7.
Как-то в мае, после концерта, Лев Маркович, войдя в грим-уборную к Сади, обрадовал её:
- Вот и пришло время, даю вам три недели.
- Да! Спасибо вам, Лев Маркович! – Сади даже растерялась от этой неожиданной новости.
- Только уговор, милая моя. Не увлекайтесь. Не забудьте о графике ваших концертов. Я уже утвердил план работ в Управлении культуры на весь летний период. Не подведите меня. И привет вашей семье! Всё, всё, убегаю. Удачи вам! – Лев Маркович исчез в недрах филармонических коридоров, спусков, поворотов и тупиков.
Сообщив Юлии Борисовне эту новость, Сади предложила ей поехать вместе.
- Юленька! Решайтесь. Море, шумная весёлая Одесса и всё такое, а?
- Хорошо бы, Сади! Но у меня другие планы. Эти дни мне нужны для поездки к маме. Я так давно не была на родине. Спасибо вам! Да и вам следует побыть в семье, с сыном, родными, а потом с новыми силами
будем продолжать наше дело. Не скрою, мне приятно с вами работать.
- И мне, Юленька! Жаль. Но вы правы. Надо собираться. До встречи!
Всю дорогу в поезде Сади с волнением думала о предстоящей встрече с Лёвушкой, мамой, всей семьёй. «Как там они? Лёвушка вырос. Боже, как долго я его не видела! А мама писала о какой-то новости. Какой?» И так почти до Одессы. Поезд приходил рано, и утренняя Одесса встретила Сади ароматом цветущей акации, свежестью и необычным ритмом просыпающегося большого южного города.
В радостном настроении Сади добралась домой.
- Сади! Сади! – открывшая дверь Елизавета Михайловна в полуобморочном состоянии обнимала Сади. За ней, улыбаясь, появился Лёня Дольский.
- Сади! Вот здорово! Вот так радость! – басил он. – Ну что же это мы в прихожей, проходи, проходи. Отлично!
Неожиданность радости первых минут встречи прошла, и посыпались, посыпались вопросы. И так пробежало два часа, пока Лёня не опомнился.
- А мы едем на лесную дачу, Сади! Жду машину.
- Да? – Сади посмотрела на Елизавету Михайловну, - и ты мама?
- Да, доченька, скучаю без Лёвушки. Он уже совсем вырос. Боже, как хочется его увидеть! Побыть с ним хоть денёк.
- Так я ничего не купила ему, спешила…
- Не вопрос! Купим по пути, - заметил Леонид Дольский.
Воскресный день начинался очень удачно.
Лёвушка действительно очень вырос, но при встрече жался к Анне.
- Лёвушка, милый! Я твоя мама! Господи, какой ты большой, - Сади обнимает слегка испуганного Лёвушку. Тот, наконец, улыбается и спрашивает Сади.
- А где ты была? Почему ты уехала?
От этих вопросов у Сади наворачиваются слёзы и сердце ноет.
- Мальчик мой! Так надо! Мама работает, а ты вот отдыхаешь сейчас на даче. – Простые односложные ответы, за которыми море чувств. – Как я тебя люблю!
- А мама Аня меня тоже любит. Она всегда со мной. Правда?
- Правда, правда, Лёвушка, - отвечает Анна и смотрит на Сади. – Ребёнок, Сади! Милый, хороший ребёнок. Ну что ты, - Сади плачет, улыбаясь сквозь слёзы своему малышу.
- Дамы, я на речку! – разрядил несколько обстановку Леонид.
- Иди, иди, Лёнечка, - улыбается Елизавета Михайловна, - а мы здесь побеседуем. Хорошо?
- Понимаю, понимаю, тётя! Ну, я пошёл.
Сели в беседке. Лёвушка устроился рядом, в песочнице, прихватив игрушки, которые привезла ему Сади.
- Мамочка! Анюта! Как я скучаю без вас. – Обнимает Сади Елизавету Михайловну и Анну. – Как вы здесь? А ты, Анюта? Лёвушка тебе не в тягость?
- Нет, нет, Сади. Хороший мальчик. Не беспокойся.
- А ты, мама? Что это за новость, о которой ты писала?
