Тропою Утрат. Глава первая, отрывок 2

Всеволод Воронцовский
NB! - разбито на отрывки для удобства чтения. 3 отрывка в первой главе

ОТРЫВОК 2

 Предыдущий отрывок: http://www.proza.ru/2017/03/20/538

***
  В комнату к Августу, распахнув дверь настежь, вбежал младший сын графа –  восьмилетний Фридрих. Обыкновенно взъерошенный, этот темноволосый мальчишка сейчас и вовсе выглядел откровенно нечёсаным, будто только что вскочил с постели. Мятая камиза, небрежно торчавшая из-под наспех натянутого синего шерстяного котта, подтверждала эту догадку, к тому же, для столь раннего часа любивший поспать двоюродный брат казался очень уж взбудораженным. В руках он держал маленький игровой лук, за плечом висел колчан с лёгкими, но почти «настоящими» стрелами, из-за спешки не привязанный, как положено, к поясу.
 -Ты чего, как всегда, с книжками в обнимку разлёгся?! Там ж война, идём, давай, бегом!
 -Никуда я не пойду. Вы меня снова поколотите, или в грязи изваляете, – ответил Август, крепко прижав отцовский дневник к груди, убоявшись, что Фридрих, забавы ради, может запросто его отобрать. – Так что сами играйте в свою дурацкую войну, а я лучше дочитаю…
 -Хорёк, я те чего говорю – напали на нас, всамделишно напали! – Нетерпеливо перебил кузен. –  Гарнизон вовсю готовится к обороне, а ты тут закрылся, и не слышишь, что ли, ничего?!
 -А если это правда, то кто напал? – Мальчик недоверчиво посмотрел на него, и, поджав губы, подозрительно прищурился: - Вдруг ты просто хочешь меня выманить, и это Иоганн тебя нарочно подослал?
 -Ай, да с тобой только время терять! – Отмахнулся тот. – Я – в башню, попробую застрелить парочку-другую вражьих выродков…
 -Что, правда, донжон отперли? – Оживился Август, уже готовый поверить новости.
 -Да. И я с братом буду защищать женщин и детей, – деловито заявил Фридрих.
 - Может, и не врёшь… Ладно, я тоже с тобой. А Виолетту уже тоже в башню отнесли?
 -Ага, – на бегу отозвался кузен.
  Август, неохотно оставив дневник на кровати, предусмотрительно накрыл его подушкой, сунул ноги в сапоги и побежал следом. Переход между крылом и донжоном действительно оказался открытым, и теперь стало ясно, почему на двери почти всегда висел здоровенный проржавевший замок – очень уж неустойчивыми были деревянные опоры, поддерживавшие сколоченный из сосновых досок коридор, проходивший на высоте второго этажа. Пошатывание ощущалось даже под лёгкими  шагами детей, однако эта хлипкость и непрочность конструкции служила оборонительным целям – в случае вражеской атаки, её представлялось возможным обрушить парой ударов молота или топора, выбив опорные балки и перекрыв, тем самым, один из двух проходов в башню.
  Взбежав по винтовой лестнице на самый верх, мальчики оказались возле тяжёлой, окованной железом двери, из-за которой слышалось хныканье годовалой дочери графа. Возле колыбели маленькой Виолетты жались две няньки – Овидия пыталась укачать малышку, а Бетти – молоденькая круглолицая девица, цеплялась ей в рукав и нервно всхлипывала – видать, до того перепугалась новости о нападении, что сама нуждалась в утешении.
  -Долго вы, – сказал Иоганн, нехотя оторвавшись от бойницы и повернувшись к вошедшим ребятам. Одиннадцатилетний графский первенец внешними чертами удивительно походил на отца – те же белёсые, густые, сросшиеся на переносице брови, точно такие же дымчато-голубые глаза и тонкие губы. Прямые светлые волосы он забирал в хвост, чтоб не мешали, и, в отличие от брата-разгильдяя, даже сейчас, наскоро одетый, выглядел вполне аккуратно. – Таржгары уже вплотную к стенам подошли. Идите, давайте, сюда, – он похлопал по подоконнику узкой бойницы.
  -А чего не туда? Давайте откроем… – Предложил Август, показав пальцем на толстые дощатые ставни, закрывавшие большое окно на той же стене, через которое в донжон изредка поднимали грузы. – Там же лучше будет, все поместимся…
-Ты дурак, что ли? – Кузен покрутил пальцем у виска. – Хочешь вражьих стрел отведать?
-Нет… я просто подумал…
-Говорю – сюда, а ты слушай, раз сам не соображаешь. Я уже придумал, как нам всем здесь разместиться. Поторапливайтесь, а то всё проглядите…
 Мальчишки расположились на подоконнике узкой бойницы – один над другим. С двадцатиметровой высоты им открывался отличный вид на всё поселение, гордо именовавшееся «графством».
В предместьях уже взвивались над подожжёнными домами чёрные клубы дыма, тут и там виднелись жаркие стычки. Йорхенбургцы отчаянно пытались защититься, отбивались всем, что под руку попадалось, в ход шли серпы, поленья и вилы.
Во внутреннем дворе суетилось шесть десятков ополченцев, успевших забежать в замок до того, как опустилась герса и поднялся  въездной мост. Снаряжённые в залатанные стёганки и тронутые ржавчиной койфы, они выглядели нелепо, а на их лицах читался страх. Сотник, звеня короткой кольчугой, вооружал этот несуразный гарнизон копьями, топорами, деревянными дубинами и булавами, торопливо разделял на отряды и отправлял их на стены.
Спустя некоторое время туда поднялся и сам Йоримус Йорхен, облачённый в начищенный прадедовский хауберк, прикрытый синим сюрко с родовым гербом, вышитым серебряной парчою на груди. Тулью бацинета с наносником, придавая величественности облику владельца, украшала старинная серебряная корона, пересаженная со шлема славного пращура.
Распределив немногочисленных лучников, граф с ужасом обнаружил, что на стенах нет ни камней, ни котлов для кипятка, ни даже брёвен. Безмятежный быт мирного затишья последних лет порядком расслабил правителя, увлёк светскими делами; гарнизон с большой неохотой вспоминался лишь в дни выплаты жалования, а нужды обороны и вовсе позабылись: казна не поддерживала её в боевой готовности, не отдавались загодя организационные приказы. Теперь же, когда неминуемая угроза встала на пороге, оставалось лишь пенять на себя самого за легкомыслие и недальновидность.
А неприятельская орда всё прибывала. Отделившись от оравы разбойничавших соплеменников, примерно три сотни конных с луками наготове заключили замок в осадное кольцо, пресекши любые попытки помочь жителям. В ответ на жалкие одиночные выстрелы со стены, слилось единым дребезжанием звяканье натянутых тетив, и свет небесный затенила смертоносная туча. Пока во двор свистящим ливнем сыпались стрелы, вынудив оборонявшихся  укрыться за зубцами, спешившиеся степняки перебрались через земляной вал и миновали обмелевший ров – вода, давно превратившаяся в скользкую зелёную жижу, едва доходила им до пояса. В камни крепостной ограды вгрызались металлические крючья, по волосяным верёвкам, сноровисто, словно пауки по паутине, взбирались налётчики.

