Разговор писателя со своим персонажем

Вадим Юрятин
Кафе, куда в минуту открытия, ровно в 8-30, заходит Василий Ересиархович Базилевсов, писатель, как он сам себя называет, находится в центральной части города, так что на подходе к заведению всегда чувствуется утренняя суета. Базилевсов какое-то время течет в людском потоке по проспекту, потом стоит на перекрестке, перед светофором, около которого собирается устроиться нищенка, с картонкой в руках примеряющаяся к месту возлежания. Дождавшись зеленого сигнала, Базилевсов проходит мимо полуголых соблазнительных манекенов, рекламирующих женское бельё, а после них неожиданно для стрежня «волны» резко меняет направление и, покинув поток, торопящийся влиться в офисы и учебные аудитории, проходит в арку, обрамленную с двух сторон экранами, на которых счастливые-красивые люди в миллионный раз пьют капуччино. Базилевсов начинает свой день с этого кафе вот уже почти год, за исключением выходных и праздников, неизменно заказывая себе чашку мокко и рисовую кашу.
Базилевсов знает, что кофе здесь отдает кислятиной, а каша – прогорклым, как будто дважды (или, возможно, даже более того) использованным, маслом, но внимания на подобные мелочи не обращает, словно специально для такого случая заранее выключает рецепторы. Старается он не замечать и прочих мелочей: периодически выползавших из бездн зарешеченных коммуникаций толстых, с хищным прищуром маленьких глаз тараканов, внезапно начинавшей греметь водопроводной трубы, залегавшей где-то в опасной близости от ног посетителей. И уж совсем не интересуют писателя такие мелочи, как прожженные сигаретным пеплом сидения, постоянно вырубающийся вайфай и сонный персонал.
Администратор Вика, некрасивая тридцатилетняя брюнетка, встречает Базилевсова подобием улыбки и предлагает ему выбрать место, хотя прекрасно знает, куда он в итоге сядет. Затем подходит официантка, холодно и бездушно принимает заказ и мгновенно удаляется, как только Базилевсов говорит: «мне как обычно». Всё, ритуал встречи закончен, можно откинуться назад и достать из рюкзака ноутбук.
  Базилевсов раньше любил сидеть у окна, в шаговой доступности от человеческих лиц. Странное ощущение, когда находишься рядом с проходящими мимо головами, заглядывающими тебе в тарелку с кашей, чем-то нравилось ему поначалу. Словно ты на маленьком островке, а там, за стеклом, бушует море. Какие-то всплывали в мозгу писателя ассоциации, связанные со счастливым детством и успешной зрелостью: одесские медузы в лимане, дубайские дрессированые акулы,  любезно позирующие для селфи. Однако с ассоциациями Василию пришлось расстаться, когда однажды, через месяц примерно с того дня, как у него началась эта история с посиделками и писательством, посреди зимы в заведение повадилась являться некая дама, молодая, но именно, - дама, молчаливая, сдержанная и хорошо одетая. Проблема заключалась в том, что дама приходила на десять минут раньше и занимала любимое место Базилевсова, что поначалу его ужасно раздражало, он-то ведь сюда приходил работать, а она просто выпить кофе и съесть круассан. Так что в первый раз, обнаружив за «своим» столиком эту дерзкую выскочку, Василий Ересиархович даже немного вспылил и в расстроенных чувствах покинул кафе прочь. На следующий день Базилевсов опередил даму, придя пораньше (тогда же он вычислил десятиминутный гандикап), и обижаться уже пришлось ей, но дама в отличие от своего соперника никуда не ушла, а демонстративно заняла другой столик у окна. Так и сидели почти сорок минут лицом к лицу на расстоянии двух метров, но не глядя друг на друга, пока она не удалилась. На третий день Василий снова уступил даме в этой гонке за место у окна. Сначала он хотел было вслед за своей противницей обосноваться рядом, но потом, взглянув на прохожих за окном, передумал. «Это чем-то похоже на кормление аквариумных рыб», - подумалось Базилевсову. Тут же уплыли куда-то вдаль и медузы, и акулы, а сам Василий Ересиархович благоразумно решил, что лучше пересесть вглубь зала чуть в стороне от «витрины» за один из столов перед длинной мягкой скамьей-диваном, тем более, что помещение было совершенно пустым. Дама пропала через два месяца, когда зиму сменила весна и, как отметил про себя писатель: «гОвна стали таять», но пересаживаться обратно Базилевсов не стал.
