Тропою Утрат. Глава вторая, отрывок 3

Всеволод Воронцовский
 NB! - разбито на отрывки для удобства чтения. 3 отрывка во второй главе

ОТРЫВОК 3

Предыдущий отрывок: http://www.proza.ru/2017/03/20/1620

***
 В последний месяц лета тысяча девяносто первого года бессчётные стаи воронья, словно почувствовав приближение беды, заполонили окрестности. Тени чёрных крыл легли на землю мрачной вуалью безнадёжности, а несмолкающее надсадное хриплоголосое карканье под ясной лазурью неба звучало зловещим пророчеством.
Фесбургский юродивый, обмотанный разноцветными полосками ткани поверх одежды, в полуденный зной выбежал на городскую площадь. Потеснив глашатого, он, пуча глаза и  отчаянно размахивая руками, дурью вопил:
-Близится! Близится! Она здесь! Здесь! Злая… злая… Бить будет до крови! Гонять! Передушит всех!
Горожане не придали значения безумным стращаниям, лишь досадливо отмахивались и поспешно проходили мимо. Тогда он, мечась и цепляя прохожих за рукава, стал бессвязно бормотать что-то о губительном зле внутри каждого.
Юродивого прогнали стражники, но на следующий же день начало сбываться его невнятное роковое предречение. Нескольких жителей скосило тяжкой лихорадкой; тела их покрылись багровыми пятнами, лёгкие терзал удушливый, изнуряющий кровавый кашель. Бред и неистовое буйство завладевали заболевшими, и словно в припадке одержимости, они выбегали прочь из дома, обессиленно падали, поднимались, и снова пытались бежать, пока хватало сил. Но агония неизменно настигала страдальцев, беспощадной леденящей дланью ввергала их в ступор и обескровливала до мертвенной синюшности искажённые гримасой ужаса лица. Близкие, пытавшиеся облегчить страдания умиравших, вскоре сами занимали место на смертном одре. Опасная зараза незримыми волнами стремительно раскатывалась по округе, отравляя воздух мерзким зловонием смерти. Вскоре докатилась она и до приюта.
Когда заболел первый ребёнок, Михаил почти сразу догадался, что за недуг сразил его. Он немедленно выгнал всех жильцов из землянки, где тот лежал, повелев им пока расположиться в соседней, сам же остался с больным мальчиком, выпаивая его домодельными снадобьями, окуривая помещение целебными травами и вознося молитвы Равэ. Несмотря на все старания, воспитанник, закатываясь раскатами кашля и захлёбываясь пенистой розовой мокротой, скончался на второй день. Наставник не разрешил даже близким друзьям попрощаться с покойником.
 Труп, вопреки религиозной традиции суточного оплакивания, он вывез немедленно, в одиночку, и не погрёб в земле, как полагалось, а сжёг подальше от приюта, на лесной опушке. Закончив с печальной обязанностью, батюшка Михаил собрал во дворе всех обитателей маленького посёлка, и с горечью молвил:
-Скорбная доля выпала Артёму в жизни земной, но Светоносец распахнул ему свои объятия, и двери новой, лучшей жизни. Через это дитя Равэ послал нам предупреждение – страшное зло нагрянуло в наши земли, мор чумной, – от этой новости взрослые испуганно переглянулись, но остальные впервые в жизни услыхали о такой напасти, и просто непонимающе таращились на наставника, а он продолжал. – Болезнь эта простыми средствами неодолимая, лишь сам Светоносный Хранитель в силах совладать с нею. Чудо благодатное, что никто больше не заразился, бережёт нас Равэ. Сейчас, в эту тяжёлую пору, нам нужно держаться всем вместе, уповая и дальше на Его заботу, уверуйте – Он не оставит нас…

Батюшка ещё долго пытался утешить воспитанников, но всё равно к будничным делам те возвратились неохотно, весь день шли встревоженные пересуды.
  Той же ночью, выйдя во двор по малой нужде, Влад увидел, как по дороге в лес уходят Виктор и Юлия, уводя с собой кобылу, навьюченную мешками. Мальчику это показалось странным, но он решил, что наставник послал их куда-то со срочным поручением, такое уже случалось прежде. Лишь утром выяснилось, что они попросту сбежали, прихватив лошадь, большую часть продуктовых запасов, и всех кур.
