Цикл «Путь домой»
Книга первая
Тропою Утрат
NB! - разбито на отрывки для удобства чтения. 3 отрывка во второй главе
ОТРЫВОК 1
Предыдущий отрывок (окончание первой главы): http://www.proza.ru/2017/03/20/571
ГЛАВА ВТОРАЯ
РЫТВИНЫ И ОВРАГИ
17 ноября 1088 года
-Стой! Стой, отрепыш, кому говорю! Убью гадёныша! Держите вора!!!
За черноволосым мальчишкой лет десяти, на потеху праздношатающимся зевакам, гнался разъярённый жирный лавочник со здоровенным мясницким ножом в руке. Деревянные башмаки воришки громко клацали по неровным булыжникам мостовой, больно били по мозолям на босых пятках и вероломно норовили слететь с худеньких ног. Однако пронырливый оборванец резво нёсся по рыночной площади, сноровисто лавировал меж прохожими, и быстро удалялся от запыхавшегося преследователя. Уже виднелся знакомый поворот, а там, совсем близко – удобная подворотня, оставалось нырнуть под забор и затеряться в путаном клубке кривых городских улочек…
Ближайшие планы нарушил тяжёлый удар, с такой силой обрушившийся на затылок, что воришка кубарем покатился по камням, до крови содрав коленки и локти. Чья-то сильная рука грубо подняла его за шкирку, точно кутёнка, а другая выдрала из перепачканных пальцев крепко зажатый кругляш украденной колбасы.
Плечистый, коренастый бородач рявкнул мальчишке прямо в лицо:
-Валил бы ты из нашего города, покуда цел! – И, отпустив, добавил скорости крепким пинком. Не дожидаясь дополнительной порции тумаков от приближавшегося торговца, тот, прихрамывая и вполголоса сквернословя, поспешил убраться с площади.
***
Отяжелевшее небо, покрытое непроницаемым свинцово-серым полотном косматых туч, разродилось моросью холодного, надоедливого ноябрьского дождя. Соломенный настил на узких городских улицах поглотило вязкое месиво размякшей глинистой грязи, в глубоких ржавых лужах от мелких капель разбегались круги. Горожане кутались в плащи, ускоряли шаг, торопились укрыться от непогоды в домах.
Пока маленький оборванец доковылял до окраины и вышел на тракт, к одиноко стоявшей придорожной харчевне, ветхие лохмотья, служившие ему одеждой, окончательно промокли. Продрогший и усталый, он тяжело вздохнул – пустой желудок выдавал заливистые рулады, свежие ссадины неприятно щипало, а жизнь казалась беспросветно несправедливой.
-Влад, я здесь! – Послышался оклик. Калитка ободворка приоткрылась. – Заходи скорее, пока никто не увидел.
На заднем дворе его ждал брат – черноволосый мальчик точно такого же роста и возраста, разве что, менее чумазый и взлохмаченный. Лишь пятнами грязи и разнились их лица, почти неразличимо схожие меж собой: у обоих – одинаковые запавшие щёки, заострённые носы с горбинкой, подбородки, разделённые глубокой ямкой, а под широкими бровями – серые глаза с тёмным ободком.
-Чтоб их всех разорвало! Алекс, я ж ничего не принёс, колбасу отобрали… - Посетовал Влад. – И главное ведь что – если бы бородатый меня не опрокинул, жирдяй-торгаш ни за что бы не догнал!
-Да сам хоть цел, и то хорошо. Протянем как-нибудь. Тут харчевник всякие остатки недавно выбрасывал, – ответил брат, указав на мусорную кучу в углу у забора. – Я насобирал, на всякий случай. Там и краюшка хлеба была, и даже недоеденная куриная ножка.
-Опять вонючие отбросы жрать… Ну ладно, хотя бы заночуем здесь, – мальчик огляделся, выбирая удобное место, и заметил полотняный навес, натянутый между забором и высоким деревянным крыльцом. – Вон там, вроде бы, сухо.
Бродяжки расположились под ним, отгородившись пустыми бочками, стоявшими тут же, у стены. Влад, по обыкновению, сам поделил найденную еду и отдал большую часть брату. Холодные объедки в этот раз показались особенно мерзкими, но зато голод отступил, и дети, свернувшись калачиками, задремали.