В день появления Персонажа Базилевсов упорно трудился, колотя кончиками ногтей по клавишам. Когда, подняв глаза, Василий обнаружил сидящего напротив себя мужчину средних лет, то сначала как будто не обратил на него внимания, все еще оставаясь внутри недописанного текста, а через пару секунд, сфокусировавшись, слегка вздрогнул от неожиданности.
- Что пишешь? – весело улыбнувшись, спросил Персонаж.
Базилевсов подумал, что где-то уже видел этого господина. Ну не может же совершенно посторонний человек вот так войти в кафе, сесть к незнакомцу за стол и спросить запанибрата про то самое, почти святое.
- Я Вас, простите, не узнал, - задумчиво произнес Базилевсов, прикрывая ноутбук.
- Да ладно, от меня можешь не прятаться, - усмехнулся Персонаж, - я тебе всё ж не чужой.
Василий Ересиархович несколько секунд пытался сличить этого наглого субъекта с имеющейся в голове базой данных, и, хотя похожих описаний было множество, но файла с идентичным содержанием все никак не находилось.
- Не припомнил?
Короткая стрижка, голубые глаза, крепкие плечи, угадывающиеся под  клетчатым серым пиджаком с овальными вставками в районе локтей.
Базилевсов, как сказали бы раньше, испытывал смешанные чувства. Вот этот характерный прищур левого глаза, рубашка с удлиненным воротником, часы Maurice Lacroix будили воспоминания. С другой стороны, он вроде бы ни с кем сегодня на встречу не договаривался. Догадка мягко расползалась в голове писателя, словно кровавое пятно на ковре в рассказе, от написания которого Василия Ересиарховича так бесцеремонно оторвал незнакомец.
- Ну что же ты, Василий. Жизнь моя, хотя, по твоей милости, обычно и короткая: то в бетономешалку меня засунешь, то заставишь случайно проходящего мимо зомби ложкой вычерпать мне мозги, так вот жизнь эта, говорю, она же вся перед твоими глазами, а ты все никак меня не вспомнишь. Кстати, ты сейчас со мной что там сделал?
- Неужели? – догадка в мозгу Базилевсова доросла до уровня прозрения, - неужели Вы?
- Да-да, я. Вот и встретились, дорогой мой создатель.
Наглым уверенным движением Персонаж поднял со стола только что принесенный официанткой бокал с маккочино и лихо высосал половину напитка.
- Я обычно взбалтываю… - промычал Василий и зачем-то огляделся по сторонам.
- Чего оглядываешься? Боишься, что психушку вызовут? – Персонаж поставил полупустой стакан на стол.
- Из-за чего? – слегка напрягся писатель.
- Ну как же? Сидишь тут в общественном месте и тихо-мирно сам с собой!
Базилевсов допил, не взбалтывая, остатки кофейного напитка и долго еще всасывал в себя пустоту вперемешку с остатками шоколадной пены, издавая при этом противный свистящий звук. «Может быть выйти? Расплатиться поскорее и топать отсюда? Проветриться. Пока этот тут сидит. Не побежит же он за мной? Его же вроде как не должно быть…»
- Да не бойся ты, Василий. Хотя мы-то с тобой знаем, конечно, что никакой ты не Василий и уж точно далеко не Базилевсов, - сказал, понизив голос, Персонаж, доверительно приблизившись к писателю. -  Твое раздутое до размеров воздушного шара «эго» так и просвечивает сквозь древнегреческий маскарад, который ты на себя нацепил при помощи псевдонима, но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что внутри там у тебя не монгольфьер, тянущий корзину в стратосферу, а шарик с детской деньрожденьской вечеринки, который вот-вот лопнет, – Персонаж подмигнул Базилевсову, который заметно помрачнел к концу этого монолога.
- Знаешь, - пользуясь молчанием собеседника, снова заговорил Персонаж, - раз уж выдался такой случай, я пару слов скажу о личном.
Персонаж немного распустил узел на щегольски завязанном лиловом галстуке.