 -Вон куда поскакали! – Воскликнул Фридрих, и остальные сразу перевели взгляд на переместившееся скопище верховых.  – С другой стороны обстреливать будут, пока эти здесь залезают, чтоб своих не поубивать!
 -И позади, по заделанной стене тоже лезут… - Сказал Иоганн, его речь звучала менее бойко, гораздо спокойнее и тише. – Их же не видят… ОТЕЦ! СЗАДИ! – Приложив ко рту сложенные раструбом ладони, во всю мощь своих лёгких выкрикнул он, но его не услышали.
  Оттолкнув всех, Фридрих  выпустил две стрелы, впрочем, обе, быстро потеряв скорость, упали, не пролетев и половины дистанции.
-Эх, далеко! – Раздосадовано вздохнул мальчишка. – И чего это нас не пустили помогать обороне? Уж я бы там точно не промахнулся!
-Отец хочет, чтобы мы остались живы, и если враги всё же проникнут в донжон, мы могли защитить сестру.
-Слушайте, а почему дозорные не заметили такую уймищу всадников, и не подняли тревогу? – Спросил Август.
-Дрыхли, небось, паршивцы, отец сам их казнит, если враги их не прирезали.

Обстрел внезапно прекратился, сменившись неистовым натиском. Карабкавшиеся наверх  кочевники облепили стены, как гнус корову. Их встретил ярый отпор, ополченцы перерубали верёвки, наносили страшные удары булавами по головам атаковавших, нещадно кололи их копьями. Сквозь гул и лязг слышались жалобные вскрики раненых – пронзёнными и оглушёнными степняки срывались в ров. Но нескольким всё же удалось прорваться, а за ними, по проторённому, резво подтянулись другие. Невысокие и щупловатые по сравнению с Йорхенбургцами, таржгары юрко уклонялись от атак и проворно наседали, и теперь сражёнными падали уже  защитники замка.

-Эх, гляньте, какой здоровенный влез… - Фридрих указал пальцем на неожиданно-могучего степного воина, раскидывавшего ополченцев, точно лёгких соломенных чучел. – Настоящий Верзила… не знал, что среди кочевников такие огроменные бывают, папа ему едва до плеча ростом… и вон, как наших рубит – что траву косой. Что теперь делать…
-Таржгары мигом разбегутся, если в их толпу швырнуть огненный ком. Они жуть, как боятся таких чар, – рассказал Август. – Я тут недавно прочитал, как однажды маг в одиночку распугал целую орду степняков…
 -Опять он сказками грезит, – скептически хмыкнул Иоганн. – Мага ему подавай… Здесь всё серьёзно, вернее – всё плохо, очень плохо, с двух сторон нашим не отбиться… вон и отец это уже понял, они отходят…
 -Да как так?! – Возмутился его брат. – Да один наш стоит десяти… нет, двадцати таржгар! Им бы только этого Верзилу завалить, вот тогда эти вонючие кочевники точно как овцы разбежались бы!
 
Август, жаждавший немедля доказать истинность приведённого примера,  уже не слушал, о чём говорят кузены. Он нырнул за их спины и незаметно вытащил из колчана Фридриха стрелу. Скривившись в ожидании боли, мальчик резко кольнул стальным наконечником ладонь  левой руки, глубоко рассадив тонкую кожу. Чтоб утерпеть и не ойкнуть, пришлось закусить нижнюю губу. Никто не заметил его тихой возни – в этот момент двоюродные братья увлечённо глядели в бойницу, а няньки искали отвлечения от ужасов битвы и безрадостных мыслей, склонившись над колыбелью. Из двух дрожавших голосов складывался заунывный напев, убаюкивавший засыпавшую малышку.
Сосредоточенно прищурив глаза, Август неотрывно смотрел на кровоточившую ранку и шёпотом повторял над ней девять странных слов из неизвестного языка – загадочную, глубоко врезавшуюся в память фразу книжного заклятия.
 -А Верзила-то силён. Бац – и троих наших завалил…  - Вздохнул Фридрих, глядя, как тело очередного убитого ополченца упало со стены и осталось валяться в неестественной позе на земле.
Вдруг загремели цепи, и подъёмный мост крепостной стены с громовым грохотом упал, вздевши густую пыльную завесу.
 -Нет, нет, только не ворота! – Иоганн куснул себя за кулак и побелел лицом от неожиданной догадки. – Вот для чего таржгары с другой стороны полезли, они просто внимание отвлекали!
-Это чего ж, пока наши вовсю отбивались, кто-то из степняков незаметно в барбакан пробрался, чтобы открыть?
-Да! И я ведь, дурень, тоже не заметил… Всё, теперь уже нет надежды справиться, нашим  остаётся только бежать… Давайте же, скорее, отступайте!
 Братья беспокойно наблюдали, как их отец с четырьмя десятками уцелевших воинов мчался через двор к донжону, а вдогонку летели стрелы. Восьмерых ополченцев по пути сразило насмерть, нескольких раненых пришлось попросту бросить, иначе остальные не успели бы взбежать по лестнице, к спасительному входу прежде, чем преследователи настигли их. Но вот мост со скрежетом поднялся.
-Ага, они здесь! Я вниз. – Иоганн, даже не взглянув на кузена, убежал, теперь у бойницы стало гораздо просторнее.
  Через распахнутые ворота ввалилась толпа спешившихся кочевников, большей частью в грубо сшитых, замызганных овечьих тулупах, но средь них попадались воины в бахтерецах и кольчугах, с накидками из волчьих и медвежьих шкур на плечах. Наводнившие двор налётчики озирались, ища лёгкой поживы, их узкие раскосые глаза с толстыми, будто бы отёчными веками, алчно поблёскивали из-под пушистых меховых отворотов конических шапок.
Два десятка степняков притащили увесистое бревно, и с разбегу начали таранить им менее крепкие ворота паласа. В ответ ополченцы обрушили навесной коридор. Грохот стоял такой, что стены опустевшего дома, казалось, вот-вот обрушатся, но малышку Виолетту, заснувшую безмятежным младенческим сном, это ничуть не тревожило.
Взорам же освободившихся нянек предстала весьма странная, жутковатая сцена: Август стоял спиной к окну, с отрешённо-безумным видом таращился замутнёнными очами на свою изрядно окровавленную руку и что-то невнятно бормотал. Срывавшиеся с пальцев капли крови сворачивались на полу пыльными дымившимися шариками. Раскрасневшееся, напряжённо сморщенное лицо ребёнка то и дело искажал оскал крепко сжатых зубов, на висках синими жгутами проступили вспучившиеся от натуги вены.
 Овидия бросилась было к нему, но Бетти поймала её за руку:
-Он что пёс бешеный, того гляди пена на губах выступит! Лучше не подходить, вдруг набросится… – Прошептала девица; в сердце шевельнулся первобытный страх, призвавший немедля спрятаться за широкой спиной толстухи.

