NB! - разбито на отрывки для удобства чтения. 3 отрывка во второй главе
ОТРЫВОК 2
Предыдущий отрывок: http://www.proza.ru/2017/03/20/1603
***
Подошёл Красный День, а его утро, согласно приютскому распорядку, освобождалось от всякого труда и посвящалось «просвещению». В эти часы младшие воспитанники рассаживались полукругом прямо на дощатом полу в горнице избы, а наставник выразительно и вдохновенно рассказывал им занятные, познавательные истории, или же читал вслух назидательные тексты из толстой, увесистой, немного потрёпанной книги в кожаном переплёте с медными уголками. Братья впервые присутствовали на подобном собрании, и слушали батюшку Михаила, затаив дыхание, не смея даже шелохнуться.
-Миру нашему многие века, но прежде был он иным, чем теперь. В стародавние времена средь стылой, неподвижной тьмы и мёртвого безмолвия появились светоносные Творцы, лучезарные Духи сияющих звёзд. Первородный Огонь – крохотная частица Их Света, стал Солнцем, обласкав тёплыми лучами иссушенную мерзлотой почву. Оттаяв, зажурчала Вода, напитавшая, смягчившая Землю, даровав ей плодородие, и ветрами во все стороны, разнёсся живительный Воздух. В равновесие пришли Четыре Первоосновы, позволив расцвести Жизни.
Благодатными стали просторы, и пришла пора населить их существами. По воле Создателей мир наполнился всевозможными животными, а следом – народами разумными.
Быстро вырастали поселения, и каждый их обитатель жил счастливо и безмятежно, и восславляя щедрость Творцов. Но чем величественнее становились города, чем большие накапливались богатства, тем сильнее разрастались в душах созданий гордыня и алчность. И в какой-то момент, одержимые низменными страстями, презрели они Законы Светоносцев, отринули Их назидания, затянув прекрасный мир в круговерть порока, грехов и преступлений.
И в ответ на богохульство обрушилась Кара Небесная. Стихии вышли из равновесия, разбушевавшись на свой лад. Земля разверзлась, покрывшись трещинами, будто ранами, истекавшими потоками огненной лавы, и рыдала кровью бессчётного множества погибших существ, кутаясь в траурный покров чёрного вулканического пепла. От невыносимого жара воды в реках и морях закипели, а воздух заполнил удушливый серный смрад. И страдальческий стон стоял над просторами, когда живые в трепетном страхе оплакивали мёртвых и собственную горькую участь.
Но и сами Создатели ужаснулись чудовищным деяниям своим, ибо в порыве разрушительного негодования раскололи саму суть Мироздания. Неуправляемые стихийные силы породили от себя опасных тварей, жаждавших напитаться силою живых существ, а после навеки повергнуть мир в безжизненный мрак.
Великую цену заплатили Светоносцы, дабы исправить совершённую в гневе ошибку. Одни из них вложили столько сил, чтобы вновь привести Первоосновы в равновесие, что сами навеки стали неотделимой их частью. Другие, уничтожая чудовищ, пали в этой ожесточённой битве, и были поглощены.
Остался лишь один Светоносный Творец; с печалью узрев, сколько боли и мук ниспослали в мир его собратья, он простил грешных созданий и милостиво возродил истерзанные земли, став их Хранителем, отныне всевидящим оком наблюдая, чтобы дикость и невежество более не возобладали. Он счёл, что созданья научены жестоким уроком, и решил не вмешиваться более с помощью божественной силы в дела земные, лишь ниспосланные Им заповеди отныне должны были направлять на путь истинный.
Род людской воспел хвалу милосердному Творцу, и продолжал восславлять деяния, признав единственным подлинным Богом, и снискав тем Его покровительство. Увы, плоть человеческая слишком хрупка, и явление Бога перед людьми мгновенно испепелило бы их, ибо Свет Создателя сияет ярче и горячее солнечного. Но Он открыл Имя Своё – Равэ, избрал нескольких достойнейших людей, и, осенив благодатью, через них передал всем прочим Волю Свою и наставления.
То событие свершилось на северном берегу Моря-в-Разломе, и оттуда пошли святые пророки Творца, неся Слово Его, и всяк услышавший и внявший, озарялся внутренним светом.
Был средь пророков один, праведный сын простого каменщика, в душе которого искра снизошедшего Божественного Откровения распалила неугасимое пламя веры, полыхавшее столь ярко, что сплотились вокруг него десятки, а вскоре тысячи людей, готовые блюсти Заповеди Равэ. И речи его вдохновили последователей возвести царствие Небесного Порядка на земле. Так и зародилась Равентерийская Империя, выросшая в величайшее ныне государство, где властвует справедливость и законы, ниспосланные Творцом.
