А помнишь?

               
     Редкие случаи, когда друзьям удавалось собраться вместе, не омрачались выяснением отношений, кто достиг большего в жизни. Они превращались в бывших мальчишек. И чаще всего во время этих встреч возникал вопрос: а помнишь?.. Воспоминания жужжали в их головах маленькими пчелками и время от времени вырывались наружу.
     Закончив ужин и захватив с собой бутылку виски и стаканы, они расположились в удобных креслах на закрытой утепленной веранде и закурили.
     — Сколько раз пытался бросить, — сказал Гена, — никак не получается.
     — Помнишь, что сказал по этому поводу Марк Твен? — Саня вкусно затянулся сигаретой. —
«Бросить курить очень легко. Я сам бросал пятьдесят раз». Не ручаюсь за точность цитаты.
     — Значит я его победил. Раз сто уже бросал, — Борис отхлебнул из бокала.  — А вот Ромка бросил сразу и навсегда.
      — Но до сих пор хочется, — сказал Роман. — А вы — сволочи! Знаете, что меня тянет и курите тут при мне. Правда, запах ваших сигарет доставляет мне удовольствие. Ладно, убивайте себя. Сейчас приду.
      Роман вернулся через несколько минут, неся на большом блюде нарезанную дыню.
     — Вчера на рынке был. Зная, что вы приедете, не мог удержаться. Сам я, правда, с некоторых пор ее не ем.
     — Догадываюсь, с каких пор, — сказал Борис. — Можно, расскажу?
     — Валяй, чего уж там!
     — Как-то раз пошел к нему, чтобы позвать  на бахчу за дынями. А его дома нет. Его бабка сказала, что еще с утра куда-то убежал. Я был  расстроен, что дело срывается. Ведь никто, как он, не мог различить самую спелую дыню. Без него мы бы набрали недозрелых. Я было уже собрался со двора, как услышал, что меня окликнули. Покрутил головой, никого не вижу. И тут до меня дошло, откуда этот зов. Над бочкой, что стояла под водосточной трубой, торчала Ромкина  голова. Оказалось, что еще на рассвете, он решил  сгонять на бахчу за дыньками. Я подумал: вот, что значит жадность! Чтобы не делиться с друзьями, пошел один. На атасе стоять было некому, предупредить о приближении сторожа. Тут Ромка и попался. Мы-то все худющие были, прыткие. Он же, такой откормленный увалень, еле бегал. Вот и не успел удрать от деда Пахома. Тот хоть и сам двигался не слишком резво, но его берданка оказалась проворнее и догнала Ромку зарядом крупной соли, которая с удовольствием вонзилась в его неповоротливую задницу. Теперь он  сидел в бочке с водой, отмокая и предвкушая вечернюю экзекуцию, когда мать придет с работы. Розги-то всегда мокли в сенях в тазу. А оказалось, что он проснулся ночью, побежал в туалет. Туалет-то был на улице.  На обратном пути увидел, что из за облака выползает полная луна, которая была похожа на спелую дыню. Вот он и решил поохотиться за этой дыней на бахче пока темно, чтобы на рассвете угостить друзей. Но не учел предательского света луны, и его поразил дед Пахом зарядом из берданки. И теперь его ждали розги.
     — Розги — это даже хуже, чем ремень.
     — Не скажи! Крапива по-моему хуже. Не так ли, Сань?
     — Понял, на что ты намекаешь.  Зато с помощью крапивы я убедился в милосердии русской женщины.
     — О чем речь? — спросил Гена. — Это прошло мимо меня?
     — Да и не только это. Ты в то время стучал по барабану в пионерском лагере. А Санька повадился в соседний сад за сливой. Помнишь, как это было?
     — Расскажи, Сань!
     — Да что тут рассказывать. Надеюсь, не забыли вкус этой венгерки. Сами не раз лакомились. Однажды соседка тетя Нюра, я даже помню ее фамилию — Заславская, заметила меня на дереве и послала сыновей поймать меня. Взрослые ни за что бы не поймали: по деревьям мы тогда прыгали как обезьяны. Фильм «Тарзан» многому нас научил. Но эти пацаны были из нашей же компании. Один спрыгнул с крыши сарая, другой с соседнего дерева. Я оказался в ловушке. И хотя мы с этими ребятами не раз забирались в чужие сады, тут они защищали свое добро. В общем, стащили меня с дерева. А внизу уже поджидала тетя Нюра с букетом крапивы. Пока парни держали меня, она охаживала крапивой все оголенные части моего тела. Щадила только лицо. После этой экзекуции я покрылся жгучими волдырями и несколько дней ощущал ласковое прикосновение букета соседки. Утешением было только то, что вырываясь и извиваясь, удавалось подставлять под удары тети Нюры  ее сыновей. В конце концов они не выдержали  и   позволили мне удрать. На другой день мы с ними мерялись у кого волдыри больше. Как только зуд прошел, меня снова потянуло полакомиться вкусными плодами. Я был уверен, что в данный момент безопасно. Незадолго до моего налета на сад, видел, что соседские пацаны куда-то направились с авоськами. Соседки же в саду не было видно.  Я залез на дерево, не торопясь, нарвал немного  слив, и с отдувающейся пазухой полез вниз. И тут почувствовал, что мое ухо оказалось в крепких пальцах тети Нюры, которая уже держала в руках пучок крапивы. Не вырываться же, можно без уха остаться. Что было делать? Я приспустил трусы. Слива вывалилась из за пазухи. Навстречу изумленному взору тети Нюры на каштановом теле засияло белое не покрытое загаром пятно. Она засмеялась, один раз обожгла меня своим букетом и сказала: «Ладно. Повинную задницу крапива не сечет. — перефразировала она пословицу про голову и меч. —  У тебя свои сливы растут».  Я ответил, что ворованные всегда вкуснее. Она велела подобрать с земли рассыпанные плоды и чтобы я убирался. В тот же вечер  уже у себя в саду мы с Борисом поймали соседских пацанов и отвели их к тете Нюре. Я выдал ей целый спич о великодушии. Мы не били их, не жгли крапивой и даже не отняли слив, которыми были набиты их пазухи. Просто сдали их на милость воспитателя. Какой же выговор на следующий день мы получили от соседских мальчишек за то, что отдали их в руки матери. Чтобы загладить свою вину, сговорились вместе отправиться за яблоками в сад на соседней улице.