Сноп огненных искр с треском и шипением вырвался из ранки, рдяным сполохом озарив комнату. Затуманенный взгляд тут же прояснился – ахнув, Август зажмурился и отшатнулся от прыснувшего в лицо жгучего потока; затухавшие брызги лишь слегка подпалили ему брови и чёлку. Не дав мальчику ни мгновенья на осознание случившегося, вспотевшую ладонь осветил узкий язычок пламени, поглощавший кровь и скручивавшийся в неровный полыхающий комок.
Бетти попятилась назад и вжалась спиной в стену. Бедняжка почувствовала себя по-настоящему загнанной в угол – снаружи ломились таржгары, а здесь находилось нечто не менее опасное, только в невинном детском обличии. Овидия же уставилась на мальчика с восхищённым изумлением.
-Получилось! Получилось! Я же говорил, это заклинание настоящее! – Ликующе воскликнул Август. Сотворённый огонёк пылал жаром, но руку не обжигал. Приковав восторженный взгляд своего создателя, он вдруг стал слабеть и угас прежде, чем Фридрих, увлечённый созерцанием действа, происходившего внизу, соблаговолил обернуться.
 -Не вопи так, отвлекаешь же! – Недовольно отмахнулся кузен. – И стрелу отдай, вон, ты уже поранился об неё, болван, – он вырвал из руки Августа стрелу, положил обратно в колчан и наставительно добавил: – Этой штукой надо врагов убивать, а не себя ранить.      
 -Но я сделал на крови огненный ком! У меня получилось, прямо почти так же, как у мага, про которого я в книге прочёл! Ты просто не успел посмотреть!
-Ага, молодец, ты у нас прям настоящий чародей. – Насмешливо покачал головой Фридрих, похлопав кузена по плечу.
-Но это правда! Сначала вырвались искры, а потом – огонь! – Август посмотрел на нянек, понадеявшись, что они подтвердят его слова. Бетти сразу же уставилась в колыбельку, притворившись ужасно занятой. Овидия же вопросительно приподняла брови:
-Так ты что же, нарочно это сделал?
-Да. Но только вышло совсем не то, что я хотел. Должен был получиться огненный ком, а вместо этого у меня чуть брови не сгорели.
-Да уж, от таких чар таржгары наверняка бы передохли. Только не от страха, а со смеху, – хихикнул двоюродный брат. – Вот теперь мне жаль, что я это проглядел.
-Ох, не в добрый час твой дар раскрылся. Если, милостью богов, мы все живы останемся, расскажу милорду Йоримусу, пусть сам решает, что с таким умением-то делать… Ну надо же, всю руку ведь раскровил... – Нянька взялась за свой фартук, с треском оторвала от него полоску ткани и стала перематывать раненую ладошку мальчика. – Я видала как-то важного господина мага, он сюда приезжал с самого Лейара. Кажется, он тогда с помощью колдовства пересохший ров водой заполнял. Только вот что-то не припомню, чтобы он для этого ранился и так страшно пучил глаза.
-Ну, он-то же маг, – мальчик пожал плечами, глядя, как повязка пропитывается кровью. – А я просто подумал, что смогу. Но не смог. – Он вздохнул. – Это очень тяжело, я устал.
-Так давай приляг, отдохни. Кроватки-то тут нет, но я тебе покрывало постелю.
-Эй, усталый, успеешь ещё выспаться! Посмотрим лучше, что снаружи делается, это уж поинтереснее, чем сны! – Фридрих выглянул в бойницу. – Они всё-таки вышибли дверь… хорошо, что в доме – никого.
-Там папин дневник! – Август схватился за голову, оставив кровавый след на левом виске. – Зачем я только его там оставил, надо было с собой взять!
-Ой, не переживай, на что он таржгарам, они вряд ли читать-то умеют. Разве что, костёр развести пригодится. Но в доме и так порядочно добра, чтоб ещё это брать. А вон, глянь, уже и до святилища добрались…
Кочевники и впрямь обирали небольшой храм богини Элтабиатты. Не ленясь, отковыривали даже синие лазуритовые плитки, облицовывавшие ротонду снаружи. Некоторые пытались вскарабкаться по виноградной лозе на золочёный купол, позарившись на большой, заманчиво искрившийся радужными переливами опал, венчавший верхушку шпиля. Остальные забрасывали пустовавший ров вокруг башни всяким хламом.
Тут в ворота въехал единственный всадник, чересчур бросавшийся в глаза на фоне пешей ватаги. Диковинным драконоподобным ящером в блеске стальных чешуй показалась его лошадь, вышагивавшая в тяжёлом пластинчатом панцире. Под изукрашенным латунным узором оголовьем, точно замершее огненное дыханье, висела крупная шёлковая кисть, а  понизу боевой попоны пламеневшей полоской колыхалась бахрома. Приосанившийся седок щеголял сверкавшим на солнце ламеллярным доспехом, надетым поверх долгополого киноварного стёганого халата. Над островерхим шлемом, клочком неугасимого костра, реял по ветру красный плюмаж из конского волоса.
Конник с апломбом рассекал двор, ничего не страшась. В него полетело несколько стрел, но какие-то пронеслись мимо, даже не задев, а другие попросту отскочили от брони. Он огляделся, натянул тетиву своего мудрёного составного лука, и первый же выстрел метко сразил лучника на крыше донжона; тот успел лишь негромко вскрикнуть, схватившись за красное оперение пронзившей грудь стрелы, прежде чем  сорваться вниз…
 К верховому поспешно подошёл высокий, массивный воин степняков, прозванный мальчишками «Верзилой». На первый взгляд, он выглядел гораздо скромнее конного, но в то же время отличался от прочих налётчиков. Его облачение составляли зелёные шаровары, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги со шнурованными голенищами и загнутыми носами, и серовато-голубой распашной халат из странного материала, напоминавшего тонкую змеиную кожу с мелкими серебристо-жемчужными чешуйками. Талию охватывал широкий пояс из металлических пластин, позвякивавший множеством подвесок – наконечниками стрел, собранными на толстый шнур. Плечи защищали стальные наплечники, а воронёный шлем по краю окаймлял дымчатый соболиный мех, свисавший длинным хвостом на спину. Гневно оскалившись, здоровяк ухватился за узду и дёрнул с такой силой, что лошадь споткнулась и упала на колени. Наездник громоздким тюком вывалился из седла, вмиг растеряв всю свою внушительность.

