Артём Дыбенков — мой лучший друг. Парень осанистый, выше и крепче меня, голову имеет в форме некоего экзотического корнеплода. Благодаря мечтательным мутным глазам, если не выспится, похож на водяного, если загрустит — на врубелевского Пана.
Откуда он такой взялся? Доподлинно неизвестно, сам же утверждает, что он дальний родственник легендарного матроса Дыбенко, разогнавшего Учредительное собрание. При этом, по тёминым словам, его предок произнёс знаменитую фразу «Караул устал!», которая значила, что пора буржуям закрывать лавочку.
Порывшись в справочниках, я ткнул Артемию, что эта фраза принадлежит матросу Железняку, а не его начальнику Дыбенко.
- Ну и что, - ответил он мне, - Дыбенко его и отправил с этой фразой к буржуям: скажи, мол, этим гаврикам, что караул устал.
Из Дыбенок его предки стали Дыбенковыми якобы потому, что переехали вглубь России и там стремительно обрусели. Как бы то ни было, что-то общее между тёминой жизнью и биографией его предполагаемого предка определённо есть: женатого на нимфоманке и феминистке Коллонтай балтийского матроса, а затем наркома судьба, подобно морской волне, то подбрасывала вверх, то швыряла о камни. То его лишали всех постов, то отправляли командовать армией, то он штурмовал Кронштадт, то томился в застенках ГПУ как американский шпион. Единственная разница, что со сменой эпохи, сменилась и амплитуда волны: она не так высоко подбрасывает, но и пс так сильно бьст о прибрежные валуны. Перипетии артемкипой жизни не столько кровавы, сколько комичны.
Артемий вёл кочевой образ жизни. Он имел доставшуюся от родителей квартирку где-то на окраине города, стабильно не платил за неё, и пришедшим судебным приставам на их звонки отвечала вежливая тишина. Сам Тёма им ответить не мог, ибо всё время где-нибудь скитался: то по гостям, то по тёмным подвалам, где нестриженные годами юноши играли тяжёлый, как похмелье, рок. Часто он отправлялся в странствие в дальние страны или ближние города, чтобы участвовать в неизведанной жизни. Больше всего его огорчало, что с его сомнительной внешностью и ещё более сомнительной репутацией его не пускали в цивилизованные части света: Европу, Северную Америку, Израиль.
Он отчасти компенсировал это тем, что выучил два языка, английский и немецкий, и соблазнял иностранных туристок, обильно приезжавших в наш город с мая по октябрь. Он даже научился совмещать это хобби с работой, устроившись гидом и водя по берегам Байкала туристические группы, на % состоявшие из розовощёких фройляйн, мадемуазель и мисс. Другие типы его мало интересовали, поэтому он даже задумывался о создании собственной туристической канторы, которая будет ориентирована исключительно на обслуживание барышень добальзаковского возраста.
С наступлением холодов этот сладостный и питательный источник дохода замерзал, и Артёму приходилось зарабатывать на жизнь перепродажей незапрещённых веществ, уроками игры на гитаре, разговорного английского и запрещённых приёмов всех единоборств мира от кёкусинкай до бакланки. Когда же экспериментаторов и учеников становилось критически мало, он заваривал себе волшебный чай по рецептам южноамериканских индейцев и, употребив его, шёл записываться на подпольные бои, проводившиеся на потеху местных криминальных элементов. Потом месяц ходил побитый, но сытый.
Зимой он иногда подкатывал к местным девушкам, выдавая себя за ограбленного и избитого иностранца, вдобавок ни бельмеса не понимающего по русски, но работало это плохо: девушки его, конечно, жалели, и даже иногда звали к себе домой и кормили борщом, но на постоянное проживание брать не хотели, ибо сами ни бельмеса не понимали по-иностранному, и он не мог им рассказать, какой у него шикарный дом во Флориде. Убедительно сымитировать иностранный акцент ему не удавалось, а студентки иняза вычисляли его в два счёта, так как русский акцент у * него, наоборот, был ого-го какой.