  Среди воспитанников мигом воцарилось уныние – припасов и без того почти не осталось, а чтобы купить их, и привезти сюда, нужна была хоть какая-нибудь кобылёнка. Влад казнился горестными мыслями – он искренне считал, что это его вина, ведь он мог помешать, мог остановить беглецов. Но батюшка ободрил его: оказалось, что у него припрятано немного денег, и их вполне хватит на покупку лошади и некоторого количества провизии. Взяв с собой Алекса,  Михаил отправился на городской рынок. Вот только они не вернулись ни к обеду, ни к вечеру.
 
-Что-то случилось… - Обеспокоенно сказала Маша, устало облокотившись на плетёную ограду. Она уже второй час наблюдала за пустовавшей дорогой, тревожно всматриваясь вдаль. Влад, стоявший рядом, согласно кивнул:
 -Да. Я пойду в город.
 -Да ты что, куда ты, один?..
 -Так лучше. Никто мешаться под ногами не будет. К тому же… - Мальчик показал ей большой разделочный нож, прихваченный с кухни, и как-то странновато улыбнулся. По выражению  лица девушка поняла, что отговаривать его от этой затеи бесполезно, лишь пожала плечами и сказала:
 -Володь, ты там только осторожнее, хорошо?..

  ***
Мальчик уже впотьмах дошёл почти до самых городских ворот. Ему навстречу медленно плелись, поддерживая друг друга, две знакомые фигуры. Со всех ног Влад бросился к ним, а разглядев вблизи, ужаснулся:  у Алекса от растекшегося во всю щёку фиолетового синяка не размыкался глаз, лицо же батюшки Михаила покрывали кровоточившие ссадины, седые волосы – слиплись от крови в бурые сосульки, да вдобавок, он тяжело дышал и подволакивал правую ногу.
-Что с вами случилось?!
-Нас… неожиданно схватили на улице… когда мы на рынок шли. На площадь поволокли… - Сбивчиво пробормотал Алекс. – Там староста… Вместе со жрецом Элтабиатты, нас объявил чёрными колдунами. Говорил, чума неистовствует из-за того, что батюшка хорошо лечил больных, он, дескать, менял с помощью злого колдовства одно исцеление на жизни десятка здоровых людей… И теперь Смерть явилась, чтобы забрать должок… А горожане… горожане-то поверили. Ну и бросились на нас с палками, излупили, деньги все отобрали, до последней монетки. А потом гнали до самой окраины, камнями кидались, плевали вслед, костерили последними словами… А когда за ворота выгоняли, пригрозили, что сожгут приют, если кто из наших посмеет к ним заявиться…
Влад гневно топнул ногой:
-Вот же мрази! Надо было мне тоже с вами пойти, я бы им устроил!
-Тогда бы и тебе тоже досталось… Лучше давай домой добираться, вон батюшке плохо совсем.
 Братья взяли наставника под руки, так, чтобы он мог опереться им на плечи, и побрели к дому.
«Не иначе, Элтабиатта эта – действительно тёмная тварь, коли её жрец вот так, запросто, без доказательств, человека во всех бедах обвиняет, и ему верят…» - На ходу размышлял Влад. – «Из-за него теперь без лошади, без еды будем… Узнать бы точно, кто деньги отнял, я бы хоть вернуть попытался, это ж ничего, когда обратно своё силой берут, это правильно, это справедливо...».

Издали послышалось протяжное, леденящее душу завывание, подхваченное беспорядочным хором низких и визгливых собачьих голосов. Близнецам хотелось немедленно прибавить шаг, но батюшка не мог идти быстрее, и оказался чересчур тяжёл для двоих подростков, попытавшихся понести его, усадив на свои сомкнутые замком руки.
Вой же постепенно переходил в пугающий, усиленный эхом лай, доносившийся со стороны поля, но стремительно приближавшийся. Обернувшись, Влад увидел позади свору разномастных бродячих собак. Их матёрый, мощно сложенный вожак превосходил размерами телёнка, его жёсткая, косматая шерсть казалась всклоченным сгустком беспросветной ночной темноты, а хищные жёлтые глаза на её фоне светились двумя жуткими лунами, отблёскивая неестественной, прямо-таки огненной краснотой. Зверь морщил нос, утробно рычал и устрашающе скалился, демонстрируя крупные острые клыки, но с нападением пока медлил. Стая, тем временем, быстро и весьма осмысленно выстраивалась в ряд – плотно, бок к боку, будто каждая псина заранее знала своё место.