-Эх ты, да Верзила-то, видать, таржгарский вождь! – Заявил Фридрих.
-С чего ты взял? Я думал, вождь тот, на коне.
-Нет. Видишь, как он с ним разделался? Да и одежда-то у него не простая... из лурмийской кожи, похоже.
-Из какой кожи?.. – Август недоумённо взглянул на кузена.
-Лурмийской... что толку ты книжки читаешь, если не знаешь таких вещей? Это очень ценная редкость, потому что её, вроде как, с лурмий сдирают, это такие монстры, из дальних восточных пустынь. Телом они похожи на людей, но покрыты чешуями, как ящерицы. Вместо волос у них – перепончатый гребень на шипах, глаза краснющие, со зрачком, как у кошки. Говорят, их кожа очень лёгкая, тонкая, но по прочности ничуть не уступает кольчуге – вскользь её не разрубить, и обычной стрелой издалека не возьмёшь. Только мощным ударом копья или меча пробить можно...
-То есть, чтобы пошить такой халат, кто-то содрал кожу… с других людей? – Мальчик сморщился от омерзения.
-Не, ты что, лурмии же не люди вовсе. Они дикие, что звери, да ещё и опасные очень, – голос двоюродного брата понизился. – Встретишь их разом несколько – всё, считай, пропал. Я слыхал, они, если человека поймают, так начинают  жрать его сразу, пока он живой ещё, рвут плоть с костей острющими клыками, наслаждаясь воплями!
-Ужас какой… - Поёжился впечатлённый Август.

Пока мальчишки разговаривали, кобылу принял подбежавший таржгарин в косматой шапке, а вождь поднял «спешенного» с земли; оба говорили громко, но на непонятном, грубом наречии. По интонации угадывалось, что завязалась словесная перепалка, впрочем, Верзила быстро оборвал её, отвесив краснохвостому крепкую затрещину.
Оскорблённый оплеухой, тот с полминуты буравил взглядом спину предводителя, возвращавшегося к почти сооружённому переходу через ров. Затем крутанулся на пятках, и, огрев ближайшего соплеменника плетью, приказал ему и ещё двоим последовать за ним в храм. Вскоре он вышел оттуда и вынес в руках нечто, в чём местные узнали пышноволосую голову богини Элтабиатты, отколотую от изваяния в святилище. Встав посреди двора, краснохвостый ощерился самодовольной ухмылкой, демонстративно воздел трофей над головой и потряс, нарочно дразня осаждённых. Сполна упившись их разгневанными взглядами, он швырнул голову на землю и наступил сапогом на прекрасный мраморный лик.
-Ой-ой. Ничего себе… - пробормотал Фридрих. – Почему этот степняк до сих пор жив, и бог Таргда не испепелил его, и не перебил всю их поганую орду, наслав дождь из горящих копий?
-Таргда? – Переспросил Август.
-Ну да. Элтабиатта же его супруга. Он должен бы за измывательство над её идолом тако-о-ое здесь устроить…
-А может, он занят где-нибудь в другом месте, вот и не заметил? – Предположил мальчик.
-Может, – кузен развёл руками. – Или ихние таржгарские степные божки мешают ему увидеть, я слыхал, они умеют морок напускать не только на людей…

***
Граф Йорхен наблюдал за наглым святотатством через нижнюю бойницу, стремительно вскипая от ярости. Лицо правителя побагровело, ноздри раздувались, шумно втягивая воздух. Кустистые брови возмущённо сошлись на переносице, грозовыми тучами нависнув над потемневшими голубыми глазами. В сузившихся зрачках бушевала буря бешеного негодования. Йоримус вскинул меч, и выкрикнув призыв:
-За мной! – Ринулся к воротам.
 Никто из ополченцев даже не шелохнулся.
-Открыть!!!  Немедленно открыть ворота! – Громогласно повелел он, но и этот приказ поглотило общее молчаливое бездействие.
-Милорд, это безумие! – Возразил сотник. – Они только того и ждут…
 -Витольд, этот дикарский выродок кощунствует! – Перебил его Йоримус, особо выделив последнее слово. – Он посмел надругаться над нашей покровительницей, и ты предлагаешь оставить это безнаказанным?!
-Мы уже сдали свои позиции, кочевники вторглись внутрь замковых стен. Сейчас нам нужно думать не об испорченном убранстве святилища, а о собственных жизнях. Покинуть  донжон – означает обречь на погибель или рабство нас всех.
-Что, лучше трястись здесь от страха, что они всё равно ворвутся?! Великая Богиня на нашей стороне, и…
-И её изваяние расколото. Если уж это не смогло привлечь её божественного внимания, так наши судьбы и вовсе ей безразличны.
-Трус!!! Не  смей так говорить!!! И… подчиняйся! Ты мне присягал! Я – твой лорд! Вы все обязаны мне подчиняться! Я сказал – немедленно опустить мост – и в бой!!!