- Новость, доченька! Ох! Папа жив, подал о себе весточку, на словах. В Одессе был Станислав Лукич Неверов, ты помнишь, о нём говорил Ваня.
- А, его заместитель по академии.
- Да, да, доченька. Он видел папу там, когда приезжал на приёмку шахты. Папа почему-то знает о тебе. Кто-то ему рассказал, из днепропетровских. О нас, почему-то, ничего не знает. Но настроение у него боевое, ты ведь знаешь папу.
- А кто это? – спрашивает Сади и, вдруг, догадывается. – Ты знаешь, мама, думаю, что я знаю кто это. Вот как бывает…
- Кто, кто? – хором спрашивают Елизавета Михайловна и Анна.
- А папа не сказал?
- Какой-то Саша Лунин, - отвечает Елизавета Михайловна, - кто это?
- Хороший человек, мама, но больше ничего не знаю.
Помолчали. Слышно было лишь как Лёвушка играет в песочнице да шум лёгкого ветерка в кронах деревьев.
- От Рафаила ничего нет? – Сади смотрит на мать.
- Ой! Господи, - спохватывается Елизавета Михайловна и бежит в комнату. – Вот! – протягивает Сади вдвое сложенный лист. – Принесли от Софьи Семёновны месяц тому назад.
Сади лихорадочно разворачивает лист и углубляется в чтение. Женщины оставляют её одну. Маленькая записка прочитана дважды, но успокоение не наступает. Напротив. Буря чувств в душе Сади. Да! Всё мило, хорошо, логично. И много работы. И большая ответственность. И перспективы здесь, в Москве. И, наконец, окончена сюита. Ну та, что начиналась в этом божественном месте, месте их любви – Венеции. И просьбы подождать, не торопиться в этой обстановке. Разумная, выверенная записка, где всё продумано. Всё! «А вот любви в ней уже нет!» думает с горечью Сади. «Любви к ней, к сыну, желание быть вместе, порыва чувств, так знакомых и таких прекрасных. Боже! Дай силы. Одна радость – это Лёвушка…»
- Сади! – слышит Сади голос матери, - давай обедать. Бери Лёвушку.
- Иду, мама, - отрывается от своих невесёлых дум Сади.
К вечеру Лёня Дольский напоминает, что пора возвращаться в город.
Елизавета Михайловна быстро собирается и, отведя в сторону Сади, секретничает с ней.
- Доченька! Надо ехать. Скажи мне, всё у тебя ладно?
- Всё, всё, мама, - улыбается Сади и целует Елизавету Михайловну.
- Пойми Рафаила! - шепчет она.
- Поняла, - снова улыбается Сади, - не беспокойся, мама. У меня сын, Лёвушка, ты, Анюта. Вот папа жив, даст Бог, вернётся, разберутся. Вот смотри лес, река, солнце! Жизнь продолжается, мама. Всё будет отлично!
- Вижу, вижу, дочка, - отвечает Елизавета Михайловна, а в глазах вопрос и тоска, - а что это за человек, Саша Лунин?
- Ну что ты, мама. Просто знакомый. Виделись раз.
- Но знает о тебе многое.
- Знает по работе. То есть бывал на моих концертах. Мой поклонник. Не в том смысле, мама, - поправилась Сади, заметив саркастическую улыбку матери. - Только где он сейчас не знаю. Не видела его уже пол года. Вот так!
- Ну да ладно, прости меня. Я ведь мать, и мне небезразлична твоя судьба, дочка! - Елизавета Михайловна направилась к ожидавшему её Леониду Дольскому, повернулась и спросила:
- Когда ждать дома?
- Мам! У меня три недели. Побуду здесь, а потом на пару дней вернусь в Одессу. Успеем ещё обсудить с тобой все проблемы.
- Вот и хорошо. Жду, - Елизавета Михайловна уехала.
Призрачный туман укутал прибрежные просторы луга, проник на просеки и лесные дороги медленно таял в лучах раннего утреннего солнца. Лёвушка ещё спал, и Сади тихонько вышла на крыльцо. Появилась Анна, спешившая на кухню, где готовился завтрак.
- Ты сиди, сиди! Я побежала. Надо помочь с завтраком. Дети проснутся скоро.
