительными фруктами, о названиях которых мы до боя спорили, пластиков! Я стоял, смотрел, а сердце колотилось, - а вдруг: нельзя! Вдруг Мишка сейчас скажет: «Спасибо, у нас полно такой», - повернется к двери и выйдет. А я – пойду за ним, и сокровище останется у этой учителки! Но Мишка, настоящий друг! Вдруг сделал немного недовольную рожу, и, так нехотя, раздумывая сказал:
- Спасибо! Малому, конечно можно… Ну ладно. Я тож возьму, там у него мелюзги – друзей – пол двора. Одной на всех не хватит!
Мы взяли жвачку. Миха засунул свою в карман, а я сжал в кулаке правой руки, и, как бы случайно, засунул под левую мышку, перекрестив руки.
- Дос-данья! – через минуту я был в тридцати метрах от дома под огромным ильмом и рассматривал подарок. Я не видел, как Мишка вышел на крыльцо барака с Александрой Петровной, они там еще стояли, и она говорила, он кивал, кивал, и потом не спеша пошел по улице в мою сторону.
Миха сел рядом на траву:
- Андрон, сука, соврал. Зажилить чужой мяч хотел. А мы играли, - все видели. Как мяч искать, - стали бы нас трясти… Выдавать – нельзя. Сука. Надо к старшим идти. – Я даже не понял сперва, о чем Миха говорит. Спросил:
- А к старшим, - зачем? И чего нас трясти? Мы же – по-честному? Отдали бы Андрону, он бы этого Ивана нашел, они же старшие, всех своих знают?
- Балда ты, хоть и начитанная. Фиг бы он мяч отдал. Или курсантам бы продал. А спросили бы – где мяч, - на нас бы показал. Ты Андрона не знаешь. Надо к старшим идти. Потом мимо его дома не пройдешь. Айда!
- Миш, а покажи свою? У меня смотри: с мотиками. Такие классные! На пачке, - глянь, такой золотой мотоцикл, а каска у гонщика. Как у космонавта! – Я передал свою пачку резинки.
- А, ты вон о чем! Это шлем, а не каска. Точно! Поделить надо. – Он достал из кармана брюк пачку и дал мне. На картинке – страшно красивая и яркая девчонка в синем платье на длинных ногах. Черные волосы растрепаны ветром, а ярко-зеленые глаза с длиннющими ресницами блестели, как два изумруда. На другой стороне, - в красной футболке оглядывалась через плечо велосипедистка с зелеными волосами и ярко-синими, тоже очень большими глазами. У девчонок не было носов, зато губы были большие и алые. Я не стал раскрывать Михину пачку, что бы рассмотреть целую коллекцию разных девчонок. Красиво нарисовано, но не интересно. То ли дело – мотоциклы с гонщиками в шлемах!
- Сейчас по одной откроем. И по две пластинки, - поменяемся. У них, - вкус разный. Тогда поровну останется.
- Как – поровну?
- Ты что, «профессор», каникулы, и счет забыл. Поровну, это значит – по два пластика тебе с Пахой, и мне с Генкой по паре. У нас в пачках будет по четыре пластика, - значит поровну! А что бы все попробовать, ты мне даешь две своих, а я тебе – две своих. У каждого будет по разному пластику жвачки! А так: пять то на два - не делиться! [О, Боги! Знал бы тогда Миха, что он произнес фразу, которая через десяток лет станет поговоркой, после изумительного диалога Алисы с Базилио в прекрасной кинопостанвке!] Ошалевший от недоступной мне арифметики (хотя для брата, когда родители не видели, примеры за пятый класс я щелкал, как орехи), я развернул фантик, - пластик был розовый. Порвал резинку пополам. Жвачка отчетливо пахла свежей земляникой. Половинку дал Михе, получив взамен его: желтую половинку с незнакомым, но приятным запахом.
- Персик, - сказал Мишка. - Пошли к старшим.
Во дворе наших бараков, на детсадовской площадке в беседке сидели старшие. Главный – Серега-мотоциклист, пел под гитару: «Стоп, ля ролинг стон, стоп, ля битл стоп! Ты должен ехать во Вьетнам, стрелять и вешать та-а-м…». Песня была новая и мне – не понятная. Но все внимательно слушали, - Гарик аж рот раскрыл. Играл Серега красиво, как флотский ВИА на танцах в клубе, даже лучше! Он закончил, достал из кармана рубашки пачку сигарет «Ява», и, вытащив зубами одну, протянул по кругу. Закурили. Мишка шагнул в беседку.
- Серый. Я мяч нашел. Не знаю, что делать.
- Поздравляю с находкой, Мишель! А в футбол играть не пробовал?
- Да мы наигрались. Два раза им (кивнул в сторону соседних бараков) пробивали по жопам!
- Ну, орлы! Будущие чемпионы. А сомненья какие?
- Проходил Андрон на рыбалку. Увидел. Сказал – он узнал, будто бы мяч - какого-то Белого. С их домов, с мартехи****. А мы нашли хозяина, рыжий Иван с портовских бараков. Его матери мяч отдали.
- Хороший мальчик! Она тебе за это конфетку должна! – все засмеялись.
- А Андрон сказал, вечером мяч ему принести. Он сам Белому отдаст.
- Ух ты! Красиво! Значит, не отдашь – получишь? В нос?
Миха пожал плечами.
- Такого он не говорил.
Серега задумался. Он докурил сигарету. Загасил о перила беседки. Потом спросил Гарика:
- Андрон, это же «Б»шник? С мартехи… Борзой. Антраки друг?
- Ну да. Они на «пятаке» толкаются.