  Примостившийся в уголке Иоганн стал свидетелем очередного отцовского припадка. Правитель, с уродливо перекошенным нервной судорогой лицом, метался меж предупредительно расступавшимися воинами. Он угрожающе напирал, сверкал налившимися кровью глазами, потрясал обнажённым мечом и, брызжа слюной, визгливо требовал немедленного повиновения приказам, но эти сумасбродные выходки упирались в твердь всеобщего терпеливого молчания. Обитатели замка давно привыкли к кратковременным вспышкам исступлённого гнева, во время которых граф терял контроль и над собой, и над ситуацией, начисто лишаясь здравомыслия; на разум его будто бы находило затмение, ибо он не ведал, что творит.
-Я вас всех… приговорю! Вы все тут смертники, поняли?! Или немедленно в бой, или все будете казнены! Все!!!
Вконец разъярённый Йорхен сам ринулся к деревянному колесу лебёдки. Сотник и телохранитель попытались удержать его, дабы утихомирить, но не смогли – отбрыкиваясь с преумноженной злостью силой, он вырвался. Ополченец, стоявший поблизости, смекнул, что просто так господин не успокоится, и несколькими взмахами топора раскурочил подъёмный механизм.
-Ты что натворил, вшивота драная?! – Йоримус ударил его яблоком меча в лицо, а когда тот отпрянул, зажав ладонями разбитый нос, замахнулся, вздумав зарубить.
Тут на графа разом навалилось трое воинов, один рывком выдернул из цепких пальцев меч, двое других, бесцеремонно заломив руки за спину, повалили его на пол.
-Эй, вы что?! – Иоганн возмущённо выпрямился в своём углу. – Как вы смеете так обращаться со своим господином?!
Витольд резко осадил его:
-Он снова помутился рассудком! Своими невменяемыми поступками хочет всех нас погубить! Свихнувшийся человек не может командовать, несведущий безусый отрок – тоже, так что сядь и заткнись!
 Взвинченный тон сотника, подкреплённый крепко сжатыми кулаками, как-то сразу отбил охоту ему возражать, даже скрученный Йорхен прекратил дёргаться, только жалобно проскулил, страдальчески закатив глаза.
 Пока осаждённые боролись с бесчинствовавшим безумием собственного сеньора, кочевники соорудили  из натасканного со всей округи хлама относительно устойчивый переход. Миновав ров, несколько воинов во главе с вождём, вооружившись топорами, начали разносить поднятый мост, выбивая щепу и корёжа ленты железа, которыми он был обит.
-Укрепить ворота! – Приказал Витольд. – Приготовимся встретить захватчиков здесь.

***
  Всё больше чёрных столбов дыма от пожаров поднималось в небо. Трещали пылавшие соломенные крыши мазанок, а поднявшийся ветер, будто союзник налётчиков, разносил пламя по поселению. Резкий запах гари достиг и верхнего этажа донжона.
-Что творят, свиньи поганые… ладно бы просто грабили, но жечь-то зачем? Если всё сгорит, мы нескоро отстроимся, – хмурясь, пробурчал Фридрих. – Им же самим потом поживиться будет негде, разве что на дальние земли в поход собираться…
-Ты посмотри, сколько их…
-Да, всё больше и больше, не счесть… Я никогда столько народу разом не видал… А вон и ещё скачут… Но сколько бы их не собралось, стены башни им всё равно не сломать.
 -Так они стены и не трогают. Наверное, скоро мост проломят и сюда ворвутся, чуешь, бах – и аж дрожь по камню идёт?.. – Август положил ладонь на подоконник бойницы, чтобы лучше ощущать сотрясание.
Мальчики переглянулись и разом вздохнули. Штурм перестал казаться интересным приключением, угнетающей тенью нависла мрачная мысль о некой печальной безнадёжности их положения. Представлялось, что уже очень скоро таржгары ворвутся в донжон, неся погибель всем и каждому…
  Напуганные и опечаленные собственными домыслами дети вдруг заметили на дороге к замку какие-то быстрые сшибки. Вскоре через открытые ворота промчался десяток всадников в развевавшихся тёмных плащах и тускло поблёскивавших шлемах. Они на скаку разили степняков, рискнувших встать на пути, и стремглав уносились дальше, оставляя за собой след из покалеченных тел. Возле деревянной лестницы, ведшей к мосту в донжон, лихие конники закружили, забрасывая струхнувших кочевников метательными копьями. Те мигом попрыгали со ступеней и бросились врассыпную. Воспользовавшись моментом, первая пятёрка спешилась и побежала наверх, остальные продолжили движение по кругу.
 -Вот это да! – Обрадованно воскликнул Август. – Смотри, смотри, это же подмога! Может, ещё не всё потеряно!
 -Это не наши,  – заключил Фридрих, приглядевшись к снаряжению воинов. У всего отряда оно было почти одинаковым: шлемы-шишаки с листовидными, закрывавшими лица наносниками и тёмно-серые приталенные бригандины со стальной проклёпкой. Лишь у одного, по-видимому, командира, основу доспеха покрывало не шерстяное сукно, а ценный чёрный бархат. – Какие-то иноземцы, похоже. И доспехи у них не боевые, а скорее дорожные. Но ты глянь – таржгары-то просто обалдели, не ждали, видать, такого.
   На шатком, натужно скрипевшем помосте развернулось молниеносное сражение. Чужестранцы являли чудеса воинского мастерства – пронзали налётчиков мечами и ловко спихивали в ров. Даже могучий вождь, подобравшись к ним вплотную, получил крепкий пинок в живот, потерял равновесие и свалился на дно. Тут уже и вторая пятёрка всадников покинула сёдла и помчалась по лестнице к воротам.
 -Они идут сюда! К нам! К нам прорубаются! Ты говоришь – не наши, а если не наши, то зачем бы им так рисковать?!
 -Ну да… Но только что-то не так… мост-то не опускают, – развёл руками кузен.
 -Почему? Они же помогают! Их надо впустить… Может, просто не видят, не заметили?..
  Прошло несколько минут, но прорвавшимся так и не открыли. А степняки, тем временем, опомнились от внезапной атаки. Краснохвостый снова влез на свою лошадь и начал раздавать приказы. Несколько кочевников вскочили в сёдла коней, оставленных хозяевами, но те, взбрыкнув, скинули их, одному упавшему даже размозжило копытом голову. Разозлённые тщетной попыткой таржгары перебили благородных животных.
  Чужеземцы на неустойчивой перемычке надо рвом стали мишенью для града стрел. Их небольшие круглые щиты, висевшие на предплечьях, оказались сомнительной защитой, и один за другим, прикрывая собою главу отряда, гибли верные воины. Когда в живых осталось только трое, над двором разнёсся глухой трубный рёв. Почти все степняки обернулись на барбакан. Там, на одном из зубцов, сжимая в руке сигнальный рог, сидел худосочный, смуглый юноша, одетый лишь в набедренную повязку из грубо сшитых серых шкурок. Всё его тело и выбритую голову покрывали потрескавшиеся остроугольные узоры, нанесённые белой глиной, а на кожаной полоске пояса болтались, привязанные на шнурках, крупные кости, пара человеческих черепов, разноцветные перья и небольшие мешочки.
  Прокричав что-то на своём наречии, он отцепил один череп и разбил его об камень под ногами. Мощно плеснуло жидкое содержимое, целиком окатив юношу и забрызгав зубец. В тот же миг оно вспыхнуло языками невиданного синеватого пламени.  Горящая фигура, простерев руки к небу, с истошным надрывом начала вещать; многоголосое эхо искажало эти вопли, переполнив замковый двор раскатистым воем. Некоторые впечатлённые зрелищем  таржгары попадали на колени, бросив оружие, прочие же, застыв, внимали. Оставшиеся в живых иноземцы тоже слушали, видимо понимая, о чём идёт речь.
 -Шаман… это же настоящий шаман! – Заворожённо пробормотал Август, вскарабкавшись на подоконник и неосознанно оттеснив Фридриха от бойницы. – Всамделишный чародей степняков! Ты видел, как он сейчас…
 -Да не мешай ты смотреть, ишь, расположился! – Кузен отпихнул его, и тот сполз на пол.
 