Мальчик, воспользовавшись заминкой, выхватил из-за пояса нож, сдёрнул поясной ремень и поспешно намотал его на левое предплечье, от запястья до локтя. Загородив собою спутников, он намеренно выставил защищённую руку вперёд:
«Так, сейчас вожак вцепится в неё, а я тогда – ножом его, в шею…» - Мысленно прикидывал Влад, напряжённо сжимая в правой ладони неудобную, слишком широкую деревянную рукоять.
Собаки, с угрожающим рычанием, начали медленно надвигаться на неподвижно замерших людей полукругом, чёрный держался впереди всех. Ноздри его раздувались, загривок вздыбился, агрессивный рык уже больше походил на бурное клокотание. Влад вызывающе глядел вожаку прямо в глаза, и провокация сработала – пёс набросился на него, вонзив острые, крепкие зубы в толстую ременную кожу. Однако дальше всё пошло вопреки предположениям – зверь сразу же дёрнул добычу на себя, мальчишка, теряя равновесие, ударил ножом, но стремительный замах из неудобного положения оказался неточным и слишком слабым, лезвие прошло вскользь по взъерошенной шерсти. Неуклюжее падение завершилось взрывом пронзительной боли в правом плече, от которой перед глазами всё поплыло, а пальцы непроизвольно разжались, выпустив нож. Взметнулось удушливое облако сухой рыжеватой пыли, но вожак, шумно сопя, не ослаблял хватки, мотал головой и вгрызался всё глубже в ремень, пытаясь раздробить могучими челюстями тонкую руку беспомощно распростёртого на земле храбреца.
  Остальная свора, осмелев, тоже накинулась на Влада, он ощущал горячее, смрадное дыхание множества жадных пастей. Не в силах даже закричать от сковавшего ужаса, мальчик сжался в комочек, крепко зажмурился, ожидая принять неминуемую, страшную смерть, но… внезапно всё прекратилось. Собаки отпрянули, словно напуганные какой-то неведомой силой, и шумно, настороженно принюхивались. Вожак, неохотно разомкнув клыки, свирепо ощерился над брошенной жертвой. Влад услышал голоса наставника и брата, они в унисон повторяли:
-Заклинаю Светом Равэ, Бога-Хранителя! Дикие твари, отступите прочь!
 Звучание этих простых слов почему-то очень воодушевляло, вселяло уверенность. Алекс решительно наступал на зверей, сжимая в кулаке свой деревянный амулет, а позади, направляющей дланью, за плечо его держал батюшка Михаил. Подобно теням, ускользающим от ярких лучей, псы, поджавши хвосты, с испуганным поскуливанием пятились от них.
 -Володя, вставай, – переведши дыхание, молвил наставник. – Не бойся, они не тронут… не посмеют. Прочь! Пошли прочь! – Он еле стоял, но всё же его повелительный изгоняющий жест, будто чародейство, немедленно повлиял на колебавшееся зверьё.
  Вожак, сверкнув глазами, сердито гавкнул, и, развернувшись, метнулся в придорожные кусты, а следом за ним – вся стая. Поднявшийся Влад со злостью швырнул им вслед булыжником, о чём немедля пожалел – вывихнутый от удара оземь плечевой сустав тут же напомнил о себе.
 -Не надо, Влад… - Устало сказал Алекс, заправив амулет обратно под рубаху. – Пойдём лучше домой.

 ***
Ограда приютской обители показалась впереди, когда солнце уже сияло высоко в небе, разогнав утренний туман. Хотелось, наконец, отдохнуть: батюшка Михаил, растратив остатки сил на изгнание своры, пребывал в полубессознательном состоянии, и братья, всю дорогу волочившие его на себе, изрядно вымотались. Но даже здесь было неспокойно, посреди двора сгрудилась толпа ребятишек, пытавшихся стащить с дерева Стаса. Стоял невообразимый гомон, в висевшего на ветвях поварёнка летели камни и комья земли. В другое время, такая картина наверняка вызвала бы у Влада приступ упоительного злорадства, однако сейчас воспринималась неприязненно.
Маша выбежала навстречу вернувшимся. Окинув встревоженным взглядом округлившихся глаз перепачканных мальчишек и израненного наставника, она всплеснула руками.
-Что же это такое с вами случилось?! Кто вас так?!