- Эту твою навязчивую некрофилию, как ни странно, еще можно пережить, в конце концов, ты меня постоянно реинкарнируешь, эту твою забавную тягу к БДСМ-тематике тоже, в каком-то смысле, я уже тоже начал втягиваться, но, скажи мне, зачем в своем последнем рассказе ты вывел меня гомосексуалистом?
- Кем?
- Да еще и имя дал идиотское.
- С чего вы вообще?..
- Ну как же? – Персонаж смахнул пылинки с рукава, - взять хотя бы этот пассаж: «Мельхиорий имел страсть к коллекционированию редких сортов кофе и любил в одиночестве слушать струнные квартеты Малера».
- А что тут такого? Я тоже, знаете ли, люблю музыку и кофе. Это еще ни о чем не говорит.
- Ну, как сказать… Да, еще… Ты уверен, что Малер сочинял струнные квартеты?
Базилевсов в глубокой задумчивости жевал трубочку, все еще бессмысленно воткнутую в опустевший бокал. Горечь от шоколада сменилась безвкусием пластика. Он, всегда втайне мечтавший о встрече со сверхъестественным, сейчас, действительно столкнувшись с чем-то, выходящим за пределы его воображения, чувствовал себя неуютно.
- Простите, я кажется понял. Вы выдвигаете мне какие-то претензии?
Вместо ответа Персонаж удовлетворенно откинулся на спинку стула и с некоторым оттенком игривости посмотрел на проходящую мимо официантку.
- Послушайте, - начал Василий, немного приходя в себя, - вы… не знаю, как вас именовать, в общем, уважаемый, мне кажется, что этот разговор, если он вообще сейчас происходит, как минимум, не имеет смысла. Это я вас породил, следовательно, при желании, могу и … того. Силой мысли, так сказать.
- Ну что ж, валяй, - добродушно заявил Персонаж.
Базилевсов закрыл глаза и попробовал представить себе окружающую его реальность без навязчивого собеседника. «Его нет, нет, нет» - твердил про себя Василий Ересиархович, твердо намереваясь через минуту открыть глаза и увидеть мир тем же, каким он был ровно в половине девятого утра, привычным и безперсонажным. «Минусовка» играла в голове Базилевсова уверенно, все партии представлялись ему ясными: вот администраторша улыбается входящему человеку, такому «типа адвокату», вот следом официантка неспешно плетется с «газетой» меню, вот люди плывут с той стороны аквариума, а напротив за столом - никого. Все складывалось достоверно и правильно, но за секунду до того, как писатель открыл глаза, он отчетливо услышал чей-то низкий с хрипотцой голос: «Милая, повтори мне пожалуйста, будь добра». 
- Да, ты так и не ответил, что же все-таки пишешь? – сидящий в ожидании нового бокала мокко Персонаж был все там же и даже, что почему-то отдельно отметил Базилевсов, отбрасывал легкую тень.
Писатель сглотнул, положил на стол изорванную в клочья трубочку и слегка как будто попятился назад. «Ладно, пусть так. Что ж, может, действительно, поговорить с ним? Вот и люди подтягиваются. Не бежать же мне сейчас, при них?»
- Пишу кое-что, - уклончиво начал Василий, - две вещи сразу.
- Ух ты! Да у тебя, старик, творческий подъем! И что за вещи?
- Одна для себя, роман, называется «Сыпенские остроморки», вторая для денег, сценарий, «ГМО-убийца», извиняюсь.
- Да Вы, батенька, эстетствуете. Тут, видите ли, я для себя, для души кропаю, а здесь – для денег, служу маммоне, но слегка, не очень-то напрягаясь. Так?
- Так, только уменьшите, пожалуйста, уровень сарказма. В любом случае, мои книги служат развитию читательского мировоззрения, в каком бы жанре я их ни писал.
- Что ж, хорошо. Разреши для начала поинтересоваться денежной половинкою твоего творчества, чтобы все самое сладкое оставить на потом. ГМО, говоришь? У тебя там о чем?
- Содержание примерно такое. В одном маленьком провинциальном городке, население которого составляют в основном сотрудники местного научного предприятия, занимающегося селекцией сельхозпродукции, происходят странные вещи. То есть сначала, естественно, все хорошо. Молодой ученый изобретает уникальный сорт картофеля, вживив в него ДНК  гидры и…
- Прости, я не ослышался: ДНК гидры?