     — А помнишь, как ты по нашей просьбе сорвал урок литературы?
     — Еще бы! Если соревнование по футболу вам было важнее урока Симы Александровны.
     — И это мимо меня? А почему я не помню этого?
     — Да потому, что ты был тогда, кажется, на  очередной олимпиаде по математике, а может  по физике.
     — Так что же было?
     — Задали учить наизусть отрывок из «Онегина». Полкласса не выучило потому что  мальчишки  накануне гоняли в футбол. Нужно было отвлечь Симу, и, как только она вошла в класс, я поднял руку: «Сима Александровна, а почему дядя  решил исправлять честных людей?» Этот вопрос привел ее в замешательство, потому что ей в голову не мог прийти такой поворот моей бестолковости. Здесь написано: «Мой дядя самых честных правил» — сделал я упор на слове «честных». Вот мой дядя, например, правит бритву, если она затупилась. Мозги можно править или вправить, как уж вам заблагорассудится. А тут нужно править честных. Что, его не устраивали честные люди, и он решил всех их направить на другую стезю? Ввернул я такое мудреное слово. И то, когда  не в шутку занемог. Значит, пока был здоров, его устраивали честные, а когда занемог, они перестали его удовлетворять,и при этом самые честные, и он решил их  малость поправить, чтобы заставить себя уважать? Еще некоторое время я порол чушь, пока Сима не пришла в себя. Она усадила меня за парту. С одной стороны ей нужно было просто выставить меня из класса, но вроде было не за что, с другой — нужно было ответить на вопрос и уже мне и всем остальным вправить мозги. Она прекрасно понимала, зачем я влез со своими дурацкими вопросами, но не могла позволить себе поступить не педагогично. И поступила мудро. Наскоро объяснив понятие правил чести, она вызвала отвечать добровольцев. Те пару учеников, которые были подготовлены и продекламировали заданный отрывок, как раз заняли время до конца урока. На прощанье Сима назвала не готовых к уроку футболистов, пообещав опросить всех на следующем уроке. Меня же назвала первым в списке.
     — Ты у нас Цинциннат какой-то, — сказал Гена. — Никогда не знаешь, что у тебя в голове.
     — Ничего подобного, я такой же прозрачный, как и все.
     — Схожу-ка я еще за бутылочкой, — пообещал Роман.
     Когда он вернулся, рассказал, что жены увлеченно смотрят передачу о сексуальной связи учителей со своими учениками и при этом бурно возмущаются.
     — Только я не понял,  чем они возмущаются больше. Тем, что эти связи есть или тем, что это так широко обсуждается по телевидению. Можно подумать, что в наше время этого не было.
     — Было, конечно. Но тогда другие обстоятельства были. Учительницы — молоденькие девушки, ученики — переростки чуть ли не одного возраста с ними. Война съела парней. Где им было найти партнеров. Но эти отношения не выхлестывались на всеобщее обсуждение.
     — Гена, помнишь с твоей сестренкой Эмма училась?
     — Помню. Красавица — глаз не оторвешь!
     — А чья дочь она была?
     — Нашего учителя физкультуры. Она в отца пошла. Он тоже красавцем был. Даже шрам во всю щеку его не портил. Героя имел. Когда вышел фильм «Чистое небо», мы думали, что это о нем. Даже шрам, нарисованный на щеке Урбанского был похож на шрам нашего учителя. Кто помнит, как его звали.