Едва шаман договорил, пламя потухло. Сам он стоял невредимым, только глиняные узоры потемнели, а с тела срывались густые клубы сизоватого пара. Палец степного колдуна повелительно указывал на чужестранца в чёрной бригандине. Тот коротко кивнул, приняв вызов.
Степняки поспешно расступились, освободив посреди двора место. На площадку немедля ступил примелькавшийся уже воин в краснохвостом шлеме, за ним последовали ещё два таржгарина в крепких кожаных доспехах. В боевом задоре поигрывали они оружием, сабли то и дело вычерчивали сверкавшие круги.
Одновременно, на дне башенного рва вождь остервенело продирался сквозь груду трупов, чуть не задавившую его своей тяжестью. Шлем слетел с головы и затерялся, развеяв иллюзорную неуязвимость – на выбритой макушке могучего степняка алела свежая рана; длинная чёлка, раздвоенная подобно ласточкиному хвосту, намокла от крови и прилипла к лицу, а шесть чёрных кос, свёрнутых кольцами за ушами, растрепались, рассыпав мелкие жемчужинки.
По мёртвым телам Верзила выбрался наверх и тотчас устремился к галдевшей ватаге. Растолкав локтями стоявших на пути соплеменников и попутно выхватив саблю из рук какого-то воина, он пробился в центр круга. Краснохвостый и двое других, едва завидев предводителя, с негромким ропотом отступили к краю,  примкнув к общей толпе.
Шаман расселся на своём «постаменте», расставив бёдра и скрестив лодыжки. Выбрав средь прочих амулетов, висевших на поясе, пару человеческих бедренных костей, он начал отбивать ритм прямо по камню, и полуприкрыв глаза, раскачивался в такт.
Бада-бам, бада-бам, бада-бам! – Звонкий стук звучал как тревожное биение сердца. Таржгары вторили ему – некоторые били древками копий в землю, другие грозно притопывали.
  Под грубые окрики и глумливое улюлюканье чужеземцы спустились вниз. Сначала на ристалище хотел выйти человек, избранный шаманом, но спутники отстранили его. Отбросив щиты и сняв мешавшие обзору шлемы, они первыми шагнули навстречу вождю.

-Подвинься немного, я же тоже смотрю! – Попросил Август, и Фридрих милостиво уступил немного места: ему непременно хотелось с кем-нибудь обсуждать увиденное.
 -А вон тот-то трусоват. Двоих своих – на одного, – заметил он, когда кузен снова влез на подоконник.
 -А вот и нет, там таржгаров толпа, а их трое всего, – возразил мальчик. – И ты чего, не видел, они же сами его заслонили, друзья, наверное.
 -Двое против одного – всё равно нечестно.
 -А трое против орды – честно, что ли? Или что, думаешь, если они его убьют, победителей отпустят? Это же таржгары… дикари… расправятся, и всё… для чего только они затеяли это?..
 -Поглядим. Вдруг у них всё по чести, победят Верзилу в поединке – останутся живы и уйдут с миром. Сейчас, получается, дуэль, вождь же один… Ставлю на иноземцев.
 -Я вот только не понимаю… Если все погибнут всё равно, чего тянуть? Я бы на месте того главного человека этих двоих вперёд не пустил… Я бы лучше сам. Вот, и тем более, что и шаман его выбрал.
 -А я ж тебе чего говорю - струсил.
 -Не похож он на испугавшегося… Напрягся, как зверь перед броском, видишь, еле сдерживается, мечом то и дело поводит…