- Ну, или чего там… чего-то змеиного, в общем. Привитый  этот картофель хранится себе спокойно в лаборатории, пока ученый пытается устроить себе свидание с молодой красивой особой. Поскольку ему вечно некогда, он, понимаете ли, все время проводит в своих научных изысканиях, то и свидание девушке ученый назначает у себя на рабочем месте. Влюбленные встречаются, и в этот момент…
- Позволь, угадаю: тут появляется картофель-убийца и начинает крушить все вокруг, срывая тем самым планы отцов-основателей лаборатории накормить весь мир крахмальный дрянью и заграбастать кучу денег.
- Точно! Но это в целом, а важны детали. Картофель разрастается, по всему городку ползают его белые ростки, которые словно ожившие провода капельниц впиваются в тела несчастных жертв. От «материнского» клубня отделяются куски, которые начинают вести себя самостоятельно.
- Хм…
- Что думаете? – Базилевсов вдруг понял, что испытывает потребность в положительной рецензии.
Долгий вздох в ответ.
- Положим, этот бред ты действительно пишешь «для них», это хоть немного, но смягчает ситуацию, делает твое падение чуть менее глубоким, стелет тебе крохотный островок соломки, но посадка, поверь, при любом раскладе будет жесткой. Однако, повторюсь, сделаем вид, что это все ради денег. Давай пожалеем тебя и введем такое допущение. А теперь, раз с поп-культурой мы разобрались, то может перейдем к тому, что у тебя было под грифом «для себя»? Какие-то там островорки, сыстренские, кажется…
- Сыпенские. Остроморки.
- А что это, если не секрет, такое: остроморки?
- Нет слова этого ни в Дале, ни в Розентале. Оно пришло ко мне само, явилось, когда я менее всего был к этому готов, и осталось со мной навсегда. Я писал эту книгу всю сознательную жизнь, начинал, как рассказ, потом перекинулся на повесть, потом замахнулся на роман. Это больше, чем проза. Это…
- Я понял, понял. Содержание какое?!
- Понимаете, там как такового сюжета нет. Это скорее передача эмоций словами, хотя там и слов в обычном смысле тоже нет, там больше слоги, слагающиеся в мелодию, геномы букв, звуки сочетаний согласных.
- Место и время действия?
- Психоделический колхоз периода полураспада СССР.
- А персонажи там есть? Прости, но меня это как-то волнует с профессиональной, если хочешь, точки зрения.
- Персонажи, как ни странно, есть. Там, например, выведен милый мальчик, Андрюшка, маленький, но непростой, душевнобольной, но умный, такая смесь Ивана Грозного и Алешеньки Карамазова, Христа и Иуды, он в итоге всех и убьет, спасая.
- Убьет, спасая? Неплохо! А любовная тема?
- Любовная линия будет, но такая, весьма необычная. Главный герой, опустившийся, но с другой-то стороны, наоборот, поднявшийся до глубоких, трансцендентных запоев, баянист-самоучка, работающий в цехе осеменения, в состоянии белой горячки иногда лицезреет смутное видение женского профиля на топоре. И вот, чтобы увидеть образ опять, он продает свою последнюю неотбитую «литовку», дабы раздобыть немного самогона и снова погрузиться в мечту о ней, прекрасной незнакомке. Чувствуете аллюзии одновременно на Достоевского и Леонова?
- Чувствую. Надеюсь, хоть без БДСМ у вас там обойдемся?
- Без БДСМ в этом мире никак не обойтись. Но все карты я раскрыть не могу, отмечу лишь, что у меня припасена просто до неприличия потрясающая сцена с участием коз, доярок и случайно заблудившихся во временных коридорах студентах из МГИМО, по ошибке отправленных тайной лабораторией КГБ на уборку картошки. Происходить все будет, что характерно, в убойном цехе…
- Прости, пожалуйста, что прерываю, но вот сейчас мне почему-то очень хочется спросить про твое душевное здоровье.
- Что?
- Помнится, когда ты последний раз выводил меня в своей так называемой «экспериментальной пьесе», ты был явно не совсем того. Ты и сейчас-то…
- Все со мной нормально!
- А таблетку ты с утра не забыл выпить?
- Её на ночь пьют. Куда ты клонишь!? Пьеса моя, вне всякого сомнения, - это прорыв!