Задняя дверь открылась – хозяин харчевни вышел с ведром выплеснуть помои, но спустившись по ступеням, заметил, что бочки выдвинуты. Обнаружив под навесом маленьких оборванцев, он гаркнул:
-Это ещё что?! А ну, пошли прочь отседова! – Те, спросонья, испуганно встрепенулись. – Ишь, устроились тут, шакалята с одного помёта! Проваливайте, пока ноги не повыдергал! – Сердито бранясь, харчевник выдворил мальчишек прочь с ободворка. Надежда на спокойную ночёвку рухнула.
-Да что ж за непруха такая! – Разозлённо топнул Влад, когда калитка захлопнулась за ними. – Чтоб ему провалиться! Чтоб… да чтоб его, тварюгу, до исподних обобрали, а потом он загнулся в муках!
-Ч-ш-ш-ш!– Шикнул Алекс, вытаращив глаза на брата. – Ты что, разве можно такое людям желать? А если он ещё и услышит тебя?
-А разве можно нас, как паршивых шавок, отовсюду гонять?! Не обеднел бы он, если б мы у него во дворе одну ночь поспали, не в комнату ведь влезли!
-Успокойся. До потёмков ещё далеко, может, успеем сыскать другое место для ночлега.
-Слушай, а может, и да! – Приободрился он. – Я от местных слыхал, что там, дальше по тракту, есть пригорок, где стоит заброшенная ветряная мельница. Пойдём туда, и если она действительно ничейная, останемся в ней жить, покуда не потеплеет.
Закутавшись в самодельные плащи из мешковины, братья пустились в путь. По левую руку, за длинным оврагом, тянулась плотная стена векового леса. Чернели пропитанные сыростью стволы деревьев, а в причудливо переплетённых нагих ветвях застревали дымчатые клочья низко нависших туч. Дождь вскоре сменился круговертью снежных крупинок, окоём заполнился промозглой белёсой хмарью, мешавшей разглядеть дорогу дальше, чем на полсотни шагов вперёд.
Поначалу близнецы шли бодро, под растрескавшимися деревянными башмаками мерно хлюпала вязкая слякоть; но постепенно, замедляя ход невидимыми кочками, непонятная тяжесть овладевала ими. Первые спотыкания остались без внимания – ребята посчитали их за утомление, только вот дальше становилось всё хуже. Земля, поплыв, уходила из-под ног. Братьям казалось, будто в болезненно заурчавших животах перекатывается беспокойный ёж, вонзаясь острыми колючками во внутренности. Рвалась наружу неприятная жгучая отрыжка. То ли это еда, найденная в помойной куче, испортилась сильнее, чем показалось на первый взгляд, то ли хозяин харчевни травил крыс, но какой-то губительный яд определённо пульсировал по венам бродяжек.
Мальчиков несколько раз жестоко вырвало. Алекс после этого изнурённо повалился на землю и почти сразу впал в беспамятство; Владу, еле волочившему ноги и видевшему всё сквозь густую серую муть, пришлось тащить его на себе. Встречный ветер ледяными порывами продувал мокрую одежонку, но холод почему-то не чувствовался. Колючие снежинки сотнями тонких иголок впивались в лицо, слепили прищуренные глаза. Мальчик отчаянно хотел вернуться обратно в город, попросить у кого-нибудь помощи, но силы покинули его, свист в ушах заглушил все другие звуки, а муть сгустилась, превратившись в застившую взор белую пелену… ноги подкосились, и он упал, скатившись по скользкой грязи в овраг.
Влад попытался подняться, но обмякшее, онемевшее тело уже не слушалось, сонливая слабость одолела его. Белизна перед глазами сменилась сплошной темнотой, тогда он, пробираясь ползком, наощупь нашёл брата средь кучи мокрых, прелых палых листьев и крепко обнял его. Угасавшее сознание металось на грани забытья и бреда, озаряемое проблесками воспоминаний.
Дом… их с братом дом… Он остался где-то там, в прошлом, в уединённой деревушке близ соснового бора. Под защитой низенького частокола теснились приземистые срубные избушки с соломенными кровлями. Одна из них принадлежала немолодой вдове, растившей близнецов. Те называли женщину Мамка. Отчего-то размылись в памяти черты её лица, незабвенными остались лишь мозолистые руки с короткими красноватыми пальцами, то грубовато поглаживавшие ребятишек по волосам, а то отвешивавшие щедрые подзатыльники. Вспоминался ещё тёплый запах, исходивший от этой женщины – кислого молока, дымного чада да каких-то пряных трав.