  Два чужестранца кружили вокруг таржгарского вождя, но никто не решался нападать – каждый сознавал, что первая ошибка, скорее всего, окажется последней. И всё же первыми атаковали они, одновременно с разных сторон, а что происходило дальше, мальчишки с высоты не смогли  разобрать. Стоявшие же внизу видели, как Верзила, присев под один удар, слил саблей другой, да так быстро и ловко для столь массивной комплекции, что противники, не успев отреагировать, налетели друг на друга. Одному из них это стоило головы: степняк крутанулся из глубокого приседа, и, резко выпрямившись на развороте, рубанул ближайшего бойца по шее.
  Второй, взревев, бросился на врага, но его беспорядочные порывистые замахи лишь бестолково рассекали воздух – вождь подсознательно предугадывал и легко отражал их. Однако при попытке совершить «обманку», его нарочито неуклюже выставленная сабля мгновенно оказалась отбитой, а в грудь полетел колющий выпад. Инстинкт сработал быстрее мысли – таржгарин вовремя присел, и разящий удар пришёлся в левое плечо. Клинок, окрасившись красным, прошёл насквозь.
Насаженный на меч, вождь не стал вырываться, наоборот, притянул чужестранца к себе и с размаху ударил его головой в нос – раз! Два! – только кровавые брызги разлетались… Не успел противник опомниться, как крепкая хватка острых зубов мощным капканом сомкнулась на незащищённом горле. Хрустнул прокушенный кадык; Верзила напоказ сплюнул кусок вырванной плоти. Обагрившись тёплой вражьей кровью, он небрежно отшвырнул трепыхавшееся тело в сторону и люто сверкнул алым оскалом. Словно матёрый вожак волчьей стаи, в очередной раз  утвердивший своё превосходство, вождь обвёл соплеменников торжествующим, но в то же время по-звериному свирепым взглядом, и под его силой их головы покорно склонились.
Только иноземный странник стоял в толпе таржгаров гордо выпрямившись, высился величавым орлом средь стаи серого воронья; длинный шерстяной плащ чёрным мраком лился с широких плеч. Казалось, мужчина даже рад, что подошёл его черёд: вблизи,  при таком скоплении, исходившее от кочевников едкое телесное зловоние, запах застарелого пота, конского навоза и гари, становились просто невыносимыми. Честный бой, пусть и последний, представлялся участью намного лучшей, чем в облаке удушливого смрада, под издевательский гогот врагов бездейственно созерцать гибель товарищей по оружию. Он решительно вышел на площадку и отстегнул плащ, однако отбрасывать не стал, а несколькими круговыми взмахами обмотал вокруг левой руки.
Вождь, тем временем, вытащил из-под наплечника застрявший вражеский меч и отшвырнул его подальше. Какой-то степняк шустро прибрал трофей к рукам. Вновь вооружившись саблей и зажав в левой руке, ослабшей из-за ранения, кинжал, Верзила первым пошёл в атаку, приготовившись быстро поставить заключительную точку в сражении. Но как только сошлись клинки, высекши искры от мощных ударов, стало ясно, что воины равны друг другу.
  Мальчики, не отводя взглядов, стараясь даже не моргать, наблюдали за их схваткой. Август от сильного волнения неосознанно обкусывал ногти на вспотевших пальцах.
 Вождь нахраписто напирал, лёгкая, изогнутая таржгарская сабля проводила более стремительные атаки, и прямой меч иноземца едва успевал отражать смертоносную сталь, его немногочисленные удары не могли нащупать бреши в защите. Напряжённое противостояние постепенно обретало притягательную грацию смертельно опасного танца. Шаман, раскачивавшийся в нараставшем экстазе, всё быстрее выстукивал ритм.
Бада-бада-бада-бам, бада-бам-бам, бада-бам-бам…
 -Ну, давай же… ты сможешь… - Бормотал замерший в тревожном ожидании Август, ощутив, как будоражащий холодок крупными мурашками забегал по спине.