- Так. Миха. Первое, - правильно, что сказал. Это не кляуза. Не ябеда. Ты все сделал как надо, значит, - ты прав. Андрону бы мяч отдал, - ни ты, ни рыжий хозяин бы его не увидели. Сейчас всей бандой малых идете к Андрону. Вызовешь на улицу. Скажешь – отдал мяч хозяину. И спроси, знает ли Андрон, какому. Так и спроси: «Так чей мяч, Андрон?», и если он скажет – Белого, без раздумья бей в пятак. Понял? И не ссы. Иди, делай! Ну-ка, мелкие, встали хором, с Михасем – вперед.
Мы пошли. Нас было четверо. Два будущих пятиклассника, один – с четвертого, и я – с третьего. Будущего третьего. Я оглянулся. Старшие сидели в беседке, и Серый пел про Анжелику. Идти было полчаса.
Наши стояли у подъезда, меня послали вызвать Андрона. У квартиры на втором этаже направо звонок бы очень высоко. Я тянулся на цыпочках, и уже почти до самого звонка, но чуть-чуть не хватало. Я подпрыгнул и двинул ладошкой. Ни фига. На втором прыжке дверь открылась. Женщина, приподняв очки над глазами, сказала:
- Ты бы еще взлетел. Звонок не работает.
- Андрон пришел с рыбалки? Здрась-сте! – сказал я. Женщина обернулась:
- Андрюша! К тебе попрыгунчик. – Повернувшись, строго мне сказала, - Он Андрей! Сможешь запомнить? А-н-д-р-е-й! – и ушла. А я сбежал по лестнице. Уже на выходе, услышал шаги.
Андрон вышел в трико и тапочках. В руке был огрызок яблока. Он не спеша пошел к нам, - мы отошли к углу дома.
Он улыбался и грыз яблоко.
- Где мяч, шпана?
- Чей мяч, Андрон? – спросил вдруг Миха тихим, но каким то странным голосом. Как хрипел немного. – Скажи, Андрон, мяч – чей? – Андрон стоял, забыв про яблоко, и уже не улыбался, а Миха сделал маленький шаг к нему, потом еще, и тут я увидел, что Мишка, - улыбается, глаза стали совсем веселые, и блестели, а уголок губ сполз вниз, наперекос, и он снова спросил:
- Что молчишь? Говнюк? Чей мяч! - Он уже был вплотную, но Андрон начал пятится, и огрызок из руки выпал, а Мишка начал поднимать к поясу правую руку, крепко сжатую в кулак. – Пойдем к хозяину мяча, гнида, где твой кореш Белый?
Андрон резко развернулся и побежал. А мы, до того стоявшие молчаливыми и ничего не понимающие, хором вдруг заорали:
- Андрон трус! Трус! Баба! – И орали бы наверное, еще, но окно на первом этаже распахнулось, и бородатый дед рявкнул:
- Цыть! Шпана! Разорались под окном!
Мы смолкли. Дед, высунувшись, осмотрел наше войско:
- Это вы на кого? На Андрюху? Бандита со второго этажа? Ну, молодцы! Славная смена растет. Видно, скоро без ружья до магазина не дойдешь! Геть домой!
Когда спускались к своим баракам по длинной вечерней улице, я спросил Миху:
- Старшие не пришли. Я думал – придут. А если бы махаловка?
- Видишь, - все нормалёк? Что спрашиваешь?
Видно, чего то я не знал. В беседке сидели те же старшие, подошли еще двое с дальних бараков. На полу беседки стояли две пустые бутылки пива и одна открытая.
- Да здравствует Михась-победитель! – Серый, придуриваясь, сделал салют бутылкой в левой руке, а остальные заорали: «Ура!». Стало сразу классно.
Я влез в толпу в беседке ближе к Серому:
- Серый, так вы там были, что ли?
- Расти большой, не будь лапшой! Кто ж своих бросает? – я так ничего и не понял. А Миху об этом – не спрашивал. Я только запомнил эту улыбку – ни фига не боявшегося и полностью правого Мишки...
Григорий сказал:
- Ваш вагон соседний! Единственные три плацкартных места в одном отсеке. Да еще и с нашим купейным рядом. Что, команда? По местам? Свистать всех наверх!
И мы пошли в свой вагон. Григорий шел рядом. Девушка-проводница встретила нашу компанию.
- Билеты!
Мишка подал ей три коричневых картонных прямоугольничка с дыркой посередине. Она взяла билеты и посмотрела на Григория:
- Это ваши?
- Наши конечно! Как такая красивая девушка сомневаться может? Под охраной всего Тихоокеанского флота!
- А ваша литера где?
- Девушка! Нам с друзьями купе в соседнем вагоне дали! Вах! Какая глупая ошибка! Мы ее сейчас исправим! В такой рейс – только в вашем вагоне!
Проводница уже явно едва сдерживала улыбку:
- А как же вы их сопровождаете – в другом вагоне? Разве так можно?
- Дорогая девушка! Как только я вас увидел, я понял, что вам можно доверить самое ценное в жизни! И этих пацанов, и даже мое горячее сердце! Так, команда, быстро по местам – номера девять, десять, одиннадцать! Марш!
Нам не надо было повторять. Григорий сделает все как надо, я услышал, как в проходе Генка тихо сказал в Мишкину спину: «Классно грузин кадрит!» - «Так наш флот же!» - через плечо ответил Миха. Так начиналась первая часть наших летних каникул. Впереди была длинная дорога, незнакомые места, пасека, тайга и дикие звери. Впереди была целая прекрасная жизнь!
* Путевая часть
** «Бануха» - побег из дома. «Бановать» - жить в бегах на чердаке или в подвале
*** Краснознаменная Амурская Флотилия
****местное название микрорайона
Продолжение следует