Я совершенно не уверена, что копейка рубль бережёт. Напротив, я убеждена, что скупой платит дважды. Вообще, экономная экономика должна быть экономной, а не разорительной – зажилил один Евро по жадности, что есть суть глупость, и опа – удачный бизнес приходится сворачивать, неоновые вывески снимать и мебель с молотка публике почти даром дарить.
А дело было так.
Мотина школа располагается прямо за центральной площадью нашего поселения. Там есть всё, что полагается быть на немецкой деревенской площади: локальная мэрия, несколько магазинов, пара кафе, почта, парикмахерская и целое здание, набитое разнообразными врачами, потому что напротив через дорогу – супер-пупер дом престарелых; старички и медики друг друга регулярно взаимовыгодно навещают.
Площадь не была бы укомплектована по правилам, не будь на ней ресторана. Владелец Альфред не долго ломал голову над названием. «Свинья и свисток», «Четыре гончих и лиса», «Красный лев» - это всё для затейливых англичан, которые от изоляции островной жизни устраивают себе сложносочинённые традиции. В немецкой деревне рестораны называют двумя способами: или «Олень», или по имени владельца. Если бы хозяина звали Адольф, то тогда, конечно, назвали бы заведение оленем, а в нашем случае Alfred’s - вполне благозвучно.
Мы туда как-то сразу повадились ходить. Во-первых, очень удобно географически. Во-вторых, время открытия удачное – с 9 утра. То есть, можно позавтракать в нормальное, а не обеденное время, когда другие рестораны открываются. В-третьих, вкусно. Повар,наверное, на заре карьеры приобрёл качественную повареную книгу и дотошно взвешивал рецептурные ингредиенты, не полагаясь на глазок.
Мы там встречались дамскими компаниями, семейными группами и на чашку кофе в одно лицо индивидуально забегали. Недели не проходило, чтобы мы свою посильную лепту через живот не инвестировали в Alfred’s бизнес.
У нас есть железобетонная традиция – завтраки по воскресеньям. Иногда они случаются узким кругом одной семьи, часто – две. Бывали случаи, когда несколько семей сливались в экстазе воскресного бранча расширенным составом: навещающие интернациональные бабо-дедушки, тётки с племянниками, друзья бывших соседей – всё, прибывающее к регулярно завтракающим с визитом, волоклось в Alfred’s воскресным утром.
Я к тому, что мы таки делали кассу дядюшке Альфреду, его супруге по ресторанным финансам и персоналу, который был исключительно женским до трагической минуты.
Как-то принято наивно считать, что в европах все поголовно вежливы и улыбаются. В Германии так оно и есть, за исключением Берлина. Жители столицы имеют заслуженную репутацию грубиянов – если жизнь награждает их возможностью поругаться на дороге, в магазине, на парковке, они благоразумно пользуются ситуацией: отринув сомнения, распахивают рот и изрыгают стресс словами громко. Официанты в Берлине – это не молодая зелёная молодёжь, теряющаяся и заискивающая перед гостями. Нет, это бывалые зубры в возрасте, когда рога и решительность ещё крепки, а голос уже натренирован взрослой бесцензурной лексикой. Есть искушение сравнить берлинских кельнеров с полицейскими, но полиция при исполнении на вас материться по уставу не может, а официанты по нему же как бы обязаны.
Мы однажды цивильно вломились большой компанией и, так как метродотелем моментально встречены не были, решили составить несколько столов вместе на 15 человек. Тут же в процессе к нам подлетела небольшая крашеная бело-розовым тётенька с татуировкой и накладными ногтями, пулемётно рявкнула на нас не голосом, а откуда-то из недр живота, с массой раскатистых шипящих, и разметала столы обратно. Потом улыбнулась «приветливой улыбкой людоедки», выслушала наши пожелания и составила столы вместе как мы и планировали. То же самое, только орднунг без самоуправства.
Но со временем мы приручили и познакомились со всем персоналом, с женой хозяина я смотрела их семейный альбом за стойкой бара, хозяин меня водил на экскурсию на кухню, а тётеньки-официантки рассказывали о преимуществе акриловых ногтей перед гелевыми. Мы смирились, что они о нас сурово заботятся, и достигли консенсуса с компромиссом.
Понятно, что у нас с Alfred’s сложились сложные, но семейные отношения. Показательно, что Нина, выписавшись по рождению из госпиталя на четвёртый день, отправилась не по месту прописки и новой колыбели, а в Alfred’s, потому что было воскресенье и нас ждала толпа друзей завтракать: рожали/не рожали – это детали, а компот, то есть тусовка, по расписанию.
Года четыре назад мы стали замечать незначительные мелочи, которые завтрак хоть и не портили, но его затрудняли на эмоциональном уровне. Мы жлобство не одобряем и готовы заплатить за внезапно отдельно выставленный в счёте хлеб, но чтобы его сначала заказать, а потом ждать 20 минут булку, которую надо сначала испечь – это до ужина, а мы завтракаем. Потом как-то официантки погрустнели, реально сник народ и перестал веселиться нашим шуткам. Сам дяденька Альфред как-то затерялся на фоне бара и перестал рекламировать свежие устрицы гостям под нос.