Большинство артёмовских неприятностей происходило из-за его неумеренного влечения к девушкам. Помню, идём мы как-то зимой к одному его приятелю послушать раритетную пластинку Led Zeppelin (было у нас одно время странное увлечение аналоговой музыкой). Он замечает идущую навстречу пухлогубую девицу, огорошивает её вопросом, вела ли оно хорошо себя в этом году, и тут же начинает требовать номер телефона и адрес (иначе её не найдёт Дед Мороз). Девушка посылает его и говорит, что вообще-то сейчас подъедет её парень, у него с другом есть биты и они нам покажут. Тёма отвечает, что никого не боится, и видя, что ловить нечего, желает ей счастливого Нового года.
Не успели мы отойти метров сто, как возле нас остановилась машина, из неё выскочил здоровенный парнище с маленькой битой, сделанной, как мне показалось, из пластика, и сурово заорал: «Слышь ты,..., ты клеился к моей Вике!» Каково же было моё удивление, когда оказалось, что эти слова обращены не к Артёму, а ко мне! Девица, сидевшая в машине, очевидно, криво ткнула в пас своим намаиикюренным пальчиком, и домогателем оказался я. Тёма, который забыл про неё уже через десять секунд, не мог взять в толк, где же я так мог напроказничать.
Происходящее должно было вызывать или страх, или ярость, но понимание идиотичности ситуации затопило остальные мои чувства внутренним смехом. Тем не менее, ухажёр Вики ждал ответной реакции, как и его приятель, вылезший из машины для поддержки и сжимавший в кармане какое-то грозное оружие (возможно, водяной пистолет — что может быть страшней на морозе?). Не желая драться (парень-то здоровый), но и не желая сдавать Артемия, я попытался всё отрицать:
- Не клеился я ни к кому!
- Ни к кому он не клеился, - подтвердил Тёма.
Тут мне стало даже как-то обидно, что я столь инертен в отношениях с противоположным полом, что даже лучший друг в этом нисколько не сомневается. Паренёк, однако, не поверил:
- Да она сама на тебя показала! Хочешь, чтобы она из машины вылезла и подтвердила?!
Такой расклад меня совершенно не устраивал: если бы девица опознала Артёма, дело закончилось бы дракой, а учитывая используемые им приёмы, ещё и путешествием в ближайшее отделении милиции. Я продолжал упорно всё отрицать.
Парень, решив, что его ритуальная демонстрация по защите завоёванной самки успешно выполнена, предупредил, что если я опять буду к ней клеиться, он раскрошит мне всё табло, и быстро ретировался в машину. Когда она отъехала, я напомнил Тёме о его неудачной попытке подката за пару минут до появления этого олуха. Тут до него наконец дошло, что агрессия была направлена на него, и он даже хотел догнать машину и расправиться с ретивым ревнивцем, но вместо этого, как и я, зашёлся истерическим смехом. Смеялись мы долго и во всё горло, так что придя к товарищу с виниловыми Цеппелинами, пришлось отпиваться горячим чаем.
Другой похожий случай, приключившийся с Артёмом (и заодно со мной), повлёк гораздо более серьёзные последствия: вынужденную эмиграцию моего друга на неопределённый срок и мучительные угрызения совести у меня. Но обо всём по порядку.
Лето я провожу в деревне Высокие Сосны. Река здесь широкая, небо ясное, народ весёлый — чего же боле?! Как-то раз, в свободное от туристок время, в гости ко мне приехал Тёма. Проспав полдня на сеновале, наевшись ягод и поборов меня на траве, он подмигнул и сказал: «Пойду на разведку». Вернулся поздно вечером и рассказал, что повстречал пышиотелую Любу, которой иаплсл с три короба о себе (программист из Москвы, сбежал от мафии, прихватив их деньги, теперь через Монголию и Китай будет перебираться в Австралию), затем, видя в глазах девушки «угль желанья», затащил её в лес и получил самый бурный секс в своей жизни.
О Любе этой я уже слышал от деревенских парней, которые не меньше Артёма были впечатлены её формами и талантами. Предупредил его и о том, что брат у неё в полиции, поэтому лучше обращаться с ней поаккуратнее. Тёма ответил в духе, что не он первый, не он последний, и засобирался в город — завтра с утра ему нужно было везти на Байкал очередную группу. Я пошёл его провожать.