Мальчики, по мере своих сил, помогали Мамке: доили коз, собирали в лукошки куриные яйца, убирались в маленьком курятнике, кормили скотину и даже таскали воду с колодца, неуклюже взваливая на свои маленькие, худенькие плечи громоздкое коромысло с тяжёлыми вёдрами.
Время текло, в их размеренной жизни становилось всё больше обязанностей. В тысяча восемьдесят восьмом году, когда близнецам исполнилось по девять лет, на округу обрушилась страшная засуха. Безжалостно полыхал раскалённый шар солнца, в лесу тлела хвойная подстилка, недозревшие колосья в полях под палящим жаром превращались в сухие бастылы, овощи в огородах желтели и увядали, так и не поспев. В знойном воздухе заунывно жужжали жирные мухи, слепни и оводы, их развелось очень много, стоило лишь чуть-чуть замешкаться, и эти мерзкие насекомые мигом облепляли вспотевшие тела.
Вода в деревенском колодце позеленела, воняла тухлятиной, тиной, будто болотная жижа, но и та осталась лишь на самом дне, и зачёрпывалась с трудом. Речка, протекавшая неподалёку от деревни, пересохла, запруда дальше по течению обмелела и поросла плотным ковром ряски. Вскоре выгоревшее небо затянул чёрный дым от лесных пожаров.
В июле того тяжёлого года Мамку свалила мучительная лихорадка, сжегшая метавшуюся в горячке женщину за считанные дни, хотя мальчики старательно пытались выходить больную, отпаивали травяным отваром, как посоветовала деревенская бабка-знахарка, и заботливо клали на пылавший жаром лоб мокрую тряпицу…
Соседи из жалости приютили осиротевших близнецов, но в той семье подрастало четверо родных сыновей, а в такую трудную пору никто не хотел содержать пару лишних голодных ртов. Недели не прошло, как мальчишек прогнали, вдогонку нарочито обругав за якобы без спросу выпитое молоко, коего в пустых крынках давно уже не водилось. Оказавшись за дверью, с горестным гнётом незаслуженной обиды и ощущением собственной ненужности вместо скарба, братья поняли, что рассчитывать теперь можно лишь на себя.
Они собирались вернуться в дом Мамки, наладить брошенное хозяйство, но тут внезапно выяснилось, что у покойной имелось чуть ли не полдеревни близких родственников, уже занявших её избу и поделивших меж собой всё имущество – тощую коровёнку и кур. Детям же посоветовали… проваливать.
И мальчишки ушли… Ночью, в отблесках пламени, разгоравшегося на соломенной кровле некогда родного дома, сжимая в руках по паре придушенных куриц. Первые два месяца бродячей жизни выдались особенно тяжёлыми. Братья добывали пропитание, как могли – ягод и корешков в истерзанном пожарами лесу удавалось найти совсем уж мало, с огородов почти нечего было украсть, лишь изредка получалось поживиться мелкой подвявшей морковью, приготовленной на корм скоту, или обобрать кислый виноград с лоз, увивавших ограды богатых домов.
Приходилось клянчить еду в попадавшихся по пути посёлках и деревнях. Иногда находились сердобольные сельчане, подкармливавшие их, но гораздо чаще попрошаек гнали взашей. Зато посещение открытых для всех святилищ богини плодородия и процветания, Элтабиатты, позволяло наесться досыта – стащив корзины с подношениями прямо с алтаря. В жертвенных плетёнках всегда лежал и свежий хлеб, и восхитительные сладкие фрукты…
Близнецы сами толком не знали, куда и зачем направляются. Но как-то раз, услышав от изрядно подвыпившего странствующего торговца заманчивый рассказ об Альдомифе, чудесном городе-острове, стоявшем меж двух Великих Рек, где-то далеко на востоке, решили, во что бы то ни стало, добраться до него. Хотя приближалась зима, пусть и не слишком суровая в этих широтах, но совершенно не годившаяся для пеших путешествий из-за непредсказуемых капризов погоды, наивные мечты о счастливой сытой жизни в процветающем полисе продолжали угонять маленьких скитальцев всё дальше от знакомых мест и проверенных стоянок, вполне подходивших, чтобы переждать холодные месяцы…
Влад, так и не смирившись с мыслью, что их нелёгкий путь нелепо оборвётся здесь, на дне припорошенного снегом оврага, обессиленно сомкнул глаза. Стало спокойно и как-то очень хорошо, будто он мгновенно погрузился в сон, уютный и тёплый.
