Рассказы соседа

    
     Сентябрьский тёплый вечер. Под ногами яркие, красивые листья. Обычно закрытая, но теперь распахнутая настежь кодовая дверь. Если присесть на голубую, околоподъездную скамейку и окунуть лицо в заходящее солнце, кажется, вот оно счастье, и больше ничего в жизни не надо.
    Нас трое, вышедших из холодных, не отопленных квартир и встретившихся под своими окнами. Иван Васильевич с тросточкой, остановившийся побеседовать, так и не донёсший мусорное ведро до контейнера, я и бабушка Валя. Лет ей немало, войну пережила, а на вид старушкой не назовёшь. «Как Вы интересно в прошлый раз рассказывали!» - стараюсь я удержать соседа. А он и рад поговорить.
«Во время войны мне тринадцать было. Сидим в школе. Вдруг вбегает бледный учитель. «Быстрей расходитесь по домам! Немцы уже  в Кромах!» Сидим, прячемся в подвалах. Думали, бомбить будут. Наутро выходим – тихо. Вдруг  жужжание на улице. И мимо пронёсся мотоцикл, а в нём – немец. В форме немецкой, какую мы уже видели на картинках. Не до нас, детей, ему было. Потом стали стучаться в двери. Солдат расселять по квартирам. Жестами показывают: вы там живите, а мы эти комнаты займём. Вешали только партизан, а если тише воды ниже травы кто жил – ничего. Однако евреям сначала приказали носить жёлтую звезду на одежде.  А потом те и вовсе из города исчезли. Расстреляли, видно».  «Точно расстреляли, - вмешивается тётя Валя,- в ров свезли. А один, спасшийся, попросился спрятаться у одной женщины, а та его выдала. Но судьба потом так с её сыном обошлась – не дай бог никому». «А вот ещё, послушайте,- перебивает сосед,- как-то идём  с приятелем по ул. Ленинской, немец один подозвал нас: «кам!» Мы пошли за ним. Подвёл нас к грузовику. «Залезайте!- говорит по-немецки,- домой в девять вечера вернётесь». Пришлось нам трудиться, весь день ящики перетаскивать. Заглянули в щёлочку одного из них, а там - носки. Но хоть и нуждались мы в этом ценном товаре, спереть было нельзя - опасно. Обратно  в город нас довезли. Мама очень обрадовалась возвращению, ведь не знала, куда сын пропал. А в другой раз я за водой пошёл с вёдрами, а немец  зовёт «пошли!» Привёл меня к повару, вылил мои два ведра в котёл. И ещё заставил несколько раз воду принести. Под конец только сжалился, взял одно ведро, ношу со мной разделил». «А может быть, вообще на улицу не надо было выходить, чтоб не попадать в такие переделки?»- спрашиваю. «Нет, что ты! – машет рукой Иван Васильевич – так и с голодухи можно было помереть!» «А у нас оккупанты на квартире жили,- перехватывает разговор соседка,- десять человек детей в нашей семье было, голодно. Так немцы иногда пищей делились. Но однажды мою маленькую сестрёнку схватили на улице и привели к маме. Чтоб та подтвердила, что девочка не еврейка, волосы – то кучерявые… Пришлось и папе выйти, показать свою русскую физиономию. Но на самом деле, уговорив фашистов, сестру спас от смерти один человек, не помню его фамилии. Его потом расстреляли. До сих пор вся наша семья ему благодарна!»
     В осенних лужах - освещённые солнцем облака двадцать первого века. Но если вглядеться в тёмную, асфальтововую глубину отражения, сквозь приклеенные, будто в коллаже, кленовые листы, кажется: где-то там прячется прошлое. А мы радуемся каждому мгновению настоящего, ловим последние лучи заходящего солнца и расходимся по домам. Прошло несколько минут, Иван Васильевич успел уже дойти до контейнера, а я и бабушка Валя подняться по лестнице до своих квартир. А время змейкой бежит всё дальше и дальше…
                2008г.