- Иди, иди, Анюта! Я посижу здесь. Боже, как хорошо!
Кроны деревьев создавали атмосферу сказочности. Лучи солнца проникали везде, и длинные тени ложились на траву, осыпанную бриллиантами, вспыхивающими в лучах ярких и радостных.
На тропинке, ведущей к домику, появился военный, уверенным шагом направляющийся к крыльцу.
- Здравия желаю! - произнёс он, прикладывая правую руку к козырьку фуражки.
- Здравствуйте! - ответила Сади, - вы к кому?
- Это домик директора лесной дачи?
- Да! А Анна Сергеевна ушла на кухню.
- А мне нужны вы, - улыбнулся военный, - вы Сади Сергеевна Нагокова?
- Да-а-а! - ответила Сади, а в чём дело?
- Вы только не волнуйтесь! Пришёл с просьбой от комдива, - Сади в недоумении молчала. Военный снова улыбнулся и продолжил:
- Пожалуйста! У нас полевые ученья здесь, по соседству. Не дадите ли нам концерт? - он умолк и вопросительно ждал ответа.
- А-а-а! Вот в чём дело, - заулыбалась Сади. - Так я совершенно не готова. И инструмента нет, и вообще…
- Ничего! Найдём. И Анна Сергеевна обещала помочь… - он запнулся.
- А! Вот значит кто вас послал! - засмеялась Сади, - Анюта!
- Мы часто помогаем лесной даче. Знаете, в некотором роде шефы - транспорт, горючее, дрова, вобщем разное…
- Тогда, конечно, - засмеялась Сади. - Надо ведь отрабатывать шефские услуги…
- Ну что вы, Сади Сергеевна. Просто хочется хорошей музыки! - военный ждал.
- Хорошо! Сойдёт и гитара. Найдёте?
- Непременно! Значит договорились?
- Договорились! - подхватила Сади. Назначайте день на этой неделе.
- Так хорошо бы в воскресенье. И семьи бы побывали. А?
- Идёт, товарищ военный! - радостно ответила Сади. - Гитара за вами.
- Разрешите идти?
- Идите, идите, - засмеялась Сади, и на душе у неё стало радостно и задорно.
А вечером, когда, наконец, вернулась Анна, Сади заметила:
- Могла бы предупредить, Анюта!
- Ты о чём?
- О твоих шефах.
- А! Прости. Но если не можешь, то это не важно.
- Ещё как важно, Анюта! А боевой дух нашей армии? - Сади иронично смотрела на Анну.
- Так ты согласна? Да!
- Разумеется.
- Тогда я договорюсь.
- Не надо. Уже договорились! На воскресенье. Жаль только, что нет концертного платья.
- Найдём! Будет не хуже. Это был, видимо Степанов?
- Не знаю, Анюта. Такой бравый, кучерявый.
- Степанов! Точно.
- Он обещал достать гитару.
- А ты что, под гитару будешь петь?
- Считай, что буду….Хорошо?
- Ну, Сади! Это просто замечательно! Спасибо! - и Анна обнимает и целует Сади.
Предстоящий концерт несколько озадачил Сади. Она выбрала из своего репертуара песни, романсы, записала на листе очерёдность их исполнения, меняя местами в течении недели. Анна достала соответствующее платье. А в остальном жизнь на лесной даче протекала в радостных и приятных заботах. Лёвушка радовал Сади и она была счастлива этим состоянием души, полным какого-то покоя и умиротворения. Всё остальное осталось там, вне этого мира лесной сказки. И Сади старалась об этом не думать.
К импровизированному концерту готовились и военные. Комдив в который раз напоминал, что на концерт поедут только отличники боевой и политической подготовки. И все старались попасть в их число.
- Разрешите, товарищ комдив! - в дверях стоял на вытяжку особист Сверцов.
- Входи, входи, Иван Денисович, с чем пришёл?
- Разрешите доложить?
- Разрешаю! А что ты так официально?
- Считаю невозможным проводить концерт в нашем подразделении.
- А это почему? - удивился комдив. - Ты подробнее, Иван Денисович растолкуй мне. Что это ещё стряслось?