***
Во мрак беспамятства проникали гулкие звуки, с каждым мгновением всё более напоминавшие человеческую речь. Тяжёлые веки с трудом разомкнулись; медленно прояснявшийся взгляд поймал родное лицо брата и ещё какой-то незнакомой светловолосой девочки с зелёными глазами.
-А я уж думала, ты помрёшь, – промолвила она.
-Маш, он не мог умереть, – улыбнулся Алекс. – Я-то ж выздоровел.
-И чего, ты, может, просто сильнее. – Пожала плечами девчонка.
-Ага, прям сильнее, как же, – хрипло буркнул Влад, обиженный таким предположением. В горле запершило, пришлось прокашливаться.
-Так я ж не про то, как руки крепки, а про дух твой говорила, что с хворобой сражался…
-Есть хочешь? – Спросил Алекс у брата. Тот кивнул. – Сейчас, сейчас принесу! – Мальчик мигом выбежал из комнаты.
Влад же приподнялся на локтях, ещё не в силах встать с постели: очень кружилась голова, необычайно тяжёлая, так и тянувшая прилечь обратно, но любопытство оказалось сильнее. Он огляделся – здесь, на хорошо утоптанном земляном полу, в ряд расположилось ещё пять кроватей, грубо сколоченных из сосновых досок. Из угла, от каменной печи, веяло теплом и лёгким угаром. Вдоль стен встык стояли длинные высокие столы. Помещение освещалось лучинами, закреплёнными в металлических светецах, перегоревшие угольки падали в глиняную плошку, наполненную водой.
-И где это мы? – Полюбопытствовал мальчик.
-В сиротском приюте батюшки Михаила, – ответила Маша.
-А ты чего, дочка его, значит?
-Он каждому воспитаннику, что родной отец. Вот и называем батюшкой, – объяснила она. – И, если бы не он, склевали бы тебя вороны… или собаки сожрали. Это он вас обоих сюда привёз, на своей повозке, с неделю назад, а потом лечил, а я ему помогала, выхаживала. Вот Алекс три дня назад уже очнулся, но так и сидел возле тебя всё время.
-А тебя, значит, Машкой звать, так?
-Не Машкой, а Марией, – строго сказала девочка. – Маша я только для своих. Хотя, я столько с тобой провозилась, что ты как свой уже. – Она улыбнулась. Приглядевшись получше, Влад счёл девчонку довольно симпатичной. Светлая, как спелый пшеничный колос, толстая, туго заплетённая коса лежала на её плече. По курносому носику и чистой, немножко бледноватой коже золотисто-охряными пятнышками разбросались веснушки, а полноватые губы алели, будто маковые лепестки. Поверх простенького платьица из грубой льняной ткани оливкового оттенка, удивительно подходившего к цвету её больших, широко посаженных глаз, была надета тёмно-серая вязаная шерстяная кофта. – Я тоже сирота, и уже два года тут живу. И, кстати, я над вами, новенькими, главная буду.
-Да вот ещё, кукиш тебе, – Влад жестом проиллюстрировал свой протест, скрутив из пальцев вышеупомянутую фигуру. – Это чтоб девчонка была надо мной, да вот уж фигу!
-А вот сам узнаешь, чего батюшка скажет.
Тут вернулся Алекс с глиняной миской, полной горячего грибного супа.
-Дайка-сь, – Маша зачерпнула похлёбку деревянной ложкой, и, подув, попробовала. – На этот раз Стас даже посолить не забыл… Но всё равно, я лучше готовлю.
-Что ж тогда не готовишь? – Поинтересовался Влад, забрав миску.
-Да потому, что я за всякой скотиной ещё лучше ухаживаю. – Она снова зачерпнула суп. – Вот скажи «бе»… то есть «а-а-ам». – Хихикнула она, подсунув ложку ему под нос, будто собиралась кормить.