Из Заповедей и сложилось наше учение, а символом его стал Крест Равновесия, – Михаил указал на стену позади себя, где висел гладкий равносторонний медный крест. Над ним располагалась горящая масляная лампада, под ним – собранные верёвкой в связку просверленные гранитные камни, слева – заключённая в прозрачный стеклянный сосуд вода, справа – медная курительница. От неё распространялся густой, благовонный аромат тлевшего ладана, медленно расползавшийся по горнице колеблющимся синеватым дымком. – Стороны креста обозначают четыре первоосновы мира, без которых не смогла бы существовать жизнь – Огонь, Землю, Воду и Воздух. Каждая сторона равна с остальными – это означает Равновесие меж животворными стихиями. Кроме того, сей символ указывает четыре главных направления – Юг и Север, Запад и Восток, ибо должно нести Свет Равэ во все стороны, даровать его другим народам, дабы и они могли познать милость Светоносного Хранителя нашего.
Однако затаились в новом мире тёмные существа, успевшие сокрыться от сражения с Лучезарными Творцами. От них наплодило огромное множество опасных, коварных тварей. Вскоре приняли они ложное светозарное обличье, и начали смущать разумы спасённых народов. Завлекали они людей в тенета заблуждений видимыми чудесами и дарами материальными, возжелавши накопить божественное могущество и потеснить истинного Светоносца, питаясь силою их веры. Многие приняли лжебогов, являвших перед толпою лик небесной красоты, стали поклоняться им, и по сей день высятся их святилища, противниками Воли Создателя. Но силами человеческими будут они однажды сокрушены, и тогда мир и благоденствие навеки воцарятся, даруя счастливое бытие каждому живому существу.
Едва повествование закончилось, Влад полюбопытствовал:
-А почему Равэ нам с Алексом помог? У нас-то никаких крестов нету.
Остальные дети тут же уставились на мальчика, а батюшка, чуть улыбнувшись, объяснил:
-Не символом привлекается божественное внимание, а достоинствами человеческого духа. Пока только самому Светоносцу известно, каким великолепным качествам в вас надлежит расцвести, но он даровал вам возможность принести их на службу людям. Ты же, в благодарность, можешь принять учение Равэ.
-Это как?
-Узнав Заповеди, согласившись следовать им, и пройдя таинство Посвящения.
-А если я хочу узнать?
-И я тоже. – Присоединился Алекс.
-Я поведаю вам обоим, немного позже. А там уж решите, годятся они для вас, или нет.
***
Стараниями батюшки Михаила, религиозное зерно, посеянное первым рассказом в неокрепшие, восприимчивые умы братьев, быстро проросло; яркий светоч праведных заповедей, сопровождавшийся обильным дождём впечатляющих историй о деяниях благодетельных и справедливых, милосердных и сострадательных, добрых и щедрых, взращивал и укреплял в мальчиках желание стать последователями учения Светоносца. На девятый день близнецы окончательно утвердились в этом намерении.
…Занималась заря, когда во дворе приюта крестообразно разложили четыре небольших костра из берёзовых дров. На виду у собравшихся воспитанников, Влад первым лёг на согретую землю меж ними, раскинув руки в стороны. Жар от огня ощущался, но вовсе не казался сильным, скорее проникновенно-тёплым, даже искры, долетавшие до взволнованно вспотевших ладоней, не обжигали их, да и сизый дым, наполненный терпким бальзамическим благоуханием ладана и пряным смолистым запахом сгоравших можжевеловых ветвей, не разъедал глаза. Взор мальчика устремился в небеса, наблюдая красочное предрассветное свечение, плавными переливами перетекавшее от пурпурно-красного к розово-оранжевому и золотисто-жёлтому.
К кострам вышел батюшка Михаил, похожий на божественного посланника в своём просторном длиннополом белоснежном одеянии с алой отделкой; даже чудилось, будто он сам излучает тихий свет. Обходя лежавшего мальчика кругом, по ходу Солнца, священнослужитель окунал пальцы в деревянную миску и кропил его брызгами воды, в такт шагам распевистым басом читая какую-то длинную молитву.
Влад, из-за треска пламени и собственного взбудоражено-радостного сердцебиения, громко колотившего в виски, толком не разобрал произносимых слов. Однако глубокая, звучная, бархатная интонация, переплетавшаяся с клубами благовонного дыма, казалась запредельным, завораживающим голосом самого Равэ, и, прежде чем вознестись в заоблачную высь, пробудила в сердце восхитительное, благоговейное чувство.