- Нагокова Сади Сергеевна… - особист запнулся.
- Ну, смелее, что Нагокова?..
- Она дочь врага народа. Отец арестован ещё в тридцать шестом. Осуждён на десять лет без права переписки.
- А за что?
- Не могу знать.
- Да! И ты считаешь, что актриса помешает обороноспособности наших рядов? Да?
- Считаю, что нельзя проводить концерт. Это противоречит линии Партии.
- Иван Денисович! Люди в полевых условиях одичали. Концерт поднимет их дух. Да и что там - русские песни и романсы. Пойми! Русские. А? Причём здесь линия Партии?
- Считаю своим долгом доложить по службе. Я вас предупреждаю. Будут неприятности.
- Хорошо! Иди, - Особист ушёл, а комдив ещё долго думал о случившемся. Он-то ведал более других. И видел, что происходит в армии, как исчезают лучшие специалисты, и нам на их места приходят выдвиженцы, без опыта, готовые прислуживать. Прислуживать, а не служить! Вот и этот, присланный из округа. Такой точно доложит.
Но концерт состоялся. Собрались на широкой поляне лесной дачи. Военные приехали на дюжине машин, чётко сгрузились, расставили полукругом скамейки, на которых сидели в кузовах машин. Командный состав расположился возле импровизированной сцены. Остальные места заполнили работники дачи, семьи, персонал. Сади вышла на публику под дружные аплодисменты собравшихся. Посмотрела вокруг и попросила поставить свой стул прямо в центре образовавшегося полукруга. Увидела близко лица собравшихся, их горящие глаза, прониклась тем нервом ожидания встречи и необычности действия. Взяла гитару и тихо объявила первый романс. А дальше всё было так, как на её концертах. Робкая тишина, разрывающаяся громом благодарных аплодисментов. И снова, и снова, и снова! Она была на подъёме и пела на «бис». Публика долго не отпускала её. Командиры обступили её, благодарили за концерт, целовали руку, а Сади была как во сне. Всё, всё ей сегодня нравилось.
- Очень благодарен, Сади Сергеевна! - комдив пожал руку, затем поцеловал её. - Бывал на ваших концертах в Днепропетровске. Но сегодня - просто праздник души. Такое! Спасибо!
Собрались за столом. Кроме Анны и Сади были комдив, его два зама, тот самый особист, который не мог уклонится, когда комдив так мягко, но решительно взял его под локоток и Степанов, стройный и кучерявый. В середине застолья беседа перешла к политическому моменту и роли страны. Подытожил высказывания комдив:
- Поймите! Сейчас обстановка очень серьёзная. Германия стремится к господству и не только в Европе. Мы очень хорошо видим это. Политика Партии и Правительства направлены на сохранение мира. Мы не допустим войны. Наша армия непобедима. Она поддерживается всем народом, и мы не позволим никому напасть на нашу родину. Под мудрым руководством вождя мы одолеем любого врага. Пусть только попробует… - комдив помедлил, обвёл всех глазами и предложил:
- За Партию, её вождя! За советский народ! Ура! - все дружно выпили.
Расходились шумно. Сади и Анна долго стояли на крыльце, вглядываясь в ночь, куда уехали машины гостей.
Комдив ещё долго вспоминал концерт, певицу, вечер в кругу друзей и не мог заснуть.
Сверцов заполночь сел писать донос.
Оставалось несколько дней от отпуска. За Сади приехал Борис. С мрачным видом говорил о делах в пароходстве. Сади было больно расставаться с Лёвушкой.
- Миленький! Маме нужно уезжать на работу, - говорила прощаясь с Лёвушкой Сади.
- А мама Аня остаётся? - спрашивал наивно Лёвушка, и Сади отвечала, - да, остаётся.
- А почему ты не остаёшься? - детский, наивный, но такой прямой вопрос. Сердце Сади просто разрывалось.
Несколько дней с матерью немного успокоили Сади, и она уже думала о будущей работе.
- Доченька! Что же будет? Как ты теперь?
- Ничего, мама! Всё уладится!
- А как же Рафаил?
- Да никак, мама. Карьера для него сейчас главное. А мы, семья, ему мешаем. Очень жаль. Я ведь продолжаю его любить. Но простить не могу.