Алекс не успел и рта открыть, как к ним, оставив пока в покое Стаса, устремились остальные воспитанники. Дети, в запале гнева не обратив внимания на плачевное состояние батюшки Михаила, наперебой стали ябедничать ему, тыча пальцами в сторону поварёнка.
 -Это он, он во всём виноват!
 -Да, это он крыс прикармливал!
 -И отраву нам варил!
 -Пока тебя не было, ещё четверо после его стряпни пятнами покрылись!
 -В лихорадке мечутся! И пить всё время просят!
  Отстранив наставника, силящегося превозмочь занемевший язык и ответить им, вперёд вышел Алекс. Перепачканное лицо с распухшей фиолетовой щекой вмиг стало строгим, в здоровом глазу  вспыхнуло праведное пламя. Точно осенённый высшей волей, с пылкостью проповедника он промолвил:
 -Что вы делаете? Разве вы не видите – Равэ испытывает нас, а мы ведём себя, как глупые цыплята! Сначала Витя с Юлей нас обокрали и сбежали, а теперь все вы пытаетесь найти виноватого. Вы поглядите на батюшку, поглядите, что с ним! А горожане тоже его во всём обвинили… это они его побили… сказали, что он чуму напустил, прямо как вы сейчас на Стаса наговариваете! Как вы не можете понять – сейчас нам нужно помогать друг другу, а не пытаться свалить вину на соседа… как вы не понимаете!
  Столь сильные, неподдельные чувства мальчик вложил в свои слова, что до всех остальных, на какое-то время умолкших под впечатлением от краткой речи, начал доходить смысл сказанного. И возникшее возмущение, более не нагнетаемое, не подпитываемое всеобщим недовольством, развеялось как дым угасшего пожара, уступив место более важным на этот момент делам. Михаила отвели в избу и уложили в постель. Он остро нуждался в лечении, но других знахарей в близлежащих окрестностях не было, а ещё раз сунуться в город никто бы не рискнул, да и смыла это не имело – городские доктора не отличались сострадательностью, лишь деньги побуждали их оказывать помощь больным.
Ситуация начала казаться безнадёжной, но тут выяснилось, что наставник когда-то обучил нескольких способных старших детей основам врачевания, и единственным из них, ещё не покинувшим приют, был как раз Стас. В доказательство своих умений, сперва он вполне успешно вправил Владу плечо. Конечно, от очередного взрыва резкой боли мальчик чуть не потерял сознание, но зато потом почти сразу стало легче, хотя ноющая ломота беспокоила ещё несколько дней.
Батюшке Михаилу, слёгшему в горячке от побоев, Стас промыл раны и полосками льняной ткани примотал дощечку к повреждённой ноге. Как-то незаметно бывшего поварёнка признали в приюте за главного лекаря, хотя некоторые всё ещё поглядывали на него с подозрением, и готовить еду больше ни разу не доверили. Теперь поваром стала Маша, а Стас, кажется, был этому только рад.
  В следующую неделю панический страх, завладевший умами воспитанников приюта, перерос в исступлённый ужас перед смертельной болезнью. Хуже всего стало оттого, что наставник тяжко хворал, и оставалось неясным, выживет он, или нет. Последствия избиения давали о себе знать, Михаил почти всё время находился в забытьи беспокойного сна, а порою задыхался и бился в судорогах, посему сам нуждался в сиделке. Стас только делал целебные отвары из заготовленных сушёных трав, пользуясь готовыми рецептами, этим его забота о наставнике и ограничивалась, зато Маша, Влад и Алекс днями и ночами дежурили у его постели, по очереди сменяя друг друга.
 Воспитанники оказались предоставленными каждый сам себе. Никем не контролируемые, некоторые дети куда-то без предупреждения уходили и больше не возвращались, но другие даже не думали искать пропавших, каждый слишком опасался за собственную жизнь, чтобы беспокоиться о ком-то ещё. Почти каждый день у кого-нибудь из сирот поднимался жар, и появлялись на теле пятна, похожие на красновато-чёрные синяки. Такие сразу же становились изгоями. Всех заразившихся сгоняли в одну землянку, и старались не приближаться к ней, а Стас поставил во дворе чугунок, и раскуривал в нём  ветки можжевельника и пучки душистых трав, «чтобы отогнать заразу».