- Ага, прорыв! Нечистот на публику! У тебя там мой персонаж половину своего текста произносит, тряся своим, с позволения сказать, достоинством, намеренно провоцируя вызвать кого-нибудь из зала на драку! А во втором действии главная героиня зачем-то пытается продать на аукционе несчастным зрителям свои ношеные трусы. С учетом того, что герои в течение всего третьего акта брызгают в зал из водяных пистолетов, мне кажется, что хотя бы досмотреть пьесу до конца – это уже подвиг.
- Зрителю нужны новые ощущения, новые саспенсы! Нужен диалог с залом, пусть даже и такой. По-твоему, лучше наблюдать синхронно храпящий партер?
Здесь прерываемся ненадолго, ставим наших героев на паузу. Кафе, в котором они беседуют, как мы помним, открывается в 8-30. До без четверти 9 в нем обычно завтракает один Базилевсов, затем помещение постепенно заполняется другими «резидентами». Базилевсов примерно знает график прибытия и места рассадки, выжидающе поглядывая поверх компа. Первым приходит «типа адвокат» в красивом, синего отлива костюме. Он садится за столик напротив Василия, но не лицом к писателю, как когда-то делала дама, а деликатно в профиль. Потом появляются другие,  и в девять тридцать утра мы уже обнаруживаем кафе полным людей. В левом от Базилевсова углу двое мужчин примерно одного возраста (от тридцати до сорока) и к тому же с похожей внешностью помятых бульдогов, сидят по обе стороны круглого стола, покрытого кремового цвета скатертью. Мужчины пригибаются друг к другу над столом, будто бы создавая шалаш контурами своих могучих тел, видимо пытаясь скрыть детали своего разговора от окружающих. «Типа адвокат» в центре зала, снявши пиджак, который висит теперь на спинке стула, наслаждается кофе, газетой и своим безупречным видом. Каждая из половинок семейной пары, сидящей от Базилевсова направо и вглубь, сосредоточена на своем мобильном устройстве. Муж читает почту, время от времени хмурясь и поводя желваками. Жена уверенным жестом большого пальца правой руки раз в три секунды снизу вверх «смахивает» ленту новостей в социальной сети. Разговор писателя и его Персонажа слегка глушит  музыка, не то чтобы громкая, но достаточная для формирования фона. Недалеко от семейной пары застыла беременная официантка Аня с подносом полным роллов, только что приготовленных ее мужем – сушистом. Легкая улыбка на лице официантки – след от пары нежных, но весьма чувствительных щипков, которыми муж наградил ее, провожая в путь к клиентам. Аня хоть и весьма округлилась в последнее время, но по-прежнему будила в муже чувства, ее крепкая молодая ягодичная плоть словно жгла ему теперь пальцы, погруженные сейчас в молочно-белую рисовую массу. Скоро эта масса превратится в съедобные «колесики». Администратор Вика по-прежнему скучает на своем посту, в сотый раз перечитывающая заголовки бесплатных газет, сложенных у входа. К только что вошедшей парочке юных красавиц, которые располагаются за «бывшим столиком Базилевсова» у окна, спешит вторая официантка Вера, девушка явно восточных кровей. Краткий обзор окончен, нажимаем кнопку воспроизведения и возвращаемся к прерванному диалогу писателя и его Персонажа.
- Знаешь, если уж у нас с тобой пошел такой задушевный разговор, могу дать бесплатный дружеский совет: обрати свое, с позволения сказать, «писательское» внимание несколько в иную область.
- В какую же? Сгораю от любопытства, - чуть нервно отреагировал Василий.
- Эротические новеллы. Знаешь, это сейчас модно, да и тебе, судя по всему, близко.
- Вы про всякие там «оттенки»? А то я, знаете ли, весьма критически отношусь к подобным произведениям.
- Что ж так?
- Авторов обычно выдает поверхностное знание темы, желание представить девиации за болезни, которые якобы можно вылечить большой и чистой любовью. Чушь какая! Это от большой и чистой любви может за минуту вылечить хорошая порка! Подобный взгляд может в корне изменить всю мировую литературу. Представьте себе, к примеру, Алексея Каренина, обрабатывающего свою супругу хорошей такой русской плетью!
- Представил. Завораживающее зрелище.
- Вот и я о том же! Чем писать о несуществующих высоких чувствах, авторы лучше бы остановились на подробном описании спанкинга.