Короче, мы коллективно пораскинули мозгами и решили, что место встречи изменить всё же можно – жизнь идёт, традиции должны идти в ногу с обстоятельствами.
Но Alfred’s всё же навещали, не массово, не по воскресеньям, но полностью не манкировали.
А между тем среди официанток появился альфа-официант какого-то восточного разлива. Мы окрестили его «турка», хотя он мог бы быть выходцем из черноволосого откуда угодно. От коллег отличался полом, маслянистостью глаз и вкрадчивостью манер. Дядя Альфред, вероятно, нанял его как интерьер для дам преклонного возраста (не забывайте про дом престарелых через дорогу) в момент глубокого проникновения в собственный бар. В общем, бес попутал.
Новый сотрудник общепита вёл себя вполне прилично, подумаешь, пара пограничных мордобою шуток. С мужчинами был вежлив, с женщинами – доминантный самец. То есть, не совсем дурак. Полудурок. Что выяснилось следующим образом.
Однажды муж укатил на Формулу Один. Естественно, в выходные. Нине было 10 месяцев, Моте – 10 лет, май, воскресенье. Проснувшись, я собрала коляски и детей, и мы решили не сидеть дома в такое прекрасное утро, а отправиться недалёко завтракать. Давно не были в Alfred’s, может тряхнём стариной?
Мы наелись, напились кофе с соком, наболтались и собрались домой. «Мотя, вот тебе деньги. Попроси счёт, сумму округли, посчитай десять процентов и оставь их официанту. Сдачу принеси. А я пойду к машине запаковывать Нину в кресло, что вызов и приключение.»
Мотя пришёл через десять минут, смущённый и раздосадованный. С бумажкой-счётом и монеткой. Отчёт был такой: «Я попросил счёт. Парень-официант принёс квиток, на котором значились 33,60 евро. Я округлил до 34-х. Получалось, что чаевых ему положено 3 евро 40 центов. Я щедро округлил по 4 евро. Протянул две двадцатки и как принято огласил сумму моего платежа – 38 евро. Он открыл кошелёк и со словами «nein, mein Freund“, выдал мне сдачу в один евро, хотя по математике должно быть два. Я ему сказал «Вы ошиблись», но он усмехнулся, развернулся и ушёл.»
Я эту историю выслушала уже по пути домой в машине с крепко привязанной к сидению Ниной. И до сих пор жалею, что мы не развернули наш крейсер с пушками в обратном направлении. Понятно, что дело не в монетке. Дело в том, что обидели моего сына, а за это – смерть через повешенье за яйца без права перепописки. Я оскорбилась так, что съеденная яичница пожалела, что оказалась там, где да.
Вечером приехал муж, и эта история рассказалась ему со всеми подробностями. Он тоже уже было поехал разбираться, но на часах была полночь, и дядя Альфред в полном составе спал. Через неделю мы встретились на завтрак с толпой друзей и рассказали историю в красках, которых недельное пережёвывание учинённой несправедливости добавило геометрически. Все возмутились и хотели отправиться получать сатисфакцию уже целой толпой. Но замылилось, и альфа-официант опять халатно выжил.
Естественно, на все предложения приятельниц-коллег-школьных родителей встретиться в Alfred’s я гневно и аргументированно отказывалась, не скрывая своей глубокой неприязни. Круги по воде ширились, расползаясь радиусом вокруг ресторана, который стал, напротив, тих, безмятежен и пустоват.
Два года назад мы заметили, что один из двух залов Alfred’s внезапно оказался во владениях соседнего магазина игрушек: стену перенесли, и там, где недавно был банкетный зал, сегодня продают Барби и Лего. Но хоть и в сильно усечённом, кастрированном виде Alfred’s продолжал кормить старичков из дома напротив шпинатом, спаржей, свиной рулькой и гусём на Рождество. Влачил, одним словом. А сегодня мы с Мотей, обойдя все кафе на площади в ожидании родительского собрания, обнаружили, что вывеска снята, меню отсутствует, окна темны и безысходность. Самое время весенние столы на улицу выставлять, а там глухо, как в танке, и бумажка на окне болтается с содержанием «не ждите вы, мама, хорошего сына.»
«Полный аллес капут», как говорил Савва Игнатич из «Покровских ворот».
Матвей посмотрел на эту разруху за стеклом, сгрёб все воспоминания в кучу и изрёк: сэкономили, блин, один евро, пустив бизнес собаке под хвост. «Псу под хвост», - автоматически поправила я, расписавшись кровью под каждым словом своего великоватого ребёнка, который на мгновение стал опять десятилетним белокурым оскорблённым ангелом с одной монеткой в кулачке вместо двух.
Я, между прочим, не злорадствую. Я сегодня на школьном собрании поговорила с учителем бизнеса и экономики. Когда я ввернула, что следующая тема по его предмету, бизнес этика, вызывает во мне живейший интерес и воспоминания о дискуссиях с профессором Парижской школы экономики во времена получения моего MBA, я подумала о несчастном Альфреде и принудительной распродаже инвентаря.
Бизнес бизнесом, но и совесть надо иметь!
Не правда ли?
"Однозначно, Катя!" - "Спасибо!"