-Да я тебя… - Мальчик попытался вскочить, но брат удержал его, а Маша, «бебекая» и смеясь, бросила ложку обратно в миску, вспрыгнула на земляные ступени и выскочила за дверь. Впрочем, голод возобладал над желанием проучить девчонку за поддразнивание. Влад, отмахнувшись, занялся поглощением похлёбки, с аппетитом причмокивая, и сожалея, что порция так мала. По сравнению с той дрянью, что они ели в последнее время, этот простецкий суп показался ему великолепнейшим блюдом.
***
После еды стало клонить в сон, и Влад, откинувшись на набитую рогозовым пухом подушку, задремал, а проснулся в тишине опустевшей комнаты. Вставать не хотелось, он сладко потянулся и продолжил лежать, уставившись в обмазанный глиной бревенчатый потолок. Чьи-то шаги послышались возле двери, мальчик тут же накрылся лоскутным одеялом с головой, притворившись спящим. Скрипнули петли, кто-то вошёл и остановился возле его кровати.
-Поднимайся, ты не спишь, – прозвучал мягкий мужской голос. – Вставай, Волчонок, а то ушат воды вылью, заодно и умоешься. – В настойчивой интонации не проскользнуло даже намёка на злость или поддёвку.
-И ничего я не волк, – Влад откинул одеяло и сел. – Волки людей грызут.
Перед ним стоял немолодой мужчина среднего роста. Седые серые кудри спадали на плечи, а лицо с правильными чертами окаймляла густая курчавая борода, длиною доходившая до груди. Ясные светло-карие глаза, внимательно глядевшие на мальчика, лучились благожелательностью и одухотворённым светом. Распахнутый армяк, сшитый из тёмно-серой шерстяной ткани, скрадывал телосложение, но не скрывал нижнюю одежду: зипун и порты из невзрачного домотканого сукна, заправленные в чёрные юфтяные сапоги.
-А зачем ты тогда меня за руку укусил, когда я тебя с братом из канавы в повозку переносил? – Спросил мужчина.
Влад задумчиво наморщил лоб:
-Не помню… - Несколько смутившись, ответил он.
-Ничего, ты молодец, если бы не накрыл собой брата, вы оба замёрзли бы. Но Бог уберёг, и меня к вам направил.
-Какой такой бог? – Простодушно полюбопытствовал мальчишка, памятуя, что Мамка делала подношения нескольким божествам, и ему стало интересно, какое из них побеспокоилось об их спасении.
-Равэ, Светоносный Хранитель Равновесия и всего сущего. Я тебе скоро о нём расскажу, если захочешь, конечно. А теперь одевайся, и пойдём, я познакомлю тебя с твоим новым домом.
-Домом?..
-Да. Или ты хочешь уйти?
-Посмотрим… - Неопределённо пожав плечами, отозвался Влад.
В сундуке под кроватью лежала свёрнутая одежда – простенькая, зато новая, чистая, крепкая и подходящая по размеру. Нижняя рубашка и подштанники из небелёного льна, верхняя рубаха и штаны – из коричневой шерстяной ткани, и даже кожаный ремень с бронзовой пряжкой нашёлся, чтоб подпоясаться. Всё точь-в-точь такое же, как у Алекса. Но больше всего мальчика порадовали тёплый овчинный тулуп и удобные сапоги – хоть и из грубой, жёсткой кожи, но после долгих переходов босиком и сношенных деревянных башмаков с чужой ноги, то и дело сваливавшихся и ужасно натиравших, эта обувь показалась ему настолько замечательной, что губы сами собой расползлись в довольную улыбку.
***
Сиротский приют стоял на отшибе маленького, ничем не примечательного городка с заурядным названием Фесбург. В ту пору подобные безликие, до унылости схожие между собой поселения в несколько улиц, исчислялись многими десятками. Они возникали и быстро отстраивались на ветвях крупного тракта, ведшего в Альдомиф – древний, величественный, благоденствующий полис, занимавший громадный остров Междуречье и признанный средоточием всей фардлинорской торговли. Существовавшие за счёт купцов и богатых странников, плохо защищённые проходные городишки частенько разграблялись, а порою и вовсе внезапно исчезали, оставив на память о себе лишь обгоревшие остовы домов средь пепелища. Впрочем, Фесбург, за пятьдесят лет существования, печальная участь разорения ни разу не постигла, горожане даже хвастались, что сама богиня Элтабиатта оберегает его: не зря же все жители раскошелились на постройку её святилища.