- Ну это-то наверняка поможет развитию читательского мировоззрения.
- А вот давайте без иронии!
- Если все, что я только что услышал, было попыткой шутки, то я чуть скривлюсь из сочувствия, а в качестве еще одного жеста доброй воли подкину тебе другую идейку: напиши про попаденцев.
- Про кого?
- Или про LitRPG. Так и назови свою книгу: «Попаденцы в мире LitRPG».
- А что это?
- Этого никто толком не знает.
- Как можно написать про то, чего толком не знаешь?
- Вот мы и приехали. Видишь ли, народ привык брать то, что модно. Пиши ты свою нудятину про колхозников-извращенцев, но обзови их попаденцами! А в предисловии, упомяни, что происходит все это в LitRPG. Это же хорошо продается.  Как, кстати, обстоит дело с реализацией продуктов твоего творчества? В каком магазине можно найти твои книги?
- Я не печатаюсь. Это преходяще. Бумага горит, гниет, тонет. Пусть лучше мои мысли останутся навсегда оцифрованными. Их в любое время можно найти в Сети.
- Сеть тоже когда-нибудь выключат.
- Кто?
- Придет Великий Электрик и выключит всё нафиг.
- Что за мистическая чушь!
- Про мистическую чушь мне говорит человек, написавший повесть о том, как питающиеся электричеством инопланетные монстры высосали всю имеющуюся на Земле энергию! Не будет интернета, не будет и твоего «творчества»!
- В любом случае, что-нибудь, да останется. Не может труд писателя исчезнуть без следа. Даже находящаяся на границе черных дыр информация не пропадает.
- Это ты откуда взял?
- Я не только писатель, но и читатель. Умных книг, а не всяких там литэрпэгэ.
- А, прости, любезнейший, с какого это перепоя ты вообще решил, что являешься писателем? Только не отвечай, прошу, этой банальщиной, что, дескать, думал, будто это от Бога, сочини что-нибудь своё.
- Я думал, что это от Бога.
- Ну и дурак. А если Бога нет? Или ему не до тебя?
- Я пишу тут каждый день. Я реальностью своих действий доказываю! Я, по крайней мере, в отличие от кое-кого, действительно существую!
- Пишет он. Это типа доказательство твоего писательского бытия?
- А еще пьеса моя экспериментальная, о которую вы тут позволили себе ноги вытереть, получила несколько благосклонных отзывов, ее на премию выдвинули.
- На этом сайте всех на премию выдвигают. Это же не значит, что тебе ее присудят. Денег-то ты от своих трудов литераторских не видел никогда.
- Я, может быть, как раз коммерческой стороной вопроса сейчас и озадачен.
- Если ты думаешь, что продашь эту свою муть про ГМО, то спешу тебя огорчить, не продашь! Здесь это никому не нужно, а там этого добра хватает и без тебя.
- Деньги не главное.
- Если же ты мечтаешь о нищебродской славе непризнанного гения, то предлагаю тебе побегать по интернет-кафе, понаставить самому себе лайков. Погоняй по окрестностям, съезди в Ёбург, в Нижний, увеличь за счет себя же  лояльность аудитории. Позвони друзьям, знакомым, попроси разместить на сайте рецензию. А что? Все так делают. Если не знаешь, что написать, я тебе подскажу. «С интересом прочитала…», лучше так, от женского имени, чтобы не заподозрили, «…это прекрасное произведение молодого, пока никому не известного автора… с первой строки очевиден талант… столько смелых суждений… несомненно чувствуется влияние…» Кстати, кого? Слушай, а ты на кого хочешь быть похожим? С кого ты все это слизал? 
- Я ни на кого не хочу быть похожим. Я ничего не лизал.
- Ну, хотя бы, в каком жанре пишешь?
- Ментально-экзистенциальный постнеореализм.
- Твоя жена, помнится, давала более точное и ёмкое определение: бредятина!
- При чем здесь жена? Чего вы суётесь вообще?