  Умерших, обёрнутых тряпками вместо савана, Влад с Алексом грузили в телегу, вдвоём впрягались в неё и отволакивали подальше в поле. Никто не помогал им в этом – наоборот, все брезгливо и опасливо сторонились. Маленькие мёртвые тела, калачиками лежавшие на земле, под огромным, распростёршимся над ними небом, казались такими жалкими, что иногда близнецы не сдерживали слёз. Алекс произносил прощальные слова и заупокойную молитву, Влад же обыкновенно, молча, задумчиво созерцал. Потом, сложив из поленьев костёр, братья сжигали трупы. Пару раз они видели, как огромный чёрный пёс ворошился на кострище, выбирая из пепла обуглившиеся кости.
 -Это тёмная тварь… Исчадье… - Шёпотом пробормотал Алекс, признав в нём вожака своры. – Он преследует нас… Живых загрызть не смог, так теперь мёртвых пожирает… вон, косится, видать ждёт, когда наш черёд подойдёт…
 -А мы не умрём, – отозвался Влад, воспротивившись упадочному настрою. – Помнишь: «Заклинаю Светом Равэ...». Идём-ка отсюда…

***
  Совсем тяжкие дни начались, когда большая часть воспитанников заразилась, да,  вдобавок, почему-то передохла почти вся скотина. Запасы зерна и муки давно вышли, так что кроме страшной болезни в приюте лютовал голод. Те дети, что пока ещё чувствовали себя здоровыми, подумывали о том, чтобы перебраться в другие места, но они не знали, что творится вокруг. Угнетали предположения, что, быть может, в дальних поселениях чума свирепствует ещё безжалостней.
 К началу третьей недели этого беспросветного кошмара, Маша со слезами на глазах наблюдала, как с диким мычанием бежала по двору последняя, истекавшая кровью корова, а за ней гнались трое десятилетних мальчишек с ножами в руках. Девушка просила не трогать её, но кто-то из ребят сказал, что она тоже может заразиться, и тогда целая куча мяса пропадёт,  так не лучше ли его съесть…
  Маша наотрез отказалась готовить забитую бурёнку, за которой так долго ухаживала. Тогда сироты сами ободрали шкуру и расчленили тушу, решив по-простецки поджарить мясо на костре, а что останется – закинуть в бочонок с солью. Влад и Алекс не стали в этом участвовать, несмотря на мучивший их голод. Стас же счёл их решение глупым. Он отрезал от коровьей ляжки солидный шматок, самолично состряпал его для себя, и слопал, ни с кем не поделившись. Остальные дети, не умеючи, плохо прожарили свои порции мяса, впрочем, и полусырое съели с жадностью. После этой дикой пирушки почти все её участники слегли, мучимые жаром, коликами в животе и рвотой.
  Ночь прошла беспокойно, близнецы заснули только на рассвете, а проснувшись днём, не нашли Машу в приюте. Братья забеспокоились и немедленно отправились её искать.
  Они разделились – Алекс пошёл в лес, а Влад, пройдя через весь луг, решил проверить домик на дереве, на раскидистом дубе, что рос «за рекой» - на другой стороне Курьего Брода, неподалёку от заводи, где прежде ни проводили за играми немало весёлых часов... Нынче же под сенью ветвей валялось человеческое тело, на нём сидела пара воронов, деловито выдирая куски плоти. Влад, на бегу, кинул в них палкой, вспугнутые птицы с сердитым карканьем отлетели в сторону, впрочем, не слишком далеко. И вот его взору предстала распластанная на земле лицом вниз светловолосая девочка. Сердце мальчика сжалось от отчаяния, а потом бешено заколотилось. Перевернув труп, он чуть не задохнулся от окатившего его плотным потоком смрада разложения, ощутимого даже кожей. Взглянув покойнице в изъеденное опарышами лицо, Влад облегчённо выдохнул – это оказалась не Маша, а другая девочка, пропавшая из приюта несколько дней назад. Чтобы хоть как-то оградить себя от невыносимого, бьющего в ноздри зловония, Влад натянул на лицо рубаху.
 -Маша! Маша! Ты там? Наверху?! – Отчаянно вопрошал он, задрав голову.
  В ответ – звенящая тишина. Но мальчик отчётливо видел, что верёвочная лестница убрана, а просто так на дерево было не залезть, именно поэтому они его и выбрали. Тем не менее, он намеревался забраться на него, и проверить домик.