-Я открываю душу свою Истинному Творцу. Пусть она станет храмом Ему, и польётся через неё Воля Его. И по первому зову Светоносца, примкну я к Его войску, не убоюсь тварей, тьмой урождённых, и принесу Заповеди Равэ своего в любую часть света. – Торжественным тоном произнёс Влад, когда молитва смолкла. На мгновенье мальчику показалось, будто зашипевшее пламя вспыхнуло ярче.
-Поднимись. – Молвил Михаил, и, дождавшись, когда тот встанет, продолжил. – Выбери имя, что будешь носить в жизни земной, а в смертный час предстанешь под ним перед Светоносцем.
-Владимир. – Произнёс мальчик, а после склонил голову, и батюшка надел ему на шею деревянный амулет на суровой нитке.
-Да сохранит тебя Создатель в праведных делах твоих. И отныне крест этот будет памятью о заповедях Его, Светом, что защитит от зла.
Влад покинул окружение костров, уступив место Алексу, и как-то призадумался, наблюдая за священнодействием со стороны. Мальчик представлял на своих плечах развевавшуюся, сверкавшую золотом накидку. Пламеневшим мечом он сражал уродливых чудищ, огромной толпой окруживших его; на груди, чистейшим белым светом, лучился амулет, заставляя порождения тьмы в страхе разбегаться. А он всё гнал их, гнал без остановки, и затянутый непроглядной мглою небосклон за его спиной прояснялся…
***
Яркие, запоминавшиеся события, вроде Таинства Посвящения, в приюте случались редко. Скромный быт не отличался особым разнообразием, дни заполнял нехитрый сельский труд, перемежавшийся с редкими уроками по чтению и письму, которые вёл сам батюшка Михаил. Пергамент, и тем более – бумагу, ввиду их дороговизны, воспитанникам заменяли покрытые тонким слоем воска дощечки, на которых они, заострёнными деревянными палочками прилежно выводили буквы. Владу это занятие казалось утомительным – недоставало усидчивости, и вместо красивых, ровных литер, как, например, у Алекса или Маши, у него выходили какие-то размашистые, кривые закорючки.
Время от времени, обыкновенно раз в два месяца, в приют, верхом на великолепном гнедом коне, приезжал некий загадочный всадник в глухом чёрном одеянии и пропылённом чёрном плаще с глубоким капюшоном. За ним следовала большая телега продовольствия и всяких других полезных вещей, вроде новой одежды для воспитанников, бутылей с маслом для освещения и кухонной утвари.
Влад каждый раз восхищённо рассматривал меч в чёрных кожаных ножнах, висевший на поясе внушительной фигуры гостя. Эфес воронёного клинка украшал непрозрачный овал тёмно-красного камня, гладкая стальная гарда создавала ровное перекрестье. Впрочем, внешность мужчины производила куда большее впечатление, нежели его оружие. Кривой багровый шрам выпуклой бугристой грядой выступал над левой щекой, но вовсе не казался отвратительным уродством – лицо с жёсткими чертами и массивным, гладко выбритым подбородком, просто не представлялось без него. Впадины строгих морщин на красноватой пористой коже изрядно подчёркивало застывшее, непробиваемо-каменное выражение; крупный орлиный нос монументальным обелиском высился над ним. Лишь пряди тёмных, маслянистых волос, спадавших на лоб, добавляли некоторой живости этой суровой маске непоколебимого спокойствия. Равнодушный, но одновременно цепкий взгляд холодных блекло-голубых глаз, пронизанных тонкими красными прожилками сосудов, казался пугающе-пронзительным, пробиравшим до такой степени, что от него становилось не по себе.
Человека величали Георгием Алексеевичем, воспитанниками приюта он считался персоной значимой и власть имущей. В разговорах меж ребятами, по отношению к этому мужчине довольно часто проскальзывало грозное слово «инквизитор», и, хотя Влад, поначалу, не знал его значения, трепет, с которым оно произносилось, быстро навёл его на некоторые предположения.
Как правило, гость задерживался на пару дней, причём всегда – с вполне конкретной целью. Собрав старших детей в горнице, Георгий Алексеевич проводил за закрытой дверью какие-то тайные беседы, несмотря на откровенное недовольство батюшки Михаила, лишь кротостью и смирением удерживаемое в рамках молчаливого порицания. Всё это вызывало у Влада столь жгучее любопытство, что он подслушивал, затаившись в сенях, и даже осторожно подглядывал в дверную щель.