     — Я помню, — сказал Санька, — но называть не буду. Вдруг кто-то из его близких жив. Мне эта  тема в телевизоре напомнила одну историю. Этот сюжет достоин пера Мопассана или Бальзака, Стефана Цвейга, наконец, но я расскажу вам его вкратце. Давайте я назову учителя Сергеем. Без имени неудобно. Еще до войны он закончил летное училище. Перед самой войной женился на очаровательной девушке. Вы все ее знаете. Она преподавала в параллельном классе литературу. Они не успели  провести свой медовый месяц. Его выдернули прямо из медовой постели,  увезли на аэродром и швырнули в пекло войны. Прощаясь, молодая жена пообещала дождаться его и молить Бога, чтобы это случилось как можно быстрее. Она не могла предположить, что эта разлука продлится долгих семь лет. Всю войну судьба хранила Сергея. Он был воздушным ассом Но по глупой случайности, а случайность всегда глупа,  когда уже была подписана капитуляция, и все бои, казалось, прекратились, когда он возвращался на базу, в его самолет попал зенитный снаряд. Каким образом Сергей смог посадить самолет на своем аэродроме, не могли объяснить ни механики, которые вытащили его из кабины, ни он сам, когда через несколько дней пришел в сознание на госпитальной койке. Потом несколько госпиталей, несколько операций, и полное отчаяние. Он не представлял, как вернуться к жене. Он не писал ей и уповал на Бога, чтобы за эти годы его любимая нашла  ему замену. А все было в том, что каким-то образом шальным осколком от взрыва снаряда ему срезало его хозяйство. Врачи приделали ему какую-то хреновину, чтобы он мог мочиться. Но как мужчина... Выписавшись из госпиталя он все-таки дал жене телеграмму, что скоро приедет, надеясь, что это будет их последним свиданием. Он обрисует ей обстановку, все честно расскажет, благословит ее на будущее и навсегда исчезнет из ее жизни. На самом деле все случилось совсем по-другому.  Его ждали и все эти годы верили, что живой, что вернется. И когда Сергей рассказал о том,  что  приехал только для того, чтобы  рассказать, что произошло, что не мог оставить любимую в неведении и исчезнуть как трус. Жена его, пусть будет — Нина,  умоляла  не исчезать. Она его любит таким, как он есть. Она ждала его безруким, безногим лишь бы он вернулся. И вот теперь, когда  дождалась, он пытается ее предать!?  В общем Сергей и Нина были счастливы. Но его постоянно мучила мысль, что молодая красивая женщина лишена мужской ласки. Он делал все, чтобы удовлетворить ее телесную потребность, но понимал, что его Нина хочет стать матерью. Тогда еще не было технологий, когда можно было зачать в пробирке, а закончить родами. Сергей искал выход. Каким-то образом нашел протрясающего красавца богатырского телосложения чем-то очень похожего на себя. Как они решили эту проблему с Ниной и этим мужиком, их личное дело, но в положенный срок появилась очаровательная девочка. Она-то и выросла в красавицу Эмму, которая училась с твоей сестричкой. 
     — Неправдоподобно, — сказал Роман. — Признайся, сам придумал?
     — Нет, парни, не придумал. Перед отъездом мне нужно было обновить кое-какие документы, и я поехал за этим в места нашего детства.  Поезд пришел рано и мне, как минимум два часа, нужно было ждать автобуса, чтобы доехать до городского архива. Решил пока чего-нибудь перехватить в станционном буфете, так как не предполагал,  смогу ли позавтракать в ближайшее время. Зайдя в буфет, сразу же узнал в раннем посетителе  Сергея. Как было не узнать этого бывшего красавца с таким знакомым шрамом. Он был изрядно подшофе в такое раннее время.
Меня это несказанно удивило, ведь я помнил, что он в рот не брал хмельного. Я подошел, поздоровался и спросил разрешения подсесть. Он меня, конечно, не узнал. Но оживился, когда я напомнил о себе. На мои расспросы о его семье, о дочке он ответил рыданием, которое изо всех сил старался подавить. Официант принес нам графинчик водки. Тут он и рассказал, что его женщины два месяца назад погибли в автомобильной катастрофе. Теперь он потерял смысл жизни, и только водка еще удерживает наплаву. Тогда же он и поведал историю своей жизни. Он решил, что его бывший ученик, который как приехал, так и уедет и никому не расскажет об этом. А выговориться его давно уже тянет. Много лет он несет в себе этот груз и не уверен, что тогда поступил правильно и появился в жизни своей Ниночки. Поступи он иначе, возможно она была бы жива и сейчас. Позже я узнал, что этот боевой летчик, Кавалер Золотой звезды так и не смог пережить гибель жены и дочери, покончив с собой через пару дней после нашего свидания. И мне кажется, что очень хорошо, что я ему тогда встретился. Может быть его исповедь облегчила ему переход в другую жизнь.
      Друзья молча посасывали виски, курили. Каждый по-своему обдумывал услышанную историю,  прислушиваясь к вою метели.  Над головой журчал вытяжной вентилятор. Электрический калорифер, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов, обдавая их потоком горячего воздуха. Но вид  залепленных снегом окон веранды вызывал озноб.
     — Ребята, — сказал Роман, — пошли в дом. Что-то стало зябко.
     Они направились к двери.  Роман выключил калорифер, проследовал за друзьями и закрыл  дверь на веранду..