  Пока Влад примеривался, за что бы лучше уцепиться, обойдя труп девочки стороной, неслышно подошёл Алекс:
 -Я её не нашёл… я даже по оврагам лазал, нигде нет…
 -Но, кажется, кто-то есть наверху…
 -Она?.. – С надеждой спросил брат. – Должно быть, она, я уже всё оббегал…
 -Не знаю. Подсоби-ка, – Алекс встал вплотную к стволу, а Влад взобрался ему на плечи. – Ещё чуть-чуть… - Он потянулся, схватился за нижнюю ветку, но, не удержавшись, упал. Пальцы, ободранные об грубую кору, жгло и саднило, однако вторая попытка оказалась более успешной, хотя тоже закончилась падением.
  Лишь на третий раз, набив себе синяков и набравшись заноз, Влад сумел-таки подтянуться и залезть на дощатую площадку. Он сразу же сбросил верёвочную лестницу вниз. Дверь домика оказалась закрытой на задвижку изнутри.
 -Маш, ты тут? Открой! Это я… Влад… и Алекс тоже…
  И вновь – ни звука. Влад с пары ударов плечом, расшатал задвижку, и распахнул дверь. Внутри было непривычно темно – окошки закрыты, но всё равно он разглядел, что в дальнем углу кто-то сидит, обхватив колени руками.
 -Не подходи! – Со слезами в голосе, воскликнула Маша, вжавшись спиною в стену. – Не смей! Я… я заразилась.
  Влад буквально остолбенел от такой новости, он больше всего на свете боялся, что заболеет она, или брат. Тем временем поднялся Алекс:
 -Что случилось?
 -Она… - Влад попытался остановить брата, отпихнуть от двери, но тот, оттолкнув его, вошёл внутрь, и, бросившись к Маше, обнял её. Девушка попыталась его отстранить, но объятия друга оказались очень крепкими, и она смирилась, разразившись потоками слёз.
  Влад тоже прошёл, снял деревянные щитки с окошек, впустив солнечный свет. На подоконник уселся ворон, и, повернув голову, одним глазом стал разглядывать друзей.
 -И где там эти твои пятна? – Спросил Алекс, не заметив у подруги характерных следов чумы. Маша, всхлипнув, завернула рукав, обнажив предплечье, на котором и впрямь виднелось несколько тёмных пятнышек. Близнецы посмотрели друг на друга, и расплылись в глуповатых улыбках, которые перешли в хихиканье.
 -Вы что?.. Вы… совсем, что ли, дураки?! – Обиженно воскликнула девушка. Первым пощёчину получил Алекс, Влад успел увернуться, перехватив её руку. Он провёл пальцем по пятну на коже, и показал ей:
 -У тебя это обычный синяк… от ушиба… а рядом… это грязь, Маша. Это всего лишь… сажа. Просто… обычная… сажа.
 -Что… - Обрадовалась и смутилась она, даже не зная, что сказать. – Я же… я подумала… я так напугалась… - На её покрасневшем, распухшем от слёз лице появилась в точности такая же улыбка, и домик заполнил радостный смех троих друзей, стоявших в обнимку.
 -Нет, этой заразе нас не забрать! – Сказал Алекс. – Равэ не позволит нам погибнуть!
 -Ф-ф-ф! – Влад вспугнул ворона, всё ещё сидевшего на окне. – Кыш! Нечем тебе тут поживиться!

 ***
  К концу месяца с начала морового поветрия, в живых осталось всего семеро сирот да их наставник. Наступившая осень принесла редкие для этих мест ранние заморозки и проливные дожди. Приютское хозяйство почти развалилось – осталось всего две потемневшие от сырости полуземлянки, остальные постройки разобрали на дрова для обогрева и погребальных костров. Дети исхудали и загибались от голода. Маша, чтобы была хоть какая-то еда, варила жиденький суп из пожухлой крапивы и грибов, найденных в лесу. Пару раз удавалось поймать в силки птиц, наловить немного рыбы. Правда, охота, затеиваемая мальчишками, ни разу не увенчалась успехом – лесные звери стали очень осторожными, а самодельные луки из ивовых веток и тетивы из скрученных полосок коровьей кожи, вряд ли могли считаться сколь-нибудь подходящим для таких целей оружием.