- Я добра тебе желаю, и потому правду говорю. Хочешь анекдот в тему? Приходит сын из школы, собирается делать домашку. Спрашивает отца: «Папа, а что в жизни самое приятное?» Отец ему: «Как что? Алкоголь, наркотики и беспорядочный секс». Сынок ему: «Папа, мне в тетрадку по «Основам православия» так и записать?» Папа: «В тетрадку запиши, что самое приятное в жизни – это следовать христианской добродетели». Сын: «Тогда зачем ты мне про алкоголь и наркотики сказал. И чем беспорядочный секс отличается от порядочного?» Папа: «Пойми, сынок, должен же был кто-нибудь из взрослых хоть раз в жизни сказать тебе правду!»
Персонаж хохочет громко и искренне. Столик шатается. 
- Тебя здесь нет! Я всё это придумал! Вали отсюда!
- Еще чего. Сам вали. И если продолжать гнуть линию правды, то учти, никакой ты не писатель! Ты просто фрилансер-бездельник, которому в жизни немного повезло, прежде всего, с наличием свободного времени, которое ты, по-моему, совершенно бессмысленно здесь тратишь. Шёл бы в кино, прикупил бы акций, цветочки бы высаживал на даче – всё больше пользы человечеству!
- Ты мне мстишь, что ли? – выдавил из себя покрасневший до цвета пионерского галстука Василий, - за все эти смерти?
- Ну что ты! Это так низко. Да и подумай сам, как может человек, который в твоем рассказе на полгода уехал в Алтай, чтобы медитировать, созерцая бабочек, думать о пошлой мести? – в глазах Персонажа, впрочем, мелькнуло что-то недоброе.
Тяжело дышащий писатель пытается обратить на себя внимание официанток, но, как назло, и беременная Аня, и восточная Вера заняты разносом заказов, обе кивают Василию, дескать, «видим-видим, подожди немного». Поняв безнадежность своих попыток, Базилевсов начинает рыться в рюкзаке, чтобы достать оттуда кошелек и оставить на столе сумму, которую ежедневно платит за завтрак, но понимает вдруг, что суммы-то и не помнит. Вот странно, ведь каждый день ест одно и то же! Тогда решает оставить побольше, с явным запасом. Судорожным движением достает, наконец, бумажник, но, к несчастью, переворачивает его, поэтому на пол высыпается содержимое отделения для мелочи. Базилевсов с грустью смотрит вниз, сожалея о беспорядке, а не о потере. Персонаж смеется, искренне радуясь неудаче Писателя.
Накинув куртку и сунув ноутбук в рюкзак, Базилевсов бежит вниз по лестнице мимо удивленной Вики, плечом открывает стеклянную дверь и пытается на ходу намотать на шею шарф. Персонаж стоит с другой стороны витрины и, не обращая внимания на сидящих рядом девушек, кричит Базилевсову, чтобы тот случайно не удавился. Писатель слышит его слова, хотя и не должен: стекло толстое, внутри по-прежнему играет музыка, а снаружи – городской шум.
Базилевсов, с трудом двигая затекшими ногами, перемещается вниз по тротуару, удаляясь от кафе, растрепанный и злой. Налетает резкий порыв холодного осеннего ветра и треплет плохо застегнутый рюкзак, освобождая спрятанную в нем рукопись. Над головами случайных прохожих летают подхваченные ветром листки незаконченного Базилевсова произведения. Хотя, что я говорю, какие еще листки? Никто же не пишет сейчас на бумаге. Летят, подхваченные бесплатным вайфаем, невидимые миру буквы, а еще точнее, - цифры.
Летят на крыльях электромагнитного ветра сплетающиеся в мелодию слоги, геномы букв, звуки сочетаний согласных, синие подчеркивания, красные прямоугольники примечаний.
Летят никому не нужные мегабайты информации, разложенной на нули и единицы, невидимыми волнами насквозь пронзают спешащих на учебу студентов, завидующих со своей стороны «аквариума» симпатичным девчонкам, поглощающим посикунчики; цепляются слегка за невыспавшихся водителей, стоящих в пробке на светофоре и от нечего делать созерцающих то рекламный ролик про красивых людей и капуччино, то соблазнительных манекенов в женском белье; обходят стороной нищенку, удобно устроившуюся недалеко от светофора и обнимающую свою единственную подругу – бездомную собаку; летят буквы-цифры и будут лететь до тех пор, пока однажды не придет Великий Электрик и не выключит Сеть (или пока инопланетные монстры не высосут из проводов все электричество).

Вадим Юрятин
Март 2017