Инквизитор вёл речь слишком тихим, вкрадчивым голосом. Но всё равно, даже из обрывков долетавших слов, мальчик узнал нечто, ещё больше распалившее интерес.
-…Равэ желает, чтобы каждый из вас жил лучше. Но даже Он ничего не дарует просто так. Многие из вас вскоре покинут приют, и должны будут самостоятельно избрать свой путь, стать честными крестьянами, в поте лица возделывающими землю, или же ремесленниками, трудящимися с зари до потёмков. Но есть другая дорога, тернистая и даже опасная, однако она быстрее всего приведёт к лучшей жизни, если приложить старание и усилия, и быть послушными приказам радеющих за вас наставников. Все вы уже слышали о родной для меня и батюшки Михаила стране, о Равентерийской Империи, много лет пекущейся о вашем приюте, снабжая всем необходимым. Некоторые, покидая пристанище, в котором выросли, забывают об этом, другие, преисполненные благодарности, желают оказаться полезными державе, позаботившейся о них. Именно последним открывается блестящая возможность оказаться в краю, где властвуют Заповеди Светоносного Хранителя, где нет бедности и разрухи, а мощные крепостные стены защитят от натиска любого врага…
Хотя многое из того, что говорил Георгий Алексеевич, звучало чересчур витиевато для мальчишеского уха, и оттого непонятно, всё же восхвалявшая Империю речь интриговала и пленяла усердно прислушивающегося Влада. Щедрые посулы тем, кто пожелает служить этой стране, дополнялись красочными описаниями её богатств и благодатных земель. Отрывочные сведения услужливо достраивало воображение, сложившее в мыслях мальчика привлекательную, эффектную картину. Теперь, перед сном, уютно закутавшись в одеяло, он мечтал стать прославленным героем могучего государства, стоявшего за высокой каменной стеной…
***
Миновало почти три года. Эти дни прошли спокойно и ровно, в трудах, учёбе и детских забавах. Некоторые воспитанники выросли и покинули приют, вернее, их увёз с собой Георгий Алексеевич. Теперь уже старшими детьми считались Маша и шустрый круглощёкий поварёнок Стас, им исполнилось по четырнадцать лет. Болтливый всезнайка-кашевар как-то незаметно притёрся к маленькой дружной компании – Алекс относился к нему благодушно, Маша тоже привечала, находились совместные дела и темы для разговоров. Однако собственнически настроенный Влад решительно невзлюбил этого парнишку: ему крайне не нравилось делить с ним общество двух самых близких и дорогих людей.
Всякий раз, когда Стас походил к его брату или подруге, он, стремительным ястребом непременно оказывался поблизости, перебивая завязавшуюся беседу ехидными колкостями. Такая категорическая нетерпимость грозила перерасти в настоящую вражду, и мальчик рьяно раздувал её пламя, ничуть не скрывая своей неприязни. Даже в обычных разговорах с другими воспитанниками Влад задиристо и презрительно называл поварёнка «жирным толстуном», во всеуслышание предполагая, что тот «отожрался на кухне». На самом же деле, ни о какой полноте речь не шла – рослый, румяный, светловолосый Стас просто был здоровее и крепче сложением, чем остальные. Разве что, из-за подростковой пухлости он казался немного нескладным и неповоротливым, однако на деле не терял ни в ловкости, ни в силе.
Алекс занозистого и ершистого поведения брата не только не одобрял, но и стыдился, даже более того – корил себя за его негодяйские выходки. За время, проведённое в приюте, на мировоззрение мальчика очень повлияла житейская и духовная мудрость, изрекаемая батюшкой Михаилом, оставили значимый след и религиозные постулаты. Бесхитростно совместив своё представление о праведности с полезными бытовыми знаниями, собственной душевной чуткостью и природной доброжелательностью, он научился разрешать многие ссоры и раздоры миром, благодаря чему обзавёлся определённым авторитетом среди других детей, к двенадцати годам прослыв человеком справедливым и рассудительным. Прочие воспитанники зачастую прислушивались к советам Алекса, внимая и следуя им почти так же охотно, как наставительным словам самого батюшки. Только вот на брата его увещевания влияния не возымели, обычно тот просто отмахивался и уходил, не дослушав убедительных примиряющих речей. Разве только, дабы не расстраивать Машу, Влад в её присутствии начал относиться к Стасу чуть более сносно.