Маршрутки с Байкала в город в это время уже перестали ходить, солнце отрубленной головой медленно закатывалось за горы, оставляя на реке кровавую полосу. Водители видели в нас небритых разбойников и проезжали мимо. Тёма два часа травил байки о своих странствиях и, оголодав, побежал в придорожный киоск, откуда вернулся с пачкой докторской колбасы. Откусил от неё кончик, и тут его осенило. Встал у края дороги и приложил его к штанам в виде эрегированного органа. Через две минуты шесть женских рук затащили его во внедорожник. Я вернулся в свой дачный домик, ничуть ему не завидуя.
Это было в начале июня, а в конце августа в мою калитку постучал с хмурым лицом Юра, Любин брат. Не поздоровавшись, сразу приступил к делу:
- Знаешь чё, сеструха-то моя беременна .
- А я тут причём?
- А при том, что тут твой дружбан постарался.
Я стал соображать. Откуда она знает, что Тёма — мой друг? Очевидно, видела нас, когда он пытался уехать. Да, зря я пошёл его провожать. Я решил включить дурака, им же везёт.
- Так он же из Москвы, проездом был, сейчас где-нибудь в другом полушарии.
- Знаешь, ты мне полушария не забивай! Чё он нагнал, так даже она в это не поверила. А я его в городе видел — он у нас проходил по подпольным боям. У тебя, короче, выбор: вот она заяву написала об изнасиловании. Кто виноват, пока не указала. Назови его имя, фамилию, адрес или напишет тебя. И потом хрен докажешь, у нас уже все заключения есть. Да ты не ссы, мы его не посадим, пусть женится на ней.
Артём, рассуждая, что он у Любы был не первый и не последний, упустил один момент: в отличие от всех её ухажёров, только у него имелась городская квартира. О чём сообразил догадливый Юра, видимо, ещё три месяца назад, когда ехал мимо нас со своей сестрой в этот злополучный вечер.
Сесть в тюрьму — это не получить по шапке пластиковой битой. Мне было и стыдно, и противно, но всё же пришлось сдать лучшего друга в лапы его будущих родственников. Довольный Юра сел в служебную машину и вместе с сестрой
отправился прямиком в город, к Артемию. Я пытался его предупредить, но он, как назло, забыл зарядить мобильник.
В то время, когда брат с сестрой до него добрались, Тёма загорал у себя на балкончике, переписываясь через Фейсбук с очередной Гретхен. Увидев полицейскую машину, он насторожился. Когда из неё вылезла Люба, на него нашла лёгкая оторопь. Когда вслед за ней вышел парень в форме, до него стал стремительно доходить смысл этого сновидения. Он пошлёпал себя по щекам, ища какой-нибудь выход из кошмара. Затем решительно отправился в ванную, где привёл в порядок шевелюру.
В дверь позвонила одна Люба. Тёма её запустил в квартиру. Оглядывая апартаменты, она задумчиво промолвила:
- Знаешь, Тёмочка, у нас будет ребёночек. Ты ведь меня не бросишь?!
- Конечно, нет, милая. Я так по тебе скучал! - Ответил Артём и повёл показывать спальню.
Через полчаса довольная Люба спустилась к брату, обняла его и сказала радостно:
- Завтра пойдём с заявлением в ЗАГС!
Артём в это время собирал рюкзак, считал накопленные за туристический сезон финансы и звонил в авиакомпанию, чтобы купить горящий билет в Таиланд.
С тех пор в моём почтовом ящике регулярно оказываются цветастые открытки из экзотических стран, исписанные каракулями моего друга. Он на меня не в обиде: без моего невольного предательства он никогда бы не увидел в живую небоскрёбы Токио и радугу над Суматрой, не принимал бы роды у кенгуру и не утешал бы непопулярных танцовщиц бразильского карнавала.
Я же гуляю по ледяным улицам, глубоко вдыхаю морозный воздух и мечтаю о будущих временах, когда друг вернётся и мы вместе будем вспоминать былое, делиться творчеством и готовиться к новым походам.
Егор Спицын