- Ну, ну, Сади. Чего только в жизни не бывает…
- Прости, мама! Не-мо-гу!
Вот так и расстались. Слёзы на глазах Елизаветы Михайловны, решительность на лице Сади.
Снова рабочий ритм, репетиции, репертуар, концертные платья и многое другое, что сопутствует хорошему концерту. Редкие, но регулярные открытки родным и такие же ответы на них. Сердце было спокойным: Лёвушка с Анютой на даче. Ему там хорошо. А дальше видно будет.
Субботний концерт собрал полный зал. Цветы, улыбки, аплодисменты, признания успеха от коллег. «Только нет того поклонника - Саши Лунина, вдруг вспоминает о нём Сади. Где он? И почему не приходит. А может быть его постигла участь папы? Всё может быть! И что он делал там, в лагере у папы? И спросить некого. Да и не скажут. Вот время!»
А следующий день, в июне, в воскресенье, перевернул всю жизнь страны.
Война!
Первым порывом было - немедленно в Одессу, к Лёвушке. Но это было бесполезно. Все стремились в обратную сторону.
- Вы куда? Что вы говорите! Одессу уже бомбили. Вот чумная, - возмущался дежурный по станции. Но Сади не унималась, пока Лев Маркович резко и грубо не приказал:
- Срочно со всеми! Мы эвакуируемся в Ташкент! Ясно! Не лезьте под бомбы. Там уже ад!
- Но там мои родные, сын!
- Что? Чем вы им поможете? Оттуда тоже идёт эвакуация. Пароходство имеет лимиты. Заберут ваших, не волнуйтесь.
- Как я буду без сына?
- Сади! Хватит истерик! Завтра уезжаем с заводскими, с «Фабрики». Нам дают вагон! Если бы вы знали, чего мне это стоило! Боже. Мир перевернулся!
Сердце Сади разорвано. Часть его там, в Одессе, где семья, сын. «Успеют ли эвакуироваться? Когда? Как они там?»
Сумасшедшая посадка в вагон, где оказались и не только работники филармонии. Друг на друге, духота, воды нет. И долгий, долгий путь на восток. И уже притерпелись вроде бы. «А как мои?» - горькая мысль постоянно. Вокруг бедлам, суета, но железная рука правит всем, и поезд доходит до станции назначения. Доходит через месяц. И жизнь всё ещё теплится. Хотя многие не доехали.
Маленький дворик, глинобитный забор вокруг и хибарка два на три метра с земляным полом и раскладушкой в углу. Но тихо, тепло, и куст розы с божественным райским запахом. Чайной розы, бутоны которой величиной с блюдце. А там, на западе - война, боль, кровь, смерть. «И там мой сын! Мама, сестра… Боже, Боже!»
Поиск работы. Бесполезный. Певица? Большие глаза. Зачем? Кому это сейчас нужно? Вот, идите на подсобное хозяйство оборонного завода. Будете выращивать овощи. Кушать ведь надо каждый день. Работать надо. Пошла. «Там видно будет», подумала, как во сне. И снова думы о своих. Сколько вокруг потерь, и все ждут друг друга. Но чудо бывает очень редко.
В неизвестности прошли полгода. Постепенно Сади привыкла к мысли о своих родных, о Лёвушке. Но надежда продолжала жить. На производстве - успех. Назначили заведующей. Руководит коллективом и неплохо. Директор отметил её работу в приказе. О сцене вспоминает редко, как о сладостном сне. Лечит от дум работа.
- Сади Сергеевна! Сколько засеем сегодня? А сколько прополем? А капусту где сажать? А когда собирать помидоры и куда складывать? Почему не подвезли во время картофель? И где застряли машины с зерном для птицефермы? - тысячи вопросов и ответов. Но они спасают от дум и заставляют жить. Тяжело, неопределённо, но жизнь продолжается.
И только среди ночи, просыпаясь, Сади рыдает, рыдает в бессилии узнать судьбу близких. Война железной рукой сжимает её сердце. «Боже! Как оно болит! И что только оно выдерживает!» Бедная, бедная Сади. Одна из миллионов страдающих на Земле.