К небольшому приютскому хозяйству, находившемуся на окраине смешанного леса, от городка через ячменное поле и луг вела просёлочная дорога. Поблизости протекала мелкая речушка, больше напоминавшая ручей – всего в пару метров шириной, за что местные называли её «Курий Брод». В солнечные дни сквозь прозрачную воду, искрившуюся яркими бликами, просвечивало песчаное дно, усеянное камушками и раковинами перловиц. По бережкам желтели песты буйно разросшегося хвоща, оголившиеся кустики ольхи коричневели шишечками, роняли узкие листья серебристые ивы.
За аккуратным, невысоким плетнём, в четырёх длинных срубных полуземлянках, нашли пристанище три десятка сирот – возрастом от семи до шестнадцати лет. Батюшка Михаил занимал старую избу из потемневших сосновых брёвен, с высоким деревянным крыльцом и крытой дранкой двускатной крышей, над которой высилась каменная печная труба. Это жилище он делил с двумя выросшими воспитанниками – двадцатилетними Виктором и Юлией, братом и сестрой, пожелавшими остаться и помогать ему. Близ дома стояла собачья будка, днём в ней дремал большой, лохматый рыжий пёс с извечными засохшими репьями на хвосте – незлобный, но надёжный сторож.
Возле маленькой конюшни, где обитала всего одна пожилая, покладистая кляча и бесполезный хромой жеребёнок, стояла старенькая повозка-тарантас крытая пыльным парусиновым тентом. Кроме этих построек, в пределах ограды располагались баня, хлев, загон под скотину, и навесы, под которыми хранились дрова и сено. Ближе к речке валялись брёвна, по-видимому, собирались строить что-то ещё.
-А брат мой где? – Спросил Влад, когда они обошли всё маленькое поселение.
-На лугу, с Машей. Скотину пасут. И ты тоже с ними будешь, пока трава ещё не помёрзла, да снег не лёг. А там поглядим.
***
Батюшка Михаил оказался человеком добрым и великодушным. Он с отеческим вниманием относился ко всем детям, к каждому находил свой подход. Даже отчитывая за проступок, он не повышал голоса, однако терпеливо объяснял, почему содеянное неправильно, и какие последствия могло повлечь за собой, нередко вызывая у виновника слёзное раскаяние. Наказание всегда следовало заслуженное и справедливое: вместо трёпки розгами, столь знакомой по прежней жизни большинству сирот, провинившемуся вменялись обязанности в виде какого-нибудь не слишком приятного, но полезного труда.
Кроме призора за воспитанниками, батюшка занимался врачеванием и считался искусным знахарем; слухи, раздутые молвой, приписывали ему славу настоящего чудотворца. Со всей округи тянулись к нему вереницы страждущих больных, лишая заработка городских докторов. Другой человек, верно, использовал бы это, чтобы нажиться, но Михаил раздавал приготовленные снадобья бесплатно, а денег за прочее лечение никогда не брал: будучи верным служителем Бога Равэ, он полагал себя всего лишь скромным проводником Его целительного света. Однако излеченные всё же нашли способ выразить свою благодарность. Так в приютском хозяйстве появились: три дойных козы, семь овечек, драчливый петух, пара десятков курочек-несушек, и даже одна корова.
В первую же неделю братья перезнакомились со всеми обитателями приюта, а с Машей даже успели сдружиться. Работящая и по-свойски простая, девочка была старше них всего на два года, но уже вполне могла считаться настоящей хозяйкой; в приюте не находилось дела, с которым она бы не справилась.
Своей же главной будничной обязанности – выпасу скотины, Маша добавляла торжественности, воодушевлённо играя на самодельной дудочке, вырезанной из ивы, за звуком которой послушно следовало маленькое стадо. Близнецы, ставшие пока что подпасками, пытались перенять у неё это умение, и Алексу удалось почти сразу, а вот у нетерпеливого Влада выходило плохо, свирель шипела, хрипела, визжала и никак не хотела разливать над подёрнутым инеем клеверным лугом протяжную мелодию. Но он всё равно, надувая щёки, упорно дудел, извлекая всё более громкие и противные звуки, от которых остальные зажимали ладонями уши, а на все их просьбы прекратить, мальчишка только ухмылялся, и нарочно, с ещё большим энтузиазмом, продолжал.