Шаг… ещё шаг… лязг скрещённых клинков. Пронзительный, агрессивный взгляд предводителя орды штормовой волной разбился об скалу хладнокровного взора противника. Замах, свист рассекаемого воздуха, разворот, подрез… Страшные удары врезались в жёсткие блоки, лезвия рассыпали искры и покрывались зазубринами, по суставам рук раскатывалась столь жгучая ломота, что пальцы едва удерживали рукояти. Скользнув по клинку до самого острия сабли, меч механически спружинил, понесшись к виску вождя, но внезапно провернулся в кисти, и, миновав выставленную сверху защиту, усиленным выпадом устремился к груди. Изловчившись, Верзила резко отскочил вбок и с прыжка нанёс сокрушительный косой удар, вознамерившись одним махом снести иноземцу голову.
Бада-бада-бада-бам, бада-бам-бам, бада-бам… хрясь! – Ритм вдруг сломался и затих.
Едва сабля звякнула по шлему, яркая беззвучная вспышка, подобная разряду молнии, осенила двор. Ослепительно сиявший белый свет резанул по глазам. Невиданная сила сшибла вождя с ног, а степняков, стоявших у края площадки, обдало мощным порывом холодного ветра.
Сквозь застлавшие взор чёрно-зелёные пятна, Август увидел внизу поверженного чужестранца, полускрытого развернувшимся плащом. Мальчику показалось, что рядом с телом валялась и отрубленная голова в промятом шлеме. Неподалёку могучий воин кочевников медленно поднялся с земли и выпрямился, ошарашенно озираясь.
  Всё ещё щурившиеся и промаргивавшиеся таржгары вскинули вверх копья и торжествующе издали громоподобный боевой клич:
 -«Угхар!» -  Признав победу своего предводителя.
Однако ликование почти сразу захлебнулось и стихло: «обезглавленный» человек тоже встал, откинув с плащ с лица. Золотистые пряди влажных от пота волос волнами расплескались по плечам. Приглядевшись к чертам чужеземца, Август с изумлением узнал их – хоть на высокий лоб налипла мелкая песчаная пыль, горбинку носа рассекала свежая ссадина, а напряжённо сжатые губы истончились, всё же родные карие глаза, блиставшие отвагой под изогнутыми бровями, не оставили не малейшего сомнения.
 -Папа! Это же мой папа! – В следующий момент выкрикнул он.
  Лев на миг взглянул в сторону донжона. Августу показалось, что их взгляды встретились. Словно воодушевлённый окликом сына,  имперец развернулся, встряхнул от пыли плащ, и без страха попёр на вождя. А Верзила, усомнившись в собственных силах, и даже в самой возможности одержать верх над этим человеком,  начал пятиться при его приближении.  Но быстрые, хлёсткие удары настигали таржгарина, чиркали по плечам, настойчиво прорывались к шее. Чёрным крылом пола плаща выхлестнула ему в лицо, отвлекши от одновременного пробивного укола в солнечное сплетение. Халат прорвался – лурмийская кожа не выдержала натиска равентерийской стали; клинок пронзил плоть, точно мешок, набитый соломой. Во взгляде вытаращенных раскосых глаз смешались удивление и ужас. Сабля выпала из руки, боль наполнила рот привкусом соли и железа. Поперхнувшись собственной кровью, степной воитель скрючился, судорожно вцепился в гарду вражеского меча, словно желая вытащить его, но в следующий момент повалился на бок.
  Теперь уже с донжона донёсся радостный восклик, даже два, Фридрих тоже оценил эффектную победу. Степняки притихли, а имперец, наступив поверженному противнику на грудь, принялся выворачивать меч из раны – лезвие крепко застряло в позвоночнике. Внезапно мужчина содрогнулся, скривившись от жестокой боли – на последнем издыхании вождь всадил ему в бедро кинжал. Мальчишки ахнули. Рывком выдернув клинок, Лев одним ударом добил врага.
  Тут же к нему направился кочевник в краснохвостом шлеме; за ним, как по звериному следу, шёл спустившийся шаман. Таржгарский воин презрительно пнул ногу трупа, и, обратившись к победителю, громко проговорил на ломаном общем фардлинорском языке:
 -Должен тебя поблагодарыть. После того, как я тебя убью, я займу место отца, стану вождём среди вождей, Велыким Ханом Седых Степей! – Он ухмыльнулся, обнажив жёлтые зубы.
  Равентериец молча встал в боевую стойку, но уже после пары ударов стало ясно, что полученная рана и одолевавшая усталость не позволят ему одолеть врага. Боль отвлекала, кровоточившая нога предательски подламывалась, и в очередной раз упав на колено, он был уже не в силах подняться, лишь выставил над головой блок. Сын вождя со всей силы пробил его, вышибив из рук противника меч. Утяжелённая сабля, опустившись безжалостным рассекающим ударом на плечо, промяла горловину бригантины и раздробила ключицу. В ошеломлённо расширившихся глазах имперца застыл безмолвный крик, не посмевший даже тихим стоном сорваться с уст, багряный фонтан хлестнувшей крови вымыл из тела остатки сил. Свинцовая тяжесть овладела сражённым поединщиком, он шумно, судорожно вздохнул и измождённо рухнул лицом вниз, распластавшись у ног таржгарина.
  Истошный мальчишеский вопль разнёсся над двором. Горячие слёзы застлали ужасную картину, но, словно выжженная раскалённым железом на тонком полотне детской души, она продолжила стоять перед глазами.
Степняки склонились перед новым вождём и вразнобой разразились хвалебными выкриками, заглушив доносившиеся с донжона рыдания.
   От переживания у Августа помрачилось сознание.  Бездонный провал нежданного горя поглотил всю трепетавшую в сердце надежду, на её место пришла непроницаемая чернота щемившей безысходности, затмившая собою всё остальное. Жаркое удушье подкатило к горлу, уши заложило свистом. Словно ударенный, мальчик неуклюже сорвался с подоконника бойницы. Фридрих, ахнув, успел ухватить кузена за рубашку, но его руки оказались недостаточно крепкими, и пальцы, не выдержав веса, разжались…
-Ой, матушки, убился! – Всплеснула руками Овидия.
Тщетно няньки трясли ребёнка, обмякшего, словно тряпичная кукла. Бесчувственное тело объяла ледяная бледность, дыхание затихло. Фридрих,  сперва «по-мужски» скрывавший беспокойство, всё же не выдержал, подлез Бетти под локоть, с видом заправского лекаря приложил ухо к груди двоюродного брата, прислушался, а после торжественно заключил:
-Колотится.
Пестуньи облегчённо вздохнули.
-Всё-всё, молодец, помог, а теперь отойди, не мешай нам, – отмахнулась девица.
Нехотя вернувшись к бойнице, он скуксился от безрадостного зрелища.
Степняки продолжали грабёж, с убитых лошадей снимали сёдла, кое-кто обирал трупы имперцев, стаскивая с них бригандины и сапоги. Истекавшего кровью Льва постигла та же участь – мародёры налетели на него с жадностью голодных стервятников.  Крадучись, точно любопытная кошка, к нему подобрался и шаман. Тощей, жилистой рукой он выдернул из сутолоки одного соплеменника; тот было огрызнулся, однако увидев юношу, оторопело отскочил подальше, предупреждающим окриком вспугнув остальных.
Склонившись над равентерийцем, степной колдун внимательно оглядел его, обнюхал, шевеля ноздрями, макнул палец в кровь и, будто пробуя её на вкус, лизнул.  Подтащив поближе труп прежнего таржгарского вождя, он связал концами одной верёвки ноги обоих, и с трудом, тяжело дыша и склонившись чуть ли не к земле, поволок тела к воротам. 
Некоторые кочевники собирали и стрелы, в изобилии усеивавшие землю. Небольшой отряд вновь стал долбить подъёмный мост донжона, но как-то вяло, без прежнего энтузиазма – новый вождь уже считал себя победителем, и не принуждал своих воинов тратить силы на захват башни, где не нашлось бы ничего стоящего, кроме горстки перепуганных людишек. Под звон сыпавшихся из оконных рам стёкол, из дома утаскивали все сколько-нибудь ценные вещи.
Нагруженные захватчики с муравьиной деловитостью проходили через двор – стаскивали всю добычу в общую кучу перед замковым рвом. Туда же сбрасывали свои трофеи степняки, промышлявшие разбоем в городе. 
Не прошло и часа, как вместе с усилившимся порывистым ветром нагрянули перемены. Таржгары отчего-то переполошились, спешно распихали награбленное в мешки, попрыгали в сёдла и ускакали, а вскоре из-за холмов показались ярко-алые знамёна армии Лейарского Королевства, золотой парчою горел на них грозный геральдический грифон с воздетым мечом в когтистой лапе.

ГЛОССАРИЙ:
Камиза - Нижняя рубашка. Шилась из тонкого льна или хлопка.
Котта (котт) - Верхняя рубашка, чаще всего сшитая из шерстяной ткани.
Койф - Кольчужный капюшон.
Хауберк - Вид длиннополого кольчужного доспеха с капюшоном и рукавицами (капюшон и рукавицы могли выполняться как отдельно, так и составлять единое целое с кольчугой).
Бацинет - Шлем с кольчужной бармицей, в данном случае - без забрала.
Сюрко - Длинный и просторный плащ-нарамник, часто украшавшийся гербом владельца. Имеет разрезы спереди и сзади (для удобства верховой езды). При надевании на доспех обязательно подпоясывался.
Герса - Опускная решётка для крепостных ворот.
Барбакан - "Надвратная башня", фортификационное сооружение, предназначенное для дополнительной защиты входа в крепость.

Следующий отрывок: http://www.proza.ru/2017/03/20/571