  Но вот, по скользким, мутным глинистым лужам размытой дождями дороги, верхом на вороном коне, прибыл знакомый ребятам инквизитор, на этот раз в сопровождении четверых всадников. Лицо Георгия Алексеевича выражало всё то же привычное холодное безразличие, казалось, он вовсе не удивлён воцарившимся здесь запустением. На шее у него висел довольно крупный, прозрачный стеклянный сосуд с узеньким горлышком, наполненный некой благоуханной золотистой жидкостью, распространявшей сильный, пряный аромат розмарина, незнакомый резкий запах лимонной кожуры и каких-то других душистых растений. Стас предположил, что эта штука нужна для того, чтобы не заразиться чумой: сам-то он давно уже повесил себе на шею мешочек с сушёными травами, и сделал такие же остальным выжившим сиротам.  Повозка, ехавшая за инквизитором, как обычно, была полна всякой снеди и разнообразных полезных вещей.
 -Нужно немедленно уезжать, – спешившись, сказал Георгий Алексеевич сбежавшимся к нему детям. – Дальше вам здесь оставаться нельзя, горожане совсем озверели… Зажгли факелы и уже идут сюда. Так что, все живо – в повозку, места там хватит.
 -А у нас ещё двое заболели… как же они? – Спросила Маша.
 -Равэ позаботится о них. Но ты и сама знаешь, что их уже не спасти, однако я хочу помочь тем, кто ещё здоров, – слова инквизитора прозвучали безжалостно и твёрдо. Окинув собравшихся острым взглядом чуть прищуренных глаз, и добавил: - Хотя, если кто-то желает, может оставаться здесь, с умирающими, и быть сожжёнными заживо ещё до наступления ночи. Горожане винят во всём вас, так что, пощады не ждите.
 -А куда мы поедем? – Спросил Влад.
 -По дороге на восток, к другому городу. Но сначала нужно обезопасить вас от заражения… Всю одежду с себя – долой, – Георгий Алексеевич кивнул сопровождавшим, те тоже спешились, один спустил с повозки какой-то бочонок и начал откупоривать его, остальные направились в полуземлянку, где лежал батюшка. Дети замешкались. – Поторапливайтесь, лучше не задерживаться.
Влад первым снял с себя рубаху, за ним – остальные, только Маша смущённо стояла, по-видимому, не собираясь раздеваться. В бочонке оказался духовитый растительный настой насыщенного бурого цвета, немного попахивающий спиртом. Молодой подручный инквизитора, особо не церемонясь, по очереди окатил из ковшика обнажённых мальчишек этой холодной жидкостью.
-Теперь – бегом одеваться, – сказал Георгий Алексеевич, взглянув на дрожащих детей. – В повозке найдёте новую одежду. И освободите место для Михаила, мы сейчас перенесём его туда. А ты, девочка? Чего ты ждёшь?
-Я не буду… - Замотала головой Маша, скрестив руки на груди.
-Хочешь остаться? – Она снова замотала головой. – Стесняешься до такой степени, что потеряла страх? Сейчас никому нет дела до того, что ты голая. Но я не буду тебя уговаривать, некогда церемониться – или мы обрабатываем тебя, и ты едешь, или уезжаем, а ты остаёшься здесь. Всё ясно, дитя?
Та кивнула, и, покраснев, стала стягивать с себя платье, а сбросив его, тут же стыдливо прикрыла грудь руками и вся как-то сжалась. Облитая настоем с ног до головы, девушка, всхлипнув, замерла на месте, а в следующий момент поняла, что ей на плечи лёг плащ подручного.
-Храни тебя Равэ… - Закутавшись, пробормотала она, и, пряча взор, побрела к повозке.
 
Руки у детей дрожали, когда они бросали на землю мешки с солониной, расчищая пространство, чтобы уложить наставника. Это действо казалось невиданным кощунством – выбрасывать еду, которая могла спасти от мук голода, явись инквизитор немного раньше. Хотелось разорвать ткань, схватить кусок, и впиться в него зубами, забыв обо всём на свете. От запаха пищи кружилась голова, а рот наполнялся слюной, но обстоятельства вынуждали поторапливаться…
  Через полчаса пятеро детей и их наставник, в сопровождении пятерых воинов во главе с самим Георгием Алексеевичем, навсегда покидали эти, ставшие родными, но и погрузившие в скорбь, места. Наконец-то наевшимся досыта сиротам, умиротворяюще покачивавшаяся повозка казалась волшебной, сказочной каретой, уносившей их, сквозь промозглый осенний сумрак, от горя, невзгод и потерь куда-то к лучшей жизни, а поскрипывание колёс звучало прекрасной, воодушевляющей музыкой…