В разгар дня, отдохнувши после нехитрого обеда, ребятишки втроём весело гоняли самодельный матерчатый мяч, сшитый из мешковины и туго набитый ветошью. Машу вовсе не печалили ссадины и разбитые коленки, а если ей вдруг случалось во время игры поскользнуться и упасть, она не жаловалась и не хныкала, что вызвало уважение у новых друзей.
На третий день совместной пастьбы, погнав стадо чуть дальше, чем обычно, девочка показала близнецам своё любимое место – чистейшую заводь выше по течению «Курьего Брода». Увы, в это время года они не узрели там цветущей красоты – лишь коричневые головки камышей средь береговой поросли, согбенные ракиты, осыпавшие пожелтевшие листья в холодную воду да пожухлые кругляши кувшинок остались напоминанием о летнем великолепии.
Маша подобрала небольшой камушек, и так ловко запустила вскользь по воде, что он сделал с пяток удачных «блинчиков» прежде, чем утоп.
-Как ты его… А я и больше могу, – Влад тоже бросил камень, вот только тот ушёл на дно, всего лишь пару раз взбаламутив воду. Следом полетели другие, но почти с тем же успехом. Мальчишка расстроенно и сердито фыркнул: – Ну и ладно, тебе просто повезло. А спорим, ты все вот эти листья подряд не потопишь, ты в них даже с первого раза не попадёшь. – Он указал на плавучие листья купавок.
-А если попаду? – Улыбаясь, спросила Маша.
-Тогда навесишь мне десять щелбанов по лбу. Но только, если хоть раз промажешь, тогда я тебе нащёлкаю.
-Идёт! – Девочка набрала полную ладонь гальки, и с закидкой стала швырять её в кувшинки; каждый камешек на удивление метко ударял прямо в серединку круглого листка, отчего тот на мгновенье погружался под воду.
Влад озадаченно дивился такому, вовсе не девчачьему умению, но всё же надеялся, что она промажет, хотя с каждым мгновением эта надежда становилась всё иллюзорнее. Ещё и Алекс восхищённо пялился на девчонку, словно бы она делала что-то необычное, что другим не под силу.
-А вот и попала! А вот и попала! А вот и попала! – Радостно возвестила Маша, подпрыгивая на одной ножке и хлопая в ладоши. От прыжков из-под кофты выправился какой-то деревянный амулет, висевший на суровой нитке.
-Чего это у тебя такое? – Спросил Влад, заинтересованно приглядываясь к нему. Амулет имел форму простого, ничем не украшенного равностороннего креста, вырезанного из берёзовой древесины.
-А, это… - Девочка посерьёзнела и бережно убрала подвес обратно под одежду. – Символ Бога Равэ и Великого Равновесия, он означает, что все четыре основы: и Огонь, и Вода, и Земля и, Воздух – едины и равны меж собой, а все вместе они составляют саму Жизнь… Сам Равэ всё живое хранит, а его знак – носящего человека от бед и всякого зла бережёт.
-А откуда ты его взяла, амулет-то этот? Сама, что ли, сделала?
-Что ты! Это батюшка Михаил на меня надел, во время Таинства Посвящения. В нашем приюте у всех такие… Ну, кроме вас двоих, вы ж ещё непосвящённые.
-А почему?
-Что почему?
-Почему мы тогда непосвящённые, если говоришь, здесь все такие.
-Это ты уж у батюшки лучше спроси. Но вообще, вы-то здесь недавно, а он никого супротив желания не посвящает, говорит, принятие веры от сердца человеческого идти должно. А откуда ж такому желанию взяться, если вы вообще ничего о ней не знаете. Но это до Красного Дня подождите, шестого на неделе, батюшка Михаил сам всё расскажет, получше меня. А пока, давай-ка, лоб подставляй.
Влад, поморщившись, выставил лоб вперёд, и Маша от души надавала ему крепких щелчков. Как ни странно, но именно после этого случая мальчик проникся к ней, и их маленькая компания окончательно стала неразлучной.
Следующий отрывок: http://www.proza.ru/2017/03/20/1620