Хотя прилюдные оскорбления и злые шутки стали проскальзывать значительно реже, их место незамедлительно заняли мелкие пакости исподтишка. Время от времени мальчишка норовил подстроить белобрысому недругу и какую-нибудь более каверзную гадость. Поначалу Стас терпеливо делал вид, что не понимает, откуда в его постели появились дохлые лягушата, или почему поутру его сапоги оказались полны навоза вперемешку с копошившимися червяками. Потом, со снисходительностью старшего, прощал язвительные подтрунивания и зубоскальство, в надежде, что Владу вскоре наскучит его задевать. Но с каждым разом злокозненные задумки становились всё более грубыми, и начисто перестали казаться невинными, когда от них, пусть и по случайности, начали страдать другие дети.
Стасу на кухне частенько помогала десятилетняя девочка Аня. Как-то раз, собрав грязную посуду, она понесла её к корыту – помыть, но поскользнулась на масле, щедро разлитом на полу, и рухнула так неудачно, что от падения разбилось несколько глиняных мисок, да вдобавок, острый осколок глубоко рассадил ей ладонь. На отчаянные Анины крики сбежался весь приют. Оторопевший Стас, не знавший, чем помочь девочке, заметил среди прочих ребятишек Влада, а тот, едва завидев, что произошло, тут же улизнул. Подоспевшему батюшке пришлось опоить рыдавшую от боли воспитанницу снотворным маковым настоем, и пока та спала, зашивать зиявшую, кровоточившую рану шёлковыми нитками.
От девичьих слёз терпение, наконец, лопнуло, и эту дерзкую выходку Стас решил Владу не спускать. Конечно, можно было рассказать наставнику обо всех его хулиганских проделках, но снискать славу ябеды ему не хотелось, да к тому же, не нашлось никаких доказательств провинности. Однако поварёнок нисколько не сомневался, что масло разлито нарочно, и предназначалось именно ему: Влад не упустил бы возможности втихаря поглумиться над его неудачным падением, а после ещё долго поддразнивать за неуклюжесть.
Подкараулив негодника вечером возле выгребной ямы, Стас сперва вознамерился без долгих разговоров отлупить его, но следующий же момент, вообразив, что сможет усовестить, просто окликнул:
-Вот и не стыдно тебе, паршивец?!
-Ась? – Влад состроил невинную недоумевающую мордашку.
-Ты давай, не прикидывайся! Почто масло разлил, думал, я не догадаюсь?
-А я-то тут причём? – Пожал плечами он.
-Ты б хоть не отпирался, что ли, нешто совсем совесть потерял?! Анька-то вон как из-за твоей проделки поранилась! Пойди-ка, признайся сам батюшке, тогда и я прощу.
-Больно надо мне твоё прощение, ишь, чего возомнил. Лучше б за порядком на своей кухне следил, тогда, может, и не падал бы никто.
-Ты ещё поучи меня! – Стас угрожающе подошёл вплотную.
-Не, времени нет дураков учить! – Влад отступил на шаг назад.
-Зато у меня найдётся. – Поварёнок, замахнувшись, отвесил ему мощный, запоминающийся подзатыльник, от которого потом ещё целый час звенело в ушах.
Оскалившись и сжав кулаки, Влад, взбешённым зверем тут же бросился на обидчика, но Стас оттолкнул его. Мальчишка отлетел к самому краю выгребной ямы, и, оступившись, с всплеском плюхнулся прямиком в омерзительную, склизкую коричневую жижу, кишевшую опарышами и смердевшую так, что волосы дыбом вставали. Тошнота, мгновенно подкатившая к горлу, освободила желудок от недавнего ужина.
Стас, со спесивостью победителя глянув на Влада, ошарашенного и уязвлённого внезапным унизительным поражением, больше ничего не сказал, и спокойно ушёл, сочтя, что негодник получил по заслугам. Выкарабкивался мальчишка долго и в одиночку – яма оказалась довольно глубокой, отвесные стенки – скользкими и рыхлыми, а позвать на помощь он не мог – не хотел, чтобы кто-то ещё стал свидетелем его позора. Правда, ещё дольше пришлось отстирывать одежду и отмываться в речке. Скверная вонища настолько въелась в кожу, что Влад полоскался всю ночь, натираясь песком и травой, попутно обдумывая план жесточайшей мести врагу. Бурлившая злоба побуждала его поквитаться немедленно, но прохладная вода немного остужала это яростное рвение, давая пробиться мысли, что пока лучше затаиться и подождать, пока «неприятель» немного позабудет происшествие и расслабится. Но судьба распорядилась иначе.
Следующий отрывок: http://www.proza.ru/2017/03/20/1632